- Конечно, не знает, - тут же нашлась Паскаль. - Потому что тоже влюбилась. Помолчи, Анжела, я женщина, и я вижу тебя насквозь. Примите мои поздравления, мсье Лукас! Тихо, Нафтали!
Терьер залаял. Ему хотелось, чтобы его погладили. Паскаль наклонилась и потрепала его по головке. Она любила своего пса, это тоже было видно.
- Как вы его назвали?
- Нафтали, - ответила она. - Нафтали, сын Израиля. Видите ли, израильтяне, родившиеся у себя в стране, называются сабрами. А сабра - это плод фикуса - снаружи жесткий, грубый и весь в колючках, а внутри мягкий и сладкий. Так и молодые сабры: снаружи жесткие, грубые и колючие, а душа у них чувствительная, чуть ли не сентиментальная. Таков и наш Нафтали - строптивый и бешеный, часто невыносимый, но какой верный, преданный и ласковый на самом деле. Да, мой хороший, да, ты мой любимый…
- Вы пытаетесь выяснить, как погиб Хельман, - сказал Трабо и, держа бокал в руке, направился вместе со мной на террасу.
- Да, в этом состоит моя задача.
- Легкой ее не назовешь.
- Как вы думаете, что это было? Несчастный случай? Самоубийство? Убийство?
- Не самоубийство, - спокойно сказал Трабо. - Не такой это был человек, чтобы наложить на себя руки. Это я сказал и налоговому сыщику - как его зовут? - да, Кеслеру. "Странно, - подумал я, - об этом Кеслер ни слова не сказал. А почему?"
- Несчастный случай вы исключаете. Значит, убийство? - уточнил я.
- Значит, убийство, - так же спокойно ответил Трабо. - И, предупреждая ваш следующий вопрос, сразу отвечу: это мог сделать любой из нас, любой из тех людей, с которыми вы познакомитесь сегодня вечером. Конечно, я не хочу сказать - убил своими руками. Для этого есть профессионалы - киллеры. Даже Бинерт и Симон, которые были на яхте, теоретически могли это сделать. Они тоже имели дела с Хельманом. Правда, в этом случае, профессионал дал маху: в его задачу входило, конечно, взорвать одного Хельмана.
- Хельмана и экипаж яхты.
- Ну, и этих бедняг тоже, конечно, - согласился Трабо. - То, что я сказал о Бинерте и Симоне - это, разумеется, чисто умозрительное теоретизирование. Но все другие - то есть, мы - уж конечно подпадаем под подозрение!
- Да, - заторопился я и быстро вынул из кармана свою визитную карточку и шариковую ручку. - Не напишете ли мне имена ваших гостей? Я не знаю, как они пишутся, а спросить у них самих неудобно.
- Охотно. - Он положил карточку на парапет террасы и написал. Карточку и ручку я тут же спрятал в карман.
- Все эти люди, - сказал Трабо, - состояли в деловых отношениях с Хельманом. - Это тоже было новостью для меня. Разве Кеслер этого не знал? Очевидно, не знал. - В деловых отношениях весьма секретного свойства, - естественно из-за налогов и из-за валютных законов. Но все они поголовно имели дела с банком Хельмана. В том числе и я, мсье Лукас. Зачем мне лгать? У меня тоже могла бы быть на то причина. Как и у всех. Так что вам будет трудно. Теперь банком, очевидно, будет командовать Бриллиантовая Хильда, как только придет в себя. Бог знает, что она наворочает! Надеюсь, однако, что она поручит управление делами банка этому молодому красавчику Зеебергу. С этим человеком можно иметь дело. Давайте все же вернемся к дамам.
- Ну вот, - сказала Паскаль, - теперь я хочу еще показать мсье Лукасу наш дом. Мы очень счастливы, что живем здесь. Все построено по нашим планам - точно так же, как наша яхта: она тоже построена по планам Клода… Я похищаю у тебя мсье Лукаса, Анжела, дорогая, ты разрешишь? Выдержишь без него десять минут?
- Паскаль, прошу тебя! - сказал ее супруг.
Она засмеялась.
