- Нет! - Лаутербах поднялся, покачнулся и протянул к ней руку. - Я не хочу никаких таблеток. Я хочу… - Он умолк, наткнувшись на ее удивленный взгляд, и ему стало стыдно от сознания собственного убожества.
- Чего ты хочешь? - тихо спросила она.
- Я… хочу сегодня… просто спать рядом с тобой, Дани… - едва слышно произнес он сиплым голосом. - Пожалуйста!..
* * *
Пия внимательно всмотрелась в черты Андреа Вагнер, сидевшей перед ней за кухонным столом. Она только что сообщила ей, что судебно-медицинская экспертиза закончена и они могут наконец похоронить останки дочери. Поскольку на лице у матери погибшей девушки были написаны спокойствие и невозмутимость, Пия решила задать ей несколько вопросов об отношениях ее дочери с Тобиасом Сарториусом.
- Зачем вам это? - со злостью спросила та.
- Я внимательно ознакомилась с делом Сарториуса, - ответила Пия. - И меня не покидает ощущение, что мои коллеги в свое время что-то упустили из вида. Когда мы сообщили Тобиасу Сарториусу о том, что нашли останки Лауры, мне показалось, что он действительно ничего не знает об обстоятельствах ее исчезновения. Не поймите меня превратно, я совсем не хочу сказать, что считаю его невиновным.
Андреа Вагнер долго молча смотрела на нее потухшим взглядом.
- Я давно перестала думать обо всем этом, - ответила она наконец. - Мне и без того было нелегко жить, зная, что все только и говорят о нас. Моим младшим детям тоже пришлось несладко - на них постоянно лежала тень погибшей сестры. Я истратила все свои силы на то, чтобы у них было мало-мальски нормальное детство. Но это не так-то просто с таким отцом, который каждый день напивается в "Черном коне" до беспамятства, потому что никак не может смириться с тем, что произошло.
В ее словах не было горечи, она просто констатировала факты.
- Я больше не подпускаю к себе эту тему, - продолжала она. - Иначе бы здесь все давно уже пошло под откос. - Она указала рукой на горы бумаг на столе. - Неоплаченные счета, напоминания о задолженности… Я хожу работать в супермаркет в Бад-Зодене, чтобы дом и мастерская не пошли с молотка и мы не оказались в том же положении, что и Сарториус. Надо же как-то жить дальше. Я просто не могу себе это позволить - жить прошлым, как мой муж.
Пия молчала. Она не в первый раз сталкивалась с такими ситуациями, когда какое-нибудь несчастье выбивало из колеи или совершенно разрушало жизнь целой семьи. Какими же сильными должны быть такие люди, как Андреа Вагнер, чтобы день за днем просыпаться утром и продолжать борьбу, не имея ни малейшей надежды на успех! Было ли у этой женщины вообще что-нибудь в жизни, что приносило ей радость?
- Я знаю Тобиаса с самого его рождения, - продолжала Андреа Вагнер. - Мы дружили с их семьей, как и со всеми остальными в деревне. Мой муж был начальником пожарной команды и тренером в молодежном спортивном клубе, а Тобиас был его лучшим нападающим. Манфред всегда им гордился. - По ее бледному, горестному лицу скользнула улыбка, но тут же погасла. Она вздохнула. - Никто от него такого не ожидал. И я тоже. Но как говорится, чужая душа - потемки…
- Да, вы правы, - кивнула Пия.
Вагнеры действительно хлебнули горя, и у нее пропало желание бередить старые раны фрау Вагнер. В сущности, у нее вообще не было никаких оснований приставать к ней с расспросами по давно закрытому делу. Если не считать этого смутного чувства.
Она попрощалась, вышла из дома и направилась через захламленный двор к своей машине. Из мастерской доносился визг пилы. Пия остановилась, подумала две-три секунды, потом развернулась и открыла дверь в мастерскую. Ничего в этом плохого не будет, если она сообщит и Манфреду Вагнеру о том, что он через несколько дней сможет похоронить останки своей дочери и навсегда перевернуть последнюю страницу этой страшной главы своей жизни. Может, он наконец найдет в себе силы начать новую жизнь. Он стоял к ней спиной, у верстака, и распиливал доску с помощью ленточной пилы. Когда он выключил станок, Пия окликнула его. Он был без наушников, в обычной замызганной бейсболке, в углу рта у него висела погасшая сигарилла. Он скользнул по Пии недружелюбным взглядом и нагнулся за следующей доской. При этом его сползшие штаны с пузырями на коленях обнажили не самую презентабельную часть его волосатой спины.
- Чего вы хотите? - пробурчал он невнятно. - Я занят.
С момента их первой встречи он не брился, от его одежды исходил резкий запах застарелого пота. Пия поежилась и невольно отступила на шаг. Как фрау Вагнер может жить рядом с этим опустившимся человеком? Ее сочувствие к ней еще больше усилилось.
- Господин Вагнер, я только что от вашей супруги, но решила сказать и вам… - начала Пия.
Вагнер выпрямился и повернулся к ней.
- Судебно-медицинская экспертиза… - Пия умолкла.
Бейсболка! Борода! Сомнений не было. Перед ней стоял тот самый мужчина, которого они разыскивали по снимку, вырезанному из видеозаписи на перроне.
- Что?
Выражение его лица представляло собой смесь неприязни и безразличия. Но потом он вдруг побледнел, словно прочел мысли Пии. Он попятился, в глазах его застыло выражение вины.
- Это… это был несчастный случай… - пробормотал он и беспомощно всплеснул руками. - Честное слово, я не хотел! Я… просто хотел поговорить с ней, клянусь!
Пия глубоко вдохнула. Значит, она все же оказалась права в своем предположении, что между нападением на Риту Крамер и осенними событиями 1997 года была прямая связь.
- Но… но… когда я услышал, что этот… этот ублюдок вышел из тюрьмы и вернулся в Альтенхайн… во мне опять все всколыхнулось. Я подумал: я же хорошо знаю Риту. Мы же раньше были друзьями. Я решил просто поговорить с ней, чтобы она уговорила его убраться отсюда… А она побежала от меня… Да еще стала махать кулаками и пинаться… и я вдруг… я вдруг так разозлился…
Он умолк.
- Ваша жена знала об этом?
Он молча покачал головой. Его плечи обвисли.
- Сначала нет. А потом она увидела фото…
Конечно, Андреа Вагнер узнала своего мужа, как узнали его и все остальные, кому они показывали снимок. Они молчали, чтобы защитить его. Он был один из них, человек, который потерял дочь, да еще таким страшным образом. Возможно, они даже считали несчастье, которое он причинил семье Сарториус, справедливым возмездием.
- Вы что же, думали, что этот номер сойдет вам с рук только потому, что вся деревня пыталась вас выгородить?
Всю жалость к этому человеку у Пии как рукой сняло.
- Нет… - прошептал он. - Я… я и сам хотел идти в полицию…
У него вдруг сдали нервы. Он грохнул кулаком по верстаку.
- Эта скотина, этот убийца отсидел свой срок, а моя Лаура умерла навсегда! Когда Рита не захотела меня даже слушать, у меня вдруг сорвало крышу. И эти перила были такие низкие!..
* * *
Андреа Вагнер стояла с непроницаемым лицом во дворе, скрестив на груди руки, и смотрела, как двое полицейских уводят ее мужа. Взгляд, которым она его проводила, говорил сам за себя. Между ними не осталось и следа какой бы то ни было привязанности, не говоря уже о любви. Единственное, что их связывало, были дети, их бесцветные будни или бесперспективность развода. Муж, который топил свои проблемы в вине, вместо того чтобы решать их. Пия вновь почувствовала глубокое сочувствие к закаленной в страданиях женщине. Будущее супругов Вагнер выглядело не более радужным, чем их прошлое. Она дождалась, когда патрульная машина выехала со двора. Боденштайн был уже в курсе и сказал, что позже допросит Вагнера в комиссариате.
Пия села в свою машину и пристегнулась. Развернувшись, она поехала через промышленную зону, состоявшую преимущественно из владений Терлиндена. За высокими заборами на обширной территории, посреди ухоженных газонов и паркингов, тянулись огромные цеха. Путь к главному корпусу, полукруглому зданию со стеклянным фронтоном, преграждали несколько шлагбаумов и проходная. Перед одним из шлагбаумов ждали своей очереди несколько грузовиков, на другой стороне охранники проверяли въехавшую машину. Какой-то грузовик, следовавший за Пией, посигналил ей: она уже включила сигнал левого поворота, чтобы повернуть на В-519 в сторону Хофхайма, но в последний момент решила все же заглянуть к Сарториусам и повернула направо.
Утренний туман рассеялся, уступив место сухому солнечному дню - прощальная улыбка позднего лета посреди ноября. Альтенхайн казался вымершим. Пия увидела лишь одну молодую женщину, выгуливавшую двух собак, и старика, который, облокотившись на низенькие ворота своего дома, беседовал с пожилой дамой. Она проехала мимо "Черного коня", мимо его еще пустой автостоянки, мимо церкви, взяла крутой поворот вправо и резко затормозила: толстая серая кошка с величавой неторопливостью переходила дорогу, не обращая внимания на машину.
Перед бывшим трактиром Сарториусов стоял серебристый "порше кайен" с франкфуртским номером. Пия припарковала машину рядом с "порше" и вошла во двор через открытые настежь ворота. Горы мусора и металлолома исчезли без следа. Крысы, по-видимому, тоже перебазировались в какое-то более хлебное место. Она поднялась по ступенькам на крыльцо дома и позвонила. Ей открыл Хартмут Сарториус. Рядом с ним стояла молодая светловолосая женщина. Пия не поверила своим глазам, узнав в ней Надю фон Бредо, артистку, известную во всей стране не в последнюю очередь благодаря ее роли комиссара полиции Штайн в гамбургском телесериале "Место преступления". Интересно, что ей здесь понадобилось?
- Ничего, я найду его, - сказала та Сарториусу, казавшемуся рядом с высокой элегантной красавицей еще более жалким, чем обычно. - Спасибо вам! Я не прощаюсь.
Она скользнула по гостье безразличным взглядом и прошла мимо, не поздоровавшись и даже не кивнув. Пия проводила ее взглядом, потом повернулась к Сарториусу.
- Натали - дочь наших соседей, - пояснил тот, прочитав удивление на лице Пии. - Они с Тобиасом вместе играли еще в песочнице, и она все эти годы, пока он сидел, поддерживала с ним контакт. Единственная из всех…
- Понятно, - кивнула Пия.
В конце концов, и знаменитая артистка должна где-то родиться и вырасти. Почему бы и не в Альтенхайне?
- Чем могу быть полезен?
- Ваш сын дома?
- Нет, он пошел прогуляться. Но вы проходите.
Пия прошла вслед за ним в дом и дальше на кухню, которая теперь, как и двор, выглядела гораздо более цивильно, чем во время ее прошлого визита. Почему люди всегда ведут полицейских на кухню?
* * *
Амели задумчиво брела вдоль опушки леса, засунув руки в карманы куртки. После бурной дождливой ночи наступил тихий, мягкий день. Луга, засаженные фруктовыми деревьями, были покрыты тонкой кружевной пеленой тумана. Солнце пробилось сквозь серые тучи, и лес то тут, то там вспыхивал осенними красками. Ветви деревьев перемигивались красными, желтыми и коричневыми огоньками последних листьев. Пахло желудями, сырой землей и дымом от костра, зажженного кем-то на одном из лугов. Амели, сугубо городской житель, жадно вдыхала свежий, прозрачный воздух. Она чувствовала небывалый прилив жизненных сил и не могла не признаться себе, что деревенская жизнь тоже имеет свои прелести. Внизу, в долине, раскинулась деревня. Какой мирной и безмятежной она казалась издалека! Красная машина, как божья коровка, проползла по дороге и исчезла в путанице жмущихся друг к другу домов.
На деревянной скамье у старого поклонного креста сидел мужчина. Подойдя ближе, она с удивлением узнала Тобиаса.
- Привет! - сказала она и остановилась.
Он поднял голову, и ее удивление перешло в ужас: темно-фиолетовые кровоподтеки покрывали всю его левую сторону лица, один глаз заплыл, нос вырос до размеров картофелины, а рваная рана на переносице была зашита.
- Привет, - ответил он.
Они с секунду молча смотрели друг на друга. Его красивые голубые глаза помутнели. Он явно превозмогал сильную боль.
- Они все-таки отловили меня. Вчера вечером, в сарае.
- Ну молодец! Я же тебе говорила… - с укором воскликнула Амели и села рядом с ним.
Они помолчали.
- Вообще-то тебе бы надо было пойти в ментовку… - задумчиво произнесла Амели, явно неуверенная в правильности этой мысли.
Он презрительно фыркнул.
- В жизни не пойду! У тебя нет сигареты?
Амели порылась в рюкзаке, достала помятую пачку сигарет и зажигалку и, прикурив две сигареты, одну протянула Тобиасу.
- Вчера вечером брат Йенни Ягельски довольно поздно пришел в трактир со своим толстым дружком Феликсом. Они сидели еще с двумя типами и как-то очень странно себя вели… - произнесла Амели, не глядя на него. - А за круглым столом не было старого Питча, Рихтера из продуктовой лавки и Трауготта Домбровски. Эти заявились аж около одиннадцати.
- Ммм… - неопределенно промычал Тобиас и сделал очередную затяжку.
- Может, это был кто-нибудь из них.
- Даже наверняка кто-то из них… - ответил он равнодушно.
- Но тогда… если ты знаешь, кто это мог быть… - Амели повернула к нему голову и, встретившись с ним глазами, тут же отвела взгляд. Ей было гораздо легче говорить с ним, не глядя на него.
- Почему ты на моей стороне? - спросил он вдруг. - Я десять лет отсидел за то, что убил двух девушек.
В его голосе не было горечи, только усталость и разочарование.
- А я - три недели. По малолетству. Потому что соврала ментам и сказала, что герыч, который они нашли у моего друга, мой.
- И что ты хочешь этим сказать?
- Что я не верю, что это ты убил тех двух девчонок.
- Спасибо! - Тобиас обозначил поклон и иронично скривил рот. - Должен тебе напомнить, что был суд и на суде они представили кучу улик, которые говорили не в мою пользу.
- Знаю…
Амели пожала плечами. Еще раз затянувшись сигаретой, она отщелкнула окурок через дорогу, посыпанную гравием, на луг. Надо все-таки рассказать ему о картинах! Как же начать? Она решила пойти окольным путем.
- Послушай, а Лаутербахи тогда уже здесь жили? - спросила она.
- Да, - ответил он удивленно. - А почему это тебя вдруг заинтересовало?
- Есть одна картина… - начала она. - Вернее, даже несколько… Я их сама видела. И на трех картинах нарисован Лаутербах.
Тобиас внимательно смотрел на нее. Но на лице у него было написано недоумение.
- Ну, короче… я думаю, что кто-то видел все, что тогда произошло… - продолжила она после паузы. - Мне эти картины дал Тис. Он сказал…
Она не успела договорить. По узкой дороге на большой скорости приближалась машина, серебристый джип "порше кайен". Гравий громко заскрипел под широкими колесами, когда машина остановилась прямо перед ними. Из нее вышла красивая белокурая женщина. Амели встала и закинула за спину рюкзак.
- Подожди! - Тобиас протянул к ней руку и поднялся, скривившись от боли. - Что за картины? Что тебе сказал Тис? Надя - моя подруга. Ты можешь смело говорить при ней.
- Не, я лучше потом.
Амели смерила женщину скептическим взглядом. Та была очень стройна и элегантна в своих узких джинсах, в свитере и бежевой жилетке-пуховике с яркой эмблемой дорогой дизайнерской фирмы. Белокурые волосы были стянуты в узел на затылке. Ее лицо с правильными чертами выражало тревогу.
- Привет! - крикнула женщина и подошла к ним.
Она недоверчиво покосилась на Амели и повернулась к Тобиасу.
- О боже! Милый!..
Она нежно коснулась рукой его щеки. От этого интимного жеста у Амели болезненно сжалось сердце. Она сразу почувствовала неприязнь к этой Наде.
- Увидимся! - бросила она и торопливо ушла.
* * *
Пия уже второй раз за сегодняшний день устроилась за кухонным столом и вежливо отказалась от предложенного кофе, после того как сообщила Хартмуту Сарториусу о признании Манфреда Вагнера и его аресте.
- Как состояние вашей бывшей жены? - спросила она.
- Ни хуже ни лучше, - ответил Сарториус. - Врачи не говорят ничего конкретного.
Пия смотрела на его изможденное, усталое лицо. Этому человеку было не намного легче, чем Манфреду Вагнеру. Напротив: если родители жертв не знали недостатка в сострадании и моральной поддержке, то от родителей преступника все отвернулись и безжалостно карали их за вину сына. Молчание затянулось. Пия и сама не знала, зачем приехала сюда. Чего она, собственно, хотела?
- Ну как, вашего сына оставили наконец в покое? - спросила она после неловкой паузы.
Хартмут Сарториус горько рассмеялся. Потом достал из ящика стола скомканный лист бумаги и протянул его Пии.
- Лежало в почтовом ящике. Тобиас выбросил его, а я потом достал из мусорного ведра.
- "Банда грязных убийц, убирайтесь отсюда, пока живы!" - прочла Пия вслух. - Понятно. Письмо с угрозами. Анонимка?
- Конечно. - Сарториус пожал плечами и опять сел за стол. - Вчера вечером они напали на Тобиаса и избили его… - Его голос дрогнул, он пытался взять себя в руки, но в глазах у него уже заблестели слезы.
- Кто?
- Да все они! - Сарториус сделал неопределенное движение рукой. - Они были в масках и с бейсбольными битами. Когда я… когда я нашел Тобиаса в сарае… я сначала даже подумал, что он… что он умер…
Он закусил губу и опустил голову.
- Почему же вы не вызвали полицию?
- Бесполезно! Это никогда не кончится. - Он покачал головой с выражением полного отчаяния. - Тобиас изо всех сил старается привести усадьбу в порядок и надеется найти покупателя…
- Господин Сарториус, - сказала Пия, все еще держа в руках анонимное письмо. - Я изучила дело вашего сына. И мне бросились в глаза некоторые странности. Честно говоря, меня даже удивляет, почему адвокат Тобиаса не подал кассационную жалобу.
- Да он хотел, но суд отклонил кассацию. Мол, улики, свидетельские показания - все однозначно и не вызывает никаких сомнений…
Сарториус провел рукой по лицу. Весь его внешний облик выражал покорность судьбе.
- Но теперь-то нашли труп Лауры, - не унималась Пия. - И мне трудно себе представить, как ваш сын мог умудриться за сорок пять минут вытащить мертвую девушку из дома, погрузить ее в багажник, отвезти в Эшборн, проникнуть на закрытую территорию бывшего военного аэродрома и сбросить труп в старый топливный бак…
Сарториус поднял голову и посмотрел на нее. В его мутных от слез голубых глазах загорелась, но тут же погасла крохотная искра надежды.
- Все равно это ничего не даст. Новых доказательств нет. Но даже если они и найдутся - для альтенхайнцев он навсегда останется убийцей.
- Может, вашему сыну лучше на какое-то время уехать отсюда? - предложила Пия. - Пусть пройдут похороны и все немного успокоятся…
- А куда ему ехать? Денег у нас нет. Работу Тобиас еще не скоро найдет. Кому нужен бывший зэк? Даже с дипломом о высшем образовании…
- Он мог бы пока пожить в квартире своей матери.
Сарториус покачал головой.
- Спасибо вам за участие и советы, но ему уже тридцать лет, и я не могу ему приказывать.