- Когда осудили трех нацистов? - припомнила заголовки газет Эрика.
- Именно так. После того происшествия интерес прессы к партии резко возрос. Полиция тоже не спускала с них глаз. И тогда на сцену вышел Йон. Он собрал самых толковых людей из разных групп и предложил им сотрудничать. Так "Друзья Швеции" стали главной группой в партии. Затем он несколько лет потратил на то, чтобы - по крайней мере, внешне - почистить ее ряды. Это он придумал слоган про возвращение к корням. Благодаря ему они смогли позиционировать себя как рабочую партию.
- Наверное, сложно управлять такой партией. Там ведь полным-полно экстремистов!
Шель кивнул:
- Да, многие тогда ушли. Сочли Йона мягкотелым, предателем традиционных идеалов. Судя по всему, до него в партии существовало негласное правило не обсуждать открыто иммиграционную политику. Обстановка у них была самая нестабильная: слишком много разных интересов. Там и сейчас есть как те, кто желает отправить всех иммигрантов на родину первым рейсом, так и те, кто просто требует ужесточения законодательства.
- А к какой категории принадлежит Йон? - спросила Эрика, оглядываясь на близнецов.
- Официально - к последней, но в реальности?.. Скажу честно. Я бы не удивился, если бы узнал, что у него в шкафу висит нацистская униформа.
- Как он попал в эти круги?
- Я проверил его прошлое. Хольм вырос в состоятельной семье. Его отец основал в сороковые экспортную фирму, и в послевоенные годы дела у него шли просто замечательно. Но в семьдесят шестом году…
Журналист сделал эффектную паузу, и его собеседница тут же выпрямилась на стуле.
- Да?
- В высших кругах Стокгольма произошел скандал. Мать Йона Грета бросила его отца Отто ради ливанского бизнесмена, с которым тот вел дела. Оказалось также, что Ибрагим Джабер увел у него не только жену, но и часть состояния. От отчаяния Отто застрелился в июле семьдесят шестого года. Но на этом история не закончилась. Выяснилось, что у Джабера уже были жена и дети. Он и не собирался жениться на Грете. Только бросил ее, забрав все деньги. Спустя пару месяцев имя Йона начало всплывать в нацистских кругах.
- Так родилась ненависть, - закончила Эрика и, достав из сумки записку, протянула ее Шелю. - Вот что я нашла дома у Йона. Не знаю, как ее толковать, но, может, что-то в ней есть.
Ее друг рассмеялся.
- Что значит "нашла"?
- Ты совсем как Патрик, - улыбнулась Эрика. - Она просто там лежала. Уверена, ее никто не хватится.
- Дай взглянуть. - Рингхольм надел очки. - "Гимле", - прочитал он вслух и нахмурился.
- Что это значит? - спросила писательница. - Я никогда не слышала этого слова раньше. Это сокращение?
Корреспондент покачал головой:
- Гимле появляется после Рагнарёка в скандинавской мифологии. Это подобие рая. Думаю, это известное слово в нацистских кругах. Есть еще культурное объединение под таким названием. Его члены утверждают, что они вне политики, но кто знает… Во всяком случае, они пользуются популярностью у "Друзей Швеции" и Датской народной партии.
- А чем они занимаются?
- По их собственным словам, работают над возрождением национальной идентичности и национального чувства. Интересуются старыми шведскими традициями, народными танцами, древней поэзией, легендами и так далее, что вполне вписывается в идеологию "Друзей Швеции".
- Так слово "Гимле" может относиться к этому клубу? - уточнила Эрика.
- Кто знает… Это может быть все, что угодно. Как и эти цифры.
И Шель еще раз пробежал глазами длинные ряды цифр: "1920211851612114" и "5081400".
Его гостья пожала плечами.
- Я понятия не имею, что это такое. Может, он их просто так черкал, пока говорил по телефону? Писали будто бы в спешке…
- Может, и так, - Рингхольм помахал запиской. - Можно мне ее оставить?
- Конечно, я только ее сфотографирую. Кто знает, может, меня осенит гениальная идея, которая поможет расшифровать этот код.
- Прекрасная идея.
Журналист вернул записку Эрике, и та сняла ее на телефон, а затем опустилась на колени и начала прибирать за детьми.
- Как ты ее собираешься использовать? - спросила она, поднявшись.
- Пока не знаю. Но я знаю места, где можно найти самую разную информацию, - отозвался Шель.
- Так ты думаешь, это не просто писульки?
- Не знаю, но можно рискнуть.
- Скажи, если что-то узнаешь. Будем на связи, - пообещала Эрика, собирая детей в кучу.
