– Вы думаете, это была сова? – задумчиво спросила Лиз, глядя в окно. Яркий летний день прогнал всё мрачное и зловещее очарование ночи, словно его никогда и не было. Лиз уже начала сомневаться, а не приснилось ли ей всё происшедшее.
Миссис Симмонс пожала плечами:
– Может, сова, может, филин или кто-то ещё. Я не сильна в зоологии, ты знаешь. Но если ты плохо спала, я тебе советую выспаться днём. И не переутомляйся!
Выспаться днём Лиз не удалось, слишком много скопилось дел, тем более что миссис Симмонс теперь болела, помочь не могла, а наоборот, требовала к себе повышенного внимания. Нога у неё побаливала, от этого она сделалась раздражительной и капризной.
Днём Лиз в суматохе дел почти позабыла о неприятном ночном приключении, но с приближением темноты к ней начал возвращаться страх. Она села передохнуть от работы на скамейке в саду и смотрела на заходящее солнце. Тени удлинялись, и надвигающаяся темнота вселяла непонятную тревогу. На дереве каркнула ворона, и Лиз невольно вздрогнула от резкого звука.
Ей захотелось уйти в дом. Она быстро собрала садовые инструменты и заторопилась в гостиную, где её уже ожидала мать.
В коридоре ей попалась горничная Грейс. Эта всегда весёлая и смешливая девица на сей раз выглядела почти испуганной.
– Тут в доме нехорошо, мэм! – выпалила она.
Лиз даже остолбенела:
– Что значит "нехорошо"?
Грейс смутилась, её круглое лицо слегка покраснело, и она пробормотала, запинаясь:
– Тут… летают…
– Кто летает? Грейс, говори толком, – Лиз рассердилась, в основном из-за того, что слова горничной живо напомнили её об её собственном "летающем кошмаре".
– Летучие мыши, – Грейс почувствовала, что сказала глупость, насупилась и добавила:
– Я их очень боюсь. Раньше их тут не было.
– Ты уже взрослая девушка, – наставительно сказала Лиз. – Ты не должна бояться. Они же маленькие и безобидные.
Горничная теребила передник и явно хотела сказать что-то ещё. Наконец, она осмелилась:
– Если только это не простые мыши!
Лиз, собравшаяся уже уходить, резко повернулась:
– Что значит "не простые"?
– Может, это и не мыши вовсе, – угрюмо сообщила горничная. – Может, это души, которые хозяин-чернокнижник в этом доме замучил. Он-то помер, вот они теперь и летают.
– Какой чернокнижник? – озадаченно переспросила Лиз, нахмурившись. – Покойный мистер Холл?
– Он самый. Нехороший был человек, и дом его нехороший. И что он тут творил один Господь знает, – сообщила словоохотливая Грейс.
Лиз, ошеломлённая неожиданными сведениями, молча смотрела на горничную и не знала, что и сказать, сразу ли отругать болтливую девушку за глупости или принять их к сведению. Но в этот момент появилась экономка. Она услышала последнюю реплику и строго сказала:
– Ты опять за своё? Глупые деревенские старухи болтают, а ты слушаешь и сплетни разносишь! Тебе что, заняться нечем?
– И ничего не сплетни, – огрызнулась Грейс, – Все в деревне знают, что дом этот…
И не договорив, она заторопилась прочь.
– Не слушайте её, мисс Симмонс, – обратилась экономка к Лиз, которая с задумчивым видом смотрела вслед уходящей горничной. – Грейс хорошая девушка, честная, работящая, но уж очень любит всякие истории. И чем страшнее, тем лучше. Понарассказывает всяких ужасов, а потом сама же и пугается.
– Да, да, – рассеянно сказала Лиз. – Понятно.
Но насчёт страшных историй Грейс у неё уже сложилось несколько иное мнение.
Эта ночь выдалась ничуть не лучше предыдущей. И хотя Лиз сразу же плотно закрыла окно и задвинула шторы, пронзительные крики не давали ей спать всю ночь. К тому же скреблись и шуршали за стенами больше обычного. Дом скрипел и, казалось, стонал. Лиз вздрагивала от каждого шороха и просидела со свечой до самого рассвета.
