"Только не говори им, на каких условиях!" - взмолился про себя Йозеф и стиснул зубы. У него не было никакой возможности повлиять на ситуацию. Все, что он мог, - это брать, что дают, и продолжать упорно идти к своей цели. Он подался вперед, чтобы пожать Эрлингу руку. Назад пути не было.
Шрам на лбу и легкая хромота - вот и все, что свидетельствовало о несчастье, случившемся полтора года назад. В той аварии Анна потеряла их с Даном ребенка и сама чуть не погибла. И хотя внешних следов почти не осталось, внутри молодая женщина все еще чувствовала себя разбитой и уничтоженной. Перед дверью она на мгновение замерла. Ей было тяжело видеть Эрику, у которой все было хорошо. Старшая сестра ничего не потеряла в той аварии. В отличие от Анны. Но почему-то от общения с Эрикой ей становилось легче: общение с сестрой и ее детьми уменьшало боль ее душевных ран. Она и не представляла, что на возвращение к жизни уйдет столько времени. А если бы представляла, то, наверное, никогда бы не встала с кровати, на которой пролежала в апатии первые месяцы после аварии. Какое-то время назад она в шутку сказала Эрике, что похожа на одну из тех ваз, которые видела, когда работала в аукционном доме. Разбитую вазу собрали по осколкам и бережно склеили. И если на расстоянии она выглядела целой, то вблизи на ней была заметна каждая трещина. Теперь же понятно, что в той шутке была большая доля правды, подумала Анна, нажимая на кнопку звонка. Именно такой она себя и чувствовала - разбитой вазой.
- Входи! - крикнула Эрика.
Анна вошла в дом и скинула обувь.
- Я сейчас приду. Надо переодеть близнецов.
Гостья прошла в кухню, в которой чувствовала себя как дома. Это был дом их с Эрикой родителей, сестры тут выросли и знали каждый угол. Несколько лет назад они поругались из-за дома, и это сильно испортило их отношения, но теперь все ссоры были в прошлом. Теперь они даже могли шутить на эту тему, употребляя сокращения "ВСЛ" и "ВПЛ", что означало "Время с Лукасом" и "Время после Лукаса". Анна вздрогнула. Она пообещала себе как можно меньше думать о своем бывшем муже Лукасе. Его больше нет. Единственное, что ее еще связывает с покойным супругом, - это их общие дети: Эмма и Адриан. Больше ничего хорошего он для нее никогда не сделал.
- Хочешь кофе? - спросила Эрика, входя в кухню с близнецами на руках.
При виде тети мальчики просияли. Мать опустила их на пол. Они тут же бросились к Анне и попытались залезть ей на колени.
- Спокойствие, спокойствие! Места всем хватит, - заверила племянников гостья, поднимая их по очереди, и перевела взгляд на сестру. - Зависит от того, что у тебя припасено к кофе, - она вытянула шею, пытаясь разглядеть содержимое хлебницы.
- Как насчет бабушкиного пирога с ревенем и марципаном? - спросила Эрика, доставая пакет.
- Ты шутишь! Как от такого можно отказаться!
Хозяйка отрезала большие куски пирога и выложила их на блюдо, которое поставила на стол. Ноэль тут же бросился к блюду, но Анна его опередила. Отодвинув блюдо подальше от края, она взяла один из кусков, отломила два маленьких и протянула их близнецам. Ноэль с довольным видом сунул в рот весь кусок, а Антон осторожно откусил от своего и улыбнулся.
- Какие же они разные, - восхитилась Анна и потрепала детей по льняным головкам.
- Думаешь? - покачала головой Эрика.
Налив кофе, она поставила кружку перед сестрой, но на таком расстоянии, чтобы дети не могли до нее достать.
- Мне взять одного? - спросила она у Анны, которая явно пыталась придумать, как ей выпить кофе с пирогом с двумя малышами на коленях.
- Все нормально. Они такие милые, - ответила сестра, утыкаясь носом в макушку Ноэля. - А где Майя?
