* * *
- У меня только что было настоящее дежавю, когда я увидела вас вдвоем на скамейке.
Надя покачала головой. Тобиас опять сел и осторожно потрогал нос. Воспоминание о страхе смерти, который он испытал ночью, висело над ним, как черная туча в яркий солнечный день. Когда эти типы перестали лупить его и ушли, он всерьез попрощался с жизнью. Если бы один из них не вернулся и не вынул у него кляп изо рта, он бы задохнулся. Они действительно собирались отправить его на тот свет. Он был на волосок от смерти. При мысли об этом он поежился. Раны и ссадины, которыми было покрыто все его тело, причиняли боль и выглядели довольно угрожающе, но они не были опасны для жизни. Отец еще ночью позвонил фрау Лаутербах, и та сразу же приехала, чтобы оказать ему первую помощь. Она зашила рану на переносице и оставила ему болеутоляющие таблетки. Похоже, она не держала на него зла за то, что он тогда втянул в судебное разбирательство и ее мужа.
- …а тебе так не кажется? - не сразу проник в его сознание голос Нади.
- Ты о чем? - спросил он.
Она была так красива и так трогательно переживала за него. Она сейчас должна была быть на съемках в Гамбурге, но его проблемы были для нее, судя по всему, важнее. Она выехала сразу же после его звонка. Это было похоже на настоящую дружбу!
- О том, что эта девочка так похожа на Штефани. Просто удивительно!
Надя взяла его руку и нежно провела большим пальцем по его ладони. В другое время эта ласка, возможно, тронула бы его, но сейчас она была ему неприятна.
- Да, Амели и в самом деле удивительная девушка… - ответил он задумчиво. - Удивительно смелая и решительная.
Он вспомнил, как легко она отнеслась к нападению на нее во дворе. Другая бы на ее месте разревелась и побежала домой или в полицию. А эта хоть бы что! Что же она хотела ему рассказать? Что ей сказал Тис?
- Она тебе нравится? - спросила Надя.
Если бы он не был так погружен в собственные мысли, то, наверное, выбрал бы более дипломатичный ответ.
- Да. Она мне нравится. Она такая… она совсем не похожа на других.
- Например, на меня?
Тут Тобиас наконец сообразил, что совершает ошибку. Прочитав изумление в ее глазах, он попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась гримаса.
- Я хотел сказать, не похожа на местных. - Он пожал ее руку. - Амели семнадцать лет. Она мне как младшая сестра.
- Смотри, как бы ты не вскружил этой младшей сестре голову своими синими глазами. - Надя отняла руку и закинула ногу на ногу. - Мне кажется, ты даже не представляешь себе, какое действие оказываешь на женщин, или я ошибаюсь? - спросила она, глядя на него сбоку.
Ее слова напомнили ему прежние времена. Как он раньше не замечал, что во всех критических замечаниях Нади в адрес других девчонок всегда была нотка ревности?
- Да брось ты! - примирительно произнес он. - Амели работает в "Черном коне" и кое-что там случайно разнюхала. Она же узнала Манфреда Вагнера на фото в газете. Это он столкнул мою мать с моста.
- Что?!.
- Да. Кроме того, у нее есть подозрения, что это Питч, Рихтер и Домбровски напали на меня вчера ночью. Слишком уж поздно они присоединились к своим дружкам по скату.
Надя изумленно уставилась на него.
- Ты что, серьезно?..
- Да. А еще она уверена в том, что есть человек, который тогда видел что-то такое, что могло бы меня оправдать. Как раз когда ты подъехала, она хотела мне что-то рассказать про Тиса, про Лаутербаха и про какие-то картины…
- Но это же… это же было бы просто чудовищно! - Надя вскочила и сделала несколько шагов в направлении машины. Потом, обернувшись, взволнованно воскликнула: - Но почему же этот "человек" все это время молчал?
- Мне и самому хотелось бы это знать. - Тобиас откинулся на спинку скамьи и осторожно вытянул ноги. Несмотря на таблетки, каждое движение причиняло ему боль. - Во всяком случае, Амели, похоже, случайно наткнулась на какие-то тайны. Штефани мне говорила, что у нее что-то было с Лаутербахом. Ты помнишь его?
- Конечно! - Надя энергично кивнула, не сводя с него глаз.
- Я сначала думал, она просто так говорит, хочет произвести на меня впечатление. А потом увидел их вдвоем за шатром, во время Кирмеса. Потому-то я и ушел домой. Я…
Он умолк, подыскивая слова, чтобы выразить тот шквал эмоций, который разразился в нем при виде этого зрелища. Они стояли, почти прижавшись друг к другу, и Лаутербах держал руку на ее попе. Это внезапное открытие - что Штефани могла крутить любовь с другим, - как смерч, мгновенно засосало его в какую-то черную воронку.
- …разозлился, - подсказала Надя.
- Нет, - возразил он. - Ничего я не "разозлился". Наоборот: мне стало так… больно и муторно… Я же любил Штефани!
- Представляешь, если бы об этом узнали? - Надя тихо и зло рассмеялась. - Вот шуму-то было бы в газетах! "Министр культуры трахает детей!"
- Ты думаешь, у них действительно что-то было?
Надя перестала смеяться. В ее глазах застыло какое-то выражение, которое он не мог определить. Она пожала плечами.
- Во всяком случае, я бы не удивилась. Он же как чокнутый бегал за Белоснежкой. Даже дал ей главную роль, хотя там талантом и не пахло! Стоило ей только показаться на горизонте, как у него уже крышу сносило.
Так они вдруг неожиданно затронули тему, которую до этого старательно избегали. Тобиас тогда совершенно не удивился тому, что Штефани досталась главная роль в рождественском спектакле школьного театрального кружка. Чисто внешне она идеально подходила на роль Белоснежки. Он прекрасно помнил тот вечер, когда ему это впервые бросилось в глаза. Штефани села к нему в машину. Она была в белом летнем платье, губы ее были накрашены, темные волосы развевались на ветру. "Белая, как снег, румяная, как кровь, с черными как смоль кудрями", - сказала она и рассмеялась. Куда они в тот вечер ездили?
И тут в него словно ударила молния: он вспомнил то, чего никак не мог вспомнить несколько дней. "А помните, как моя сестра сперла у отца связку ключей от аэродрома? И как мы устроили гонки в старом ангаре? Оторвались по полной!" Это сказал Йорг в четверг в гараже. Конечно, он помнил! И в тот вечер они с Белоснежкой тоже туда ездили. Она торопила его, хотела, чтобы никто за ними не увязался, чтобы они были в машине вдвоем. Отец Йорга, Лютц Рихтер, был раньше телефонистом и в семидесятые и восьмидесятые годы работал на территории бывшего военного аэродрома! Иногда, когда они еще были мальчишками, он брал туда с собой Йорга и его приятелей, и они играли посреди заросших травой ангаров, пока он занимался своими делами. Потом, уже старшеклассниками, они тайком устраивали там гонки и вечеринки. И вот теперь именно там был найден скелет Лауры. Случайность?..
* * *
Он словно вырос из земли и преградил ей путь, когда она в последний раз оглянулась на Тобиаса и эту беловолосую метелку, приехавшую на крутой тачке.
- Тис, блин!.. Ты что, обалдел? - испуганно воскликнула она и украдкой вытерла слезы на щеках. - Меня же чуть инфаркт не хватил!
Ей иногда становилось не по себе от его умения абсолютно бесшумно появляться и исчезать. Ей только сейчас бросилось в глаза, что у него был нездоровый вид. Глаза глубоко запали и лихорадочно блестели. Он дрожал всем телом, обхватив туловище руками, словно стараясь согреться. В голове у нее мелькнуло, что он действительно производил впечатление сумасшедшего. Но она тут же устыдилась этой мысли.
- Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь? - спросила она.
Он, не реагируя на ее слова, нервно озирался по сторонам и тяжело дышал, словно запыхался от быстрого бега. Потом вдруг, к изумлению Амели, схватил ее за руку. Этого он еще никогда не делал. Он не переносил прикосновений, она это знала.
- Я не смог защитить Белоснежку, - сказал он хриплым, напряженным голосом. - Но тебя я в обиду не дам.
Его глаза беспокойно блуждали. Он то и дело поглядывал на опушку леса, словно ожидая оттуда какую-то опасность. Амели почувствовала неприятный холодок на спине. В голове у нее вдруг какие-то разрозненные пазлы сами собой сложились в готовую картину.
- Ты видел то, что случилось тогда, верно? - прошептала она.
Тис резко повернулся и потащил ее за собой, крепко держа за руку, через какой-то сырой ров и густые заросли. Когда они добрались до леса, Тис замедлил шаги, но для Амели, которая слишком много курила и слишком мало двигалась, темп все равно был слишком быстрым. Он стиснул ее руку, как в тисках. Когда она, споткнувшись, упала, он рывком поднял ее на ноги и потащил дальше, куда-то в гору. Под ногами у них трещали сухие ветки, им вторил хор потревоженных сорок на верхушках елей. Тис неожиданно остановился. Амели, тяжело дыша, оглянулась и увидела сквозь ветви деревьев внизу, на склоне холма, красную черепичную крышу виллы Терлинденов. По лицу ее струился пот, она закашлялась. Зачем Тису понадобилось делать такой крюк и нестись вокруг всего участка? Напрямик, парком, было бы гораздо быстрее и не так утомительно.
Он отпустил ее руку и принялся возиться с замком на узких ржавых воротах, которые через несколько секунд открылись с противным скрипом. Амели прошла вслед за ним через ворота и увидела, что они находятся прямо за оранжереей. Тис хотел опять взять ее за руку, но она отдернула ее.
- Чего ты носишься как шизанутый?
Она старалась подавить растущую в груди тревогу, но с Тисом явно творилось что-то неладное. Его обычного, почти летаргического покоя как не бывало, и когда он вдруг посмотрел ей прямо в глаза, даже не пытаясь отвести взгляд, ей стало страшно.
- Если ты никому не скажешь, я открою тебе одну тайну, - тихо произнес он. - Пошли!
Он отпер дверь оранжереи ключом, который лежал под ковриком. Амели на секунду задумалась, не убежать ли ей, пока не поздно. Но Тис был ее другом, он доверял ей. И она, решив тоже довериться ему, вошла вслед за ним в хорошо знакомое ей помещение. Он тщательно запер дверь изнутри и оглянулся.
- Ты можешь наконец сказать, что с тобой происходит? - спросила Амели. - Что-нибудь случилось?
Тис не ответил. Он отодвинул в сторону кадку с пальмой в дальнем конце оранжереи и прислонил доску, на которой она стояла, к стене. Амели с любопытством подошла ближе и увидела люк в полу. Тис открыл люк и повернулся к ней.
- Пошли!
Амели стала спускаться по крутой и узкой ржавой железной лестнице вниз, в темноту. Тис закрыл люк над головой, через несколько секунд загорелась тусклая лампочка. Он протиснулся вперед и открыл тяжелую железную дверь. Навстречу им хлынула волна сухого теплого воздуха. Амели раскрыла рот, увидев обширное помещение. Светлое ковровое покрытие, стены, выкрашенные в веселый, оранжевый цвет. Полка с книгами на одной стороне, уютный диван на другой. Дальняя часть комнаты отгорожена чем-то вроде ширмы. Сердце Амели колотилось уже у самого горла. Тис никогда не подавал ей никаких сигналов, что ему от нее что-то нужно; она и сейчас не верила, что он вдруг набросится на нее и начнет насиловать. Кроме того, от лестницы ее отделяли всего несколько шагов, и ей понадобилось бы всего пару секунд, чтобы оказаться в парке.
- Пошли, - сказал Тис.
Он отодвинул ширму в сторону, и Амели увидела старомодную кровать с высоким деревянным изголовьем. На стене висели фотографии, выстроенные в четкие шеренги, как и все, чем пользовался Тис.
- Иди, не бойся. Я Белоснежке уже столько о тебе рассказывал.
Амели подошла ближе, и у нее от ужаса перехватило дыхание. Она, как зачарованная, смотрела на лицо мумии, не в силах отвести взгляд.
* * *
- Ну что с тобой?
Надя присела перед ним на корточки и осторожно положила руки ему на бедра, но он раздраженно убрал ее руки и встал. Проковыляв несколько метров, он остановился. Подозрение, которое у него родилось, было страшным!
- Труп Лауры лежал в топливном баке на старом военном аэродроме в Эшборне, - глухо произнес он. - Ты ведь помнишь, как мы там устраивали вечеринки? У отца Йорга остались ключи от ворот.
- Ты это к чему? - Надя подошла к нему, недоуменно глядя на него.
- Я не бросал Лауру в бак! - резко ответил Тобиас и так крепко стиснул зубы, что они скрипнули. - Блин! Зараза! - Он сжал кулаки. - Я хочу знать, что на самом деле произошло в тот день! Мои родители разорены, я десять лет отсидел в тюрьме, а потом еще отец Лауры сбросил мать с моста! Я больше так не могу!
Надя молча стояла перед ним.
- Поехали со мной, Тоби. Пожалуйста! - произнесла она наконец.
- Нет! - отрезал он. - Ты что, не врубаешься? Именно этого они и добиваются, эти уроды!
- Вчера они тебя только избили. А если они опять придут и на этот раз доведут дело до конца?
- Ты хочешь сказать - и прикончат меня?
Ее нижняя губа едва заметно дрожала, большие зеленые глаза наполнились слезами. Нет, она не заслужила того, чтобы он на нее кричал. Она была единственным человеком, который ему не изменил. Она даже приходила к нему в тюрьму. Но этого он не хотел. Его гнев вдруг мгновенно выветрился. Ему стало стыдно.
- Прости! Я не хотел на тебя кричать… - тихо произнес он и протянул к ней руки. - Иди ко мне.
Она прильнула к нему, прижала лицо к его груди, а он крепко обнял ее обеими руками.
- Наверное, ты права… - прошептал он ей в волосы. - Время все равно не повернешь вспять.
Она подняла голову. В ее глазах была тревога.
- Я боюсь за тебя, Тоби! - Ее голос дрогнул. - Я не хочу потерять тебя еще раз - теперь, когда наконец-то обрела тебя!
Тобиас сморщился от боли. Закрыв глаза, он прислонился щекой к ее щеке. Если бы он только знал, будут ли они счастливы вместе! Он не хотел еще раз обжечься. Лучше уж до конца жизни быть одному.
* * *
Когда Пия с Боденштайном вошли в комнату для допросов, Манфред Вагнер, с несчастным видом сидевший за столом, тяжело поднял голову. Он уставился на них своими красными, водянистыми глазами пьяницы.
- Вы совершили целый ряд тяжких преступлений, - начал Боденштайн серьезным тоном, включив магнитофон и задав необходимые, предусмотренные протоколом вопросы. - Телесные повреждения, остановка движения на скоростной трассе, повлекшая за собой тяжелое дорожно-транспортное происшествие, и - в зависимости от того, как это деяние квалифицирует прокурор, - убийство по неосторожности или даже преднамеренное убийство.
Вагнер побледнел. Судорожно глотнув, он посмотрел на Пию, потом на Боденштайна.
- Но… но… Рита же жива?.. - пролепетал он.
- Жива, - подтвердил Боденштайн. - А вот водитель, на ветровое стекло которого она упала, умер еще на месте происшествия от инфаркта. Я уже не говорю о повреждениях автомобилей, вовлеченных в ДТП. Это будет иметь для вас тяжелые последствия, тем более что вы не явились в полицию с повинной.
- Да я хотел!.. - плаксивым голосом воскликнул Вагнер. - Но… но они меня все отговаривали…
- Кто вас отговаривал? - спросила Пия.
Последние остатки сочувствия к этому человеку у нее пропали. Он, конечно, понес тяжелую утрату, но это не оправдывало его нападения на мать Тобиаса.
Вагнер пожал плечами и отвел глаза.
- Да все они… - ответил он тем же робким тоном, каким несколько часов назад ей ответил Хартмут Сарториус на вопрос, кто написал анонимное письмо и напал на его сына.
- Понятно. Вы всегда делаете то, что говорят все они? - Ее слова прозвучали жестче, чем она хотела, но зато возымели нужное действие.
- Что вы понимаете! - вскинулся Вагнер. - Моя Лаура была необыкновенным ребенком. У нее было бы прекрасное будущее. И она была красавицей. Мне иногда даже не верилось, что это моя дочь. А ее взяли и убили. И выбросили на свалку, как мусор. Мы были счастливой семьей. Только что построились в новой промышленной зоне, и моя столярная мастерская приносила неплохой доход. Народ в деревне был хороший, все дружили друг с другом. И тут вдруг такое… Лаура и ее подруга пропали. Их убил Тобиас, эта бесчувственная сволочь! Я умолял его сказать мне, за что он ее убил и что сделал с ее телом. Но он так ничего и не сказал…
Он скорчился и громко всхлипнул. Боденштайн уже хотел выключить магнитофон, но Пия удержала его. Интересно, плакал ли Вагнер от боли по погибшей дочери или от жалости к самому себе?
- Прекратите этот спектакль! - сказала она.
Он резко поднял голову и уставился на нее с таким изумлением, как будто она дала ему пинка в зад.
- Я потерял дочь… - начал он дрожащим голосом, но Пия перебила его:
- Знаю! И от всей души сочувствую вам. Но у вас есть еще двое детей и жена, которым вы нужны. Неужели вы совсем не подумали о том, чем это может обернуться для вашей семьи, если вы что-то сделаете с Ритой Крамер?
Вагнер молчал. Потом лицо его вдруг исказилось.
- Вы и представить себе не можете, что я пережил за эти одиннадцать лет! - крикнул он в гневе.
- Зато я прекрасно себе представляю, что пережила ваша жена, - холодно парировала Пия. - Она потеряла не только дочь, но еще и мужа, который от жалости к самому себе каждый вечер напивается, предоставив ей самой решать свои проблемы. Ваша жена из сил выбивается, чтобы свести концы с концами, а вы? Что делаете вы?
Глаза Вагнера засверкали. Пия явно задела его за живое.
- Вам-то какое дело, черт побери!
- Кто советовал вам не являться в полицию с повинной?
- Друзья.
- Те самые друзья, которые спокойно смотрят, как вы каждый вечер нажираетесь в "Черном коне" и пропиваете последние деньги вашей семьи?
Вагнер открыл рот, чтобы ответить, но так ничего и не произнес. Его враждебный взгляд утратил твердость и малодушно скользнул вниз, на пол.
- Я не позволю вам отчитывать меня, как мальчишку. - Его голос дрогнул. - Без адвоката я не скажу больше ни слова.
Скрестив руки на груди, он набычился, как упрямый ребенок. Пия посмотрела на шефа и подняла брови. Боденштайн выключил магнитофон.
- Вы можете быть свободны, - сказал он.
- Я… я что, не… не арестован?.. - удивленно прохрипел Вагнер.
- Нет. - Боденштайн встал. - Мы знаем, где вас искать, если вы нам понадобитесь. Обвинение будет вам предъявлено позже. Но адвокат вам понадобится в любом случае.
Он открыл дверь. Вагнер нетвердой походкой прошел мимо него, сопровождаемый полицейским, присутствовавшим во время допроса. Боденштайн посмотрел ему вслед.
- Его почти жаль, этого Вагнера с его слезливыми жалобами, - произнесла Пия. - Почти…
- Зачем ты с ним так жестко? - спросил Боденштайн.
- У меня такое чувство, что за этим делом кроется гораздо больше, чем мы видим. В этом занюханном Альтенхайне явно что-то происходит. Причем с тех самых пор. Я в этом уверена.