- Да ты только посмотри на Анжелу! Видела я за жизнь влюбленные пары… - Она повела меня по дому. Здесь тоже во всем чувствовалось богатство, но по-другому, чем в доме Хильды Хельман, совершенно иначе. Под конец мы оказались в огромном подвале. Там стояли стиральные машины и гладильные доски.
- Часто я сама стираю и глажу рубашки и белье моего мужа, - сказала Паскаль. - Рядом - комната для шитья. Я сама подправляю мелочи в своих платьях. - На ней было платье от Пуччи в сине-зелено-оранжевых тонах, переходящих друг в друга. Оно состояло как бы из двух частей: верхней, державшейся на бретельках вокруг шеи, и нижней - юбки с глубокими разрезами. Туалет дополняли очень дорогие изумруды. По сравнению с ними драгоценности Анжелы выглядели не менее красивыми, но куда более скромными.
- Вы сами шьете?
- А ведь я по профессии портниха, - Паскаль облокотилась на большую стиральную машину, - мсье Лукас, - сказала она. - Мне очень хочется, чтобы вы имели о нас ясное представление. Конечно, теперь мы с мужем очень богаты. Но так было, видит Бог, не всегда, отнюдь. Теперь у мужа - отели в Испании, на Майорке, в Греции, Италии и Германии. После войны, когда мы с ним познакомились, у него была в Тулузе одна маленькая гостиница, унаследованная от одного из дядюшек. Не знаю никого, кто бы больше трудился в своей жизни, чем он. Поначалу нам иногда приходилось так тяжко, что мне приходилось подрабатывать манекенщицей. Всего, чем теперь владеет Клод, он добился тяжким трудом. А я помогала ему. Мне хотелось, чтобы вы это знали.
- Благодарю вас за доверие, мадам.
- И вот еще что, - добавила Паскаль. - Мы с Анжелой - настоящие подруги. Она независима, может делать, что хочет, денег у нее достаточно. Но я от всей души желаю ей большой любви. И если такая любовь, большая любовь, возникнет между вами, не разочаруйте ее, прошу вас. Однажды она уже пережила тяжкое разочарование. Не думаю, что она вынесла бы такое во второй раз. - Мы услышали, как наверху, скрипя гравием аллеи, к дому подъехала машина. - Первые гости прибыли, - сказала Паскаль. - Вы так милы, и вы любите Анжелу. Я тоже ее люблю. Так что называйте меня по имени - просто Паскаль. Можно и мне - как ваше имя?
Я сказал.
- Можно мне называть вас Робертом?
- Конечно, Паскаль.
- Обещайте, что не сделаете Анжелу несчастной.
- Обещаю.
- И никогда не обманете ее.
- Никогда, - сказал я и подумал, как жестоко я ее уже обманул.
5
Потом они стали приезжать один за другим. Машина за машиной.
Слуги подали шампанское на террасу. Я заметил, что кроме меня никто не преподнес хозяйке дома цветы. Гости смеялись, говорили, перебивая друг друга, пили, курили, бродили по террасе между напольными вазами с цветущими растениями. Паскаль познакомила меня со всеми этими "денежными мешками". Меня разглядывали слегка недоверчиво, но в основном заинтересованно. Я для них был в новинку - агент страховой компании!
Джон Килвуд приехал уже сильно набравшись, его привез личный шофер. Он оказался тощим верзилой, очень плохо выглядел - темные круги под глазами и обрюзгшее лицо с пористой кожей. Его рука дрожала, даже когда он сжимал в ней бокал. А он все время не выпускал его из рук. Его смокинг был помят, на сорочке виднелись пятна от виски. Он держался за бокал, словно тот был его последней опорой в жизни. И пил без всякой меры - не шампанское, как все, а только виски.
- Привет, ищейка, - бросил он мне.
- Добрый день, мистер Килвуд.
- У вас уже есть ордер на арест? Прямо здесь меня заберете?
- Черт возьми. Перестаньте молоть чушь, Джон, - одернул его англичанин Малкольм Торвелл, не отходивший от него ни на шаг. Торвелл был очень высок ростом, очень строен и одет с большим шиком. Говорил он слегка нараспев и все время изображал из себя супермена. Я подумал, что он, вероятно, из голубых.
