Зачем Лиля так себя повела? Некрасиво, непорядочно по отношению к близкому человеку так его подставлять - при людях стыдить, насмешничать. Можно было бы отвести его в перерыве в сторону и тихо сказать - что же ты врешь, пересказываешь Осины рассказы?.. Но вряд ли Лиля не знала, что только неприличная жена выясняет отношения с мужем на людях. Очевидно, ее раздражение переливалось через край, когда уже себя не помнишь, только бы высказать все и прямо сейчас! И что это Лиля вдруг спохватилась, что Брику совсем не достается славы? Эта ее выходка больше похожа на раздражение чем-то другим, простым: толпой, сквозь которую ей пришлось продираться, чтобы попасть на сцену, или тесными туфлями.
В перерыве Маяковский не сказал ей ни слова.
Лиля вернулась домой, приняла снотворное и проспала до середины следующего дня, а вечером Маяковский спросил ее, придет ли она на доклад "Что делает Париж?", Лиля ответила "нет", и он мрачно сказал, "как хочешь".
Через день между ними был разговор, который закончился тем, что Лиля сказала Маяковскому - все, уходи навсегда.
И тут, как всегда, у Лили не одно объяснение, а несколько - для Маяковского, для Эльзы и для нас.
Эльзе она объяснила так: ей "опостылели Володины: халтура, карты и пр. пр…"
Карты? Но ведь они все трое играли в карты днями и ночами, и она, и Маяковский, и Осип; Осип - "классический игрок", Лиля и Маяковский - "азартные игроки". Халтура? Но ведь прежде это было хорошо, к тому же они жили на доходы Маяковского от этой халтуры. Ну, а "пр. пр…" - это, очевидно, его ревность, мрачность, тяжелый характер. Но ведь тяжелый характер Маяковского не новость, они вместе уже семь лет. И ревность была всегда, и Лиля, как прежде, ничего не скрывала, - хочешь, ревнуй.
Для Маяковского Лиля придумала красивую причину: им нужно расстаться для него самого. Потому что они обуржуазились, потому что у них "установился старенький, старенький бытик", и живут они неправильно, пьют слишком много чая с вареньем.
Лиля: "Длинный у нас был разговор, молодой, тяжкий. Оба мы плакали. Казалось, гибнем. Все кончено. Ко всему привыкли - к любви, к искусству, к революции. Привыкли друг к другу, к тому, что обуты-одеты, живем в тепле. То и дело чай пьем. Мы тонем в быту. Мы на дне. Маяковский ничего настоящего уже никогда не напишет".
Если бы Лиля сказала, что ее от него тошнит, что она видеть его не может, это было бы честно. А так нечестно! Они обуржуазились? Но каким Маяковский пришел к ней? Совсем не "буржуазным", одетым в желтую блузу мальчишкой с немытыми волосами. Ведь это она, все она, - весь этот лоск, розовые рубашки, ткани на костюмы из Лондона, из Риги. Несправедливо, что он "живет неправильно", а она точно так же, но ей можно. У сильного всегда бессильный виноват…
На Лилино "казалось, гибнем" Маяковский мог бы спросить: почему все, что было прежде, устраивало, а сейчас вдруг стало - больше не могу? Мог бы вскричать - что я сделал?!! И по-настоящему у Лили один ответ: ничего не сделал, ну и что?.. Просто надоело, и пошел вон…
Причина "расстаться для него самого" знакома любой хитрой кисе, которой до смерти надоел возлюбленный. Но, скорее, это все же причина для нас - мы же знаем об этом разговоре только из ее мемуаров. Ну, а что она на самом деле сказала Маяковскому, за что он так страстно просил у нее прощения?… Вряд ли за то, что они "тонут в быту".
Один придумывает, а другой верит, один гонит, другой плачет, у одного полная власть, а у другого рабская зависимость. Маяковский сам себя назвал "любящий идиот" и "для Лилика испытуемый кролик".
Маяковский вышел от Лили, зашел в кафе и написал ей:
"…Я вижу, ты решила твердо. Я знаю, что мое приставание к тебе для тебя боль. Но, Лилик, слишком страшно то, что случилось сегодня со мной, чтоб я не ухватился за последнюю соломинку, за письмо.
Так тяжело мне не было никогда - я должно быть действительно чересчур вырос. Раньше, прогоняемый тобою, я верил во встречу. Теперь я чувствую, что меня совсем отодрали от жизни, что больше ничего и никогда не будет. Жизни без тебя нет.
…Я не грожу, я не вымогаю прощения… Я знаю, нет такого обещания, в которое ты бы поверила. Я знаю, нет такого способа видеть тебя, мириться, который не заставил бы тебя мучиться.
И все-таки я не в состоянии не писать, не просить тебя простить меня за все.
…Но если ты даже не ответишь, ты одна моя мысль, как любил я тебя семь лет назад, так люблю и сию секунду, что б ты ни захотела, что б ты ни велела, я сделаю сейчас же, сделаю с восторгом. Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расставании сам виноват.
Я сижу в кафэ и реву, надо мной смеются продавщицы. Страшно думать, что вся моя жизнь дальше будет такою.
…Ответь, ради Христа, ответь…"
Ей, наверное, было в тягость читать это, наблюдать его полный крах. Торчащие наружу нервы - это всегда некрасиво.
Лиля в мемуарах немного путается и рассказывает нам, что расстаться было решение самого Маяковского, - чтобы проверить себя. Но "…Я не вымогаю прощения", "Я знаю, что мое приставание к тебе для тебя боль", "Я вижу, ты решила твердо" - это ее воля, при чем здесь он?
"Я сижу в кафэ и реву, надо мной смеются продавщицы. Страшно думать, что вся моя жизнь дальше будет такою… Ответь, ради Христа, ответь…" За что мужчина может так просить прощения? Не за измену, не за предательство, не за то, что не так выступил и пересказал берлинские рассказы Брика, так униженно можно просить прощения только за то, что прогнали без всякой вины…
Лиля ответила на отчаянное письмо - сжалилась и заменила разлуку навсегда разлукой на два месяца. В ответ Маяковский написал Лиле, что будет честно, "до мелочей", выполнять ее условия.
Условия были такие: Маяковский остается в своей рабочей комнате на Лубянке, совсем рядом с Водопьяным переулком, с Лилей, всего пятьсот метров. К Брикам не приходит, не видится с Лилей. Не ходит в гости, не играет в карты и встреч с Лилей не ищет!.. А Лиля за это посмотрит, как он будет себя вести, и пересмотрит свое решение расстаться с ним - если этот его добровольный арест даст результат. Какой результат? Маяковский должен подумать, как "изменить свой характер". Если он изменит свой характер, свое поведение, то ровно через два месяца они увидятся. Такие условия для Маяковского. Для Лили условий нет.
Маяковский покорно согласился на "добровольный арест". Неужели ему не обидно, неужели он ничего про нее и про себя не понимает? Его как надоедливого, слишком шумного ребенка оставляют в темноте отдохнуть - побудь один и подумай над своим поведением… Понимает, кажется, все, пишет Лиле: "…Я по мановению твоего пальчика сажусь дома реветь два месяца". Но ему не обидно, он уже давно сказал: "В любви обиды нет".
…А если бы Лиля знала, что вся ее последующая жизнь, и положение в обществе, и материальный достаток, и слава, и друзья, и деятельность, и занятие мужа, с которым она проживет полжизни, все это будет Маяковский? И место в истории, и место в Интернете - кликните на "Лиля Брик" и увидите: "Лиля Брик - муза Маяковского", как будто это ее профессия. Если бы она знала, что все будет Маяковский, она бы его прогнала? Сказала бы тогда небрежно, словно ей безразлично, вернется он к ней или нет, - иди, дружок, и подумай, как ты дошел до жизни такой… Обидно за него и хочется немного поставить ее на место. Но как ее поставишь на место, если она уже навсегда на своем месте…
А если бы Маяковский сказал: "Иди к черту, Лиля!" И хлопнул дверью! Или нет, лучше бы он притворился равнодушным, улыбаясь, тихо прикрыл за собой дверь и ушел, насмешливо думая: "Посмотрим, как ты теперь…".
Он бы не мог, но - если бы? Тогда Лиля испугалась бы, и побежала, и вернула. На самом деле она не собиралась ничего терять.
Но Маяковский не притворился равнодушным.
Маяковский Лиле:
Выбегу,
Тело в улицу брошу я.
Дикий,
Обезумлюсь,
отчаянием иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Маяковский просидел взаперти на Лубянке, под добровольным домашним арестом, два месяца. На самом деле он был не совсем взаперти, его "сидение" было условным - он участвовал в общественных мероприятиях, бывал в издательствах. И Брик навещал его почти ежедневно - они вместе готовили к выпуску первый номер журнала "ЛЕФ". Маяковский через Брика передавал Лиле письма, а Лиля в ответ передавала через Брика записочки. Но ведь это неважно - Маяковский был совершенно уверен, что он в камере одиночного заключения.
Маяковский Лиле, из писем за эти два месяца:
"Я сижу с нравственным удовольствием, но с все возрастающей физической мукой".
"Решенье мое ничем, ни дыханием не портить твою жизнь - главное. То, что тебе хоть месяц, хоть день без меня лучше, чем со мной, это удар хороший.
Это мое желание, моя надежда. Силы своей я сейчас не знаю. Если силенок не хватит на немного - помоги, детик. Если буду совсем тряпка - вытрите мною пыль с вашей лестницы".
"…Весь я обнимаю один твой мизинец".
"…Не тревожься, мой любименький солник, что я у тебя вымогаю записочки о твоей любви. Я понимаю, что ты их пишешь для того, чтоб мне не было зря больно. Я ничего, никаких твоих "обязательств" на этом не строю и, конечно, ни на что при их посредстве - не надеюсь.
Заботься, детынька, о себе, о своем покое…"
"Я езжу с тобой, пишу с тобой, сплю с твоим кошачьим имечком и все такое.
Целую тебя, если ты не боишься быть растерзанной бешеным собаком".
"Лечи, детка, свои милые нервочки. Я много и хорошо о тебе думаю".
Лиля Эльзе:
"Милая моя Элинька, я, конечно, сволочь, но - что ж поделаешь!.. Мне в такой степени опостылели Володины: халтура, карты и пр. пр., что я попросила его два месяца не бывать у нас и обдумать, как дошел он до жизни такой. Если он увидит, что овчинка стоит выделки, то через два месяца я опять приму его. Если же - нет, то Бог с ним!
Прошло уже больше месяца: он днем и ночью ходит под окнами, нигде не бывает и написал лирическую поэму в 1300 строк!! Значит - на пользу!"
Маяковский почти каждый день проходил пятьсот метров до Лилиного дома. Смотрел в окна, стараясь увидеть ее силуэт, подкрадывался к двери, слушал музыку, голоса - гости пили чай с вареньем, без него. А он стоял под окнами. "Бритая голова, очень внимательные умные глаза. Общее впечатление от всего облика - величественное ощущение силы и простоты…" - таким увидел его Василий Катанян, последний муж Лили, он познакомился с Маяковским в 1923 году. Таким, величественным и сильным, выглядел человек, который униженно ждал записки под окнами Лили.
Маяковский Лиле:
"…Напиши какое-нибудь слово здесь. Дай Аннушке. Она мне снесет вниз.
Ты не сердись. Во всем какая-то мне угроза.
Тебе уже нравится кто-то. Ты не назвала даже мое имя. У тебя есть. Все от меня что-то таят. Если напишешь, пока не исчезнет словечко, я не пристану".
Лиля Эльзе:
"Я в замечательном настроении, отдыхаю… Наслаждаюсь свободой! Занялась опять балетом - каждый день делаю экзерсис. По вечерам танцуем. Ося танцует идеально… Мы завели себе даже тапера… Материально живу не плохо - деньги беру у Левочки - у него сейчас много".
Маяковский Лиле:
"Клянусь тебе твоей жизнью, детик, что при всех моих ревностях, сквозь них, через них я всегда счастлив узнать, что тебе хорошо и весело".
"Я влезу к себе еще больше, ничего не понимая, совсем побитый.
Нужен я тебе или не нужен.
Твой любящий Щен.
Неужели ты кончила со мной?"
"Любишь ли ты меня?
Для тебя, должно быть, это странный вопрос - конечно, любишь. Но любишь ли ты меня? Любишь ли ты так, чтобы это мной постоянно чувствовалось?
…Нет".
Из поэмы "Про это"
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я не знаю, где ты и с кем.
Было ли у Маяковского чувство собственного достоинства? Как-то был случай: Маяковский вернулся в кафе за забытой Лилей сумочкой и в ответ на насмешливое удивление сказал, что готов эту сумочку в зубах всю жизнь таскать, что в любви обиды нет. Да, в любви обиды нет, но одно дело вернуться за сумочкой, а другое - если тебя пинают "уходи", а ты с колен - "люблю…". Но когда отношения изначально заданы, когда один говорит: "Я всегда буду тебя любить, а ты всегда будешь меня любить?", а другой отвечает: "Не знаю", - это игра, в которой это пресловутое "достоинство", гордость, самолюбие уже заранее проиграны.
Маяковский Лиле:
"Ты не ответишь, потому что я уже заменен, что я уже не существую для тебя, что тебе хочется, чтоб я никогда не был. Я не вымогаю, но, Детка, ты же можешь сделать двумя строчками, чтоб мне не было лишней боли. Боль чересчур!.. Но ведь лишней не надо боли, детик!"
Лиля Маяковскому:
"Ты не заменен. Это правда, хотя я и не обязана быть правдивой с тобой".
"Ты не заменен" - неправда, ложь, не обычная, тихая ложь, а просто феерическое вранье. Все вокруг знали - Лиля же никогда ничего не скрывала, - что в это время ее роман с Краснощековым был в самом разгаре.
Знал ли Маяковский? Лиля сама ответила на этот вопрос - "всегда знал". Скрывать она считала пошлостью, изменой себе, своим принципам, поэтому он всегда знал обо всех ее любовниках. Но, может быть, именно об этом ее любовнике Маяковский не знал, может быть, этот ее любовник особенный?
Какой он был, Александр Михайлович Краснощеков, которого Лиля называла Второй Большой, из-за которого Маяковский был отлучен от дома, стоял под окнами, унижался, плакал?
Он был - необыкновенный. Родился в Чернобыле, это был еще не городок, а село, местечко. Юношей стал революционером, сидел в тюрьме, потом эмигрировал в Америку, где жил до 1917 года. В Америке он был и маляром, и портным, кем только не был. Потом выучился, получил два высших образования - юридическое и экономическое. Стал юристом, известным по всей Америке, защищал права рабочих и эмигрантов. Все это уже говорит о том, что человек он был амбициозный и талантливый.
Дальше было совсем уж необычно. Сразу после революции он, добившийся в Америке настоящего, большого успеха, отказался от американского гражданства и вернулся в Россию. Что им двигало: он был навсегда пленен идеей революции или это был личный авантюризм (в Америке у него уже все состоялось и ему было неинтересно, а в России - такое!..)?
Все, что с ним произошло в России, действительно было как авантюрный роман: Краснощеков приплыл во Владивосток, где за ним охотились японцы, сидел в тюрьме у Колчака, а выйдя на свободу, стал председателем Дальсовнаркома, фактически создателем Дальневосточной республики.
Дальний Восток так далеко от Москвы… Эта Дальневосточная республика была очередная ленинская хитрость: республика считалась независимой, но подлинной независимости никто ей давать не собирался. Ленин вовремя заметил, что республика может стать реально независимой, или же просто решил подстраховаться. Краснощекова посчитали опасным, схватили и привезли в Москву, обвинив в том, что республика и он планируют стать независимыми от России.
Некоторое время Краснощеков провел в неясном качестве - то ли он всерьез обвиняется в чем-то очень опасном, вроде стремления к личной власти и диктатуре, и его сейчас расстреляют, то ли все это просто так, чтобы не думал о себе слишком много. Но Ленин все же решил, что такими кадрами не разбрасываются, и Краснощекова не расстреляли, а назначили заместителем наркома финансов. А к Лилиному возвращению из Берлина он создал Промышленный банк и стал его председателем. То есть Краснощеков - банкир, первый банкир в Советской России.
Да, еще - он был молодой, сорок два года. И, конечно, женат; жена с сыном в Америке, а дочь Луэлла с ним.
При такой мужской биографии уже совершенно все равно, какой он внешне, красивый или нет, но Краснощеков был красивый, с лицом одновременно интеллектуальным и мужественным. И по его лицу видно, не только по биографии, что человек он сильный.
Вот такой был новый Лилин любовник: биография потрясающая, масштаб личности значительный, образован необыкновенно. И не поэт, и не футурист, до смерти ей надоевшие, а человек дела. Так что еще вопрос, кто Первый Большой, а кто Второй.
"Ты не заменен" - неправда, но правда. Как вообще можно заменить одного человека другим? Только если они абсолютно одинаковые. Или если, выбирая одного, выталкиваешь из своей жизни другого. Как можно мучительного, гениального, мрачного, тяжелейшего Маяковского заменить на заместителя наркома финансов, банкира? Лиля вовсе не "заменяла" плачущего Маяковского на Краснощекова, не молящего о прощении, не пишущего ей стихи. Она хотела их обоих, и от обоих хотела разного.
Маяковский сидит взаперти без права видеться с Лилей, а Краснощеков с ней спит. Маяковский стоит под окнами и умоляет - пусть Аннушка снесет ему вниз записку от Лили, а Краснощеков с ней спит. Маяковский пишет жалкие письма, рассуждает в дневнике о любви к Лиле и обливает страницы слезами, а Краснощеков с ней спит. Секс с Маяковским для Лили мука, а с Краснощековым все по-другому. Краснощековым Лиля восхищается, они и любовники, и друзья - все Лилины любовники, кроме душевно изнеженного капризули Пунина, были ее друзьями, считали ее умной и чувствовали себя с ней удивительно, как будто сами умнели.
Пока Маяковский мучился, Лиля "пила чай" - развлечения, гости, карты, любовник. Нехорошо, жестоко. Но ведь это не она выбирала, кто будет с ней спать, а кто писать стихи и плакать. Вот если бы Краснощекову любимая женщина предложила расстаться, он бы заперся в комнате на два месяца, чтобы думать о ней и плакать? Или использовал бы это время, чтобы без помех заняться своим банком? Маяковский сам выбрал. Наверное, даже ревнивый в глубине души Маяковский понимал - зачем требовать того, что человек не может тебе дать, возьми, что есть. Может быть, он спрашивает - не заменен ли он? Тогда Лиля совершенно честно отвечает - ты не заменен.
Срок "сидения" Маяковского - 28 февраля.
7 февраля Маяковский получает письмо - Лиля предлагает поехать вместе в Петроград. Маяковский пишет (но не ей, а в дневнике), что он поставлен в неправильное положение, не обидное, а именно неправильное: у него нет свободы, нет возможности самому строить отношения, он ее раб.
"Вдруг ты вчера решила, что отношения быть со мной могут, почему же мы не вчера поехали, а едем через 3 недели? Потому что мне нельзя?"
Но довольно неожиданно после этих разумных рассуждений: "Я еду в Питер. Еду потому, что два месяца был занят работой, устал, хочу отдохнуть и развеселиться". Раб делает вид, что он свободен, что это не она решила, а он сам решил.
Лиля Маяковскому:
"Волосик! Щеник!
Больше всего на свете люблю тебя… Мы будем жить вместе, если ты этого захочешь".
"Волосик, я люблю тебя… Готовься к 28-му. Я так жду… Обнимаю тебя и целую весь твой шарик".
Ласковые письма, ласковая Лиля - она устала от него, а теперь отдохнула.