- Приклеилась к телевизору, как обычно. Моджи - любовь всей ее жизни. Сейчас Мимми с Моджи на Карибах. Мне кажется, меня стошнит, если я еще раз услышу: "На солнечном пляже на Карибах".
- А Адриан тащится от покемонов. Это, скажу я тебе, не лучше…
Анна осторожно сделала глоток, стараясь не облить горячим кофе полуторагодовалых малышей, ерзавших у нее на коленях.
- А Патрик? - спросила она.
- Работает. На Валё подожгли дом.
- Валё? Какой из домов?
Эрика замешкалась.
- Детский лагерь, - ответила она с едва сдерживаемым волнением.
- Какой ужас! Мне то место никогда не нравилось. Это странное исчезновение…
Знаю… Я пыталась разузнать что-нибудь об этом и, может быть, написать книгу, но пока мне ничего интересного на глаза не попалось. До сегодняшнего дня.
- О чем ты? - поинтересовалась Анна, пробуя пирог. Выпечкой она занималась крайне редко, можно сказать, вообще никогда, хотя бабушка передала этот рецепт обеим внучкам.
- Она вернулась, - сказала Эрика.
- Кто?
- Эбба Эльвандер. Только теперь ее зовут Старк.
- Девочка? - Анна уставилась на Эрику.
- Ага. Они с мужем поселились на Валё и ремонтируют дом, а кто-то пытался его поджечь. Естественно, все это выглядит странно, - с энтузиазмом поведала та.
- А может, это случайное совпадение?
- Может, и так. Но все равно очень странно. Что Эбба вдруг возвращается, и тут такое…
- Ну, пока ничего страшного не случилось, - возразила Анна.
Ей прекрасно было известно о способности Эрики делать из мухи слона. У сестры всегда было богатое воображение. Анну вообще поражало, как такой фантазерке, как Эрика, удается писать книги с хорошей фактической основой и крепкой сюжетной линией. В голове у Анны это как-то не укладывалось.
- Да, конечно, - отмахнулась хозяйка. - Я жду не дождусь, когда Патрик вернется. Мне хотелось поехать с ним, но некому было присмотреть за детьми.
- А ты не думаешь, что это выглядело бы странно?
Антону с Ноэлем надоело сидеть на коленях у тети, они сползли вниз и побежали в гостиную.
- Я все равно думаю поехать поболтать с Эббой.
Эрика подлила кофе в обе чашки.
- Интересно, что случилось с той семьей? - задумчиво протянула Анна.
- Мама! Убери их! - раздался вопль Майи из гостиной.
Эрика поднялась со вздохом:
- Я знала, что долго нам сидеть спокойно не дадут! Так оно всегда. Майя жалуется на братьев. А мне все время приходится их мирить.
- Мм, - пробормотала Анна вслед сестре. Ей было больно от того, что она не могла пожаловаться на такие же проблемы. Она бы предпочла быть на месте Эрики и тоже иметь детей от любимого человека.
Фьельбака показывала себя с лучшей стороны. С причала, где Йон Хольм сидел с женой и ее родителями, открывался великолепный вид на гавань. Хорошая погода привлекла в деревню много яхт: они покачивались на воде вдоль понтонных мостков. С палуб доносились смех и музыка. Прищурив глаза от солнца, Йон рассматривал туристов.
- Жаль, что шведы так мало ценят свою страну, - произнес он, поднимая бокал охлажденного розового вина. - Все твердят о демократии и праве самовыражения, но мы не можем свободно изъявлять свою волю. Никто не хочет нас видеть и слышать. А ведь мы - избранники народа. Столько шведов явно дали понять, что не доверяют нынешней власти и хотят перемен… Перемен, которые мы можем им дать.
Поставив бокал, он продолжил чистить креветки.
- Да, это ужасно, - сказал его тесть, набирая горсть креветок. - Если мы живем в демократическом государстве, то к голосу народа надо прислушиваться.
