- Но также вполне возможно, вы потеряли бы чемпионское звание… Извините меня за резкость, но знатоки утверждают, что в этом не было и тени сомнения!
Я начинал злиться. Хотите верьте, хотите нет, но его подозрительность оскорбляла меня так, словно я никакого преступления не совершил.
- Вам сказали - я имею в виду этого сводню Голдейна и моего менеджера Бодони, - что эта встреча должна была стать для меня последней… что после нее я собирался уйти с ринга?
- Да, сказали… Но вы могли захотеть уйти непобежденным. Когда мужчина больше не способен заниматься любовью, мосье Тражо, у него, к счастью, остаются воспоминания, а когда боксер не может больше драться, ему остается список его побед…
Я почувствовал в ногах невыносимое покалывание, и мне пришлось встать.
- Значит, вы думаете, что я стал бы убивать человека ради того, чтобы уйти, сохранив свой титул?
- Еще раз повторяю: я ничего не думаю… Есть различие - думать о чем-то и это же самое воображать…
- Ну что ж, сообщу вам новость, господин комиссар. Поскольку Жо мертв, я буду отстаивать свое звание в матче против Петручи. Полагаю, вы слышали о таком?
- О! - вырвалось у инспектора.
Я продолжал, не глядя на Кати:
- Буду с вами откровенен: с Андриксом я, что бы там ни говорили пресловутые знатоки, на пятьдесят процентов мог рассчитывать на победу, а с Петручи у меня один шанс из ста… И я говорю "один", имея в виду то, что один французский маршал называл "непредвиденные обстоятельства". Так что, думаю, мой расчет был бы неправильным…
Я определенно получил преимущество. Фове, похоже, был сбит с толку… Более того, он раскаивался.
- Мосье Тражо, воспринимайте нашу беседу как простую болтовню. Это мое ремесло - искать решение проблем… Только вот оно таково, что действовать приходится на ощупь…
Он встал, инспектор тут же последовал его примеру.
- Я вас покидаю. Если вдруг у вас возникнет какая-нибудь идея, свяжитесь со мной… Спросите Фове из Уголовной полиции…
Договорились…
Кати позвала Артуро, чтобы он принес комиссару его серое пальто с ворсистыми отворотами.
- Что касается идеи, - сказал я, пока он одевался, - то одну, господин комиссар, могу вам предложить сейчас же…
Он застыл, не выпуская из руки старую фетровую шляпу.
- Ах так!
- Что называете вы или, вернее, ваш судебно-медицинский эксперт "скончаться на месте"? А? Жо якобы был оглушен, говорите вы? Не забывайте, что это был боксер… Удар дубинкой или любым другим предметом наверняка имеет те же последствия, что и нокаут… А я могу вам сказать, поскольку хорошо это знаю, что единственно, о чем думает боксер в ту секунду, когда получает удар, - остаться на ногах и парировать следующие удары… Как бы ни был силен шок, Жо отреагировал бы именно так… И поэтому он мог добраться до середины шоссе… Что касается вашего автомеханика, то, надо думать, он необыкновенный специалист, если может определить, сам провод отсоединился или его кто-то специально отсоединил…
Фове слушал, не спуская с меня колючего взгляда, который из-за светлых бровей казался еще мрачнее.
- Очень интересно, - тихо сказал он, - но мосье Тражо, ведь Андрикс упал на обочине, ибо там обнаружены следы крови в траве и монетки…
- Я не полицейский, господин комиссар, - пожал я плечами.
- С чем вас и поздравляю - собачья работа… - засмеялся он.
Мы пожали друг другу руки, и комиссар вместе со своим помощником удалился. Стоя на пороге, я смотрел, как отъезжает их машина. Когда она скрылась из виду, я повернулся к Кати.
- Ну как? - прошептал я.
Она легонько кивнула.
- Можешь ни о чем не волноваться, Боб, ты держался отлично…
- Послушай, надеюсь, они не рыскали по дому, надо бы. спросить Артуро… Я подумал насчет гаечного ключа…
- Я почистила его вчера и убрала в ящик с инструментами в подвале…
- Ты думаешь обо всем!
- Вовсе нет, Боб, - о тебе!
Мы обнялись. Равнодушным тоном Кати негромко сказала:
- Наибольшее впечатление на них произвела новость о твоем якобы предстоящем матче с Петручи…
Я вытер лоб. Мне казалось, он взмок от пота, но платок остался сухим.
- Да, действительно, - вздохнул я.
Двигаясь словно автомат, я подошел к телефону, снял трубку и попросил телефонистку соединить меня с Голдейном.
Гнусавый голос боксерской сводни вонзился мне в ухо, как длинная игла.
- Ну, что еще, Тражо?
Что значит тип, который выбирает кратчайший путь к цели!
- Не гавкайте, Голдейн, у собак все равно получается лучше!
- А?!
- Хочу вам сказать следующее… Я готов встретиться с Петручи и ни с кем другим, вы меня слышите? Он уже давно сидит без дела и не упустит случая.
На сей раз Голдейн был просто ошарашен.
- Это, по крайней мере, точно? Вы не передумаете?
- Можете объявить о матче сейчас же и подготовьте контракт…
- О’кей. Я знал, Боб, что боксер вашего класса не может вот так уйти…
- Приберегите свои байки для юнцов, которых они еще могут затронуть!
Я положил трубку на рычаг, когда этот идиот все еще продолжал осыпать меня комплиментами.
Кати буквально преобразилась.
- Я знала, Боб, что ты такой… Я знала, что…
Я налил себе виски…
- Очень уж многие знают, какой я есть и что я собираюсь сделать, когда сам я об этом еще не имею ни малейшего представления.
Я поднес стакан к губам.
- Боб! - в ту же секунду бросилась ко мне Кати. - Теперь ни капли алкоголя, подумай о тренировках…
Я быстро отвернулся, чтоб уберечь напиток.
- Тренировки! Ты не в себе! Неужели ты воображаешь, я стану выбиваться из сил, когда знаю наверняка, что меня запросто отделают?!
- Зачем ты так говоришь?
- Затем, что это правда, Кати! Правда! Петручи в тысячу раз сильней меня! Я не продержусь против него и трех раундов… Это не боксер, это настоящий убийца!
Все-таки она отобрала у меня стакан и выплеснула содержимое в ведерко со льдом.
- Боб, ты всегда добросовестно делал свое дело… И ты будешь продолжать…
- Но…
- Иди надень тренировочный костюм, Боб! У тебя есть время до обеда попрыгать со скакалкой.
Боксер попытался опереться на одну ногу. Ему это удалось, он чуть было не привстал, но его чересчур тяжелая голова перевесила, и он упал ничком.
- …Девять! - выкрикнул рефери.
И я стал добросовестно тренироваться, как того желала Кати.
Сообщение о матче наделало шуму. Было решено транслировать его по "Евровидению". Голдейна это не волновало, ибо он не сомневался, что сбор и так будет рекордным.
Да, я честно готовился, пытаясь забыть о том, что мой соперник, - грозный Петручи. Однако ночью, несмотря на усталость, эта мысль не давала мне покоя. Я видел себя на ринге оглушенным. Вокруг все кружилось, и я падал под вопли толпы…
Чему же послужило убийство бедняги Жо, если моей карьере все равно было суждено окончиться столь бесславно? Господи, неужели я позволю этому итальянцу устроить из себя посмешище? Он потрясающий боксер, у него нет особых секретов или неожиданных хитроумных ударов, нет, все гораздо проще и страшнее: он бьет с невероятной силой и с точностью, как Андрикс… Это чемпион мира будущего года… Но вначале ему нужен мой титул, это один из этапов его восхождения…
Мои поединки со спарринг-партнерами вызывали чувство разочарования. Бодони, который теперь опекал меня и баловал, как в самом начале моей карьеры, просто страдал.
- Боже великий, да у тебя прямо ватный удар, Боб! - причитал он после тренировочных боев…
- Ничего не могу поделать, Бодо… Я готов… Потому я и хотел уйти. Мой последний матч с Жо совсем меня доконал. У меня руки будто из теста…
- Неправда!
- Клянусь вам…
- Ты зажат, ты сдрейфил перед итальяшкой… Ты думаешь про себя, что он тебя уложит…
- А если так?
- Ты вот что должен думать, Боб: ну и что с того? Даже если он тебя уложит, жизнь на этом не кончится и тебя по-прежнему будут считать замечательным боксером.
- Ну да, замечательным конченым боксером, Бодо!
- Черт побери, неужели ты до такой степени тщеславен?
- Возможно…
Однажды вечером, когда он читал мне очередную нотацию, я схватил его за цепочку часов, у него была огромная луковица, какие любят носить крестьяне.
- Бодо, вы всегда были искренны со мной. Ответьте же: вы думаете, я могу победить итальянца?
Он опустил веки, продолжая сверлить меня из-под них точечкой взгляда.
- Да, Боб, я так думаю. Петручи сильней тебя… У него потрясный глазомер и легкие как кузнечные меха… Но в нашей работенке есть огромная доля непредвиденного… Ты - старая лиса, и ты можешь улучить момент…
- Как вы представляете себе бой?
- Ну, конечно, вариантов, как его построить, не так уж много… Ты прикрываешься и выжидаешь, чтобы нанести внезапный удар в нужное место…
- На протяжении всех пятнадцати раундов?
- Да, если понадобится!
- А допустим, случай не представится?
- Проиграешь по очкам…
- После сорока пяти минут бега на месте?
- Это единственное решение. Если ты пойдешь на обмен ударами, ты пропал.
- Уж лучше бороться и получить нокаут, чем избежать его, изображая из себя "грушу"…
- Тогда ты начнешь драться со второй половины встречи… А до этого дашь шанс… счастливому случаю!
- Согласен.
Накануне матча, когда Кати делала мне дома массаж, я сказал ей:
- Кати, этот матч не должен состояться.
- Почему?
Полная невозмутимость. Я мог выкладывать ей все, что вздумается, - она сохраняла олимпийское спокойствие.
- Да ну же, Кати, ведь я убил Жо, чтобы не потерпеть поражения в матч-реванше, а теперь вот меня сотрет в порошок боксер посильней, чем Жо. Может, это глупо, но я все-таки думаю, что мое преступление оправдано - по крайней мере, в моих глазах, - пока у него есть какая-то человеческая побудительная причина. Как только я устраняю причину, остается лишь сам поступок… И это нестерпимо. А что ты думаешь?
Она вздохнула.
- Ты хочешь знать, что я думаю, Боб? Ты действительно хочешь знать?
Не так уж мне и хотелось, но все же я сказал "да".
- Я думаю, что боксеры слишком часто получают удары в голову… Должно быть, это слегка отражается на их рассудке…
- Выходит, я сумасшедший?
- Не сумасшедший, но со странностями… Боб, ты убил Жо не для того, чтобы избежать поражения вообще… Но чтобы не проиграть именно ему.
- Да, правда…
- А если проиграешь Петручи, это не имеет никакого значения. Впрочем, его превосходство ты признаешь, о нем заявляешь во всеуслышание… И логично, допустим, предопределено, что это превосходство конкретизируется…
- Но…
- Нет, без "но"… Главное, Боб, никаких больше "но"… Ты убил Жо, чтобы он тебя не победил. Потому что ты отказывался терпеть поражение от молодого боксера, которого сам сделал.
- Значит, разница настолько велика?
- В ней суть! Я скажу сейчас чудовищную вещь: твой поступок - это почти что акт самозащиты.
Она не убедила меня до конца… Но я промолчал. Я чувствовал, как в глубине моей души пускают ростки угрызения совести… Мое преступление явилось во всей подлости, гнусности! Самозащита! Надо без памяти любить, чтобы употребить подобное выражение. Любящие женщины поистине еще безумней, чем боксеры с ушибленной головой!
Прожить последние два дня перед матчем в таком состоянии духа стало еще тяжелей. Утром в день матча я едва не стучал зубами… "Почему, Боб?" - спросил Жо… И у меня вдруг появилась мысль, будто в какое-то мгновение он догадался, что сейчас произойдет… Он понял, что заставляет меня лишить его жизни, но с дьявольским ясновидением умирающего знал, что это ничему не послужит.
Я был не кем иным, как грязным убийцей. Вредной тварью… Сегодня вечером на ринге Дворца Петручи раздавит меня. Накануне мы встретились в редакции одной из газет; на его лице не появилось ни малейшей гримасы, которую я мог бы принять за улыбку… Он был выше меня на добрых полголовы, а плечи, как у него, мне еще никогда не доводилось видеть. К этому добавьте низкий лоб, неживые глаза и такое выражение лица, будто он видит перед собой паука, которого следует раздавить домашней туфлей.
День тянулся медленно, как кошмарный сон. Кати не пыталась меня отвлечь… Она предпочитала, чтоб я достиг последней степени уныния.
И потом она прекрасно знала, что никакими ухищрениями меня;не вывести из этого оцепенения.
Вместе со мной жил труп Жо. Он расположился внутри меня, и я знал, что сегодня вечером он уляжется поперек ринга…
Я думал обо всем сразу… Я видел кулаки Петручи, его бесстрашную физиономию, чудовищные плечи… Я слышал крики жаждущей крови толпы… Я думал о Кати, забившейся в кресло около… арены? Установленные в зале телекамеры продемонстрируют картину моего поражения миллионам людей… Мой крах будет полным, ужасающим, непоправимым… Все мои годы сражений, славы, лишений будут вычеркнуты из истории бокса… И я останусь потом один, да, один, несмотря на Кати, а труп бедняжки Жо будет вечно вместе со мной.
Я без аппетита проглотил бифштексы с кровью, приготовленные моей женой… Кучу фруктов…
После обеда прилег… Отправился вместе с Кати в кино на Фернанделя… Съел свои знаменитые сандвичи… Выпил грейпфрутовый сок. И наконец растянулся на массажном столе.
Мои нервы были натянуты как струна. Я не ощущал благотворного обжигающего прикосновения искусных рук Монтескью… В горле у меня застрял крик, пострашнее, чем все вопли, испускаемые залом.
Лежа на спине, я смотрел на мою Кати. Она готовила мне форму, вид у нее был слегка подавленный.
- Кати…
Мой голос звучал тихо…
- Будь так добра…
- …
- Оставь меня, пожалуйста. Ты… ты меня отвлекаешь.
Она вышла, не сказав ни слова. Охваченный внезапной жалостью, я окликнул ее:
- Кати!
Но она не вернулась…
Я уклонился от мнущих мое тело рук Монтескью.
- Что с тобой? - спросил он…
Мой массажист был почти лыс, но смело сбривал последние остатки волос.
- Не стоит труда, оставь. Готовь свои примочки…
Вошел Бодо в сопровождении Стефани.
- Кати говорит, ты нервничаешь?
- Я словно заряженная батарейка, Бодо…
- Тем лучше. Это тебе…
- Нет, абсолютно ничего это мне не даст, я на пределе…
Стефани закурил сигарету.
- Публика как на праздник, Боб. Видел бы ты этот народец… Такие асы… Все великие любители потасовок: Ульмер, Симон Беррио, Альфред Адам, Жан-Жак Виталь, Робер Дальбан, Габриелло, Филипп Лемэр, Вильмэн, Фамешон, кокаиновый король Педро…
Он упивался именами.
- А телерепортаж ведет Клод Дарже…
Я помнил этого острого на язык репортера, у которого всегда находилось язвительное словцо, чтобы осмеять побежденного и даже победителя…
Кати увидит, как я буду. уничтожен. Сегодня вечером меня заставят умереть… Умереть от себя самого… понимаете? Я погибну от собственного зла.
Я потер глаза.
- Который час, Бодо?
- Без четверти десять.
- В котором часу мой выход?
- В половине… Сейчас выясняют отношения два неплохих петушка, они закончат вовремя… Потом шесть раундов по три минуты между Варшаваком и Дюпоном… Ну, тут все будет вяло, сверхвяло, тоже раньше времени не закончится…
Я прикинул:
- Ладно, у меня еще есть время… Подай мне халат, Монтескью.
- Ты куда? - спросил Бодо.
- Надо кое-кому звякнуть:
- Не задерживайся.
Стефани проводил меня до телефонной кабины и ждал у дверей, пока я листал старый, растрепанный справочник.
Я лихорадочно искал номер, тихонько молясь, чтобы нужный мне человек оказался на месте.
Наконец нашел. Мне понадобилось время, чтобы дрожащим пальцем, с трудом попадая в отверстия диска, набрать номер.
Сначала ответил ворчливый голос телефониста на коммутаторе.
- Я хотел бы поговорить с комиссаром Фове…
- Сейчас узнаю, здесь ли он, а кто его спрашивает?
- Боб Тражо!
Короткое молчание.
- Вы смеетесь, в настоящую минуту Боб Тражо дерется на ринге с Петручи!
- Черт побери, повторяю вам: я - Тражо, моя встреча начинается через сорок пять минут, и мне необходимо до этого поговорить с комиссаром… срочно найдите Фове.
- Хорошо, подождите…
До меня приглушенно доносились звонки, шум голосов… Но вот послышался негромкий голос телефониста уголовной полиции:
- Не вешайте трубку, он как будто еще здесь. Его ищут…
Наступившее затем молчание показалось мне бесконечным.
Признаюсь, в какой-то момент у меня появился соблазн бросить трубку… Наконец я услышал:
- Алло! Фове у телефона.
Сердитый голос комиссара подействовал на меня успокаивающе.
- Это Боб Тражо…
- А! Вы… вы хотите предложить мне очередную свою идею, мосье Тражо?
- Да…
- Слушаю вас…
Почему в это мгновение у меня появилось чувство, будто он уже знает! Господи, каким же я был трусом! Я выдавал себя из страха, ради того, чтобы избежать поединка с более сильным боксером… Я поднимал руки, сдаваясь судьбе. Я выбирал пожизненную каторгу, может быть, смерть, вместо сорока пяти минут поединка…
- Слушаю вас, мосье Тражо…
- Так вот, я полагаю, что… что я убил Жо, господин комиссар…
Он отозвался не сразу.
- Вы полагаете?
- Да, если хотите меня арестовать, я в вашем распоряжении…
- Ваш матч закончился?
- Нет, до его начала еще добрых полчаса… Вам хватит времени…
Мне было стыдно перед самим собой! Эти слова задевали мое самолюбие. "Подлец! - думал я - Подлец, Боб! Подлый липовый чемпион! Ничтожество! Трус!"
Я повесил трубку.
Стефани, наверное, все слышал, потому что, судя по всему, пребывал в состоянии панического ужаса. Бледный как смерть, с повисшей в углу рта сигаретой, засохшей, словно сломанный стебелек.
Я смерил его взглядом.
- Ты, разумеется, подслушивал, педик несчастный!
Он не произнес ни слова…
В бешенстве я зашагал назад в свою раздевалку… Бодони готовил бинты…
- Давай сюда, руки, Боб…
Я покачал головой.
- Ни к чему, Бодо, теперь их ждут не бинты, а сталь… Сейчас приедет полиция и меня арестуют, это я убил Жо…
Он тяжело опустился на массажный, стол и посмотрел мне в глаза.
- Это что, правда?
- Да, Бодо, видишь, я всего-навсего жалкий человечишка…
Он покрутил головой.
- Странно, - вздохнул он, - но когда полицейские расспрашивали меня о гибели Жо, я почуял, что с тобой тут не все чисто…
Внезапно Бодо охватил гнев.
- Жалкий, ничтожный подлец! Ты боялся его, признайся?!
- Думаю, да…
Появился Стефани, лицом напоминающий покойника. В узеньких глазках разлилась желтизна. Должно быть, услышанная новость вызвала у него жестокий приступ боли в печени.
Бодо наотмашь ударил меня по лицу. Сопротивляться не было ни желания, ни сил.
- И ты ходил сейчас звонить легавым, чтоб признаться?
- Да, Бодо…
- Потому что ты дрейфишь и перед Петручи, а?
- Да, Бодо.