Утром и миссис Симмонс пожаловалась, что плохо спала:
– Ветер в трубе воет, что ли. И мыши скребутся со всех сторон, надо ещё пару кошек завести. Лиз, дорогая, попробуй поспать днём в саду. Тебе надо отдохнуть, ты выглядишь такой усталой!
– Да, матушка, – машинально отозвалась Лиз, думая о своём.
Она весь день чувствовала себя усталой и разбитой, вздрагивала от каждого резкого звука. Даже почти идеальная клумба и присланные от жены викария цветы для посадки уже не радовали. Ей казалось, что и днём в саду кто-то летает, особенно, когда она отворачивалась. Следуя совету матери, она действительно попробовала спать в саду, но не успела закрыть глаза, как где-то над головой пронзительно закричала какая-то птица. Лиз вздрогнула, подскочила, дико озираясь. Сердце казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Какой уж тут сон!
А ночью всё повторилось, пожалуй, даже хуже, чем в предыдущие разы. Казалось, неведомая тварь воет и стонет под самым окном и скребёт раму когтями. Лиз всю ночь не выпускала из рук молитвенник, но это слабо помогало. Лишь с рассветом летающий кошмар угомонился. Возможно, улетел спать, возможно, сгинул в преисподнюю. До следующей ночи.
А утром случилось новое несчастье: миссис Симмонс, соскучившись от безделья, встала и хотела открыть окно в своей спальне. Но споткнулась, упала и повредила только что зажившую ногу.
Послали за доктором. Его ещё и ждать пришлось, так как он находился у постели тяжелобольного. Лиз сидела у кровати матери и считала минуты до приезда врача. Миссис Симмонс, чтобы отвлечься от ноющей ноги, ворчала и ругала собственную болезнь, неведомую птицу, мешающую всем спать и самый дом.
– Видимо, враг рода человеческого меня попутал, когда я согласилась принять это наследство! – в сердцах изрекла она.
Лиз промолчала, хотя полностью была согласна с матерью.
Когда, наконец, прибыл доктор Хейлсворт обе, и дочь, и мать пребывали в весьма мрачном настроении.
– Извините за опоздание, у меня сегодня был очень тяжёлый пациент, – сказал он, входя в комнату.
Доктор и сам выглядел усталым и измученным.
– Да мы всё понимаем, – трагическим шепотом сказала миссис Симмонс и поморщилась, неловко повернув больную ногу.
Доктор строго посмотрел на расстроенное лицо пациентки, секунду подумал и решил обойтись без выговора, ограничившись лишь мягким упрёком:
– Эх, мадам, напрасно вы добавляете мне работы, а себе мучений, – пробормотал он, осматривая покрасневшую и опухшую ногу.
Миссис Симмонс виновато вздохнула:
– Я только маленький шажочек сделала. Так устаешь всё время лежать! Только шажок. И споткнулась о кошку.
– Я вам ещё успокоительную микстуру выпишу, вам ведь больная нога наверняка спать мешает?
– Да, да, мистер Хейлсворт, выпишите, – обрадовалась миссис Симмонс. – Я в последнее время очень плохо сплю.
Доктор неловко повернулся и локтём зацепил лежавшую у постели больной увесистую книгу. Книга с грохотом упала на пол. От этого звука Лиз непроизвольно дёрнулась. Доктор внимательно посмотрел на её бледное осунувшееся лицо, но ничего не сказал.
Когда осмотр был закончен, он встал и обратился к Лиз:
– Мисс Симмонс, будьте добры, у моей сестры возникли вопросы по поводу вашей замечательной клумбы. Покажите мне её, пожалуйста. Сам я в цветах не разбираюсь и не могу ей в деталях все рассказать.
– Мистер Хейлсворт, – вмешалась миссис Симмонс. – Так пусть ваша сестра приходит к нам в гости. Мы ей всё с удовольствием расскажем и покажем.
– Спасибо, миссис Симмонс, – вежливо ответил доктор. – А можно взглянуть на сей шедевр уже сейчас?
Миссис Симмонс, невзирая на боль в ноге, с удовлетворением улыбнулась:
– Да, Лиз, иди, похвастайся. Видишь, о твоих ботанических способностях уже говорят в деревне.
Когда они оба вышли в сад, доктор Хейлсворт пристально посмотрел на Лиз и спросил:
– А теперь, мисс Симмонс, будьте добры, расскажите мне, что с вами случилось за последние два дня.
Лиз отвернулась в сторону и смущённо проговорила:
– Ничего, всё в порядке.
Но карие глаза доктора смотрели на неё требовательно:
– Мисс Симмонс, мы не на светском приёме. Я врач. Я вижу, что вы выглядите встревоженной и нервной. Вы почти больны. Что случилось? Чем я могу помочь?
Лиз оглянулась на стоявший под деревом столик, за которым она иногда читала днём.
– Пойдёмте, сядем туда.
Они устроились под деревом. Лиз нервно теребила рукав своего платья, и, наконец, решилась:
– Я плохо сплю, мистер Хейлсворт. Почти совсем не сплю. И эти кошмары…
– Так, – сказал доктор. – Бессонница, кошмары. Давно это у вас?
– Нет, всего два дня. Раньше у меня никогда никакой бессонницы не было. И кошмары меня не мучили, несмотря на то, что я с детства увлекаюсь готическими романами.
Она сказала это и покраснела, словно выдала какую-то тайну. Доктор терпеливо ждал. Видя, что она замолчала, он спросил:
– Ведь есть и что-то ещё, мисс Симмонс?
Лиз покраснела ещё больше и затеребила рукав:
– Вы подумаете, что мне всё мерещится. Или, что я схожу с ума.
– Ничего подобного, – ответил доктор. Голос его звучал успокаивающе. – Я привык выслушивать своих пациентов. А вы, насколько я могу судить, здравомыслящая девушка. Рассказывайте.
И Лиз рассказала ему всё. Не забыв упомянуть и страшное лицо, и зловещие крики.
– Вот и моя мама слышала эти крики. Они ей тоже спать мешают. Что-то не так с этим домом! – с горечью добавила Лиз. Доктор молчал и ждал продолжения. Лиз помедлила и, тяжело вздохнув, добавила:
– Мама ведь не о кошку споткнулась.
Глава 5. Новые загадки
Когда ж наступит день?
Ночь, Изабель, и тень
Страшны, полны чудес,
И тучевидный лес,
Чьи формы брезжут странно
В слепых слезах тумана.
Бессмертных лун чреда, -
Всегда, – всегда, – всегда, -
Меняя мутно вид,
Ущерб на диск, – бежит,
Бежит, – улыбкой бледной
Свет звезд гася победно.
Эдгар А. По, "Страна фей"
Доктор резко подался вперёд, так что садовый стул, на котором он сидел, протестующе скрипнул:
– Не о кошку, а о кого?
Лиз тяжело вздохнула:
– Думайте обо мне что хотите, доктор, но в этом доме действительно творится что-то странное. Наша кошка обычная, серая с полосками. Она всегда в кухне, в комнаты её пока не пускают, хотя мама и считает, что в стенах полно мышей. Но то, обо что споткнулась мама, было ЧЁРНОЕ! И, как она сказала, мохнатое. Совсем не похоже на нашу кошку.
– Если это не кошка, то что? Или кто? У вас есть какая-нибудь версия, мисс Симмонс?
Лиз покачала головой:
– Ни малейшей идеи.
Доктор побарабанил пальцами по столу:
– Понятно. А вы уверены, что лицо за окном было совиное?
Лиз заколебалась, потом ответила:
– По крайней мере, это не мог быть человек, если вы это имеете в виду. Там гладкая стена, даже без плюща, не залезешь. И человек не смог бы появиться и исчезнуть совершенно бесшумно. Сова или что это было, УЛЕТЕЛА, в этом я уверена.
– Да, – согласился доктор. – У некоторых сов бывают очень выразительные "лица". А как насчёт крика, кто, по-вашему, мог так кричать?
Лиз вздрогнула, вспомнив о зловещих ночных воплях:
– Не знаю. Но мне кажется, ни совы, ни филины так не кричат, я же их раньше слышала. Я читала, что птицы и звери в джунглях могут издавать такие нечеловеческие жуткие звуки, но мы же не в джунглях!
– А что по этому поводу думает ваша матушка?
