Ласковый убийца - Дмитрий Сафонов 13 стр.


Кольцов сам был дилетантом и не знал того, что прекрасно было известно майору Прокопенко: всякий успех нужно закрепить - для этого и организовали поучительную поездку за город под руководством опытных чеченских экскурсоводов. Более того, Прокопенко прекрасно знал и другое: этой мелкой бандитской шушере, как существам примитивно организованным, полагается время от времени прочищать извилину в виде трубы и освежать впечатления, чтобы они получше засели в убогих мозгах. Поэтому Прокопенко уже отметил в памяти, что месяца через три нужно будет повторить процедуру: чтобы не забывали высказывание Эйнштейна насчет того, что все в мире относительно, включая и "крутизну".

Но такие профессиональные тонкости Кольцову, как дилетанту, знать не полагалось.

Главное, цель была достигнута. Садовникова по кличке "Кощей" прекрасно знали в криминальных кругах. Теперь он представлял "крышу" для фонда - служил ширмой для ширмы. Ни за совесть, ни за деньги, а за страх.

И все были довольны.

* * *

В общем, телохранитель был нужен Кольцову для того только, чтобы защитить шефа от уличных хулиганов, да еще помочь отбиться, если какие-нибудь заезжие отморозки попытаются завладеть "Мерседесом":

машина-то роскошная и очень дорогая.

Водитель тоже был неплохо подготовлен: стрелял и владел приемами рукопашного боя он, конечно, похуже, чем телохранитель, но зато получше обычного бандита. А кроме того, обладал специальными навыками вождения.

И все-таки, их главной задачей было не столько охранять Кольцова (не такая уж крупная фигура, к тому же, как известно, незаменимых у нас давно уже нет), сколько следить за ним. Телохранитель сообщал обо всех телодвижениях шефа непосредственно Макаеву, а неулыбчивый водитель Серега - майору Прокопенко.

Возможно, что Кольцов этого не понимал и не чувствовал: по крайней мере, негласные проверки, которые регулярно устраивал Прокопенко, показывали, что, будучи один, Кольцов не пытается вступить в какие-либо посторонние контакты, своей квартиры, как правило, не покидает и довольно постоянен в амурных привязанностях.

Иногда в сопровождении телохранителя он ездил в казино: проиграет тысячу-другую долларов - и домой.

Надины фотографии и биографические данные уже лежали в ящике стола Прокопенко.

Кроме этого, майору было известно, что не так давно Кольцов снял небольшую двухкомнатную квартиру - специально для встреч с Наденькой Макаровой, женщиной маленькой, игривой и лично майору очень симпатичной - хотя бы потому, что не пожелала взять неблагозвучную фамилию законного супруга - Болтушко.

* * *

ЕФИМОВ. НАПИСАНО КАРАНДАШОМ НА ОБОРОТЕ МАШИНОПИСНЫХ ЧЕРНОВИКОВ.

Я постоянно хожу с толстым блокнотом и все время что-то записываю: внезапно пришедшие мысли, случайно услышанные фразы, интересные сюжеты и метафоры.

Жизнь поражает количеством и разнообразием своих голосов: миллионный хор гудит постоянно, на все лады. Услышать нужные и выбрать их, сообразуясь с собственным представлением о гармонии - это и есть главная задача писателя, потому что прежде всего писатель - это стиль.

Стиль и больше ничего. С возрастом начинаешь понимать: главное - не ЧТО, а КАК.

К тридцати годам успеваешь попробовать почти все. После тридцати интерес представляет не само действие как таковое, а возможность совершить его лучше, чем другие.

Исчезает легкомыслие, появляется легкость - результат длительной, незаметной для посторонних, шлифовки.

Начинают приходить светлые, совсем простые мысли. Ну, например, что истина всегда лежит неглубоко. Она тем и хороша, что доступна, а иначе - зачем она такая нужна, понятная только узкому кругу?