- Тем более что каждый дурак знает: иммигранты приезжают сюда только за социальным пособием, - вторила ему теща. - Если бы сюда приезжали иностранцы, готовые работать и вносить свой вклад в общество, никто бы не возражал. Но я не хочу, чтобы эти тунеядцы жили за счет налогоплательщиков, за мой счет, - невнятно бормотала она, уже явно навеселе.
Йон вздохнул. Идиоты. Они понятия не имеют, о чем говорят. Как и большинство избирателей, они упрощали проблему, отказываясь видеть перспективу Родители его жены воплощали в себе все те тупость и недалекость, которые были ему так ненавистны, а ему придется провести с ними целую неделю.
Догадавшись о его мыслях, Лив погладила мужа по бедру. По большей части она была с ним согласна, но все-таки Барбру и Кент были ее родителями, и с этим тоже надо было считаться.
- Самое ужасное - это то, как все перемешалось, - продолжила Барбру. - В наш квартал недавно переехала одна семья. Жена - шведка, муж - араб. Можно представить, как приходится страдать бедняжке! Все знают, как арабы обращаются со своими женами. Их детей будут дразнить в школе. Они попадут в плохую компанию и станут преступниками. Эта женщина еще пожалеет, что вышла замуж не за шведа.
- Именно, - согласился Кент, пытаясь просунуть в рот гигантский бутерброд с креветками.
- Может, дадим Йону отдохнуть от политики? - с улыбкой предложила Лив. - Он и так в Стокгольме целыми днями обсуждает вопросы иммиграции. Дайте ему передышку.
Хольм послал жене благодарный взгляд. Какое же она все-таки совершенство! Светлые шелковистые волосы, правильные черты лица, сияющие голубые глаза…
- Прости, милая. Мы не подумали, - тут же отозвался ее отец. - Просто мы так гордимся тем, что Йон столького добился, что он занимает такой пост… Ну да ладно. Поговорим о чем-нибудь еще. Как дела с твоим бизнесом?
Лив с энтузиазмом начала рассказывать о своих проблемах с таможней, из-за которых французские поставки постоянно задерживались. Она занималась импортом товаров для дизайна и интерьера из Франции, но Хольм знал, что в последнее время ее интерес к бутику угас. Она все больше уделяла времени партийной работе: для Лив не было ничего важнее этого.
Чайки кружили все ниже над причалом, и Йон встал.
- Предлагаю все убрать. Птицы становятся назойливыми.
Он высыпал креветочные очистки в море, и чайки тут же бросились в воду в поисках съестного. А то, что они не съедят, достанется крабам.
Постояв какое-то время, политик со вздохом посмотрел на горизонт. Взгляд его, как всегда, остановился на Валё, что вызвало приступ злости. Слава богу, в тот момент раздался звонок мобильного. Порывшись в кармане, Хольм выудил телефон и бросил взгляд на дисплей. Звонил премьер-министр.
- Что ты об этом думаешь? - спросил Патрик, придерживая дверь для Мартина.
Она была такой тяжелой, что пришлось подпереть ее плечом. Полицейский участок в Тануме построили в 60-е, и когда Хедстрём впервые переступил порог этого похожего на бункер помещения, он испытал довольно мрачные чувства. Но это было давно. С тех пор Патрик успел привыкнуть к грязно-желтым и бежевым цветам интерьера и к неуютной атмосфере.
- Мне это кажется странным. Кому нужно анонимно посылать ей открытки на день рождения? - покачал головой Молин.
- Не совсем анонимно. Они же подписаны буквой Й.
- И это все объясняет… - пошутил напарник, и Патрик расхохотался.
- Что вас так рассмешило? - поинтересовалась Анника, приподнимаясь за стойкой в приемной.
- Ничего особенного, - отмахнулись мужчины.
Это Аннику не удовлетворило. Она подошла к двери:
- Как все прошло?
- Пока подождем информации от Турбьёрна, но это очень смахивает на поджог, - ответил Патрик.
- Я поставлю кофе, и потом поболтаем, - предложила Анника и направилась в кухню. Напарники последовали за ней.
- Ты отрапортовал Мелльбергу? - спросила она Мартина.