– Я ей не говорила о кошмарах, – быстро ответила Лиз, невольно вздрогнув, несмотря на жаркий день. – Мне не хотелось её расстраивать.
Лицо доктора помрачнело. Лиз внимательно на него посмотрела и прямо спросила:
– Мистер Хейлсворт, мне кажется, вы знаете об этом доме гораздо больше, чем мы сами!
– Да, пожалуй, – неохотно признал доктор. Он сгорбился, и его лицо сделалось озабоченным.
– Скажите мне, в чём тут дело? – голос Лиз стал требовательным.
– Мне бы не хотелось вас пугать, мисс Симмонс…
– Меня больше пугают неразрешимые загадки, – перебила Лиз.
Её глаза приобрели решительный блеск, щёки порозовели, она уже не была похожа на бледную измученную нервную девицу, которую доктор увидел полчаса назад. Сейчас она снова стала такой, какой мистер Хейлсворт встретил её несколько дней назад: здравомыслящей целеустремлённой молодой леди.
– Хорошо, – согласился доктор и слегка откинулся назад. Стул снова протестующе заскрипел. Доктор спохватился и сел прямо:
– Простите, мисс Симмонс, здешняя мебель…
– В не очень хорошем состоянии, – подхватила Лиз. – Как и весь этот дом. Так что вы хотели сказать?
– Прежде всего, я бы хотел узнать, как, собственно, вы здесь оказались? Все были очень удивлены, что поместье досталась вам, а не Уильямсам. Если, конечно, это не тайна.
Лиз отогнала жужжащего над ухом шмеля и ответила:
– Пожалуй, это тайна для нас самих. Видите ли, я совсем не знала этого дядю Джорджа. Он мне и не дядя, пожалуй, странно даже его так называть. Он был дальним родственником моего отца. Отец рано осиротел, и мистер Холл стал его опекуном. Они не очень ладили, отец был просто счастлив, когда, наконец, отправился в школу. Насколько я поняла, у мистера Холла был скверный характер.
На этом месте доктор кивнул, соглашаясь.
– Так вот, – продолжала Лиз. – Когда отец ещё учился в школе, неожиданно из Индии вернулся его родной дядя Альберт. Оказывается, он был серьёзно ранен, был в плену, бежал, а все считали его погибшим. С моим отцом у него были прекрасные отношения, и всё пошло хорошо. Но тут выяснилась пренеприятная история: дядя Джордж, отец всегда саркастически его так называл, растратил деньги, которые предназначались моему отцу. Дядя Альберт, естественно, подал в суд. Но дело тянулось долго. Что-то отцу удалось отсудить, но у мистера Холла был слишком хороший адвокат. Поэтому мой отец вообще редко упоминал это имя, оно вызывало у него приступ гнева. Думаю, что если бы он был жив, то вообще мог отказаться принять наследство от мистера Холла. А что можете сказать вы?
Лиз подперла подбородок рукой и внимательно посмотрела на мистера Хейлсворта. Тот несколько мгновений молчал, собираясь с мыслями, потом ответил:
– Мистер Холл не был, что называется, приятным в общении человеком. Если не сказать больше. Он только со старой Робинс и уживался. Она здесь работала ещё до его приезда. И к тому же он был нелюдимый домосед, мог месяцами не вылезать из своего лого…, простите, дома. Потом вдруг начинал ездить с визитами к соседям. Вскоре эти визиты соседям надоедали, так как мистер Холл сначала старался вести себя корректно, но потом всё заканчивалось одинаково, то есть, скандалом. Мистер Холл обязательно со всеми переругается и снова засядет в своей лаборатории. Что он там делал, неизвестно, но слухи старухи распускали один страшнее другого.
– Что именно? – полюбопытствовала Лиз.
Доктор нахмурился:
– Всякие бабьи сплетни, в основном. Но я, пожалуй, на днях наведаюсь к одной своей пациентке. Миссис Бэнкс очень стара, но из ума не выжила. Она всю жизнь прожила тут, всё и всех помнит. Возможно, расскажет что-нибудь важное. А так это просто сплетни, никто же толком не знает, чем наш чернокнижник там занимался в своей лаборатории. Если б я только мог взглянуть на неё сам!