- И вовсе это не чушь. Я прикончил Хельмана. Правду я говорю или нет? Ясно, правду, раз вы молчите. Потому что возразить нечего. Он же был моим другом, моим добрым другом. Однажды, когда меня собирались призвать в армию и я проходил медицинскую комиссию, один из врачей, идиот психиатр, спросил меня: "Ну, как, мистер Килвуд? Полагаете, что вы сможете убить человека?" Я ответил: "Чужака - не уверен. Кого-то из друзей - наверняка!"
Все промолчали.
- Это была шутка, - злобно бросил Килвуд. - Чтобы вас рассмешить! Итак, вперед, мсье Лукас, где же наручники? Я признаю себя виновным.
- А почему вы убили господина Хельмана, мистер Килвуд? - спросил я.
- Послушайте, мсье Лукас, неужели вы всерьез поверили, что… - начал Торвелл.
- Но он и должен всерьез мне поверить! - Килвуд покачнулся. - Хочу вам открыть, почему я это сделал.
- Почему же?
- Потому что я его попросил купить для меня ферму, где разводят бугенвилии, а он меня надул. Вы, небось, знаете, бугенвилии - это такие растения с красивыми цветочками. Множеством прелестных разноцветных цветочков. В них вся моя радость. Вы не знаете, что такое бугенвилии?
- Нет, - солгал я. - Как пишется их название? И где вы хотели купить ферму?
- В Вансе.
- Не напишете ли мне название этого растения? - Я протянул ему свою визитку и шариковую ручку. Он неожиданно быстро нацарапал на обороте несколько слов. - Прежде чем виновного подвергнут справедливой каре, он все же имеет право выпить последнюю рюмку виски, не так ли? Гарсон… - Он, шатаясь, побрел прочь.
- Пьяный бред, - выдавил Торвелл. - Надеюсь, вы не поверили его словам?
- Конечно, нет.
- Зачем же тогда вы попросили его что-то там написать?
- Хотел узнать, как правильно пишется слово "бугенвилии".
- Не поэтому.
- Конечно, нет.
- Вы собираете автографы?
Я промолчал. У меня уже были образцы почерка Хильды Хельман, Зееберга, Трабо и Килвуда.
- А почему?
- Да так, от нечего делать.
- Ах, вот оно что, - сказал Торвелл. - Хотите получить образчик и моего почерка?
- Не премину.
Все фонари и светильники в саду и на террасе были спрятаны в цветущих кустах, поэтому отбрасывали на нас причудливые тени.
- Что написать? - спросил он, беря из моих рук визитку и ручку.
- Пишите: "Я не убивал Хельмана".
Он послушно написал эти слова.
- Я в самом деле не делал этого.
- А если бы и сделали, мне все равно бы не сказали.
- Что верно, то верно. - Он хихикнул как-то по-бабьи. - Правда, Паскаль прекрасно смотрится в этом платье от Пуччи?
- Просто великолепно.
- Я даю советы многим знакомым дамам по части их туалетов. Вы даже не представляете себе, до чего большинство дам сами не знают, что им идет, до чего они лишены вкуса. Вот у Анжелы вкус есть, у Паскаль тоже. Но посмотрите на Бианку.
- На кого?
- На Бианку Фабиани. Вон она стоит, рядом с супругом. Старый болван! Весь свет знает, что она ему изменяет налево-направо. Была когда-то ревю-герл в варьете "Лидо" в Париже. Умереть мало! Раз у нее красивый бюст, она считает, что должна в любом обществе демонстрировать свои прелести. Вы видите - соски наружу!
- Нет, не вижу. Мне кажется, вы преувеличиваете, - сказал я.
- Ничего я не преувеличиваю! Они у нее маленькие и розовые. Я вижу оба - теперь, когда она наклонилась. Кстати, насчет убийства. Если вы найдете убийцу - само собой, это не Килвуд, несчастный выпивоха, Господи спаси его и помилуй. Но знали ли вы, что Фабиани перевели в Германию, в банк Хельмана, какую-то немыслимую сумму в лирах, потому что в Италии скоро разразится кризис?
- Нет, этого я не знал.
- Кризис действительно скоро разразится, но покамест его нет. А Фабиани срочно понадобились деньги. Он требует их вернуть. Как я слышал, у Хельмана были затруднения с платежами из-за истории с английским фунтом. Он не мог вернуть деньги. Между тем, дела, которые они вместе проворачивали, были незаконными.
