Честно говоря, глядя на нее, можно все себе представить. Кроме одного - что она будет что-то делать в ущерб своим желаниям.
Можно ли представить себе, что для Брика сексуальное и человеческое обаяние Лили является товаром и, как товар, обменивается на какие-то элементы общесемейного благополучия? Можно себе это представить, глядя на него?.. Можно. Он все мог - что хотел. Мог не то чтобы предать, предательство - это все-таки очень четкий поступок, Брик мог, скорее, мягко уплыть в сторону. Тынянов в одной из своих книг написал не о нем, но словно о нем: "Он не был ни литератор, ни чиновник. Он был чиновник литературных дел, улавливал веяние и нюхал воздух".
Еще Тынянов написал про Брика маленький рассказ-набросок, он его не писал всерьез и не издавал, а так, набросал для домашнего использования.
Он, Тынянов, видит сон, в котором он сотрудник ЛЕФа, пришел на заседание, и Маяковский, который на этом заседании главный, приглашает его садиться.
"…Садитесь, пейте чай.
Я сел на стул, но Владимир Владимирович легонько одернул:
- Не сюда. Это Брик.
Клянусь, никого на стуле не было.
"Ах, так вот он, Брик, вот как он выглядит", - подумал я, ошарашенный".
Вот так он там сидит на заседании (не в жизни, а во сне, все это сон), а потом Маяковский прочитал стихи Пушкина, и Тынянов испугался и решил уйти.
"…Тут я испугался и задом - в переднюю.
По дороге задел этажерку и извинился.
Может быть, Брик?"
Это смешно и удивительно точно - Маяковский гремит, изображает главного, читает стихи, а Брик невидимо присутствует в виде стула. Может быть, стул - это Брик, а может быть, этажерка - это Брик, диванная подушка - Брик и коврик на полу - Брик. Мы не знаем, кто он, но он - везде, во всяком случае, в жизни Лили и Маяковского. Он мог бы играть дьявола, не страшного, а уютного домашнего дьявола. Можно ли представить, что у этого округлого человека есть копытца и хвостик?.. Можно ли представить, что Брик думает - а не пора ли натянуть покрепче цепь, которой Маяковский прикован к Лиле?
Могли ли Брик, Лиля и Маяковский быть "втроем"?..
В центре фотографии Лиля - сама по себе. На фотографии видно: Брик принадлежит Лиле, Маяковский тоже принадлежит Лиле, а она - сама себе.
Они, конечно, могли быть "втроем". Могло быть все: и вместе, и по очереди, и как награда, и как наказание, и запереть на кухне - у них могло быть все. Но лучше пусть будет версия Лили: "Физически О. М. не был мне мужем с 1916 г., а В. В. - с 1925 г.". Нам так будет приятнее, а правды мы все равно не узнаем.
ЧЕЛОВЕК, 13 ЛЕТ
Бабуля читает мой дневник. Бабуля читает мой дневник!.. А-а-а-а-а!!!! БАБУЛЯ ЧИТАЕТ МОЙ ДНЕВНИК!!!
Никогда ее не прощу. Не буду скандалить, обижаться, возмущаться. Просто никогда не прощу и буду лучше прятать дневник. Вот так, совершенно спокойно, без эмоций.
Нет, ну как можно читать чужие дневники, письма?!
Стоп. А публиковать? Свои и чужие письма?..
Я бы, к примеру, на месте Лили не стала публиковать некоторые ее письма к Маяковскому и Маяковского к ней! Все эти письма-записочки про деньги, шелковые чулки, теплые рейтузы! Оставила бы для себя и любовалась, как он меня любил. Звучит глупо, но понятно же, что я имею в виду… Но у нее была совсем другая задача - чтобы другие полюбовались, как он ее любил, - фу. Но ведь он ее любил вместе со всем ее, вместе с этим ее желанием - чтобы все увидели. Тогда не фу…
А он, если бы знал, что его письма к ней и его дневник читают? Он бы закричал "А-а-а-а!!!!"? Но они сами сделали себя литературными персонажами. Теперь их право на личную жизнь, как… как у Маши и Дубровского.
