С чего бы наша Жандармама расфуфырилась, как на собственных похоронах? И куда она ведет за руку очкастого баскетболиста? Когда Мексиканец Джо сообразил, что на сей раз внимание будет оказано именно ему, было уже поздно нырнуть в толпу. Выплюнув жвачку, парнишка засунул руки в карманы и изготовился слушать длинную нотацию.
- Познакомься, Янис! - сказала сквозь одышку тетушка Зандбург. - Это ваш новый шеф. Будет работать в милиции и вести надзор за детской комнатой.
Теперь было бы, наверно, кстати выказать восторг, но крепкое рукопожатие долговязого милиционера и его сдержанная улыбка недвусмысленно говорили о том, что он противник лицемерия.
- А как дела у вас, тетя Рената, что слышно нового по нашему радиоприемнику? - Мексиканцу Джо вдруг подумалось, что более подходящего начальника, чем старуха Зандбург, им не найти на всем земном шаре. Пусть ее болтает сколько влезет...
Но у тетушки Зандбург в данную минуту асфальт плавился под ногами.
- Как раз речь и пойдет насчет нашего радио... Так вы уж теперь сами, товарищ Теодор, а должна бежать. Видите: народ ждет. - И она трусцой удалилась.
- Можете посидим? - показал на скамейку Яункалн.
- Мне и так хорошо.
Тедис понимал, что эта враждебная сдержанность адресована не ему, а должностному лицу Яункалну, и все-таки его передернуло. Неужели он никогда, больше не сможет запросто, по-дружески, подойти к подростку, поговорить обо всем и ни о чем? Неужели нет мостика через пропасть, отделяющую блюстителей порядка от нарушителей? Но сейчас этот вопрос не разрешить, ему придется посвящать труд и мысли на протяжении многих месяцев. Поэтому лучше всего сразу брать быка за рога.
- Как хочешь... Надо выяснить кое-какие вопросы. Где вы купили японский радиоприемник "Сикура"? Когда? Сколько заплатили?
- А в чем дело? - голос Мексиканца Джо стал ледяным. - На свои деньги покупали, не на краденые. И старуху Зандбург никто не заставлял. Сама навязалась, а теперь жалобу накатала.
- Ты ошибаешься. Вас самих подло надули, вот дело-то в чем. Купили кота в мешке, как последняя деревенщина, и обалдели от радости. Даже не заметили, что в эту японскую шкуру засунут рижский "Дзинтар", который за семьдесят рублей продается на каждом углу.
Мексиканец Джо был так огорошен этим сообщением, что вновь обрел дар речи далеко не сразу.
- О, мамма миа! А как бедово играл!.. - Вдруг лицо у него вытянулось. - Послушайте, но вы же не думаете, что нутро подменили мы и всучили Жандармаме этого ублюдка?! Сейчас... Третий! Герберт! Поди-ка! У тебя цела бирка?
Герберт Третий был поражен сногсшибательным известием намного меньше, нежели этого ожидал Яункалн. Суть ведь в том, что приемник берет все станции и по нему хорошо звучит джаз. Да и в конце концов деньги, которые они переплатили, заработаны не в поте лица, можно даже считать, что пострадала одна старуха Зандбург... Зато теперь они вместе с милицией будут ловить хитроумного мошенника. Вот она, романтика!
Подпись комитента - так на торговом жаргоне почему-то величают того, кто сдает для продажи свою вещь, - разумеется, была неразборчива. Однако наверняка в кассе сохранился корешок, на котором отмечены все данные, включая серию и номер паспорта.
- А если это сами продавцы плутуют? - перебил Герберт размышления Яункална. - Японские детали зажали себе, а нас осчастливили "Дзинтаром"?
Яункалн с неподдельной признательностью смотрел на ребят. Решено: пока не будет заведено уголовное дело, он работает неофициально - по примеру лучшего частного детектива из заграничных романов. И почему бы не привлечь к этому мероприятию ребят, скажем, как потерпевших? Яункалн чувствовал, что таким образом завоюет их дружбу гораздо скорей, чем с помощью самой умной лекций.
- Сходим втроем в магазин и попробуем что-нибудь выяснить там. Но до завтра - никому ни слова.
- Кобру надо бы взять с собой, - предложил Мексиканец Джо. - У нее такая глупая рожа, что никому и в голову не придет, что мы сыщики.
- Договорились, - улыбнулся Яункалн. - Значит, завтра перед открытием магазина встречаемся на почте, у окошка телеграфа.
Если уж романтика, то та всю катушку!..
День второй
Что говорить, кровать могла быть и помягче, но главное - подлинней. Ночью Яункалну каким-то образом удалась просунуть ноги сквозь металлические прутья; теперь же он спросонок никак не мог выпростать их обратно. Утреннее солнце играло на никелированных шишках и, казалось, подшучивало над неловким пленником. Так вот почему ему снилось, будто он брошен в тюрьму буржуазной Латвии и прикован к холодной как лед стене! А возможно, это кошмарное видение было навеяно рассказом хозяйки о полной лишений жизни героев фильма?
"Ты ж только подумай - они любят друг друга с детства, а автор придумывает все новые и новые загвоздки и не дает им пожить вместе. Она учительница, он - рыбак и все бунтует. В сороковом году играют свадьбу, а она сразу уезжает со своими школьниками в Крым, в пионерский лагерь. Ей бы не о чужих детях подумать, а о том, как поскорее своим обзавестись... В годы оккупации он, понятное дело, стал подпольщиком и на своей моторке спасал других подпольщиков... Война кончилась, надо бы жить да радоваться под бочком у красивой женушки и дом беречь. А он? Обратно покоя не знает, встанет в четыре утра и бегом в гавань - ему, видите ли, германские мины из моря надо выуживать. И кончается все тем, чем и должно кончиться: вытаскивает он свой последний улов и взрывается. Так рвануло, что и в гроб класть было нечего. Которые его хоронили - побросали венки в море, и качаются они себе спокойно на волнах... Я тебе скажу, на это кино можно будет ходить только в галошах - в зале будет слёз по щиколотку... Я тебе оставлю поесть в духовке, кофей, конечно, сам разогреешь, не маленький. За мной чуть свет машину пришлют, будем снимать в музее, где бывшая купчиха устроилась сторожихой. Придется тебе тут действовать самому. Если на почту я вовремя не поспею - начинай операцию без меня. Но в той лавчонке меня дождись обязательно, рано или поздно я вырвусь из лап этого Крейцманиса..."
Тедис сидел в надраенной кухне тетушки Зандбург и с тревогой взирал на приготовленную ему еду. Хватило бы насытиться всем троим обитателям их комнаты в студенческом общежитии, но если он один съест зажаренный на сковороде "крестьянский завтрак", дюжину копчушек, круг колбасы, хотя бы один ломтик деревенского сыра с тмином и запьет это пахтой, то из дому ему будет не выбраться. Вчера он про себя назвал старушку скупердяйкой, потому что она так и не накрыла стол - уговор есть уговор. Жаль, что Том, который ластится у ног и просится на руки, тоже не едок. Щенок еще испортит себе желудок, тогда Яункалну вообще от дома откажут!
Да, переходить на другую квартиру Тедису отнюдь не хотелось. Он столько лет провел в интернате и в общежитии, что теперь воспринимал деспотическую заботу тетушки Зандбург, как небесную благодать. И чего только этот Кашис вечно недоволен своей тещей?..
На почте Яункалн буквально опешил. Там его поджидала целая компания подростков. Словно на экскурсию собрались! Янка даже прихватил с собой маленькую сестренку, которую по субботам и воскресеньям отдавали на его попечение.
- Не волнуйтесь, - поспешил отвести возможные упреки Мексиканец Джо. - Это проверенные товарищи, молчать будут как могила.
- Они ни за что не верили, что мы будем участвовать в работе милиции, - пояснил Герберт Третий.
- Мы только проводим вас до магазина, а потом будем сидеть в уголке, - успокоил Рудис.
- А фальшивый приемник у вас в этой сумке? - спросила Кобра.
- Команда, за мной! - лихо приказал Яункалн и тут же осекся: он был готов надавать себе пощечин за это деланно-фамильярное обращение. Неужели ему так и не удастся найти правильный тон в отношениях с ребятами?
Комиссионный магазин находился в угловом доме на центральной улице города. Половину помещения занимал отдел, где продавали обувь, одежду и трикотажные изделия: мужские рубахи и галстуки, дамские блузки, кофточки, тончайшие заграничные колготки, платки с пейзажами экзотических городов и крикливой рекламой производителей косметики, бюстгальтеры и корсеты "грация", способные придать изящество даже дюжим рыбачкам, если они только смогут жить не дыша.
На другой стороне шла торговля атрибутами, характерными для нашей эпохи научно-технической революции. Это было царство мужчин, а если туда и забредала изредка представительница прекрасного пола, то лишь для того, чтобы посмотреть нейлоновые парики, непонятно каким образом затесавшиеся среди спиннингов и мотоциклетных шлемов.
Радиосектор удивлял богатым ассортиментом. Рядом с "ВЭФами" различных выпусков взгляд покупателей ласкали японские "Сони", "Суперсоник", "Сикура", западногерманские "Телефункен" и "Блаупункт", английский "Маркони", американский "Интернэшнл", голландский "Филипс" и другие радиоприемники. Среди телевизоров преобладали советские марки, зато выбор магнитофонов и диктофонов в первую очередь обеспечивался продукцией всемирно известных заводов ФРГ "Ухер" и "Грюндиг". Многие аппараты продавались прямо в заводской упаковке, с инструкциями и гарантийными талонами. Могло сложиться впечатление, будто магазин получает свой товар непосредственно от изготовителей.
Яункалн неторопливо обводил взглядом заставленные техникой полки. Надо же было акклиматизироваться в этом насыщенном электроникой мирке. Надо было также переключиться и на то, что теперь ему предстоит плыть в широком, организованном потоке сбыта, а не брести по мелководью "случайных вещей". Многие - и теперь это, кажется, не вызывало сомнения - сюда приносили не только надоевшие им вещи, но покупали их за границей или в валютных магазинах лишь для того, чтобы перепродать с немалой выгодой. Главным двигателем этой торговли было отнюдь не безденежье, а страсть к наживе.
Нельзя сказать, что в магазине было полно покупателей, тем не менее у прилавка толпились люди и, вывихивая себе шеи, щурясь от ярких бликов света, силились разглядеть, сколько стоит приглянувшаяся им вещь. Продавщица же была им не помощник - ее гораздо больше интересовали ее собственные ноготки, которые она ровняла поставленной на комиссию маникюрной пилочкой. Из того же самого набора были позаимствованы и ножнички, которыми приводила в порядок свои руки девица, обслуживающая сектор часов и украшений. Стоя в профиль к покупателям, она преспокойно обсуждала с продавщицей радиоотдела перспективы на субботний вечер; обе перечисляли своих потенциальных кавалеров по именам и фамилиям, не стесняясь, говорили и об их кошельках и преимуществах общественного положения или недостатках. Вопросы покупателей они рассматривали как досадную помеху и отвечали не всякий раз. Однако они умели определить стоящего покупателя и ласково улыбнуться ему.
Яункална с его свитой продавщица, как видно, не причислила к денежной публике и уж подавно не видела в нем дельца, готового платить услугой за услугу или хотя бы подарить плитку шоколада или флакончик духов.
А потому Тедису пришлось дважды повторить свою просьбу:
- Будьте добры, покажите мне эту "Сикуру"! - И наконец он был вынужден истерически воскликнуть: - Да выключите вы этот стереоящик, если не слышите, что вам говорят!
Грубость нимало не подействовала на продавщицу: она считала ее неизбежным обстоятельством своей работы и даже не требовала от заведующего бесплатного молока за вредность условий труда. Неохотно отвернувшись от подружки, она лениво прошлась по направлению к Яункалну и приняла картинную позу, опершись на полку.
Тедис сразу стал вежливей.
- Симпатичная девушка, а такая сердитая... Я хотел бы посмотреть вон ту "Сикуру" за полторы сотни.
Продавщица даже не пошевелилась.
- Вы же все равно не купите. Там что-то испорчено, короткие волны не работают. Все только крутят ручки, крутят, а потом назад отдают.
- Почему же не снимаете с продажи?
Продавщица апатично пожала плечами.
- Есть не просит... Может, придет какой-нибудь мастер, который любит покопаться и починить. А так приемничек неплохой, вчера сюда налетела целая банда рижан и расхватала все "Сикуры", кроме этой.
- У меня как раз с собой такой специалист, - Тедис кивнул на Мексиканца Джо. - И если бы у вас нашлась отвертка...
- Если как следует подумать, то она и без коротких волн этих денег стоит. - Продавщица спохватилась, что как-никак ее первейший долг - продать товар. - Два динамика, шестнадцать транзисторов, вольтметр...
Тедис не слушал. Его внимание было приковано к рукам Мексиканца Джо. Тот вывинтил четыре винта и снял заднюю крышку корпуса. Даже не надо было смотреть на заводскую эмблему и надпись "Мэйд ин Джэпэн", чтобы понять, что на этот раз они имеют дело не с "Дзинтаром". Достаточно было того, что детали скомпонованы по-другому. Яункалн не брался судить, который из приемников лучше, чья схема удачней, он был криминалист, а не радиотехник. И все же нельзя было сразу же ставить крышку на место, надо было создать впечатление, будто они искали причину неполадки. Выждав сколько полагается, он, наконец, сказал:
- Благодарю вас!
- Я же знала, что не возьмете, - не без ехидства заметила продавщица. - Только зря человека затрудняете.
- По правде говоря, мы только хотели посмотреть, нельзя ли поменять, - не совсем к месту пояснил Тедис. - Позавчера ребята купили такую "Сикуру", может, помните, и у них произошла беда. Я вам сейчас покажу.
Яункалн поставил спортивную сумку на прилавок и принялся расстегивать пряжки, украдкой наблюдая за продавщицей. Она не выказывала ни малейшего интереса. Зато Герберт Третий был до того возбужден, что едва не выпустил приемник из трясущихся рук. Он по-прежнему не мог себе простить, что в тот раз не додумался проверить приемник также и изнутри. Когда они покупали, в магазине было еще штук шесть таких же "Сикур", а он простофиля, схватил первую попавшуюся, поймал несколько станций и побежал к кассе, чтобы поскорее избавиться от денег. Вон Яункалн сейчас нисколечко не торопился - так ловко строит из себя деревенского рохлю, что продавщице ни в жизнь не догадаться ни о чем. Герберт Третий посмотрел на Кобру и Мексиканца Джо и понял, что они тоже в восторге от тонкости тактического маневра Яункална.
В действительности же Тедис хотел лишь выиграть время. Его вдруг охватила неуверенность - правильно ли он начал операцию? Не раскрыл ли он карты раньше времени? Однако пути назад не было - нельзя же обмануть надежды ребят, чьи симпатии, кажется, удалось завоевать.
- Видите какое невезенье! - Он развернул расколотый корпус, еще державшийся на двух винтах.
Продавщица развела руками и высокомерно улыбнулась.
- А кто вас заставлял играть им в волейбол? Слишком дорогое удовольствие. Дешевле было купить мячик.
Яункалн покраснел до корней своих льняных волос. Голубые глаза потемнели от смущения.
- Дело не в японском корпусе, с ним все в порядке, вернее, - было в порядке. Хотелось бы знать ваше мнение о том, что внутри. Прочитайте, если умеете, что тут написано. "Дзинтар"! Быть может, вы объясните, почему рижское изделие продаете под японской маркой?.
Яункалн сам понимал, что обвинительная речь слишком длинна, этим он позволяет продавщице собраться с мыслями и обдумать ответ. Кстати, она была из тех девушек, что за словом в карман не полезут. Упершись руками в прилавок, она сделала глубокий вдох и перешла в контратаку:
- А почему вы об этом спрашиваете у меня? Не я же принесла в сумке эту коробку, вы сами ее притащили. Где-то взяли искалеченный "Дзинтар" и теперь шантажируете!..
- Вы не станете отрицать, что позавчера продали этим ребятам "Сикуру". Герберт, покажи бирку...
Продавщица с презрением отмахнулась.
- Не требуется... Где тут сказано, что это тот самый ящик? Почему я должна верить вашему шкету?
- А кто вам позволил в нарушение правил торговля продать несовершеннолетнему такую дорогую вещь? Вдруг он украл деньги у родителей?
Выстрел, произведенный Яункалном без прицела, в мишень все-таки попал. Продавщица стала помягче.
- Послушайте, гражданин, у нас тут не фирменный магазин, а комиссионный. Какой товар приносят, я такой и продаю. И силой никого покупать не заставляю. Нравится - плати и забирай товар, не хочешь - ставь на место, привет и до свидания. Этот молодой человек все проверил в моем присутствии, да еще до этого полчаса крутился перед прилавком. Ловил и Монте-Карло, и Лондон, и "Голос Америки", и мало ли что еще. Приемник работал как часы. Мне никто не платит за то, чтобы я еще развинчивала товар. Я не инженер с высшим образованием... Слишком много от меня хотите за семьдесят пять рублей в месяц!
Яункалн очень внимательно прислушивался к голосу продавщицы, но так и не уловил в нем ни одной фальшивой ноты. Разве что долго копившуюся досаду на то, что ей - такой юной, красивой и обаятельной - приходится с утра до вечера томиться в пыльном помещении, в то время когда другие могут загорать на пляже, строить свою личную жизнь. Да еще надо выслушивать всякие идиотские, беспочвенные упреки!
- Поймите меня правильно, у нас нет никаких претензий к вам лично. Мы пришли узнать, кто принес этот приемник на продажу, чтобы сходить к человеку и поговорить.
- Так надо было и сказать с самого начала, а не кулаками размахивать... Покажите мне бирку!
- По ней ничего нельзя понять. Даже если допустить, что первая буква "р".
- Ступайте к директору, пусть посмотрит в книге. Завтра с утра, сегодня у него выходной... - Голос продавщицы приобрел теперь бархатистость. - Знаете, вы лучше обратитесь к приемщику. В конце концов это он должен отвечать за принятый на комиссию товар. Минуточку...
Она приоткрыла скрытую портьерой дверь и просунула голову в соседнее помещение.
- Там сейчас полно. Посидите или выйдите на солнышко, я вас позову, когда Мендерис освободится.
На улице они чуть не столкнулись с Ренатой Зандбург, в этот момент вылезавшей из микроавтобуса с петухом Рижской киностудии на боку и надписью "Последний улов" над лобовым стеклом. Лицо у нее еще было покрыто смуглым тоном, над верхней губой чернела тень старческих усиков, под расстегнутым летним пальто виднелся простенький халат из темного сатина: накануне, когда тетушка Зандбург играла роль богатой домовладелицы, подошли ее собственные платья, теперь же в эпизоде уборщицы пришлось надеть костюм студии.
- Вижу, вижу, полная неудача! - кричала она. - Ничего, не вешайте нос, сегодня я вас больше не покину.
Выслушав рассказ о разговоре с продавщицей, тетушка Зандбург принялась успокаивать Яункална:
- Ничего, еще ничто не потеряно. Если только эта гусыня не предупредит приемщика, мы его возьмем в такой оборот, что он сам себя выдаст и нам же будет руки целовать. Эмиль Мендерис... Не с такими героями я справлялась! Я ведь знаю, где у него больная мозоль. Если по-хорошему разговаривать не станет, натравлю Викторию, и от него мокрое место останется... Дети, марш в уголок, ждите нас там!