Шиляев был из благополучной семьи. Отец офицер, мать преподаватель в вузе. И с чего бы это вдруг его потянуло на кайф? А к нему он стремился с детства. Лет с двенадцати ночью, лежа в постели, делал несколько глубоких вдохов, задерживал дыхание и перетягивал себе шею шарфом. Держал в себе воздух сколько мог, а потом концы шарфа отпускал. От резкого притока крови к голове на краткий миг проваливался в обморок, а затем сознание возвращалось к нему вместе с покалыванием, похожим на блуждающие по телу пузырьки газировки. Вот это состояние как раз и нравилось Сашке. С годами он к алкоголю так и не пристрастился. От выпивки становился вялым, апатичным, клонило в сон. Да и с похмелья сильно мучился. А вот кайф из-под анаши чем-то напоминал то полуобморочное состояние с "тонизирующими" пузырьками. Со временем подсел на иглу. Узнав о том, что сын наркоман, родители, разумеется, пришли в ужас. Несколько раз лечили Шиляева, да все бесполезно. Выдержки Сашки хватало максимум на три месяца. Правда, последний раз держался он полгода, тогда-то и сошелся с Зойкой, а потом снова сел на иглу. В конце концов, родители поставили на сыне жирный крест, продали остатки имущества, которые сынок не успел растащить, квартиру и укатили в другой город. Куда Сашка и сам не знал. И плывет теперь Шиляев по течению на волне кайфа, не имея ни малейшего представления, куда вынесет его эта мутная река. Впрочем, известно: вынесет она его на кладбище в общую могилу с бесхозными трупами. Но до этого, как считает Сашка, еще далеко. Увидим…
За окнами потянулся парапет с установленными на нем через равные промежутки коробочками хлопчатника. Ехали по дамбе водохранилища. Из него уже стали брать воду для поливки хлопковых полей. К началу осени оно так обмелеет, что появятся островки, а у одного из берегов будет торчать корма затонувшего катера.
Вскоре кишлаки вытянулись в одну сплошную линию, затем замелькали современные постройки пригорода и автобус въехал в столицу республики. Час был предвечерний, жара начинала спадать и одуревший за день от зноя город потихоньку оживал. Открывались двери вечерних кафе и ресторанов, на улицы высыпала праздная публика.
Сашка вылез из автобуса на автовокзале, поймал такси - деньги на этот вид транспорта ему также выделил Нечистый - и назвал адрес. Десять минут спустя выгрузился у одноэтажного здания из стекла и бетона с крупными буквами "Кооператор" поверху него. В тени деревьев клубились несколько молодежных групп, очевидно, завсегдатаев ресторана, поджидающих остальных членов своих компаний. К одной из таких групп и подошел Шиляев.
- Мне Витька Дудник нужен, - сказал он, обращаясь к одному из троих ребят - крупному блондину с холеным лицом. - Говорят, он в "Кооператоре" каждый день "ошивается". Как его найти?
Парень презрительным взглядом окинул непрезентабельно одетую фигуру Сашки, его вышедший из моды дедушкин портфель, разбитую губу, выглядывающий из-под дымчатых очков краешек лилового синяка и тоном, каким богач разговаривает с нищим, ответил:
- Без понятия. Спроси дальше у ребят, может, они знают.
Однако Шиляев не отставал.
- Я издалека приехал, ребята, - заговорил он заискивающе. - Пожалуйста, помогите!
Крупный парень равнодушно пожал плечами и хотел было уже отойти от навязчивого мужика, но тут в разговор вмешался второй парень с прыщавым лицом и узкими девичьими плечами.
- Ну, как же, Витька! - воскликнул он, обращаясь к приятелю. - Это же тот, что каждый год помирать собирается от цирроза печени. Он еще у Султана шестерит.
- А-а… этот, - без особого воодушевления изрек крупный блондин. У него вообще не было никакой охоты продолжать разговор с незнакомцем. - И что же?..
- Сегодня он был здесь? - спросил Шиляев.
