– У меня тоже свои неприятности, мистер Беллами. В прошлом году я приударил за одной девицей, которая работала здесь неподалеку манекенщицей на фабрике одежды. Если бы, черт меня дери, я был бы поэтом, я бы вам рассказал, что у нее за фигура! У этой девчонки там, где нужно, было именно столько, сколько нужно. Она, правда, демонстрировала одежду больших размеров, но это вовсе не значит, что фигура у нее была бесформенная. Я хочу сказать, что в ней – хотите верьте, хотите – нет – было и количество и качество. И хоть сам я тощий, мне это очень нравилось.
Это было приблизительно год тому назад, – продолжил он. – Я делал все, что мог, чтобы добиться этой девушки. Причесывался на пробор и все такое прочее. Хотите верьте, хотите – нет, я просто из кожи вон лез, чтобы заполучить ее.
– Удалось? – поинтересовался Беллами.
– Нет, – ответил Сидней, – так и не удалось. Я тогда немного играл на бегах и мне везло. Каждая лошадь, на которую я ставил, приходила первой, как штык. Я имел деньги, но не имел девицы.
В один прекрасный день я пошел в игорный дом тут неподалеку и попытал счастья в фаро. Я проиграл все до последнего гроша. Ну, я и подумал, что раз мне теперь не везет в игре… Напялил шляпу и бросился к ней, как гончий пес. Я был на последнем пределе – сейчас или никогда. Уж теперь-то я ее завалю.
Позвонил. Дверь открыла хозяйка. Я ее оттолкнул и рванул наверх, прямо в спальню Хелены. Но, скажу я вам, я снова стукнулся мордой об стол…
– Она по-прежнему не была к вам благосклонна, Сидней? – спросил Беллами.
Сидней покачал головой.
– Не совсем так. Она была в постели с парнем из отеля "Конные гвардейцы". Он не упустил случая врезать мне, должен признаться… Вот так-то вот, видите, как оно получается?
Беллами бросил в автомат еще один шиллинг, поставил на красное и дернул ручку. Выпало красное, и выигрыш со звоном посыпался в желоб автомата.
– Ну вот… – сказал Сидней. – Что я вам говорил? Хотите верьте, хотите – нет.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Среда
ТРЕТЬЯ СТЕПЕНЬ В ОБЛЕГЧЕННОМ ВАРИАНТЕ
I
Беллами явился в "Малайский клуб" в четверть десятого. На нем был вечерний костюм, он выглядел безукоризненно и казался совершенно счастливым.
Фенелла Рок сидела у стойки и потягивала двойной мартини с вишенкой в стакане. В противоположном углу Харкот Марч, не слишком твердо державшийся на ногах, играл на одном из "фруктовых" автоматов.
Беллами повесил шляпу на крючок и подошел к стойке. Фенелла обернулась и одарила его улыбкой.
– Я бы хотела угостить вас, Ники, – предложила она.
Он улыбнулся и она заметила про себя, что было в его внешности нечто весьма привлекательное… приятное и дружеское. Она отдавала себе отчет в том, что это – лишь маска, что на самом деле он был либо страшно опасен, либо жесток, либо очень хитер. Она не знала, каков он точно. Но ей нравилось болтать с ним и приятельствовать. В отношениях с мужчинами она была экспериментатором и ей казалось, что дружба с Беллами напоминает дружбу с красивым тигренком. Приятно смотреть на него, играть с ним и все время испытывать восхитительное чувство опасности – вдруг он неожиданно бросится на тебя и вопьется своими острыми когтями или зубами.
– Спасибо, Фенелла, – согласился Беллами. – Я бы выпил мартини – большой стакан.
Она заказала, а затем нежным голосом произнесла:
– Ну, Ники, я выполнила ваше задание. Вон он, в углу, дожидается вас. Хотя он этого и не знает. Он думает, что мы сейчас поедем в "Монастырь". Вам придется вывести его из заблуждения.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарил Беллами. – Я сделаю это, когда придет время.
Он сделал глоток. Фенелла, затаив дыхание, словно бы от страха спросила:
– Что вы сделали с этим несчастным дьяволом, Ники? Он в ужасном состоянии – собственной тени боится. Вы его чем-то напугали до смерти. Его так жалко, знаете…
Беллами расплылся в улыбке.
– Не пытайтесь изображать материнскую заботу, Фенелла.
– Я не пытаюсь, – резко ответила она. – Материнские чувства – не совсем мой стиль, если вы успели заметить. Но мне кажется, что стыдно, черт возьми, дурачить бедного человека только потому, что его в чем-то подозревают.
Он положил руку ей на плечо. Фенелла резко повернулась и посмотрела ему в глаза. Они были холодными как льдинки. Она вдруг испугалась и вздрогнула.
Беллами спокойно сказал:
– Фенелла, дорогая… сколько женщин погубили свою карьеру только потому, что были любопытны или делали скоропалительные выводы или пытались защищать людей, подобных Харкоту, от того, в чем они сами виноваты. Послушайтесь моего совета – занимайтесь своим делом… так будет безопаснее…
Фенелла пожала плечами и, слегка улыбнувшись, согласилась.
– Вероятно, вы правы, Ники. Беру свои слова обратно.
Она допила свой мартини и Беллами, заказав, еще два, дружелюбно взглянул на нее.
– Так-то лучше, Фенелла. Оставайтесь хрупкой, но мудрой женщиной, – он помолчал, закуривая, – и Бога ради, не пытайтесь служить двум господам одновременно. Это – пагубная привычка.
Фенелла посмотрела на него с удивлением.
– Что вы хотите сказать этим, Ники?
– Вы работаете на Ферди Мотта, – ответил он. – Ходите, ищите, знакомитесь с разными людьми, которые не прочь поиграть в картишки, приводите их к Мотту и получаете за это комиссионные. Ну и славно. Это – ваш бизнес, и если он вас устраивает или если вы ничего другого не можете найти, все более-менее в порядке.
Он глубоко затянулся и медленно выпустил дым.
– Но как только вы начнете сочувствовать таким "птичкам", как Харкот, вы вступите на скользкую стезю, – ровным голосом поучал Беллами. – Сочувствие не доводит до добра, если вы сочувствуете не тому, кому следует. Оно может поставить вас в весьма затруднительное положение. Кончайте с этим, Фенелла.
– Наверное, вы правы. Я больше не буду, – пообещала она.
– Будете, – все еще улыбаясь, возразил Беллами. – Вы же не перестанете быть сама собой. Покойной ночи, дорогая.
Он повернулся и прошел в другой конец стойки.
– Послушай, блондиночка, – обратился он к барменше. – дай-ка мне виски с содовой и стакан содовой с ангостурой – это я возьму сейчас. А пока я буду говорить с мистером Марчем, ты приготовишь мне в плоской четвертьлитровой бутылке из-под виски другую крепкую смесь, которую я возьму с собой, – одна треть виски, одна – бренди и одна – джина…
– Господи Боже мой, ну и смесь! – воскликнула блондинка. – Вы хотите, чтобы вас вывернуло наизнанку?
Она поставила на стойку то, что он заказал сначала, и добавила.
– Остальное сейчас приготовлю. Для кого бы оно не предназначалось, пусть примет мои соболезнования.
Беллами отошел от стойки с двумя стаканами в руках. Проходя мимо Фенеллы, он уловил аромат ее духов и взглянул на ее отражение в зеркальной стене бара. Лицо у нее было белое и застывшее.
Он проследовал в угол, где Харкот все еще играл на автомате, и сказал ему:
– Харкот, вот содовая с агностурой. Сядьте, выпейте и послушайте меня.
Марч сердито огрызнулся:
– С кем это вы, черт вас дери, Ники, разговариваете? Я хотел бы, чтобы вы зарубили себе на носу…
– Сядьте и заткнитесь, – прервал его Беллами. – Бели вы закроете рот и откроете уши, я, может быть, спасу вас от веревки, на которой иначе вы будете болтаться месяца через два. Я сказал "может быть". В вашем нынешнем положении, Харкот, театральные выходки неуместны.
Марч сел за стол. Беллами заметил, что у него дрожат руки. Он поставил перед ним содовую с агностурой.
– Выпейте. Все сразу. И послушайте меня.
Марч взял стакан и залпом осушил его.
Беллами раздавил окурок, закурил новую сигарету, отпил из своего стакана и осторожно поставил его на стол.
– Если вы будете слушать меня внимательно и делать то, что я скажу, обещаю вам, что все будет в порядке. Вам нужно лишь молчать и не прерывать меня своими дурацкими замечаниями, потому что вряд ли вы можете сказать что-нибудь, о чем я сам уже не догадался. Вам ясно, Харкот?
– Ясно, – ответил Харкот. – Никаких обещаний я давать не буду. Я вам не доверяю, Беллами. Но я слушаю.
– Вот и отлично. Мне совершенно безразлично, доверяете вы мне или нет. Но вы будете делать то, что я скажу, по двум причинам. Вот по каким. Если вы не сделаете того, что я вам велю, вы будете болтаться на веревке за убийство Фреды Вэнинг, будьте уверены. Это первое. Второе: если вы сделаете то, что я скажу, завтра вечером я дам вам сто фунтов. Думаю, вам этого будет достаточно, особенно теперь, когда источник ваших доходов перекрыт…
– Что, будь я проклят, вы можете знать об источнике моих доходов?
Беллами сардонически усмехнулся.
– Все, – сказал он невозмутимо. – Я знаю так много, что об этом незачем даже говорить. Вы будете сидеть молча?
– Ладно, – согласился Марч, – слушаю. Кажется, мне придется вас выслушать: сто фунтов позарез нужны.
– Не сомневаюсь, – кивнул Беллами. – И когда вы их получите, Харкот, послушайтесь моего совета – устройте себе отдых где-нибудь подальше. Поезжайте в деревню и перестаньте пить. Тот образ жизни, который вы ведете, не для вас.
Марч вертел на столе свой стакан.
– Мы выйдем отсюда через пару минут, – продолжал Беллами, – и отправимся на квартиру к Филипу Вэнингу. Не удивляйтесь, Харкот. Я еще не сказал самого главного…
У Скотленд-Ярда есть все улики против вас, – спокойно предупредил он. – Это – готовенькое дело. Улики косвенные, правда, но масса людей была приговорена к повешению по косвенным уликам – у вас нет ни малейшего шанса. Выслушайте спокойно, какое дело вам шьют.
Они считают, что Фреда Вэнинг в течение некоторого времени была вашей любовницей. Есть человек, который готов в этом поклясться, а Айрис Берингтон может подтвердить это тем, что вы сами рассказывали ей, как собирались получить от Фреды деньги в понедельник вечером.
Вы должны были в этот вечер сопровождать Фреду на вечеринку к Кэроле Эверард и поэтому заехали за ней. Потом вы поссорились, и она не дала вам денег. Тогда вы повезли к Кэроле Айрис Берингтон и рассказали ей, что поссорились с Фредой и что та не дала вам денег.
Вы ушли от Кэролы с женой. Но она одна поехала на свою квартиру, а вы неизвестно куда отправились, хотя утверждаете, что бродили в темноте по улицам. У вас нет алиби. Вам никто не поверит. Вы приехали к Айрис снова вскоре после одиннадцати тридцати и вид у вас был такой, что в гроб краше кладут. Она уверена, что вы снова были у Фреды и что вы ее убили. И присяжные поверят, что вы ее убили. Попробуйте здесь что-нибудь доказать.
Марч открыл рот, но Беллами не дал ему ничего произнести:
– Заткнитесь. Я сказал, чтобы вы только слушали. В этом ваш единственный шанс.
Марч пожал плечами. Казалось, что он стал меньше ростом. В глазах его был ужас.
– Вэнинг хочет вас видеть, – продолжал Беллами. – Он хочет вас видеть, так как страдает от вполне простительного в его положении любопытства. Ему хочется узнать, как такому типу, как вы, удалось сделаться любовником женщины такого высокого класса, как Фреда. Я оставлю вас наедине обсудить эту часть дела.
Но в нем есть и другая – и, с вашей точки зрения, гораздо более важная часть, – продолжал свой рассказ Беллами. – Если вы еще не знаете этого, я вам сообщу, что трижды, начиная с сентября, кто-то продавал неприятелю планы пропаганды отдела "Ц". Следствие занимается и этим. После первой утечки информации выгнали Ферди Мотта, вас и меня… это было в сентябре. Думаю, нас выгнали потому, что каждый из нас мог иметь к этому отношение. Ничего конкретного против нас не было, но правительство желало себя обезопасить.
С тех пор они все время пытались найти, кто же виновен в краже секретных материалов. Мне кажется, что сейчас Вэнинг знает это. Ему в голову пришла идея, что его жена передавала документы кому-то, кто их продавал. И он считает, что этим "кем-то" были вы.
Если у вас хватит ума, то, разговаривая сегодня вечером с Вэнингом, вы признаетесь, что он прав. Я не хочу, чтобы вы отрицали ни то, что убили Фреду, ни то, что торговали секретными материалами. Меня не интересуют ваши возражения. И никого они не будут интересовать. Вам следует помнить это. Что меня интересует, так это – факт, о котором я сейчас скажу.
Теперь слушайте внимательно. Я совершенно уверен, Харкот, что у них достаточно оснований, чтобы повесить вас за убийство Фреды, но если у вас хватит ума дать понять Вэнингу, что это вы продавали секретные материалы, которые передавала Фреда, то могу обещать, что вы будете в полной безопасности. Хотите знать почему? А вот почему.
С точки зрения правительства утечка секретных материалов – дело, гораздо более важное, чем убийство Фреды Вэнинг! Так и должно быть. Одно дело – преступление против личности. Другое – государственная безопасность. Тем более в военное время. Понимаете разницу? Очень хорошо.
Если вам удастся связать в одно два преступления, вы спасены. Как только вы заявите, что Фреда действительно снабжала вас секретными материалами, а вы их продавали, их будет заботить только одно: каким образом вы их продавали. Они захотят узнать, кому вы их сбывали, где это происходило и как они попадали в Германию.
Соображаете, Харкот, что здесь есть чем поторговать? Они не повесят вас до тех пор, пока вы будете давать им информацию. А вы можете заключать с ними сделки. Такое бывало и раньше… поверьте мне. Если вы зароните в их головы идею, что вы – именно тот человек, который продавал государственный тайны, они будут беречь вас, как зеницу ока. И сыграй вы точно, вы избежите наказания как пить дать. Но если ошибетесь… что ж, тогда мне вас жаль. Можете тогда говорить, что хотите, отрицать что угодно – вас повесят за убийство Фреды Вэнинг, это так же точно, как то, что меня зовут Николас Беллами. Можете все это обдумать.
Марч ничего не ответил. Его словно обухом по голове ударили. Он сидел, вперив взгляд в пространство прямо перед собой. Пальцы его дрожали. Глаза расширились.
Беллами встал и пошел к бару. Блондинка-барменша приготовила смесь, которую он просил, в плоской четвертьлитровой бутылке из-под виски. Беллами взял ее и положил в боковой карман брюк. Заказал два виски с содовой и отнес их за стол, где сидел Марч.
– Выпейте стаканчик, Харкот. Это поможет вам собраться, – предложил он.
Марч выпил виски и хриплым голосом проговорил:
– Я ужасно себя чувствую, Ники. Я не понимаю, на каком я свете. Все это похоже на какой-то спектакль, что ли. Мне все время чудится, что вот сейчас я проснусь, и окажется, что все это мне снилось.
– Такой кошмар не приснится, – возразил Беллами. – Подобное может случиться лишь наяву. Это такая правда, которая страшнее любого вымысла. Ну, поехали… нам пора к Вэнингу.
Харкот встал, выпрямил плечи и сказал:
– Хорошо, Ники. Видит Бог, я собираюсь последовать вашему совету и сделать именно то, что вы говорите. В конце концов, какое значение имеет то, что я скажу Вэнингу. Я всегда могу завтра от своих слов отказаться. Я не давал присяги, и квартира Вэнинга – не зал суда.
Беллами кивнул.
– Вы совершенно правы, Харкот. Думаю, вы поступаете очень мудро.
Марч встал на ноги, немного покачался и сказал:
– А я думаю, что вы – сам дьявол. Будь я проклят, если это не так.
Беллами расплылся в улыбке.
– Опять вы правы, Харкот. Выход – там.
Он взял Марча под руку и повел его к двери.
II
Такси ползло в кромешной тьме к площади Беркли. Беллами, доставая сигарету, слышал, как тяжело дышал Марч. Не без цинизма, он подумал, что пришла пора Харкоту заплатить свои долги обществу, и вдруг сказал:
– Фенелла – очаровательная женщина, не правда ли, Харкот?
Марч неловко заерзал.
– Она мне нравится. В ней есть что-то, что я люблю, – она добрая.
Слова с трудом выталкивались у него изо рта. Беллами пришлось сосредоточиться, чтобы разобрать их.
– Мне эти женщины во как надоели, – продолжал Марч. – Все они будь прокляты, без исключения. Всю жизнь меня преследуют неприятности и всегда из-за женщин. Мне нужно найти такое место, где их нет совсем, но нельзя… от них нельзя скрыться.
– Но ведь Фенелла вам нравится, – мягко возразил Беллами.
– Да, – ответил Харкот. – Нравится. Ничего не могу с этим поделать.
В темноте Беллами кивнул головой.
– У меня есть основания полагать, что и вы ей небезразличны, Харкот. Несмотря на ваше пестрое прошлое. Вы, кажется, много беседовали с Фенеллой в последние сутки?
– Мне необходимо было с кем-нибудь поговорить, – жалобно произнес Марч. – Молча, я бы сошел с ума.
– Понимаю, – заметил Беллами. – Вы и сейчас, уверен, чувствуете себя не лучшим образом.
Он полез в карман и достал бутылку со смесью, приготовленной блондинкой-барменшей.
– Сделайте добрый глоток, Харкот, – предложил он. – Это крепкое пойло, но очень хорошее. Оно вас взбодрит.
– Спасибо, – ответил Марч.
Он взял бутылку. Когда огненная микстура обожгла заднюю стенку горла Харкота, Беллами услышал глухое рычание.
– О, Боже, – прохрипел Харкот более низким, чем обычно, голосом. – Это действительно крепкое пойло.
Беллами посмотрел в окно и понял, что они находятся ярдах в ста от дома Хайда. Он отнял у Марча бутылку, положил ее в карман пальто и велел шоферу остановиться.
– А теперь пройдемся немного, Харкот, мы уже почти приехали. Свежий воздух прочистит вам мозги, – он улыбнулся. – Вы должны быть покладисты и невозмутимы во время этого интервью.
Беллами вышел из машины, расплатился с водителем, включил свой электрический фонарик и помог выбраться Марчу.
Несколько шагов Харкот сделал твердо, но после того как свежий ночной воздух добрался до его легких, выпитое начало сказываться. Он стал качаться из стороны в сторону и, если бы Беллами не держал его под руку, наверняка бы упал.
– Держитесь прямее, Харкот, – посоветовал Беллами, – в таком виде появляться там не годится, знаете ли. Вы ведь должны быть начеку.
– О, Господи, – сказал Марч. – Я, кажется, пьян.
Беллами позвонил в квартиру Вэнинга. Отнимая руку от кнопки звонка, он уже приветливо улыбался. Левой рукой он крепко держал Марча под локоть.
Вэнинг открыл дверь, посмотрел на Беллами, потом на Марча.
– Входите, – пригласил он.
Он стоял у двери, пока Беллами вел Марча внутрь квартиры.
– Ну, вот он, – сказал Беллами. – Лично я думаю, что он здорово пьян. Я надеялся, найти его трезвым.
Вэнинг взглянул на Марча. Он был очень бледен, лицо его словно застыло, резко обозначились скулы.
– Ну и тип, – проворчал он.
Марч ничего не произнес. Он стоял, поддерживаемый Беллами, голова его глупо падала то в одну, то в другую сторону. Беллами провел его через холл и короткий коридор в гостиную и подтолкнул к дивану у камина. Голова у Марча откинулась назад, он потерял сознание. Беллами стал спиной к камину и достал портсигар. Он глядел на Марча с циничной улыбкой. Когда вошел Вэнинг, Беллами сказал: