- Просто знала и все. И хотела быть дома. Беднягу Лорана Виаля будут хоронить уже завтра утром. Здесь это делается быстро, из-за жары. После похорон я сразу поеду к его матушке.
- Можно я еще позвоню? Сегодня вечером?
- О да, - ответила Анжела. - О да, пожалуйста.
35
- Cover, coverage, - произнес Густав Бранденбург. И энергично почесал свой голый квадратный череп. - Из-за этого-то мы тебя в основном и вызвали, Роберт. - Мой шеф на этот раз был облачен в отвратительную оранжево-белую полосатую рубашку, и опять сосал толстенную сигару и непрерывно жевал попкорн из пакетика, рядом с которым лежали еще три непочатых. Он уже весь был обсыпан крошками, а его письменный стол имел еще более неряшливый вид, чем обычно. Рядом с ним в удобном кресле сидел человек лет пятидесяти с очень худым лицом, одетый очень элегантно, спокойный, рассудительный и недоверчивый. Бранденбург представил его мне: министериаль-директор доктор Даниэль Фризе из федерального министерства финансов. Я понятия не имел, что́ этого Фризе сюда привело. Еще не имел понятия. В огромном здании нашей фирмы в это воскресное утро было непривычно тихо. Один Бранденбург работал - как всегда. Я дал отчет обо всех моих передрягах в Каннах. Они оба слушали меня с таким видом, будто уже все знали и ничего другого и не ждали. Кроме того, Бранденбург время от времени бросал на меня взгляд - я не понял, не то встревоженный, не то взбешенный.
- Почему эти слова - cover и coverage - заставили тебя… - начал я было, но Густав сразу меня оборвал:
- А теперь помолчи. Господин Фризе специально приехал из Бонна, чтобы присутствовать при нашем разговоре.
- В воскресенье? Разве дело такое срочное?
- Более срочного не бывает, - сказал Фризе.
Голос у него был приятный.
- Господин Фризе тоже заинтересован в нашем деле.
- Весьма, - вставил Фризе.
- Преступление, которое ты расследуешь в Каннах, - взорванная яхта, смерть двенадцати человек - а теперь и тринадцатого, этого эксперта, как его звали…
- Виаль. Лоран Виаль.
- …этого Виаля, - я сразу почуял, это преступление с финансовой подоплекой. Это экономическое преступление. Подлость белых воротничков. Причем такого масштаба, которого даже я поначалу не мог себе представить. Господин Фризе - я этого не знал - уже давно интересуется Хельманом и его делами. Вот мы и решили объединить наши усилия. А чтобы до тебя дошло, о чем идет речь, господин Фризе тебе кое-что разъяснит. Это сложно…
- Но я постараюсь изложить все как можно проще и короче, - сказал финансист из Бонна. Одет он был действительно с большим вкусом. - Видите ли, господин Лукас, я не открою никакого секрета, если скажу: сейчас во всем мире набирает скорость инфляция. Если нам не удастся удержать ее в рамках, разразится мировая экономическая катастрофа. Она будет не менее разрушительна, чем Вторая мировая война. - Он говорил ровным голосом, спокойно и деловито, и лишь по его напряженному лицу было видно, как его волновало то, о чем он говорил. - Мне хотелось бы сразу заметить, что я считаю инфляцию самым подлым грабежом, какой только есть на свете, потому что по закону нельзя предпринять ни малейших шагов против тех людей, которые - как в нашем случае - используют ее в своих интересах - жестоко, без зазрения совести и полностью отдавая себе отчет о последствиях.
- Тебе приходится иметь дело с подлецами, - сказал Бранденбург и всыпал в рот очередную порцию попкорна. - То есть: нам приходится иметь дело с подлецами.
- А как возникает эта инфляция и та опасность, о которой вы говорите, господин Фризе? - спросил я и вдруг, без всякой логической связи, вспомнил о низенькой скамеечке в кухне у Анжелы, на которой я сидел и смотрел, как она готовит салат.
- Видите ли, - начал Фризе, - в настоящее время по миру странствует огромная сумма - примерно семьдесят миллиардов долларов. Семьдесят миллиардов! Вы можете хотя бы представить себе такую сумму?
- Не могу, - сразу сознался я.
- И никто не может. Но это так. Эти семьдесят миллиардов отчасти виновны в этой беде.
- Но сначала скажите, откуда они взялись? - спросил я.
- Ими владеют огромные заокеанские концерны, частные банки, крупные государственные банки, могущественные финансовые спекулянты. Они возникли благодаря так называемому "дефициту торгового баланса" США.
- Что это такое?
- США все еще импортируют больше, чем сами экспортируют. Значит, все больше долларов поступает за границу. А доллар - это ведущая валюта мира. Он - уже давно - имеет завышенный курс. Но американцы отнюдь не склонны его снижать. Потому еще, что тогда сразу подскочит цена на золото - а это пошло бы на пользу русским, у которых имеются неиссякаемые запасы золота, они в любое время могут выбросить их на рынок. Поэтому же американским гражданам, например, запрещено покупать золото из сократившихся запасов Америки. Нам это разрешено, швейцарцам тоже, - а американцам нет. Кстати: я убежден, что очень скоро опять разразится тяжелый долларовый кризис и что тогда курс доллара придется-таки понизить - вероятно, процентов на десять. Но на этом дело отнюдь еще не кончится! Пойдем дальше: американские концерны или транснациональные компании могут покупать у нас в стране столько акций, сколько захотят, тут дело ясное. Но рядовой американец, желающий купить немецкие акции, должен заплатить еще и двенадцать процентов налога.
- Но это же свинство, - сказал я.
- Причем вполне легальное, - парировал Фризе.
- Что такое вообще "транснациональные компании"? - спросил я.
- Это такие фирмы, которые имеют свои филиалы во всех индустриальных странах и поэтому ни в одной стране не рассматриваются как иностранные - при этом они не имеют никаких обязательств перед этими странами. То есть вполне легальны, как я уже сказал. Легальны - пока государства не пытаются защитить себя от них, ничего не делают, даже хочется сказать - позволяют себя шантажировать этим транснациональным компаниям и закрывают глаза на их дела. А за каждым иностранцем - частным лицом - наоборот, следят во все глаза.
- Что же это за законы такие? - спросил я озадаченно.
- Все люди равны, - хрюкнул Бранденбург с полным ртом, - но некоторые люди равнее других.
- Что же творят эти странствующие по миру семьдесят миллиардов долларов? - задал Фризе риторический вопрос. - Лежат в банках, инвестируются в предприятия за пределами своей страны или идут на покупку таких предприятий, - причем направляются только туда, где дадут наибольшую прибыль. То есть - в страны с относительно стабильными финансами - прежде всего в ФРГ. ФРГ считается - на мой взгляд, неоправданно, но это другая тема - надежным оплотом против кризисов, а немецкая марка - твердой, лучшей в мире валютой. Даже лучшей, чем швейцарский франк или голландский гульден. Ну, если в какой-нибудь стране начинаются тревожные явления - забастовки, безработица, гонки между ценами и заработками и так далее, то доллары, которые находятся в этой стране, а также и местная валюта, владельцами концернов или банков миллиардными суммами переводятся в надежную страну. Переводятся вполне легально. Федеральный банк ФРГ согласно международному валютному соглашению, которое формально все еще действует, но практически давно нарушается, обязан принимать и обменивать любую валюту в любых количествах. Таким путем к нам попадают все новые и новые миллиарды - я излагаю все это очень упрощенно. Вам все понятно, да?
Я кивнул.
- Федеральный банк обязан те доллары, что к нему поступают, обменять на марки. Банк имеет кредиторские претензии к американскому Национальному банку и мог бы потребовать, чтобы эти доллары сперва были обращены в золото. Но теперь он уже не может этого сделать, так как американцы больше не меняют золото на бумажки.
- И все это легально, совершенно законно, - проворчал Бранденбург, катая сигару из одного угла рта в другой. Под мышками на его рубашке выступили пятна от пота, хотя в Дюссельдорфе было холодно. У этого человека наверняка со здоровьем не все в порядке, подумал я. А у меня - разве в порядке?
- Да, совершенно легально. Да только благодаря этому обмену в обращение поступает все больше марок, видите ли. Грубо говоря, Федеральный банк должен печатать все больше денег, а это и есть начало инфляции. Если бы эти новоиспеченные деньги положили на полку, то ничего бы и не случилось. Но вместо этого новые деньги тут же пускаются в обращение. Их следовало бы покрыть соответствующим предложением товаров. Но чтобы их произвести, требуется какое-то время. Как следствие этого: равновесие между спросом на товары и предложением денег нарушено. Значит, цены должны подняться. Кстати, профсоюзы и предприниматели, эти восхваляемые до небес социальные партнеры, тоже вовсю крутят это инфляционное колесо.
Мне вспомнилась старушка в моей аптеке. "Все постоянно дорожает. Буквально все. Молоко, масло, хлеб, мясо, почтовые марки, вывоз мусора, за что ни возьмись. Господи, Боже мой - и "Луизенхое" тоже. Люди испорчены, люди страшно испорчены…"
- Но ведь эти бесконечные гонки между ценами и заработками - чистое безумие, - сказал я.
- Разумеется, - мягко заметил Фризе. - А мы и живем - с точки зрения экономистов - в обезумевшем мире, мы несемся на всех парах навстречу ужасному кризису, при котором пострадает в первую очередь маленький человек, вкладчик сберегательной кассы, в то время как денежные тузы и воротилы извлекут выгоду из такого развития событий. И это, как я уже сказал, лишь первая часть несчастья.
Ах, несчастье не приходит само, как дождь…
36
- А в чем состоит вторая? - спросил я.
- Я рассказал вам о семидесяти миллиардов долларов, - сказал Фризе. - Покуда они не пошли на покупку целых отраслей промышленности, они находятся в руках спекулянтов. Эти спекулянты - они имеются во всех странах - держат в своих руках все виды валют и играют примерно так, как составляют поезда на сортировочной станции. Если у них скопилось много слабой валюты, скажем, английского фунта или итальянской лиры, они постараются избавиться от нее как можно скорее. А это означает: они предлагают суммы в слабой валюте тому или иному Национальному банку, который ведь обязан ее покупать, причем по пока еще высокому курсу. Таким путем эти валютные спекулянты получают в свое распоряжение сильные валюты - скажем, японскую иену или немецкую марку. Так они защищают себя от какого-либо валютного проигрыша. Но не только это! Эти господа дают распоряжения своим филиалам делать долги в странах со слабой валютой, и какие долги! Горы долгов! После чего кредиты из стран со слабой валютой извлекаются и направляются по каналам твердой валюты. Со своими миллионами и миллиардами эти транснациональные компании представляют собой могущественный фактор власти, вынуждающий правительства и банки к действиям - причем действиям с вредными последствиями.
- С вредными последствиями для твоих любимых маленьких людей, - хрюкнул Бранденбург.
- Валютные кризисы и инфляция на самом деле вообще не затрагивают крупных воротил, - сказал Фризе, - они разорительны только для маленьких людей. На их плечи ложится вся тяжесть вынужденных защитных мер, к которым приходится прибегать государству и Национальному банку. И то, что эти спекулянты творят, нельзя подавить с помощью закона и права, ибо все это легально, совершенно законно. Это преступно, аморально, подлее не придумаешь, - но это не нарушает ни одного закона. И когда-нибудь приведет нас всех к гибели. Дело, которое вы расследуете, господин Лукас, одно из таких дел. Поэтому я здесь. Поэтому и господин Кеслер здесь.
- Кто?
- Господин Отто Кеслер. Один из наиболее опытных и сведущих специалистов по валютным операциям в нашем министерстве. Он ждет в соседней комнате. Просто я хотел сначала кратко кое-что вам объяснить, чтобы вы могли понять то, что он вам сообщит.
Бранденбург нажал на кнопку переговорного устройства. Его несчастной секретарше приходилось быть на месте в любое время, когда она потребуется шефу.
- Да, господин Бранденбург?
- Пусть господин Кеслер войдет, - прорычал Густав. Зола посыпалась на его рубашку, он этого не заметил.
Дверь отворилась.
На пороге стоял верзила с редкими светлыми волосами и шрамом на левом виске, который в тот вечер, когда в отеле "Мажестик" гремел бал, сидел рядом со мной у стойки бара и прислушивался к моему разговору с Николь Монье, потом исчезнувшей.
И вот он опять тут как тут передо мной.
Я молча уставился на него.
Господин Кеслер лишь слегка мне кивнул.
37
Кеслер говорил совсем иначе, чем Фризе - быстро, энергично, приказным тоном, победительно. Ему было под шестьдесят, но выглядел он намного моложе.
- Вот это сюрприз, - сказал я. - Со свиданьицем.
- Я уже несколько недель в Каннах, с перерывами, - сухо перебил меня Кеслер, высококлассный специалист по выявлению злостных налогонеплательшиков. - Я живу в "Карлтоне". Разумеется, я не мог вам представиться.
- Разумеется. Кстати, эта девушка, с которой я беседовал в баре…
- Исчезла. Вместе со своим сутенером. Знаю. Я знаю все, что там произошло, господин Лукас.
- А чем вы, собственно занимались в Каннах?
Кеслер ответил:
- Мы интересовались делами банковского дома Хельман, одного из наиболее известных и респектабельных частных банков ФРГ. Видите ли, мы сотрудничаем, конечно, с аналогичными специалистами из других стран. Обмениваемся информацией. И уже много месяцев, да что там месяцев - много лет мы занимаемся Хельманом и его делами с этим американцем Джоном Килвудом.
- Джон Килвуд - это ведь один из тех, кто приехал в Канны якобы для того, чтобы отпраздновать шестьдесят пятый день рождения Хельмана.
- Он самый. Притом наиболее интересный и опасный, - сказал Кеслер и хрустнул костяшками пальцев. Он часто это делал - такая была у него неприятная привычка. Он вытащил из кармана большой блокнот и прочитал нам: "Джон Килвуд. В третий раз разведен. Шестьдесят два года. Пятеро детей. Окончил Йельский университет. Сфера деловых интересов: "Килвуд - Нефтяная компания" и сеть ее дочерних предприятий. Приблизительный размер состояния: от семисот до тысячи миллионов долларов".
- Боже, храни его, - вставил Бранденбург.
- А он и хранит, - ответил Кеслер, глядя в свой блокнот. - Килвуд владеет домами, земельными участками и квартирами в Беверли-Хилс, во Флориде, на Багамах, во Франции, в Швейцарии, Монако, Лихтенштейне и Англии. Там у него целый замок. Два самолета, оба "Боинг-702". Имеет роскошную квартиру в нью-йоркском небоскребе "Юнайтед Нейшнз Плаза".
- Но эта компания "Куд-Ойл", собственность Килвуда, - ввернул Фризе, - работает в Европе почти без прибыли, прежде всего у нас.
- А где же прибыль? - спросил я.
- А там, где ему угодно ее иметь. В странах с наименьшим налогообложением, - ответил Кеслер. Он перелистнул страничку в блокноте и взглянул на меня. - Фирма "Куд" вам известна, я полагаю?
- Кто же ее не знает? - ответил я.
Завод по сборке электроники в Шварцвальде, его филиалы по всей ФРГ и фирмы-поставщики комплектующих за границей - все это "Куд", одна из крупнейших фирм мира, которая делала радары и телевизоры, узлы для спутников связи и аппараты для космических программ Америки. Не было такой электроники, которую не производила бы фирма "Куд".
- Ну, так вот, - продолжал Кеслер, производивший впечатление человека уверенного в себе, компетентного и умного, - головное предприятие этой самой "Куд" в Шварцвальде в 1948 году было жалкой фабричкой с двумя сотнями рабочих. Ныне на "Куд" занято - во всем мире - семьсот пятьдесят тысяч работников; заводы-поставщики не в счет. После всего, что я тут доложил, вас наверное не удивит, когда я скажу, что большая часть предприятий "Куд" тоже принадлежат Килвуду.
- Да, для меня это уже не неожиданность, - подтвердил я.
- В 1948 году мы были вынуждены покупать доллары по ничем не оправданному курсу - четыре марки двадцать. В настоящее время он остановился у трех марок девятнадцать. Но и это - слишком высокий курс. А в те годы американцы, конечно, покупали в Германии все, что хотели. Килвуд купил эту маленькую фабричку в Шварцвальде, из которой со временем выросла всемогущая "Куд". Вероятно, господин министериаль-директор Фризе объяснил вам, как делаются такие дела - легально, совершенно легально.
- Да.
- Хорошо, - сказал Кеслер. - Как вы думаете, какие прибыли получает в год эта фирма "Куд", этот промышленный монстр?
- Много миллиардов, - сказал я.
- Так-то оно так, - кивнул Кеслер и злобно рассмеялся. - А знаете ли вы, сколько она платит государству в виде налога? Вы будете смеяться: в Германии она не платит ни гроша!
38
- Разве такое возможно? - Я сам себе казался круглым идиотом.
- Даже очень, - ответил мне Фризе. - Фирма "Куд" поставляет продукцию заказчику в Лихтенштейне. В этом налоговом оазисе налоги сведены к минимуму. Тамошние фирмы-посредники направляют прибыли в золотом эквиваленте куда следует: счета идут через Лихтенштейн на Багамы, где вообще никаких налогов не существует. Миллиардные прибыли положит себе в карман "Куд", то есть Килвуд, тогда, когда между Лихтенштейном и Багамами будет произведен расчет, но на этот раз - в денежном выражении!
- Должна же, однако, в Германии существовать возможность закрыть фирму, которая не платит налоги! - воскликнул я.
- Такой возможности у нас нет, - ответил Фризе. - В этой сфере вообще все разрешено и ничего поделать нельзя. Однако - он впервые несколько повысил голос, - однако, есть одно место, где мы все же можем кое-что сделать, если очень повезет. Если мы докажем хотя бы малейшее сокрытие доходов фирмой "Куд", хотя бы малейшее нарушение правил. Тогда мы можем пустить ее по ветру. Поэтому-то Кеслер уже давно занимается проверкой сделок между "Куд" и банковским домом Хельман.
- А Хельман тут при чем?
- Ах, да вы и этого не знаете? - удивился Кеслер. - Хельман был доверенным банком Килвуда в Германии.
- Прелестно, Роберт, прелестно, разве нет? - прочавкал Бранденбург. Кончик его сигары уже опять был весь обсосан и обслюнявлен. Он откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе и глядел на нас всех своими хитрыми глазками. Своими хитрыми свиными глазками.
39
Кеслер продолжал:
- То, что я выяснил, досталось мне с величайшим трудом, как вы легко можете себе представить. Пришлось использовать и нарушения тайны, и чувства мести… - Он взглянул на меня. Глаза у него были серо-голубые, цвета стали, я не заметил в них ни искры человечности. Они могли бы быть и стеклянными, эти глаза. И я подумал: Кеслер, этот ас среди налоговых ищеек министерства финансов, одержим своей профессией, для него на свете больше ничего не существует.
А он продолжал: