По просьбе главного врача доктора Мэри Ингрем приняли первой. У нес оставались дома трое маленьких детей, и было нужно вернуться к ним как можно скорее. Вволю наплакавшись за время ожидания, она смущала коллег, спокойно переносивших ситуацию. Ее огорчения казались им неблагоразумными и несвоевременными. Медсестра Болам умело успокаивала ее, а ведь она, в конце концов, была родственницей убитой. Слезы доктора Ингрем добавили к напряжению раздражение от неосознанной вины перед той, чьи чувства оказались так беззащитны. Всеобщее мнение, разумеется, сводилось к тому, что ее надо немедленно отпустить домой к детям. Она мало что смогла рассказать Далглишу. Приходила в клинику только два раза в неделю, помогая на сеансах электроконвульсивной терапии, и едва знала мисс Болам. Все критическое время от шести двадцати до семи находилась в кабинете электроконвульсивной терапии со старшей сестрой Амброуз. Отвечая на вопрос Далглиша, она сообщила, что доктор Багли мог выйти из кабинета на короткое время после шести пятнадцати, но не могла вспомнить, когда точно он вышел и как долго отсутствовал. В конце допроса она посмотрела на Далглиша покрасневшими глазами и сказала:
- Вы ищете, кто ее убил, так ведь? Эту бедную, бедную девушку…
- Мы найдем убийцу, - ответил Далглиш.
Следующим допрашивали доктора Этериджа. Не ожидая вопросов, он сообщил необходимые сведения о себе.
- Если рассмотреть мои передвижения сегодня вечером, - продолжал он, - то, боюсь, не смогу быть вам очень полезен. Я приехал в клинику незадолго до пяти и зашел в кабинет мисс Болам поговорить перед тем, как подняться наверх. Мы провели небольшое совещание. Мисс Болам выглядела превосходно и ничего не сказала мне о договоренности по поводу встречи с секретарем правления. В пять пятнадцать я позвонил в главную канцелярию миссис Босток. Она была со мной, делая записи под диктовку, до тех пор, пока не спустилась по лестнице вниз с почтой. Вернулась назад через десять минут или что-то около этого, я продолжал диктовать ей до половины седьмого, после чего она ушла через другую дверь прямо с магнитофоном печатать материал. Некоторые из моих лечебных сеансов записаны на пленку, и материал можно прослушивать, но напечатанный на машинке текст также необходим для исследовательских целей или для историй болезни. Я работал один в кабинете консультаций все время после ее ухода, за исключением короткого визита в медицинскую библиотеку, - не могу с точностью вспомнить когда, но было это сразу после ухода миссис Босток и до того, как она вернулась вновь посоветоваться кое о чем со мной. Возможно, было около семи часов. Мы находились вместе до тех пор, пока не позвонила сестра и не сообщила мне о случившемся с мисс Болам. Мисс Саксон как раз спустилась из своего кабинета на третьем этаже, чтобы идти домой, и догнала нас на лестнице, она и я пошли в подвал. Дальнейшее вы знаете, а следующим моим шагом явилась необходимость обеспечить наличие всего персонала и больных в клинике.
- Вы действовали с большим присутствием духа, доктор, - сказал Далглиш. - В результате поле расследования молено значительно сузить. А вы не считаете, что убийца мог притаиться в здании?
- Калли заверил меня, что ни один человек после пяти часов пополудни не входил, не будучи записанным в его журнал. Это наша система посещений клиники. Смущает задняя дверь, но она была заперта, и мой опыт руководителя, заверяю вас, говорит, что проникнуть через нее нельзя. Нет, здание неприступно. Разве… разве что преступник проник сюда в какое-то другое время, скажем, сегодня рано утром, и где-то притаился в подвале.
- Вы можете предположить, где преступник скрывался или как он выбрался из-клиники?
Главный врач не ответил.
- У вас нет никаких мыслей по поводу того, кто это мог быть?
Доктор Этеридж медленно провел средним пальцем по своей правой брови. Далглишу показалось, что так научили его на телевидении во время съемок. И теперь, как и всегда, этот жест служит для привлечения внимания к изящной руке и прекрасному очертанию брови, подчеркивая серьезную задумчивость. Это еще больше усилило ощущение, что он весь поддельный.
- У меня нет мыслей на этот счет. В целом трагедия непостижима. Не могу утверждать, что мисс Болам была вполне покладистой особой. Порой проявляла излишнее негодование. - Он неодобрительно улыбнулся. - Мы не всегда достаточно критично относимся к самим себе, и подавляющее большинство преуспевающих администраторов в психиатрических клиниках, вероятно, более терпимы, чем мисс Болам, но они, возможно, менее требовательны. Однако убийство! Мне, как главному врачу, ужасно даже подумать, что в клинике Стина имелся некто, способный на подобное злодеяние.
- Способный или одержимый, - сказал Далглиш, не сумев устоять против искушения.
Доктор Этеридж снова улыбнулся так, будто терпеливо объяснял трудный для понимания элемент конструкции телевизионной панели.
- Одержимый? Я не подготовлен для ведения дискуссии с использованием терминов теологии.
- Я тоже, доктор, - сказал Далглиш. - Но это преступление не выглядит как дело рук сумасшедшего. Здесь угадывается разум.
- Некоторые психопаты чрезвычайно умны, старший инспектор. Я достаточно хорошо разбираюсь в психопатии. Это крайне интересное поле для исследования, хотя и не мое. В клинике Стина мы никогда не претендовали на лечение такого рода душевного расстройства, да и не были в состоянии это делать.
"В свое время клиника была хорошей компанией", - думал Далглиш. Акт по охране психического здоровья, принятый в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, определял психопатию как расстройство, требующее медицинского лечения или допускающее его, что и вызвало у части врачей небольшой энтузиазм по поводу ее излечения. Слово "психопатия" показалось Далглишу не особенно точным психиатрическим термином, и он сказал об этом. Доктор Этеридж улыбнулся снисходительно, не вызывающе.
- Я никогда не был согласен с тем, как акт парламента определяет клиническую суть психопатии. Тем не менее психопатия существует. Не уверен, что в настоящее время болезнь не поддается лечению. Но для меня несомненно, что больных никоим образом нельзя приговаривать к тюремному заключению. К сожалению, далеко не всегда есть уверенность, что мы имеем дело с психопатом.
Далглиш спросил доктора Этериджа, знал ли он, где Нагль держит инструменты и каким ключом открывается дверь в регистратуру.
- О ключе знал. Когда я в одиночестве работаю до позднего вечера, мне порой требуется какое-нибудь старое досье и я хожу за ним сам. Я занимаюсь, конечно, научными исследованиями, читаю лекции, пишу, и для меня важно иметь постоянный доступ к медицинским документам. Оставляю у себя взятое досье дней на десять. Не думаю, что мне приходилось видеть ящик с инструментами в комнате портье, но я знал, что у Нагля есть собственный набор. Предполагаю, что, если бы мне потребовалась стамеска, я нашел бы ее в комнате портье. Инструменты едва ли можно хранить как-нибудь иначе. Очевидно также, что статуэтка, сделанная Типпеттом, находилась в отделении трудовой терапии. Это был чрезвычайно смешной выбор орудия преступления! Мне кажется заслуживающим внимания то, что убийца явно стремился направить подозрение на персонал клиники.
- Так как двери были заперты, едва ли можно подозревать тех, кто находился в другом месте.
- Я вот о чем думаю, старший инспектор. Если сотрудник клиники, находящийся здесь, действительно убил сегодня вечером мисс Болам, то ему необходимо было отвести подозрение от нескольких человек, находящихся в это время в здании. Самый легкий путь к этому - отпереть одну из дверей. И я полагаю, что в данном случае были использованы перчатки.
- Отпечатков пальцев, конечно, нет ни на одном из двух орудий преступления. Они стерты, но вполне вероятно также, что преступник был в перчатках.
- Двери заперты, и это очень веское доказательство в пользу того, что убийца спокойно притаился в здании. Почему? Был риск, что задняя дверь на нижний этаж окажется запертой. Она находится, как вы знаете, между кабинетом электроконвульсивной терапии и комнатой медперсонала и ведет на хорошо освещенную улицу. Открыть ее без риска трудно, убийца понимал это и вряд ли пытался спастись этим путем. Но есть еще две двери для выхода из здания при пожаре на втором и третьем этажах, а также дверь в подвале. Почему не отпереть одну из них? Может, только потому, что у убийцы не было подходящего случая в промежуток времени между совершением преступления и обнаружением тела, или потому, что он намеренно хотел бросить подозрение на персонал клиники, если даже неминуемо возрастала опасность для него самого.
- Вы говорите "он", доктор. Как психиатр, вы думаете, что мы должны искать мужчину?
- О да! Я считаю, что это дело мужских рук.
- Несмотря на то, что для убийства не требовалась большая сила? - спросил Далглиш.
- Я подумал не о силе, которая потребовалась для этого, а о методе и выборе орудия преступления. Конечно, это только мое мнение, ведь я не криминалист. Считаю, что преступление совершил мужчина. Конечно, сделать это могла и женщина. Но психологически такое маловероятно, хотя физически вполне возможно.
"В самом деле, - подумал Далглиш. - Здесь требуются просто знания и нервы". Он представил на мгновение полное решимости приятное лицо, склонившееся над телом мисс Болам, тонкую девичью руку, скользнувшую к пуговицам свитера, расстегивающую их и задирающую кашемировую блузку. Затем клинический выбор точного места для прокола и мычание в напряжении, пока лезвие вонзалось в тело. И наконец, свитер слегка натягивают, скрывая ручку стамески, и кладут безобразный фетиш на вздрагивающее в беззвучных конвульсиях тело в последнем жесте осмеяния и полного пренебрежения.
Далглиш рассказал главному врачу о том, что миссис Шортхауз присутствовала в момент звонка администратору.
- Этот звонок имел возможность сделать не один человек, - заметил он. - Очень похоже, что ее заманивали в подвал.
- Это просто предположение, старший инспектор.
Далглиш мягко заметил, что здравый смысл является основой всей правильно проводимой полицейской работы.
- Рядом с телефоном у двери в регистратуру висит перечень номеров. Любой, даже посторонний, мог набрать номер мисс Болам.
- Но какова была ее реакция на звонок по внутреннему телефону постороннего человека? Не задавая ни одного вопроса, она спустилась вниз. Почему? Видимо, потому, что узнала голос.
- Очевидно, это был кто-то, бояться кого у нее не было причины, старший инспектор. Тогда не увязывается предположение о том, что она знала нечто опасное, за что ее и убили, желая помешать передать это Лоде. Она спустилась навстречу своей смерти без страха и подозрения. Бедняжка! Надеюсь, хотя бы смерть наступила быстро и не мучительно.
Далглиш сказал, что он знает большое количество случаев, когда при вскрытии обнаруживалось расхождение с первоначальным выводом, но эта смерть, несомненно, была мгновенной.
- Для нее самой, очевидно, был лишь один ужасный момент, - добавил он. - Момент, когда она подняла голову вверх и увидела убийцу с поднятой статуэткой, но дальше все произошло стремительно. Будучи оглушенной, мисс Болам ничего не чувствовала. Сомневаюсь, было ли у нее время закричать. Если же она кричала, крики заглушили пачками бумаг, и, кроме того, как я отмстил, миссис Кинг несколько шумела во время лечения. - Инспектор чуть помолчал, затем спросил: - А что вы сообщили персоналу о подробностях смерти мисс Болам? Вы ведь говорили с ними?
- Конечно. Я собрал сотрудников в переднем кабинете для консультаций - пациенты в это время находились в комнате ожидания - и коротко изложил происшедшее. Вы считаете, что эту новость не надо было сообщать?
- Я считаю, что им не надо было излагать подробности. Оказалось бы полезным, если бы вы не упоминали об ударе стамеской. Убийца, узнав больше невиновного, может скрыться.
Главный врач улыбнулся:
- Я психиатр, а не детектив. Вам могла показаться странной моя реакция на преступление, а именно то, что я поделился с сотрудниками клиники ужасом и страданиями, не кривя душой. Но я хотел кратко изложить происшествие, осторожно и искренне. Я всегда доверял им и не вижу причины лишать их доверия сейчас.
Все это очень хорошо, думал Далглиш. Но умный человек должен понимать важность сказанного, понимать, насколько это возможно. А главный врач был очень умным человеком. Насколько внимательно рассмотрел положение доктор Этеридж до разговора с сотрудниками? Было ли его сообщение о нападении лишь проявлением безрассудства? В конечном счете, вероятно, ввести в заблуждение большую часть сотрудников невозможно. Доктор Штайнер, доктор Багли, Нагль, доктор Ингрем и сестра Амброуз - все видели тело. Мисс Придди видела его также, правда, через секунду уже спасалась бегством. Оставались медсестра Болам, миссис Босток, миссис Шортхауз, мисс Саксон, мисс Кеттл и Калли. Возможно, доктор Этеридж убежден, что никто из них не мог стать убийцей, у Калли и миссис Шортхауз оказалось алиби. Вынужден ли был главный врач излагать все медсестре Болам, миссис Босток или мисс Саксон? Или он так уверен в собственных выводах, что убийцей должен быть мужчина, что любая попытка ввести женщин в заблуждение - лишь пустая трата времени, имевшая в результате, вероятно, только замешательство и чувство обиды. Главный врач, безусловно, почти прав в своих утверждениях, что любая работа, если бы она происходила на втором или третьем этаже, могла бы помешать возможности успешно открыть пожарную дверь. Но между тем он сам находился в своем кабинете для консультаций на втором этаже. В любом случае дверь для убийцы оказалась отпертой, он находился в подвале, и трудно поверить, что ему не хватило благоприятной возможности уйти. Секундное дело - открыть замок, и имеются все основания считать, что убийца покинул бы клинику именно этим путем. Дверь в подвал была, кроме того, крепко закрыта на засов. Почему?
Следующим вошел доктор Штайнер, низенький, щегольски одетый, внешне владеющий собой. При свете настольной лампы бледная гладкая кожа его лица, казалось, слегка светилась. Несмотря на спокойствие, он сильно потел. От одежды, от хорошо скроенного традиционно черного пиджака консультанта исходил тяжелый запах. Далглиш удивился, когда доктор сообщил, что ему сорок два года. Он выглядел старше. Гладкая кожа, острые черные глаза, упругая походка молодили его, но он уже располнел, и темные волосы, искусно зачесанные назад, не могли полностью скрыть похожее на тонзуру пятно лысины на голове.
Доктор Штайнер явно воспринимал свою встречу с полицейским как светское общение. Протянув пухлую, хорошо ухоженную руку, улыбнулся, мило произнес: "Как поживаете?" - и спросил, не будет ли он иметь честь говорить с поэтом Адамом Далглишем.
- Я читал ваши стихи, - благодушно объявил он. - Поздравляю вас. Такая обманчивая наивность. Я начал с первого стихотворения и читал все подряд. Таков мой метод оценивать стихи. На десятой странице я подумал о том, что мы получили нового поэта.
Далглиш подумал, что доктор Штайнер не только читал книгу, но и отнесся к ней с некоторой критической проницательностью. На десятой странице было как раз то место, которое позволяло ему самому порой также считать, что они получили нового поэта. Доктор Штайнер поинтересовался, не встречался ли Далглиш с Эрни Бейлсом, молодым драматургом из Нотингема. Он смотрел с такой надеждой, что Далглиш решительно возмутился собой за то, что ему не удалось познакомиться с мистером Бейлсом, однако направил разговор от вопросов литературы к проводимому допросу. Выражение лица доктора Штайнера сразу Стало потрясающе серьезным.
- Ужасное событие, крайне ужасное. Я был одним из первых, кто увидел тело, как вы, вероятно, знаете, и это причинило мне большие страдания. Насилие всегда ужасает. Это страшное дело. Доктор Этеридж, наш главный врач, должен в конце года уйти на пенсию. Крайне досадно, что это произошло как раз в последние месяцы его работы в клинике.
Он печально покачал головой, но Далглишу показалось, что в маленьких черных глазках промелькнуло нечто похожее на удовлетворение.
Статуэтка Типпетта передала тайну разгадки специалистам, снявшим с нес отпечатки пальцев, и Далглиш поставил фетиш перед собой на письменный стол. Доктор Штайнер протянул руку к статуэтке, но тут же убрал ее.
- Думаю, лучше ее не трогать, чтобы не оставить отпечатков пальцев, - сказал он. Бросил быстрый взгляд на Далглиша и, не получив ответа, продолжал: - Любопытная резьба, не так ли? Великолепно сделано. Замечали ли вы когда-нибудь, старший инспектор, какие превосходные изделия могут создавать психически больные, даже если предварительно не обучены и не подготовлены? В связи с этим возникает интересный вопрос о природе художественного творчества. Когда больные выздоравливают, их произведения становятся хуже. Исчезает сила выразительности и оригинальность. Через некоторое время их изделия снова ничего не стоят. Мы получили отдельные чрезвычайно интересные образцы сделанных пациентами вещей в нашем отделении трудовой терапии, но этот амулет выделяется среди всех. Типпетт был тяжело болен, когда вырезал его, и вскоре после этого лег в больницу. У него шизофрения. В амулете отражены типичные черты хронической болезни, посмотрите - похожие на лягушачьи глаза, вытянутые ноздри. Одно время Типпетт сам был схож со своей работой.
Думаю, кто-нибудь знал, где хранится статуэтка? - спросил Далглиш.
- О да! Статуэтка находилась в отделении трудовой терапии. Типпетт очень гордился ею, и доктор Багли часто показывал ее членам Совета, приходящим с проверкой. Миссис Баумгартен, терапевт по труду, держит некоторые лучшие произведения отдельно для показа - гостям. Они стоят на полке. В данное время терапевт болеет. Вы, надеюсь, осмотрели отделение?
Далглиш ответил утвердительно.
- Некоторые из моих коллег считают, что трудовая терапия - излишняя трата денег, - доверительно сообщил доктор Штайнер. - Конечно, я никогда не обращаюсь к миссис Баумгартен. Но надо быть терпимым. Доктор Багли постоянно направляет к ней пациентов, и, вероятно, менее вредно заниматься у нее, нежели подвергаться воздействию электроконвульсивной терапии. Однако мысль о том, что творческое напряжение пациентов может помочь при установлении диагноза, представляется мне привлекательной. Конечно, я опасаюсь, что требование к миссис Баумгартен точно. определять часть нагрузки совершенно неоправданно, так как она неквалифицированный психотерапевт, без аналитической подготовки.
- А стамеска? Вы знаете, доктор, где ее хранили?
- В общих чертах, старший инспектор. Я знал, что у Нагля имеются некоторые инструменты и что, по-видимому, он держит их в служебной комнате портье, но не знал, где именно.
- Ящик с инструментами большой, на нем есть этикетка и стоит он на маленьком столике в служебной комнате. Его трудно не заметить.
- О, это верно! Но у меня нет повода ходить в служебную комнату портье. Это касается всех врачей. Теперь мы должны получить ключ от этого ящика и посмотреть, что там находится. Правда, ящик запирался не всегда. Мисс Болам совершила большую ошибку, позволив Наглю держать ящик открытым. В конце концов, время от времени у нас появляются беспокойные пациенты, и некоторые инструменты могут стать смертоносными.
- Это и подтвердилось на деле.