Или вот еще: зачем Господь создает калек, уродов, умалишенных? Для того только, чтобы напоминать остальным - здоровым и красивым - как они счастливы? Стало быть, никакой самоценностью отверженные не обладают? И созданы только на потребу прочим? Вряд ли - у Бога нет пустяковых творений. Значит, смысл жизни еще проще, чем красота и физическое здоровье. Смысл жизни - просто жить. Жить самому и не мешать другим.

Впрочем, с мыслями надо завязывать. Нельзя их писать - редактор все равно вычеркнет. Скажет: это не имеет прямого отношения к развитию сюжета. И, кстати, будет абсолютно прав: в жизни вообще нет прямых связей и отношений.

Ох уж эти редакторы! Страшные люди. Они всегда готовы тебя в чем-то подправить. Подобное рвение можно сравнить только с одержимостью хулигана, поджидающего свою жертву в темном углу. Представляете: прогуливаетесь вечером по улице, и вдруг на вас с кулаками набрасывается хулиган и бьет, извините за выражение, по морде! То есть вам-то она как раз нравится (ваша морда, я имею в виду). Вы к ней привыкли и, откровенно говоря, не находите в ней никаких существенных изъянов. Но некто от нее явно не в восторге, а потому и лупит по ней увлеченно и с видимым удовольствием, как шаман в бубен. А ваши вялые: "Немедленно прекратите!" и "Как вы смеете!" его только раззадоривают.

Так же и редактор: садится за стол и потирает руки в предвкушении бескомпромиссной битвы с недалеким автором за мировую гармонию. (Экое несуразное предложение - второстепенные члены словно сбились в кучу, нагромоздились друг на друга кое-как. Не буду править - оставлю редактору.)

Мне кажется, что Библия, Коран, Тора и так далее, - это все разные редакции одной и той же книги. Выходит, редактор - профессия из древнейших. Жаль только, что прочесть первоисточник нам так и не довелось.

Кстати, парадоксальная мысль: хороший, увлеченный редактор больше любит плохого писателя, потому что с ним - работы больше. Он берет полуфабрикат и доводит до того состояния, которое сам считает приемлемым - это уже не редактор, а соавтор. Честь ему и хвала! Ленивый и плохой редактор ценит хорошего писателя: несколько сносок на полях, подчеркивание волнистой линией, замечание в скобках (с жирным знаком вопроса) и шесть вычеркнутых предложений - два в начале, два в середине и два в конце; одним словом, работа проделана немалая. Несмотря на ее полную ненужность.

Хочу посоветовать молодому писателю: увидишь на улице редактора - догони, и дай ему пинка!

* * *

Бывают размышления вслух, а это - размышления в стол. Их никто и никогда не должен видеть: что я, дурак что ли, портить отношения с редакторами? Ведь, если разобраться, именно они правят миром… Они, да еще корректоры…

В общем, откладываю в сторону дневник. Пора бы взяться за…

* * *

"КРОВАВОЕ ЗОЛОТО". НАПЕЧАТАНО НА МАШИНКЕ. ПРОДОЛЖЕНИЕ.

- Харону? - недоуменно переспросил Топорков.

- Ну да, конечно, - закивала Нина. - Помните, как в древнегреческой мифологии: покойнику клали в рот монету, чтобы он мог расплатиться с Хароном - перевозчиком через реки подземного царства мертвых.

- А-а-а, - протянул Валерий, словно бы что-то вспомнил. На самом же деле ситуация все больше и больше запутывалась. Право же, окажись этот Харон агентом "Моссада", и то было бы проще. А тут - какая-то непонятная мифология. - А при чем здесь этот Харон? - спросил Топорков.

Нина развела руками:

- Как раз это и предстоит нам узнать. Думаю, что "Харон" - это ключ к разгадке. Если бы…

Она не договорила. Черный "Мерседес", ехавший впереди, стал резко тормозить и прижимать их к обочине. Валерий мгновенно переменился: молниеносным движением он расстегнул куртку и вытащил из кобуры пистолет. Топорков предпочитал систему "Глок" австрийского производства - у этого оружия масса достоинств: не нужно снимать с предохранителя, не нужно взводить курок, большой магазин - на 17 патронов, и сам пистолет довольно легкий - все панели сделаны из углепластика. У "Глока", по существу, лишь один недостаток - он очень дорогой. Но на оружии, считал Валерий, экономить нельзя.