- Какие дела?
- Некие тонкие валютные спекуляции. Вы удивлены, не так ли? Этот знаменитый своей честностью чудо-банкир, гордость вашей страны! Что, если Фабиани потребовал вернуть переведенные им в банк Хельмана деньги, а Хельман не располагал нужными средствами? И Хельман, вероятно, заявил, что мог бы и обнародовать данные об их совместных валютных махинациях. Чтобы вы меня правильно поняли: в Германии они вполне законны, а в Италии наоборот. Что оставалось бы Фабиани делать? Это, конечно, только версия, всего лишь версия. Что это за красавчик появился в том конце террасы?
- Это Пауль Зееберг, исполнительный директор банка Хельмана, - сказал я.
- Этот молодой человек знает, как надо одеваться, скажу я вам. И у него есть вкус. Извините, мсье Лукас, я хочу познакомиться с этим господином Зеебергом. Красивый парень, ничего не скажешь…
6
Супружеские пары Фабиани и Тенедос стояли тесным кружком, когда я к ним подошел. Разговор тут же оборвался. Потом все сразу вновь заговорили. У Бианки Фабиани в самом деле грудь была открыта до такой степени, что соски почти выглядывали наружу, так что Торвелл не слишком преувеличивал. Одета она была безвкусно, хотя ее туалет наверняка стоил целое состояние; и она все еще не избавилась от слишком раскованной, слишком кокетливой манеры держаться, свойственной ее прежней профессии.
- Вы ищете убийцу бедного мсье Хельмана? - Бианка залилась беспричинным смехом.
- Да, - просто ответил я.
- Им мог быть каждый из нас или мы все вместе, - сказал грек, у которого голова покоилась прямо на плечах за отсутствием шеи, и погладил руку своей жены-куколки. - У всех нас были на то причины. Он мог бы меня разорить - во всяком случае, испортить мою деловую репутацию. Так что у меня была причина. У Фабиани тоже, верно?
- Да, - односложно подтвердил тот, сохраняя серьезный вид. - Мне не надо называть эту причину, Торвелл ее вам уже назвал.
- Откуда вам это известно?
- Но он же об этом вам только что рассказал.
- Рассказал? Мне?
- Не разыгрывайте спектакля, мсье Лукас. Мы видели, как он взглянул в нашу с женой сторону.
- Проклятый педик, - вставила бывшая танцовщица из "Лидо", ставшая синьорой Фабиани, одной из самых богатых женщин в своей стране.
- Совращать малолетних мальчишек, это он умеет. По нему тюрьма плачет уже из-за одного этого. А уж за убийство! У кого была на то более веская причина, чем у него?
- Как это?
- Дочерняя компания фирмы "Куд" в Англии почти целиком принадлежала ему, - сказал Тенедос. - И обанкротилась из-за валютных спекуляций Хельмана и Килвуда. Чем не причина?
- Нда-а-а, - протянул я. - Конечно, это мог бы быть и он. А я-то считал вас всех добрыми друзьями.
- А мы и есть добрые друзья, - ответила за всех Мелина Тенедос. - Но разве нам нельзя немножко поиграть в страшную пьесу с убийством в последнем действии? - И она засмеялась.
Все подхватили ее смех.
- Конечно, можно, почему не поиграть, - сказал я.
Слуга подал новые бокалы шампанского. С этим делом я легко справился. Мелина Тенедос, красотка с детским личиком, предложила, чтобы мы все написали бедной больной Хильде Хельман почтовую открытку. Паскаль принесла открытку. Я попросил Тенедоса начать. Он написал две строчки. Затем наступил черед Фабиани. Он тоже написал две строчки. Тут к нам присоединились супруги Саргантана. И Саргантана, у которого был такой вид, будто он еще вчера объезжал лошадей, тоже нацарапал несколько слов. Потом внизу дамы поставили свои подписи, в том числе и Паскаль. Теперь у меня были образцы почерка их всех.
- Я отправлю открытку из отеля, - сказал я и сунул ее во внутренний карман смокинга.
7
- Заезжайте-ка ко мне завтра, - немного позже сказал мне Хосе Саргантана. - Сдается, что я должен сообщить вам нечто важное. - Разговаривали мы все по-французски, некоторые с ужасным акцентом. Он протянул мне свою визитную карточку. - Здесь мне не хочется об этом говорить. Как-никак, это дом наших друзей.