Глава 11
Про это - про то, как люди расстаются
Лето 1922 года все опять провели в Пушкине. Все - это Лиля, Брик, Маяковский, Рита, Краснощеков. Александр Михайлович Краснощеков жил с дочерью на соседней даче, но уже некоторым образом входил в их компанию, потому что у Лили с Краснощековым начинался роман.
Ужасно неудобно, когда дачи по соседству, все на виду… Брик давно уже придумал для Лили идею сексуальной свободы, но Маяковский до сих пор с ней не согласился, - ужасно неудобно.
Рита Райт особенно была нужна Лиле тем летом - ей требовалась наперсница, чтобы, как в водевиле, носить записки с дачи на дачу. И, кроме того, впервые в жизни ей понадобилась "подружка", чтобы поболтать и обсудить. Между Лилей и Ритой Маяковский назывался Большой, а Краснощеков - Второй Большой.
Почему Большой, почему Второй Большой? Может быть, здесь был сексуальный подтекст - девочки часто между собой о неприличном шепчутся и смеются. Может быть, Лиля с Ритой имели в виду не сексуальный, а человеческий и общественный масштаб Лилиных любовников? Тогда тоже понятно, Маяковский - Большой, Краснощеков - Другой Большой. Краснощеков был не просто какой-то там дачный сосед, он был заместитель наркома финансов, то есть тоже "главный".
В конце лета Лиля уехала в Берлин. У нее уже была виза, полученная в Риге, а заграничный паспорт она получила в июле. В заявлении на получение паспорта было много пунктов - мы все заполняли похожие заявления и отвечали на вопросы: где учился, где работал… У Лили в одном из пунктов, которые она заполнила, указан номер удостоверения сотрудника ГПУ - бывшей ЧК. Удостоверение № 15073…Ну что тут скажешь? Как будто мы поймали ее за руку, когда она лезла за конфетами.
Знал ли об этом Брик? Что Лиля - чекист? Несомненно, ведь он сам работал в ЧК, и, главное, у Лили не было от него секретов. Знал ли Маяковский? Наверное, нет. У Лили были от него секреты.
То, что у Лили есть такое интересное удостоверение № 15073, не было известно ни ее друзьям в Москве, ни друзьям в Берлине, никому. А мы узнали об этом только в девяностые годы.
Можно слабо пискнуть: может, она и не выполняла заданий, может, она просто так, она, может быть, только числилась и удостоверение ей выдали за пять дней до поездки… дали, как дают липовый служебный пропуск по блату. Невозможно осуждать Лилю через сто лет с позиций сегодняшней морали!.. Но было довольно много брезгливых людей, у которых почему-то не было удостоверения ЧК, - Ахматова, Пастернак и еще сто миллионов людей… А у нее было, № 15073. Может быть, это случайность, выдали для поездки и забыли, а может быть, она всю жизнь была чекистка, так что - без комментариев.
Но разве она кого-нибудь оклеветала, посадила, донесла на кого-то? Нет, об этом нам ничего не известно. Тогда не станем ловить ее за руку, когда она лезла за конфетами.
Лиля уехала, а своим "мальчикам" велела обратиться насчет паспортов к Краснощекову - обычная Лилина манера создать "кооператив любовников".
Знал ли Маяковский, что обращается за помощью к Лилиному любовнику? А вот это, как раз, не важно - знал, не знал. Знал - мучился, не знал - все равно мучился, не этим любовником, так другим каким-нибудь. Знал ли Брик о Краснощекове? Конечно, знал, как всегда, знал обо всем в Лилиной жизни и, как обычно, Лилю поддерживал.
Рита Райт о том лете: "Я видела взбешенного Маяковского, я видела заплаканную Лилю, но я ни разу не видела, чтобы вышел из себя Брик".
Лиля продолжала вести хозяйство на расстоянии, из Берлина: "…Посылаю тебе, Волосит, Буша, Осику Шпенглера, Рите шляпу, шпильки, и всем вам шоколад. Аннушке тоже дайте шоколаду".
Маяковский изучал тогда немецкий, Буш - это автор немецкой книжки детских стихов, Шпенглер - модный философ, шляпа - нежно-голубая.
Из Берлина Лиля поехала в Лондон. Она не видела мать и Эльзу четыре года. Лиля пишет в Москву: "Завтра приедет Эльза. Интересно", - не похоже, что она умирала от желания увидеть сестру.
На фотографии в Лондонском зоопарке они втроем, мать и дочери, и, кажется, все между ними - нормально. Елена Юльевна посередине, Эльза держит ее за руку, а она держит за руку Лилю. Эльза более послушная дочь, Лиля более независимая. Елене Юльевне не удалось исправить неприличную семейную жизнь Лили, Лиля и Маяковский уже факт не только частной жизни, но и общественной. А теперь и Эльза на плохом счету, не только Лиля - Эльза недавно развелась. Было ли ей горько: две дочери и ни одной семьи, ни одного внука, или она уже смирилась?..
Из Лондона Лиля пишет радостно: музеи, ночами танцы, красивая одежда! Все, чего она была лишена в России, где у нее был только футуризм. И футуризм, и футуристы страшно надоели ей за эти годы.
Лиля Рите Райт: "Ужасно рада, что здесь нет футуристов!"
Рита прочитала Лилино письмо Маяковскому и Брику, опустив подробности про ненависть к футуристам. Маяковский расстроенно сказал: "Наверное, пишет, "хорошо, что там нет футуристов"". Это у него вовсе не удивительная интуиция, а просто он понимает: любовь Лили к нему неразрывно связана с ее любовью к его поэзии, и, если Лиля разлюбит его поэзию, у него вообще шансов нет. Любой человек самое главное про себя понимает.
Лиле в Лондоне очень хорошо, у Лили в Лондоне новый роман, Лиля в Лондоне много танцует. Потом, в Москве, она обучила Осипа, они танцевали фокстрот и танго и "заразили пол-Москвы". Осип оказался очень способным - видно, что у Брика мягкая кошачья пластика, а у Маяковского нет. Маяковский, как Лиля говорила, вообще был не очень подвижен. Считается, что такая неловкость, когда человек двигается немного как робот, говорит о психологических проблемах.
Из Лондона Лиля с Эльзой уехали в Берлин и в Берлине встретились с Бриком и Маяковским - Краснощеков по Лилиной просьбе помог Маяковскому и Брику быстро сделать паспорта.
Эльза не видела Маяковского четыре года, и с какими чувствами она его увидела?..
Четыре года - это ужасно много. Эльза была почти девочка, а теперь взрослая. Эльза за это время успела пожить со своим мужем Андре Триоле на Таити, успела разойтись с ним, успела понять, что Маяковский окончательно принадлежит Лиле.
Четыре года - это ужасно мало. Любовь никогда не бывает бывшей, она, как засушенный цветок, лежит на дне шкатулки - открыли крышку, и вот она, любовь. А тем более задушенная любовь, любовь, которую отобрали, в которую вложено так много самолюбия, обиды.
Эльза: "С Володей мы не поладили с самого начала, чуждались друг друга, не разговаривали… До Берлина я знала Володю только таким, каким он был у меня, да еще стихотворным, я знала его очень близко, ничего о нем не зная… В Берлине я первый раз жила с ним рядом, изо дня в день…"
Звучит это довольно странно, как будто Эльза после недолгого знакомства вышла замуж. До этого была одна романтика, любовь, стихи, а тут - вот он, человек. А в быту, в ежедневной близости оказывается, что он не одна душа, одни стихи, а весь, со своими настроениями, характером, привычками… приглядишься и - ужас!.. "Какой же он был тяжелый, тяжелый человек!" Наверное, Эльза в Берлине Маяковского не то чтобы разлюбила, но поняла, что - нет уж, спасибо, не надо.
Четыре года - это вообще ничто для любви, в Берлине Эльза окружена своими старыми поклонниками, и они все так же ее любят, и Роман Якобсон, и Шкловский.
Но почему же все вдруг оказались там, в Берлине?
В Берлине были все. И писатели-эмигранты (Алексей Толстой, Белый и многие другие), и писатели из СССР (Пастернак, Эренбург и многие другие), и все могли общаться - недолго, несколько лет, но это было. Берлин в то время был центром культурной жизни русской эмиграции. Русских эмигрантов там были сотни тысяч, и был настоящий "русский Берлин", в кварталах вокруг центральной улицы, у Курфюрстендама, жило так много русских, что они называли Курфюрстендам Невским проспектом, - там были и русские книжные лавки, и русские спортивные клубы, и русские кафе…
У Эльзы были Шкловский и Якобсон. Эльза могла бы и не капризничать, а выбрать между ними. Если ей нравились брутальные мужчины, могла бы выбрать Шкловского, а если романтичные - Якобсона.
Шкловский приехал из Финляндии, из Рощина, - сейчас у нас там дачи, а тогда это была Финляндия. Он был физически смелый человек, "настоящий мужчина". Вот только сплетник - это он насплетничал Берберовой, что Маяковский страдает преждевременным семяизвержением. Наклонился к ней и прошептал с заговорщицким видом: "Послушай, что я тебе скажу… Ты представляешь, а у Володи-то… я точно знаю…"
Но тем не менее Шкловский был "настоящий мужчина", человек с мужской биографией. Он был эсер, сразу после революции боролся с большевиками, и не словом, а с оружием в руках. В 1919 году большевики эсеров простили, а в 1921 году ситуация ужесточилась, и против эсеров начали готовить процесс. Тогда бывший эсер Шкловский решил не рассчитывать на гуманизм большевиков и бежал из Петрограда - в буквальном смысле бежал, по льду Финского залива. И уже из Финляндии приехал в Берлин.
В общем, Шкловский действительно был мужественным человеком. Он очень трогательно, по-мужски, ухаживал за Эльзой. Он был бедный, такой бедный, что у него не было денег на еду, но каждый день дарил Эльзе букет цветов. Эльза могла бы его полюбить! Но нет, она его не полюбила.
А Якобсон приехал в Берлин из Праги. Он был очень талантливый, как и Шкловский, но совсем другой - нежный, "розовый, голубоглазый" и совсем еще мальчик - двадцать шесть лет. И тоже очень любил Эльзу.
Но Эльза и его не полюбила. Оба любили ее сильно, но она никого не выбрала. Ах да, Шкловский был женат - его жена оставалась в России. Впрочем, и Якобсон был женат, женился в том же 1922 году - такая мелочь. Жену звали Соня. Якобсон писал потом Эльзе: "Мне никогда не убедить ни Тебя, ни себя, ни Соню, что я ее так же люблю, как Тебя".
Вот так они все вместе жили в Берлине - каждый согласно своим привычкам.
Лиля купила шубу для Риты за марки, равные одному доллару. В Германии была инфляция. Кстати, именно поэтому Маяковский и Брики могли чувствовать себя если не богачами, то людьми с деньгами, - есть в ресторанах, покупать одежду.
Брик окунулся в культурную жизнь Берлина, и немецкую, и русскую, общался с немецкими авангардистами, занимался издательскими проектами, участвовал в дискуссиях, изучал Берлин, ходил в музеи, - ему все было нужно и все интересно.
Маяковский кое-где бывал с Бриком, но ему все было неинтересно. Он почти безвылазно играл в карты в номере гостиницы.
Эльза: "…В гостинице в его комнате шел картеж… Постоянные карты меня необычайно раздражали, так как я сама ни во что не играю и при одном виде карт начинаю мучительно скучать. Скоро я сняла две меблированные комнаты и выехала из гостиницы. На новоселье ко мне собралось много народа. Володя пришел с картами. Я попросила его не начинать игры. Володя хмуро и злобно ответил мне что-то о негостеприимстве. Слово за слово… Володя ушел, поклявшись, что это навсегда, и расстроив весь вечер".
Эльза сердилась, Лиля сердилась. Лиля сердилась еще и за то, что, отрываясь ненадолго от карт, Маяковский все время кого-то изображал. Заказывал в дорогих ресторанах огромные порции, объясняя официанту: это "для меня и моего гения", заказывал по шесть порций сладкого сразу, давал чаевые пригоршней… Кого он изображал - гения, удачливого советского поэта, богача, кутилу?