Левой рукой Топорков сжимал обшитый кожей руль, правой положил пистолет на колени. Не отрывая пристального взгляда от черного "Мерседеса", он нагнулся к Нининым ногам: она вздрогнула от неожиданности и прикрыла колени руками. Стреляный дернул за рычажок, и спинка кресла, на котором сидела Нина, опустилась.

- Перелезайте назад и ложитесь на пол, - отрывисто командовал Топорков. - И не высовывайтесь до тех пор, пока я не скажу.

Нину не пришлось долго упрашивать: она все поняла и, закинув ноги над головой, быстро перекатилась на заднее сиденье и затем на пол.

- Ну, держитесь! - неизвестно кому сказал Валерий и утопил педаль газа. Огромный "Джип" басовито взревел многолитровым мотором и, подпрыгнув на бордюре, помчался по тротуару.

Топорков уверенно вел машину, то и дело поглядывая в зеркала. "Мерседес" поднажал и стал догонять его. Валерий увидел, как медленно отъехало вниз зеркальное стекло на правой передней двери "Мерседеса": в образовавшемся проеме показался ствол автомата.

Топорков резко затормозил: "Мерседес" проскочил вперед. Валерий качнул рулем влево - машина съехала с тротуара. Тогда он выкрутил руль до упора и резко нажал на газ: "Джип" развернуло на месте - покрышки отчаянно завизжали, и запахло паленой резиной.

Топорков отпустил педаль - колеса перестали пробуксовывать; он выровнял руль и снова нажал на газ - машина резко рванула с места. В боковое зеркало увидел, как разворачивается "Мерседес" - через двойную сплошную, "полицейским разворотом".

"Полицейский разворот" делается так: на скорости тридцать-сорок километров в час небольшой увод рулем вправо, чтобы раскачать машину, и сразу же - до упора влево и одновременно с этим резкий удар по тормозам, чтобы машина потеряла устойчивость и сорвалась в занос. Если коробка передач - механическая, то надо еще выжать сцепление, лишив колеса жесткой связи с двигателем. Упражнение, в общем-то, несложное, но весьма полезное.

Тот, кто сидел за рулем "Мерседеса", сделал "полицейский разворот" безукоризненно. Топорков оценил его умение.

Ночью машин на дорогах Москвы немного. Это облегчало задачу и убегающему и догоняющему в равной степени. Одно было плохо - ночью преследователи будут применять оружие не задумываясь. Здесь Валерий явно проигрывал: он должен был и следить за дорогой, и уворачиваться от выстрелов противника, да еще и сам стрелять.

Главная задача - это не дать стрелку, сидящему в "Мерседесе", хорошенько прицелиться. Пуля, выпущенная из "калашникова", обладает огромной мощью. А целая очередь таких пуль, в латунной мягкой оболочке, со стальным сердечником? Прошьет машину - далеко не уедешь. Да и в бензобак могут попасть. А что самое страшное - там ведь Нина.

Топорков смотрел не столько вперед, сколько в зеркало заднего вида. Лишь только в окне "Мерседеса" показывался изящный ствол "калашникова", Валерий резко менял направление движения, закладывал виражи, уходил на встречную полосу и нырял в переулки. Но так долго продолжаться не могло. Все-таки "Джип" он и есть "Джип" - машина с длинноходной подвеской, в поворотах не очень устойчивая. "Мерседес" для такой езды явно предпочтительнее. И Топорков видел, что с каждой минутой расстояние между ними сокращается. Необходимо было что-то делать…

- Валерий, - вдруг раздался спокойный голос Нины. - Вы, наверное, не часто убираетесь в своей машине. Мне не очень удобно лежать на полу - видите ли, у вас тут какая-то ребристая граната. Она давит мне прямо в левый бок.

Да! Топоркова осенило: это та самая граната, которую он всегда держал под сиденьем - на черный день. И как он мог про нее забыть! Хотя конечно: в такой жуткой перестрелке, в которую попал недавно Валерий, патроны и гранаты считать не приходилось. Эжектор безотказного "Глока" выплевывал раскаленные гильзы - одну за другой - а рука уже тянулась за новой обоймой: вот какой это был бой!

Перед глазами Топоркова мгновенно промелькнула вся та схватка, из которой он, как всегда, вышел победителем.

Старые друзья, знакомые еще по службе в войсках спецназа, создали охранную фирму и подрядились охранять территорию Н-ской птицефабрики: дела там творились неладные. Местные бандиты обложили птицефабрику данью: каждый день они требовали десять тысяч яиц и тонну окорочков. Яйца продавали оптом украинским рабочим, строившим дома для "новых русских" в коттеджном городке неподалеку. Новоявленные нувориши прослышали, что добавление яиц в раствор - это секрет древних зодчих, благодаря которому стены получаются прочными и дома могут стоять тысячелетиями - "а на меньшее мы не согласны!" - говорили "новые русские". "Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи!". Ну, а окорочка продавали в Москве на рынке.

Птицефабрика терпела страшные убытки, и тогда директор сказал начальнику охраны: делайте, что хотите, но так больше продолжаться не может!

Валерий вызвался помочь приятелям. Они разбили эту шушеру в пух и прах! А последний - пахан - заперся в курятнике и продолжал отстреливаться до последнего патрона. Положение было серьезным: нельзя было медлить ни минуты. Обезумевшие от страха куры теряли яйценоскость прямо на глазах. От этого птицефабрика могла понести еще большие убытки. И тогда Валерий понял: пахана живым не взять!

Под ураганным огнем Топорков быстрой "змейкой" преодолел простреливаемое пространство и подобрался к окну, из которого стрелял бандит. Он сорвал висевшую на бронежилете гранату, вынул чеку и бросил в курятник. Успел только откатиться в сторону и угодил во что-то липкое. Прогремел взрыв.

Тогда, в запальчивости боя, ему показалось, что одну гранату он бросил в окно, а вторая - утонула вместе с бронежилетом в этом чем-то липком. Но нет! Оказалось - вот она! Сейчас она была как нельзя кстати!

- Дайте ее мне, - попросил Топорков и, не оглядываясь, протянул назад руку. Нина с готовностью вложила в нее увесистый кусок холодного металла.

- Смотрите, не промахнитесь, - сказала она. - Больше гранат тут нет.

И - то ли это показалось Валерию, то ли действительно было так - она задержала свои пальцы в его руке чуть дольше, чем следовало: на каких-нибудь тридцать-сорок секунд, но этого было вполне достаточно для того, чтобы Топорков все понял. Он обернулся и внимательно посмотрел ей в глаза.

- Я не промахиваюсь. Всегда попадаю с первого раза, - четко выговорил он.

- Вы прямо как одна моя подруга - она тоже всегда попадает. И всегда - с первого раза, - вздохнула Нина.

Стреляный усмехнулся. Он нажал на кнопку стеклоподъемника - в салон ворвался ночной прохладный ветер. Топорков резко увел машину на встречную полосу: "Мерседес" повторил его маневр. И вдруг, выждав несколько секунд, он утопил педаль газа и рванул вправо. Водитель "Мерседеса" не успел среагировать, а Валерий одним изящным движением кисти выкинул гранату на асфальт.

- Засекайте время: через четыре секунды - взрыв, - сказал он.

Нина посмотрела на часы: узкий кожаный ремешок нежно охватывал ее тонкое запястье. Взрыв раздался через три секунды. "Мерседес" разнесло в клочья.

- Немного спешат, - отметила Нина, постучав ноготком по циферблату. - Валерий, вы позволите мне вернуться на переднее сиденье?

- Ну конечно, - отозвался Топорков.