Узкоплечий неуверенно ответил:
- Кажется, был. Там, наверное, в кабаке торчит.
- Позовите мне его, пожалуйста, ребята, - заканючил Сашка. - Он мне нужен!
- Ну, вот еще! - фыркнул блондин, всем своим видом, давая понять, что и пальцем не пошевелит для того, чтобы хоть чем-то помочь забулдыге.
Неожиданно откликнулся самый молодой из компании парень с худым, резко сужающимся к подбородку лицом.
- Я пойду, гляну, если он там позову, - пообещал он, повернулся и быстро стал подниматься по мраморным ступенькам к стоявшему на бугорке ресторану.
Сашка отошел в сторону, чтобы не раздражать более крупного парня и с видом человека преисполненного чувством собственного достоинства стал прохаживаться вблизи фонтанчика, поливающего газон. Здесь было свежее и прохладнее. Вскоре из дверей ресторана вышел парень в сопровождении низкорослого одетого в темные джинсы и бежевую "жеваную" рубашку мужчины лет тридцати. Парень кивнул в сторону Сашки и сбежал по ступенькам к своим приятелям. Мужчина также спустился к подножию холма и степенным шагом направился к Шиляеву. По мере приближения к нему физиономия мужчины приобретала все более брезгливое выражение. Что еще за "бич" к нему пожаловал?
- Чего надо? - грубо и недоверчиво спросил человек, останавливаясь перед Сашкой.
Руки он не подал. Впрочем, Шиляева это обстоятельство ничуть не огорчило, ибо руки у мужчины были в каких-то черно-коричневых шелушащихся пятнах, и прикасаться к ним было неприятно. Такие же кляксы были и на неровной, будто в мелких оспинках коже лица мужчины, отчего его физиономия с грубыми чертами казалась пятнистой гранитной глыбой.
- Ты Дудник Витек? - в свою очередь спросил Сашка.
- Ну я, - буркнул мужчина. - Говори, что надо?
Шиляев покосился на троих ребят с интересом наблюдавших за ними и на всякий случай, понизив голос, сообщил:
- Я от Нечистого.
Каменная маска на лице Дудника шевельнулась, выдав, нечто похожее на улыбку.
- От Вовки?! Кореша! Как он там поживает?
- Нормально. Привет тебе передает.
- Спасибо, - сказал Витек и сразу перешел на деловой тон: - С чем пожаловал?
- Нечистый вот иконы прислал, - с нотками неуверенности признался Шиляев. Честно говоря, он не верил в то, что кто-то согласится отвалить за эти почерневшие от времени дощечки хоть сколько-нибудь денег.
Однако Сашка ошибался. При упоминании об иконах Дудник заметно оживился.
- Гля, - издал он звук, похожий на клекот. - Не забыл, значит, кореш, наш уговор. Где товар?
Шиляев выразительно тряхнул портфелем.
- Здесь. Три штуки.
- Ну, я вообще-то смыслю в иконах не больше чем ты… - сразу признался Дудник и красноречивым взглядом окинул Сашку, подыскивая подходящее сравнение, - чем ты в высокой моде. Поэтому, давай-ка я пойду, звякну одному приятелю, пускай он на них взглянет.
С этими словами новый знакомый Шиляева повернулся и скорым шагом направился к дверям ресторана. Появился он минут через десять. С озабоченным видом подошел к Сашке и заявил:
- Едем к Султану, он нас ждет!
Такси покружило парочку по центральной части столицы, затем нырнуло в лабиринты улиц частного сектора и остановилось у добротного каменного дома с большими воротами. В чистом ухоженном дворе, огороженным высоким забором, под навесом стояла новенькая "Нексия". Центр двора занимал лимонарий с молодыми деревьями, глянцевитые листья на которых были, словно только что выкрашены ядовито-зеленой краской. По ступенькам с двумя каменными львами по бокам (наследие некогда жившего здесь царского генерала) Витек и Сашка поднялись в прихожую. Их никто не встречал, и новые знакомые прошли в дом.
В просторной комнате, обставленной в строгом стиле, в огромном кресле спиной к входу сидел мужчина и смотрел по телевизору боевик. Хозяин был в удлиненных шортах и отсюда сзади и сбоку его полные, лишенные какой бы то ни было растительности ноги, с круглыми коленками напоминали две желтые дыни. К вошедшим мужчина даже не повернулся - Султан одним словом, - поэтому Дудник и Шиляев вынуждены были пройти в дальний конец зала к телевизору и там сесть на стулья, чтобы оказаться лицом к хозяину.
Султан был с гонором. Об этом ясно говорила его надменная заплывшая жиром узкоглазая физиономия. А вообще-то он здорово напоминал японского бонзу со сложенными на отвисшем животе пухлыми руками.
Наконец-то оба были удостоены мимолетного взгляда, и хозяин вновь уставился в экран телевизора.
- С чем пожаловали? - бросил он небрежно.
Ответил Витек:
- Вот фраерок прибыл от Нечистого из автономии, иконы приволок.
По телевизору шла кровавая бойня. Делая вид, что внимательно следит за ней, хозяин изрек:
- Первый раз слышу о Нечистом, и каких бы то ни было иконах.
- Да брось, Султан, не дрейфь! - Дудник покривил в ухмылке рот. - Нечистый свой кореш, я с ним на зоне срок мотал. А потом на воле мы с ним дела почище икон проворачивали. Короче, он недавно по-новой из зоны вышел, а месяц назад в столице объявился, старые связи налаживал. Вот я ему тогда и "трекнул", что, мол, есть человек, которому старинные иконы нужны. Потому-то он и прислал гонца. Так что здесь все чисто.
Витек, по-видимому, убедил Султана не опасаться гостя, говорить открыто и хозяин, секунду подумав, повернул голову к Шиляеву и спросил:
- Сколько их у тебя?
- Три. Две иконы и распятие, - объявил Сашка.
- Показывай! - коротко бросил Султан.
Шиляев торопливо извлек из портфеля две темные дощечки, крест и сложил их перед хозяином на журнальный столик. Султан беглым взглядом окинул реликвии Клавдии Павловны. К ним он даже не притронулся. И вообще, он вел себя весьма сдержанно, не проявляя заинтересованности, чем как бы снижал значимость доставленного товара.
- И сколько ты за них хочешь? - спросил хозяин.
Шиляев и понятия не имел, поэтому пошел на хитрость.
- А вы сколько предлагаете? - задал он вопрос.
- Послушай, Султан, - вмешался Витек. - Мне плевать на этого фраера, - признался он, имея в виду Шиляева, - но с Нечистым нужно рассчитаться по совести. Он мужик серьезный, и если не дай бог узнает, что его лоханули, поднимет такую бучу, что нам всем потом несдобровать.
Султан снова стал пялиться в экран телевизора, и некоторое время внимательно следил за ходом кулачного поединка, затем медленно произнес:
- Я человека одного вызвал. Он должен с минуты на минуту подойти. Вот он пускай и оценит ваш товар.
Действительно менее чем через четверть часа в комнате появился невзрачный сухонький старикашка с исполосованными глубокими морщинами лицом. Он надел очки, потом еще взял лупу и долго сидел, склонившись над иконой, сверкая лысой макушкой.
- Где добыл? - спросил он, наконец, с любопытством уставясь на Шиляева.
- Вам-то, какое дело? - возмутился Сашка. - Я же не спрашиваю, куда вы потом сбудете иконы.
- А если за этими образами кровавый след тянется? - возразил Султан. - Ниточка ведь может к нам привести.
- Да нет, - разом стушевался Шиляев и пробормотал: - Чистые они. У старухи одной сперли.
- Небось со взломом? - язвительно спросил старик.
- Было дело, - неохотно признался Сашка. - Да вы не волнуйтесь. Старушка древняя, лет под восемьдесят, глухая как тетеря. Живет одна. Спала без задних ног, когда хату брали. Она икон и не хватится, а если и хватится, то в милицию не заявит. У нее в доме такими иконами вся комната увешана. Подумаешь, три штуки пропали.
Лицо Султана оставалось непроницаемым. Так что Шиляев так и не понял, верит ему хозяин дома или нет, старик же, слушая Сашку, ехидно улыбался и кивал в такт его словам.
- Что скажешь, Михалыч?! - после речи гостя спросил Султан у старика и указал на образа.
Старик сразу стал серьезным.
- Иконы, конечно, ценные, - признал он авторитетным тоном, потом наклонился к сидевшему рядом с ним хозяину и что-то быстро зашептал ему на ухо.
По мере того как старик говорил, жирное лицо Султана светлело, а одна из его куцых бровей медленно приподнималась.
- В общем, так, браток, - сказал он, выслушав старика. - Даю тебе за все две штуки баксов.
Сумма была неслыханной. Шиляев опешил, но быстро взял себя в руки и, сдерживая радость, нахально заявил:
- Нечистый сказал, что иконы стоят четыре тысячи.
- Ах, так, - усмехнулся Султан. - В таком случае пускай твой Нечистый сам приезжает сюда торговаться, а не присылает каких-то "бичей".
- Это я "бич"?! - взвился Сашка.
- Нет, я, - позволил себе улыбнуться хозяин. - А ты большая шишка. Короче, забирай свои иконы и проваливай отсюда! А Нечистый твой, я вижу, любит, когда для него другие из огня каштаны таскают. Так ему и передай!
Шиляев сразу сник, потух. На худом лице его появилось угрюмое выражение.
- Ладно, - согласился он устало. - Давайте две штуки.
- Ну, вот и сошлись, - удовлетворенно сказал Султан, встал и босыми ногами прошлепал в соседнюю комнату. Вскоре он вернулся в зал с пачкой стодолларовых купюр, которую бросил на журнальный столик на икону. - Проверь.
Шиляев пересчитал валюту, сунул ее в карман и, холуйски кланяясь, шмыгнул за дверь.
14
В среду утром едва Шатохин пришел на работу, как ему позвонили из больницы и сообщили хорошую новость: к Серебряковой вернулось сознание. По правде говоря, Клавдия Павловна пришла в себя еще вчера вечером, однако была так слаба, что ни о каком допросе не могло быть и речи. И вот к утру состояние старушки настолько улучшилось, что лечащий врач перевел ее в общую палату и решил вызвать Шатохина. Майор немедленно выехал в пятнадцатую горбольницу.
Здание больницы еще дореволюционной постройки с толстенными стенами идеально подходило под лечебное учреждение: зимой здесь было тепло, летом без всякого кондиционера прохладно. Впрочем, здание, обладающее такими свойствами, идеально подходило и под любое другое учреждение, в том числе и под жилой дом. Увы, так уже не строят. Но это так, к слову… Шатохин поднялся на второй этаж в хирургическое отделение взял на санпосту халат, накинул его на плечи и направился по широкому гулкому коридору с двумя рядами дверей, выглядывая нужную палату. Номер семнадцать пришелся на предпоследнюю дверь по левой стороне коридора.
В четырехместной палате были заняты три койки. На одной - справа от окна почивала дебелая особа лет сорока пяти с отечным хмурым лицом, на другой - по левую сторону сидела и со скучающим видом точила пилкой ноготь миловидная девушка, на третьей - в глубине палаты лежала Серебрякова. В том, что это была именно она, говорили два обстоятельства: во-первых, она одна из присутствующих по возрасту подходила под возраст Клавдии Павловны; во-вторых, на лице старушки были явственно видны следы побоев.
Шатохин поздоровался и, придвинув стул к кровати Серебряковой, сел. Вблизи лицо пожилой женщины выглядело еще ужаснее: правый глаз заплыл, лоб, висок и щека черные, распухшие.
- Вот он вас уделал, черт возьми! - не удержался от возмущенного возгласа Шатохин. - Вот негодяй!
Клавдия Павловна ничего не сказала, она лишь вздохнула и печально посмотрела на майора здоровым глазом.
- Моя фамилия Шатохин, - представился майор. - Можете называть меня Юрием Ивановичем. Я буду вести ваше дело. Про вас я кое-что знаю, бабуля. О вашей жизни мне рассказывал ваш брат, а о здоровье лечащий врач. - Шатохин подкупающе улыбнулся: - Видать, вы в рубашке родились, Клавдия Павловна. Всего несколько миллиметров отделяли вас от загробного мира. Еще где-нибудь болит?
- Грудь и бок, - пожаловалась старуха. - Дышать трудно, сынок.
Майор развел руками и шутливо сказал:
- Ну, в таких случаях принято говорить: ничего, до свадьбы заживет.
- Заживет! - неожиданно проворчала из своего угла дебелая женщина. Она, оказывается, не спала, а прислушивалась к разговору следователя с Серебряковой и от скуки, по-видимому, была не прочь почесать язык. - Чуть не угробили бабку изверги!
Майор бросил в сторону женщины суровый взгляд и с досадой произнес:
- У меня нет времени на пустые разговоры. Врач дал мне только пять минут, поэтому я должен потратить их с пользой. Так что, извините… - и снова склонился к Серебряковой. - А скажите, Клавдия Павловна, преступника вы видели в лицо?
- А как же, - охая, пошевелилась на кровати Серебрякова. - Видела, милок. Также как тебя сейчас вижу. Я же проснулась, когда он в дом залез. Вот в коридоре мы с ним и столкнулись. Он иконы в руках держал.
- Сколько их было?
- Две, сынок. Икона и распятие. Я икону у него хотела отобрать, а он на меня и напал…
Брови Шатохина поползли вверх.
- Отобрать хотели? - переспросил он изумленно. - Вы что же первой на него напали?
- Ну да.
- Ну вы, бабуля, даете! - восторженно воскликнул майор. - Впервые встречаю такую женщину!.. Как же вы не побоялись встать перед бандитом лицом к лицу?
- А как же, милай, он же осквернил святыню, - спокойно и уверенно ответила старушка.
- А не боялись, что убьет?
- Нет, не боялась. Он ведь хотел убить меня иконой, которая наоборот, исцеляет людей от всех болезней.
- То есть?.. - не понял Шатохин.
- Икона, говорю, которой он хотел меня убить, называется "Всех скорбящих радость". На нее люди молятся, чтобы исцелиться от всякого рода недугов и болезней, а он ей хотел меня убить…
Майор был атеистом, однако с пониманием отнесся к религиозным воззрениям Клавдии Павловны.
- Вот оно в чем дело, - сказал он серьезно и, наконец, задал ужасно интересовавший его вопрос: - А бандита вы этого раньше видели?
- Встречала один раз, - охотно откликнулась Серебрякова. - Я вот со вчерашнего дня все мучилась, вспоминала, откуда его знаю, а сегодня утром припомнила… Он племянницы моей Зойки муж.
- Значит, все-таки родственник, - с мрачным видом заключил майор.
- Да какой там родственник! - слабым голосом, будто жалуясь, возразила Клавдия Павловна. - Пьянчуга он и Зойка такая же. Они лет шесть назад поженились, вот тогда ко мне в гости и заходили… А Зойка моего мужа сестры дочь… - Серебрякова начала уставать, заговорила с остановками. - В детстве частенько к нам домой забегала, с детьми моими играла. Хорошая девочка была, красивая… Школу неплохо окончила… Все думали, дальше учиться будет, а она по рукам пошла… А когда мать-то ее умерла, то и вовсе опускаться стала…
Майор решил, что для первого раза узнал достаточно, и дальше утомлять старушку не имеет права.
- Как фамилия вашей племянницы? - спросил он вставая.
- Долженкова Зоя… Иконы-то мне вернут, сынок?
Здоровый глаз Серебряковой смотрел на него умоляюще, и он твердо пообещал старушке:
- Вернут, Клавдия Павловна. Непременно вернут. Выздоравливайте, я к вам еще загляну.