- Разумеется. До связи!
И вот так всегда! Если Йоста опоздал, то всё - конец света, а когда Хедстрёма все утро нет на работе, никто и бровью не поведет. Вчера Эрика позвонила и рассказала о визитах к Уве Линдеру и Йону Хольму, и старому полицейскому не терпелось поехать с Патриком к Леону. Жизнь несправедлива, подумал он и вернулся к работе. Но буквально через секунду раздался звонок телефона, и он поднял трубку:
- Алло. Флюгаре у телефона.
- Йоста, - это была Анника, - Турбьёрн звонит. Пришли первые результаты анализов. Он спрашивает Патрика, но его нет. Поговоришь?
- Конечно.
Йоста внимательно выслушал эксперта и все записал, хоть и знал, что за звонком последует рапорт по факсу. Но отчеты всегда написаны таким сложным языком, что лучше постараться запомнить устные объяснения коллеги. Стоило Флюгаре положить трубку, как в дверь постучали.
- Анника сказала, Турбьёрн звонил. Что он говорит? - живо спросил вошедший Патрик. Вид у него был грустный.
- Что-то случилось? - встревожился Йоста.
Хедстрём тяжело опустился на стул:
- Я навещал Мартина.
- И как он?
- Берет отпуск. Пока на три недели. Дальше посмотрим.
- Почему?
Йоста встревожился не на шутку. Ему нравился Мартин Молин, хотя этот юнец порой и задавался. Он всем нравился. Услышав рассказ Патрика о болезни Пии, Флюгаре шумно сглотнул. Бедный парень. И дочка у них совсем маленькая. Неужели она потеряет мать? С тяжелым вздохом Йоста отвернулся к стене. Нельзя плакать. Все-таки они на работе.
- Будем работать пока без Мартина, - закончил Патрик. - Так что сказал Турбьёрн?
Йоста украдкой смахнул слезы и откашлялся, прежде чем снова повернуться к Патрику.
- Криминалисты подтвердили, что это человеческая кровь. Но она слишком старая, чтобы сделать анализ ДНК. Также они не знают, кровь это одного или нескольких разных людей.
- Примерно так я и думал. А нуля?
- Турбьёрн отправил ее на анализ специалисту по оружию. Он говорит, что ее нет в наших регистрах.
- Жаль… А ведь была надежда… - недовольно протянул Хедстрём.
- В любом случае это девятимиллиметровая пуля.
- Калибр девять миллиметров? Это тоже не облегчает нам задачу. - У Патрика даже плечи опустились от разочарования.
- Турбьёрн сказал, что попробует определить тип оружия поточнее. И естественно, если мы найдем "ствол", можно будет посмотреть, из него ли стреляли.
- Где же мы его найдем? - Хедстрём внимательно посмотрел на Йосту. - Насколько тщательно вы тогда обследовали дом и окрестности?
- Ты имеешь в виду в семьдесят четвертом?
Патрик кивнул.
- Насколько это было в наших силах, - начал вспоминать Флюгаре. - Людей не хватало, но мы все равно прочесали весь остров. Если бы оружие где-то было, мы нашли бы его.
- Наверное, оно лежит на дне моря, - предположил его собеседник.
- Ты наверняка прав. Кстати, я начал обзванивать воспитанников интерната, но пока это ничего не дало. Пора отпусков. Никто не подходит к телефону.
- Все равно хорошо, что начал, - похвалил Патрик. - Можешь пометить самых интересных - к ним мы съездим лично.
- Это будет сложно. Они живут по всей Швеции, - ответил Йоста. - По всем адресам не наездишься.
- Обсудим это, когда у тебя будет выборка.
Хедстрём поднялся и пошел к выходу. По пути он обернулся:
- Поедем к Леону Кройцу после обеда? К нему далеко ехать не надо.
- Хорошо. Надеюсь, это даст больше, чем вчерашний допрос. Йозеф был таким же молчаливым, каким я его помню.
- Да, из него слова клещами надо вытягивать. А этот Себастиан - скользкий тип, - добавил Патрик и вышел.
Флюгаре поднял трубку и начал набирать очередной номер. Он ненавидел говорить по телефону. Если бы не Эбба, и браться бы не стал. Хорошо, что Эрика согласилась взять на себя часть звонков.
- Йоста! Подойди! - крикнул вдруг Хедстрём.
Выйдя в коридор, Флюгаре увидел Мортена Старка. В руках у того был пластиковый пакет с открыткой.
- Мортен нам хочет что-то показать, - сообщил Патрик.
- Я сразу положил ее в пакет, - пробормотал Старк, - но я брал ее в руки, так что мог что-то испортить.
- Хорошо, что вы подумали о пакете, - похвалил его Хедстрём.
Йоста некоторое время вглядывался в открытку с котенком. Затем, повернув ее, прочитал написанные на другой ее стороне строки.
- Что за черт! - воскликнул он.
- Похоже, Й. начинает показывать свое истинное лицо, - прокомментировал Патрик. - Это, без всяких сомнений, угроза.
Лонгбру, психиатрическая больница, 1925
Наверное, это какое-то недоразумение. Или это та ужасная женщина довела его до болезни. Но Дагмар ему поможет. Что бы ни произошло, Герман поправится, когда они снова будут вместе. Дочку она оставила в кондитерской в городе. Девчонка ей надоела. Дагмар велела отвечать всем, кто спросит, почему девочка сидит одна, что ее мама ушла в туалет. Сама же она теперь разглядывала здание лечебницы. Найти ее оказалось нетрудно. Спросив дорогу пару раз, Дагмар наконец наткнулась на женщину, которая подробно рассказала, где находится больница. Теперь оставалось проникнуть внутрь. Снаружи было много людей. Молодая женщина подумала сначала представиться фру Геринг, но был риск, что Карин уже навещала мужа в больнице, и тогда путь внутрь ей будет заказан.
Дагмар осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, повернула за угол и подошла к черному ходу. Там сновали женщины всех возрастов в строгой униформе. Кто-то выкладывал на тележку справа от входа белье, и Дагмар осенила идея. Не выпуская дверь из виду, она подкралась к тележке и начала рыться в груде белья. В основном там были простыни и наволочки, но внезапно ей повезло. На самом дне лежала униформа - точно такая же, как на медсестрах. Вытянув ее из кучи, фрекен Свенссон скрылась за углом, чтобы переодеться. Закончив, она выпрямила спину и заправила волосы под чепчик. Форма была грязноватой, но не слишком. Теперь оставалось надеяться, что не все медсестры знают друг друга в лицо и что никто не заметит чужачку.
Открыв дверь, женщина заглянула в комнату. Это оказалась раздевалка для персонала. Там было пусто. Дагмар зашагала дальше по коридору, украдкой озираясь по сторонам. Она прошла мимо множества закрытых дверей. Табличек с именами на них не было, и ей стало ясно, что найти Германа будет нелегко. В отчаянии она прижала руку ко рту, чтобы не застонать от разочарования. Рано еще сдаваться. Две медсестры шли по коридору ей навстречу. Они о чем-то тихо разговаривали, но ей показалось, что она услышала фамилию Геринг. Дагмар навострила уши и замедлила шаг. У одной из сестер в руках был поднос. Судя по всему, она жаловалась коллеге.
- Он швырнул еду мне в лицо, - говорила она, качая головой.
- Вот почему начальница сказала ходить к Герингу только по двое, - отозвалась вторая; голос ее подрагивал.
Они остановились перед дверью и переглянулись. Дагмар поняла, что надо действовать. Или сейчас, или никогда. Прокашлявшись, она уверенным тоном произнесла:
- Мне поручили заниматься Герингом. Так что вы, девушки, свободны, - и Дагмар потянулась к подносу.
- Правда? - спросила державшая его медичка; на лице ее было написано явное облегчение.
- Я знаю, как обращаться с такими, как он. Так что идите займитесь полезными делами. Я здесь разберусь. Только дверь мне подержите, - сказала фальшивая медсестра.
- Спасибо, - кивнули девушки.
Одна из них достала связку ключей и вставила один из них в замок. Дагмар проскочила внутрь. Стоило двери закрыться за ней, как сестры тут же поспешили прочь, обрадованные тем, что им не пришлось выполнять трудную работу. Сердце Дагмар забилось быстрее. Вот он лежит, ее любимый, спиной к ней, на узкой кушетке.
- Все будет хорошо, Герман, - сказала она, опуская поднос на пол. - Я с тобой.
Он не двигался. Дагмар разглядывала его спину, преисполненная счастья от того, что они снова вместе.
- Герман, - она положила руку ему на плечо.
Больной резко сел на кровати.
- Что вам надо?! - завопил он.
Дагмар вздрогнула. Неужели это Герман? Стильный пилот, заставлявший ее сердце биться быстрее. С офицерской выправкой, широкими плечами, сверкающими как золото волосами. Что с ним случилось?
- Дай мне лекарство, чертова шлюха! Я требую! Ты что, не знаешь, кто я? Я Герман Геринг, и я требую лекарство! - продолжал он кричать.