- Вы остановите машину? - поинтересовалась Нина. - Или опять прикажете скакать через кресло, задирая юбку?

- Второй вариант представляется мне более предпочтительным, - ответил Топорков, и не думая останавливаться. - У вас такие красивые ноги.

- Да, знаю. Особенно правая, - подтвердила Нина. - Вы, помнится, так говорили?

Она перебралась вперед. Валерий обратил внимание на тщательно сделанный педикюр.

- Какие милые пальчики! - восхитился он. - Интересно, что там, между ними? Особенно - между большими?

Нина обольстительно улыбнулась:

- В вашем вопросе уже есть ответ. Там - интересно. Можете мне поверить! - теперь она не подтягивала юбку книзу, а сидела раскованно, вполоборота к Топоркову, слегка раздвинув свои красивые тренированные ножки.

- Я даже и не думал в этом сомневаться, - заверил ее Топорков.

За окном промелькнула Преображенская площадь.

- Мы скоро приедем, - с намеком произнес Валерий. - Вы не угостите меня стаканчиком сока?

- У меня есть отличный кофе, - ответила Нина. - Я очень люблю кофе. Я пью кофе постоянно - это помогает думать. Хотите немного кофе?

- Нет, благодарю. Я не пью кофе, - отказался Топорков.

- Почему? - удивилась Нина.

- Потому что пить кофе с сахаром - вредно. Сахар и соль - белые враги человека.

- Ну, хорошо. Пейте без сахара, - предложила Нина.

- А без сахара - невкусно. Гораздо вкуснее пить кофе с сахаром.

- Ну тогда пейте с сахаром!

- Да нельзя пить кофе с сахаром! - возмутился Топорков. - Я же вам сказал, что это очень вредно. И вообще, глядя на вас, я что-то сильно сомневаюсь в том, что кофе помогает думать.

- Да нет же. Правда помогает, - настаивала Нина.

- Ну, может быть. Каждому - свое, - подытожил Валерий. - Так вы не угостите меня стаканчиком сока?

- Вы знаете, - с притворным ужасом произнесла Нина, - боюсь, что у меня дома нет сока. Только кофе. Ах, нет! - вдруг что-то вспомнив, спохватилась она. - Есть еще немного мартини! Хотите мартини?

- Нет, спасибо, - Топорков укоризненно посмотрел на Нину. - Я же за рулем. Уж лучше кофе.

* * *

- Вам с сахаром или без? - спросила Нина. Она стояла у плиты и варила кофе, а Валерий сидел за столом и откровенно любовался ею. Нина ощущала его жадный взгляд на себе, она млела и таяла под этим взглядом. Дыхание ее стало частым и прерывистым. Ложечка, которой она помешивала в "турке" кофе, помимо ее воли выписывала круги: то по часовой стрелке, то - против часовой, потом - затейливые "восьмерки" и спирали, затем скребла по стенкам и неистово билась в дно.

Валерий чувствовал ее томление и одновременно видел ее нерешительность. Он встал, подошел и обнял ее сзади за талию: нежно, обеими руками, а потом положил их на ее упругую грудь.

- Не думай, что я такая… - задыхаясь, сказала Нина. - Вообще-то, я не так воспитана.

- Не так, как я? - задушевно спросил Топорков.

- Не так…

- Я знаю. Меня воспитывала улица, а потом - суворовское училище. Я вижу, что ты - воспитана не так, - успокоил ее Валерий. Он погладил ее твердые выпуклые ягодицы, потом подхватил на руки и понес в комнату. Кофе выплеснулся на плиту и зашипел, распространяя по квартире одуряющий аромат.

- А как же наш кофе? - закрыв глаза, сквозь истому произнесла Нина.

- Не думай о нем… Все равно он тебе не поможет, - Топорков осторожно расстегивал на ней блузку.

- Я думаю только о тебе. Нет, о нас с тобой, - поправилась Нина.

Его губы взяли в плен ее соски, и он с размаху вошел в нее на середине комнаты…

Назад Дальше