- Нет, мне кажется, пока еще рано сообщать это Бертилю, - сказал тот. - Не будем мешать начальнику в выходные.
- Ты прав, - заметил Хедстрём, присаживаясь на стул у окна.
- Вы тут кофе без меня пьете! - В дверях с обиженным видом возник старый Йоста Флюгаре.
- А, ты здесь? У тебя же выходной. Почему ты не на поле для гольфа? - удивился Патрик, но подвинул стул, приглашая Йосту присесть.
- Слишком жарко. Я решил, что лучше написать пару отчетов, а в гольф поиграть в другой день, когда асфальт не будет плавиться. Вы чем заняты? Анника что-то говорила про поджог.
- Да, похоже на то. Кажется, кто-то налил бензина под дверь и поджег, - поделился с ним новостью Патрик.
- Вот черт! - воскликнул Флюгаре, взяв печенье "Балерина" и аккуратно отделив белую половинку от шоколадной. - А где это было? - добавил он.
- На Валё. Бывший детский лагерь, - сказал Мартин.
Йоста застыл.
- Интернат?
- Да, это странная история. Не знаю, в курсе ли ты, но младшая дочь, единственная, кто осталась на острове, когда вся семья исчезла, вернулась туда и живет в унаследованном доме.
- Да, я что-то слышал, - пробормотал пожилой полицейский, уставившись в стол.
Патрик с любопытством посмотрел на коллегу:
- Ах да, ты же занимался этим делом…
- Да… Такой я старый, - подтвердил Йоста. - Но не понимаю, с чего она решила вернуться?
- Она упоминала смерть сына.
- Она потеряла ребенка? Когда? Как?
- Подробностей они не рассказывали, - ответил Мартин, вставая за молоком.
Хедстрём нахмурился. Не в привычках Флюгаре было проявлять такой энтузиазм по отношению к работе. Но он понимал, в чем дело. У каждого полицейского в возрасте есть дело с большой буквы Д. Дело, к которому они возвращаются в мыслях снова и снова. Дело, которое обычно остается нераскрытым и которое не дает покоя тому, кто его расследовал.
- Для тебя это было особое дело? - спросил он старшего товарища.
- Да. Я бы отдал все на свете, только бы узнать, что случилась в ту Пасху.
- И не ты один, - добавила Анника.
- А теперь Эбба вернулась, - задумчиво протянул Йоста, поглаживая себя по подбородку. - И кто-то пытался поджечь дом…
- Не только дом, - заметил Патрик. - Преступник наверняка знал, что Эбба и ее муж спят внутри, в спальне… Это чудо, что Мортен вовремя проснулся и успел потушить пламя.
- Да, все это вызывает определенные подозрения, - согласился Мартин и чуть не подпрыгнул, когда Флюгаре ударил кулаком по столу.
- Это не случайное совпадение!
Коллеги недоуменно уставились на него. Повисла пауза.
- Может, стоит поднять это старое дело? - предложил Хедстрём. - Так, на всякий случай.
- Я знаю, где оно, - вызвался Йоста; на его похожем на собачью морду лице был написан энтузиазм. - Я к нему часто возвращаюсь.
- Хорошо. Давайте все почитаем, - не стал спорить Молин. - Может, свежий взгляд прольет свет на дела прошлого. А ты можешь собрать доступную информацию об Эббе, Анника?
- Конечно, - ответила женщина и начала убирать со стола.
- Надо бы взглянуть и на экономическую ситуацию в их семье и узнать, был ли дом застрахован, - осторожно произнес Мартин, покосившись на Йосту.
- Думаешь, они сами его подожгли? Что за глупости! Они же все это время находились в доме, и муж Эббы сам потушил огонь.
- Ну, это только теория. Может, они подожгли, а потом передумали. Я сам этим займусь.
Йоста открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл и вышел из кухни.
Патрик поднялся.
- Думаю, у Эрики тоже есть какая-то информация…
- У Эрики? Почему? - удивился Молин.
- Она давно интересовалась этим делом. Все во Фьельбаке знают эту историю, а учитывая профессию Эрики и ее интересы, неудивительно, что и она начала собирать по ней информацию.
- Спроси ее тогда. Все может пригодиться.
Хедстрём кивнул, но некоторые сомнения у него остались. Он прекрасно знал, что будет, позволь он жене сунуть нос в расследование.
- Я с ней поговорю, - пообещал он, надеясь, что ему не придется в этом раскаиваться.
Дрожащей рукой Перси фон Барн наполнил два бокала своим лучшим коньяком и протянул один супруге.
- Не понимаю, чем они думают? - Пюттан в два глотка осушила свой бокал.
- Дедушка в могиле перевернулся бы, - поддержал ее муж.
- Ты должен что-то сделать, милый, - взмолилась она, протягивая бокал за добавкой.
Перси, не колеблясь, подлил в него коньяка. Конечно, время было послеобеденное, но ведь в какой-нибудь стране мира уже стукнуло пять. Такой день, как этот, требовал спиртного.
- Я? А я что могу? - пискнул он. Рука дрогнула, и коньяк полился мимо бокала. Пюттан отдернула руку.
- Дурак, что ты творишь?
- Прости, прости.
Фон Барн упал в одно из больших старых кресел в библиотеке. По звуку рвущейся ткани он понял, что обивка лопнула.
- Вот черт!
Вскочив, аристократ в ярости начал пинать кресло. Все вокруг него рушится! Замок рушится, от наследства ничего уже не осталось, а теперь эти козлы из налоговой требуют, чтобы он выложил огромную сумму денег, которой у него не было.
- Успокойся! - Пюттан вытерла руку салфеткой. - Что-нибудь придумаем. Но я не понимаю, как деньги могли кончиться.
Перси повернулся к жене. Для него не было секретом, как сильно ее пугает эта мысль, но ничего, кроме презрения, в нем это не вызывало.
- Как могли кончиться деньги?! - завопил он. - Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, сколько тратишь в месяц? Ты что, не понимаешь, сколько все это стоит - поездки, ужины, шмотки, сумки, туфли, украшения и что ты там еще покупаешь?
Это было не в привычках графа фон Варна - устраивать скандалы. Пюттан отстранилась и уставилась на него во все глаза. Он достаточно хорошо знал жену, чтобы прочитать ее мысли. Сейчас она взвешивает альтернативы - пойти в атаку или лучше попробовать его умаслить. И когда выражение ее лица смягчилось, сразу стало понятно, что она выбрала.
- Дорогой, неужели мы будем ссориться из-за такой мелочи, как деньги? - пропела Пюттан, поправляя ему галстук и заправляя рубашку в ремень. - Вот так. Теперь ты снова выглядишь как денди.
Она прижалась к нему, и Перси почувствовал, что сдается. На ней было платье от Гуччи, перед которым ему всегда было сложно устоять.
- Сделаем так, - решила графиня. - Ты позвонишь ревизору и поднимешь бухгалтерские книги. Может, ситуацию можно исправить. В любом случае разговор с ним тебя успокоит.
- Мне нужно поговорить с Себастианом, - пробормотал фон Барн.
- Себастиан? - Пюттан скорчила гримаску отвращения и подняла глаза на мужа. - Ты же знаешь, мне не нравится, что ты с ним общаешься. Мне тогда приходится общаться с его ужасной женой. У этих людей нет класса. Денег у них куры не клюют, но все равно ведут они себя как крестьяне. Я слышала, что отдел по борьбе с экономическими преступлениями давно уже копает под него. Это только вопрос времени, когда он окажется за решеткой, и лучше иметь с ним как можно меньше общего.
- Деньги не пахнут, - возразил Перси.
Он и так знал, что скажет ревизор. Что денег нет. А чтобы выбраться из долговой ямы и спасти усадьбу Фюгельста, ему нужны деньги. Много денег. И его единственной надеждой был Себастиан Монссон.
Их отвезли в больницу в Уддевалу, но там выяснилось, что с ними все в порядке. Дыма в легких не обнаружили. Первый шок прошел. У Эббы было ощущение, что она очнулась от кошмарного сна.