– Это невозможно, – спокойно ответила Лиз. – Все записи, всё ценное в лаборатории и вся библиотека завещаны Уильямсам. Они всё уже и вывезли, осталась только пара колченогих стульев.
– Это я знаю, – сказал доктор. – Библиотека была, по слухам, очень ценная.
– Да, очень, – согласилась Лиз. – Но Уильямсы желали заполучить дом и, похоже, сильно разозлились, когда он им не достался.
Она подумала и тихо добавила:
– Похоже, этот дом оставили нам с каким-то умыслом. Злым умыслом. И мне это не нравится!
– Мне тоже. И я намерен докопаться до истины, мисс Симмонс, – твёрдо сказал доктор и встал. – Мне пора, больные ждут. Вам я тоже сегодня же пришлю успокоительную микстуру. Пейте на ночь, и, надеюсь, кошмары больше не будут мешать. Дня через два я к вам загляну и, думаю, с новостями.
Он откланялся. Лиз смотрела вслед доктору с некоторым облегчением. Возможно, он поможет разобраться в этом хитросплетении загадок, и мрачных тайн. Вечером она приняла успокоительную микстуру и спала почти спокойно. Лишь иногда сквозь сон ей чудились привычные душераздирающие звуки.
Доктор Хейлсворт явился, как и обещал, через два дня. Осмотрев ногу миссис Симмонс, он нашёл положение удовлетворительным и пообещал, что скоро всё наладится.
– Как только я поправлюсь, жду вас в гости, вместе с вашей сестрой, – заявила хозяйка.
– Непременно будем, – вежливо ответил доктор.
А в коридоре он спросил у Лиз:
– А как ваши дела?
– Микстура помогает, спасибо, я сплю теперь достаточно крепко, – призналась Лиз и тут же нервно оглянулась. – Вы слышали? Мне показалось…
Доктор нахмурился:
– Нет, я ничего не слышал.
– Но мне теперь постоянно что-то мерещится днём, – сказала Лиз, и в её голосе прозвучала нотка отчаяния. – Словно кто-то бродит у меня за спиной. Зачем, зачем мы сюда переехали!
Доктор постарался придать голосу максимальную убедительность:
– Я вам помогу, мисс Симмонс, верьте мне.
– Я стараюсь, – печально ответила Лиз. – А вы что-нибудь узнали?
Доктор Хейлсворт немного помедлил, потом ответил:
– Ничего заслуживающего внимания, пожалуй. Старая миссис Бэнкс считает, что Робинс была помощницей мистера Холла в его, скажем так, колдовских делах. Когда мистер Холл появился тут, она уже работала у хозяйки, миссис Спенсер. Её муж был здесь конюхом. Периодически он напивался и бил жену. Однажды он снова сильно напился и решил покататься на лошади. Но лошадь его сбросила, ещё и копытом ударила. Конюх умер, жена осталась вдовой. Причём, как уверяет миссис Бэнкс, очень довольной жизнью.
– И чего же тут необычного? – пожала плечами Лиз. – Просто несчастный случай.
– Вот и я так же считаю, – подтвердил доктор. – Но миссис Бэнкс настаивает, что конюх знал и любил животных гораздо больше, чем людей. Он никогда не подходил к лошадям пьяным. Тем более не стал бы на них ездить.
– Вы хотите сказать, – Лиз сделала паузу и нахмурилась, словно пришедшая на ум мысль показалась ей чрезвычайно неприятной. – Вы хотите сказать, что мистер Холл, скажем так, поспособствовал этому несчастному случаю?
Она посмотрела на доктора.
– Миссис Бэнкс ничего не сказала прямо, но намекала. Очень недвусмысленно, – ответил мистер Хейлсворт.
– И каким же образом он это проделал?
– Не имею ни малейшего понятия, – пожал доктор плечами.
– Однако сама по себе эта история ничего не доказывает, – твёрдо сказала Лиз.
– По-моему тоже, – согласился доктор. – Но пока я больше ничего не узнал. А никаких записей мистера Холла нигде не осталось?
– Практически никаких. Робинс обмолвилась, что он за несколько дней до смерти уничтожил почти все бумаги. Остальное досталось Уильямсам. Но есть ещё несколько книг в шкафу.