И все это безобразие кончилось тем, что Маяковский уехал в Париж. В Париже, одному, без Лили, ему почему-то было лучше, чем с ней в Берлине. И он, и Лиля, расставшись за границей, обрадовались: Лиля освободилась от его настроений, тяжелого присутствия, а Маяковский от чего? Наверное, не Париж ему понравился больше, чем Берлин, а быть за границей одному, без Лилиного присмотра.
"…Я влюблен, очень в любви несчастен…" - писал Шкловский. И Шкловский, и Якобсон, и Эльза, все были несчастны понемногу, одни больше, другие меньше, и только Лиля - не несчастна. Ну, и Осип, конечно.
В Берлине каждый несчастный выбрал себе судьбу. Берлин для них был тогда таким поворотным пунктом, когда каждый решал - куда ему, домой или навсегда оставаться за границей. Шкловский, хоть и писал, что не ждет в России для себя ничего хорошего, все-таки выбрал Россию, попросил прощения у большевиков, был прощен и впущен обратно. Якобсон не вернулся в Россию - он был человек академический, робкий и предпочел не рисковать. Якобсон не вернулся и стал знаменитым филологом на Западе, а Шкловский вернулся и замолчал на десятилетия. Эльза осталась в Берлине, начала писать и потом стала знаменитой писательницей. А Брики и Маяковский вернулись в Москву дальше бороться за футуризм. Вот такой у них был Берлин.
И так как люди все они были литературные (кроме Брика и Лили), то итогом этого года, года любовных романов, стала литература: Шкловский написал замечательную книгу о любви к Эльзе, Эльза милую книжку о своих отношениях с Якобсоном, а Якобсон посвятил Шкловскому очередное филологическое исследование.
И только Лиля ничего не написала - зачем ей, ведь она жила, а не писала.
Когда они вернулись в Москву, Лиля Маяковского прогнала. Многие ссорятся, расстаются, но все-таки редко можно сказать, что кто-то кого-то "прогнал". Это обидное слово, прогоняют собаку, не человека. Но Лиля именно что прогнала Маяковского.
Это была страшная история, потому что сила страдания Маяковского, его слабость были совершенно бессильны перед равнодушием и жизненной силой Лили. Но какие шансы у простодушного Щена против хитрой Кисы?..
По приезде в Москву Маяковский выступал в Политехническом музее - рассказывал о своих впечатлениях от заграничной поездки, о современной немецкой и французской культуре. Лекции назывались "Что делает Берлин?" и "Что делает Париж?".
На первой лекции "Что делает Берлин?" было так много народу, так много людей хотели послушать о впечатлениях Маяковского, что была даже конная милиция, - людям тогда все было интересно!..
Маяковский стоял на сцене перед переполненным залом, рассказывал о Берлине, ему бурно аплодировали, Лиля сидела на сцене на местах для друзей. И вдруг Лиля прервала Маяковского едкой репликой, затем еще одной и еще одной…
Можно представить, как растерялся бедный Маяковский, он ведь так ее боялся, а тут она сердится на него на сцене, перед огромной толпой. Что делать?! Просить прощения? Бормотать: "Ну, Лиля, ну, не сердись, ну, пожалуйста…"? Маяковский стоял, смотрел на нее обреченно, как кролик на удава. И обиженно - мы все-таки не одни, зачем же ты так со мной?..
А Лиля так разозлилась, что сняла туфельку и запустила в Маяковского - просто семейный скандал!
Лиля рассказывала - ей стало неприятно, что Маяковский пересказывал впечатления Брика. Своих впечатлений у Маяковского не было, так как он Берлина не видел, ничего не видел, а просидел за картами и в ресторанах и теперь говорил перед публикой словами Брика.
Маяковский мог бы удивиться - а что я сделал плохого? Пересказывал Осипа? Но так всегда было. Маяковский всегда пересказывал Брика. Брик утром читал газеты и рассказывал Маяковскому, что происходит, а Маяковский писал про это стихи "на злобу дня".