Он говорил по-шведски с сильным немецким акцентом, делая паузы в поиске правильных слов. Дагмар почувствовала, как сжимается ее горло. Мужчина перед ней был жирным и вялым, с болезненным оттенком кожи. По его лбу стекал пот. Редкие волосы прилипли к черепу. Женщина сделала глубокий вдох. Надо убедиться, что она не ошиблась палатой.
Сделав шаг назад, она сказала:
- Герман, это я, Дагмар.
Она замерла в ожидании нападения. На лбу мужчины выступили вены. Бледные лицо и шея налились кровью.
- Дагмар? Да мне плевать на то, как вас, шлюх, зовут! Я хочу мое лекарство. Эти евреи заперли меня здесь. Мне нужно поправиться. Я нужен Гитлеру. Дай мне мое лекарство!
Он продолжал кричать так, что изо рта у него во все стороны летела слюна. В отчаянии женщина сделала новую попытку:
- Ты меня не помнишь? Мы познакомились на празднике у доктора Шолина, во Фьельбаке.
Вспышка ярости прекратилась так же внезапно, как началась. Пациент нахмурил лоб и недоуменно уставился на женщину.
- Во Фьельбаке?
- Да, на празднике у доктора Шолина, - повторила она. - Мы провели ночь вместе.
По его взгляду она поняла, что он вспомнил. Наконец-то! Теперь все наладится. Герман снова станет прежним. Она все уладит.
- Официантка, - сказал он, вытирая лоб.
- Меня зовут Дагмар, - произнесла она с чувством нарастающей тревоги. Почему Герман не бросается к ней с объятьями, как она всегда представляла в своих мечтах? Внезапно он засмеялся так, что его жирный живот затрясся.
- Дагмар. Ну да.
Он продолжал смеяться, и молодая женщина сцепила руки.
- У нас есть дочь. Лаура.
- Дочь? - Его глаза сузились. - Это я уже слышал. Но такое нельзя знать наверняка. Особенно если речь идет об официантке.
Последнее он произнес с таким презрением, что Дагмар охватила ярость. В этой пустой больничной палате все ее мечты и надежды обратились в прах. Все, во что она верила, оказалось ложью. Столько лет она терпела это маленькое вопящее чудовище ради него, а он… Женщина набросилась на больного, готовая расцарапать ему ногтями лицо. Из горла ее вырвался животный рев. Ей хотелось причинить Герингу ту же боль, какую он причинил ей. Ногти впились ему в лицо, и она услышала, как он что-то крикнул по-немецки. Дверь открылась, сильные руки вцепились в нее и оттащили от Германа - от мужчины, которого она так долго любила. Потом все потемнело.
Это отец научил его делать бизнес. Ларс-Оке "Ловарт" Монссон был легендой. Себастиан его просто боготворил. Свое прозвище отец получил, потому что ему всегда удавались все начинания и он умудрялся выкрутиться из любой передряги. "Ларс-Оке может плюнуть против ветра и при этом не запачкать лицо", - говорили про него. Отец Себастиана умел заставить людей делать так, как он хотел. Основной принцип у него был как в боксе: нужно найти слабые места противника и атаковать, пока тот не признает поражение. Конечно, его методы ведения дел не прибавляли ему уважения или популярности, но, как говорил сам Ловарт, "уважение на хлеб не намажешь".
Эта фраза и стала девизом Себастиана Монссона. Он прекрасно знал, что одни его ненавидели, другие боялись, но пока можно было сидеть у бассейна с холодным пивом в руке, это мало его заботило. Дружба не имела для него никакого значения. Дружба требует компромиссов, она делает человека слабым, лишает его власти.
- Папа! Мы с ребятами думали рвануть в Стрёмстад, но у меня нет денег, - Йон умоляюще смотрел на отца, нервно теребя шорты.
Прикрыв глаза от солнца, Себастиан окинул взглядом своего двадцатилетнего сына. Элизабет часто ныла, что он балует их детей - Йона и его младшую сестру Йоссан, - но он только отмахивался от нее. Жесткое воспитание с правилами и прочей хренотенью - это для обычных шведов, но не для него! Дети должны знать, что жизнь может им предложить, должны уметь брать от жизни всё. Со временем он введет Йона в компанию и научит всему, чему сам научился от своего отца, а пока пусть парень нагуляется.
- Возьми мою золотую кредитку. Она в кошельке в прихожей, - ответил Себастиан сыну.
- Спасибо, папа! - Тот бросился в дом, словно боясь, что отец передумает.