- А о чем, собственно, пойдет речь?
- Вы ведь ищете убийцу, верно?
- Верно, - подтвердил я.
- Ну, так вот, - только и сказал он.
Потом попрощался со всеми и низко склонился над рукой Паскаль, - она подошла к нам в эту минуту.
- Дорогая, вы прелестно выглядите, - сказал ей Саргантана.
Затем обратился ко мне:
- Приходите в любое время после девяти, я буду вас ждать.
- Очень любезно с вашей стороны, - сказал я.
Анжела в одиночестве стояла на лестнице, спускавшейся с террасы в темный сад. Она держала в руке бокал и курила.
Я пошел к ней.
8
- Ну, принес ли вам этот вечер какой-то успех?
- Все очень запутано, - ответил я. - Но я мало-помалу продвигаюсь.
- Вот и хорошо, - сказала Анжела.
- Что с вами? - спросил я. Она была похожа на даму со старинного портрета: белое платье до полу и ярко-рыжие волосы на фоне утопающего во мраке сада.
- Ничего. Почему вы спрашиваете?
- Вы вдруг совершенно переменились, Анжела.
- Разве?
- Конечно. Но из-за чего? Разве я сделал что-то такое?..
- Не вы, Роберт.
- Тогда кто же?
- Паскаль. - Она жадно затянулась. - Я знаю, она хочет мне добра, но слышать то, что она говорила, было для меня мученьем. Я имею в виду то, что она говорила о нас с вами. Она такая добрая и преданная подруга. И хочет непременно видеть меня счастливой. К тому же вы ей понравились. Но это еще отнюдь не причина объявлять нас влюбленной парой.
- Согласен, - сказал я. - К сожалению, это так. И вы считаете, такого никогда не случится?
- Роберт, вы попросили меня устроить этот вечер. Я хотела вам помочь.
- Вы всегда хотите мне помочь, - парировал я. - Ответьте мне на один вопрос, Анжела.
- На завтра Паскаль пригласила нас с вами на морскую прогулку на их яхте. В половине двенадцатого мы должны быть в Порт-Канто. Да она настоящая сводница!
- В общем так: я вас люблю, но это мое личное дело. Вас это вовсе не касается - я правильно понял?
- Да, Роберт. Вы все правильно поняли. Я испытала любовь, вы знаете. И она не принесла мне ничего, кроме страданий. Так что я предпочла бы иметь нового друга, а не новую любовь с печальным концом.
- А это уже неправда, - заметил я. - Откуда же Паскаль так много знала обо мне? Откуда знала, как сильно я вас люблю? Кто ей все это сказал?
- Я, - смущенно ответила Анжела. - Я. По телефону. Мы с ней целый час разговаривали по телефону, когда вы были в Дюссельдорфе. Кажется… - Анжела повернулась ко мне, улыбнулась, и золотые искорки вновь заплясали в ее глазах. - Кажется, я и впрямь много чего о вас рассказала.
- Ах, вот оно что, - вздохнул я и почувствовал, как по всему моему телу разлилась теплая волна счастья. - Тогда о любви, ясное дело, не может быть и речи. Никогда.
- Вот именно, никогда, - повторила Анжела и с улыбкой поглядела мне в глаза.
Она долго не отводила взгляда, и я подумал, что для того, чтобы правильно понять, что такое счастье, нужно представить себе, что ты его потерял и только что вновь обрел. Для такого эксперимента, разумеется, необходим печальный опыт.
- Жалко нас обоих, - сказал я.
- Жалко, - подтвердила Анжела. - Разве нет?
- Так завтра мы едем кататься по морю?
- Я согласилась. А вам надо работать?
- Можно успеть и то, и другое.
- Вы так милы, Роберт. Вы ужасно милы.
- Просто я вас люблю, - сказал я. - В этом случае быть милым проще простого.
К нам подошел блондинчик Зееберг, держа бокал в одной, сигарету в другой руке. Он тоже был в белом смокинге.
- Я не помешал?
- Отнюдь, - отозвалась Анжела.
- Еще как, - заметил я.
И мы все трое расхохотались.