В пустой комнатушке, оклеенной скучными обоями под покраску, раньше, вероятно, был кабинет. На окнах хлипкие пластмассовые жалюзи, на полу - дешевый бежевый ковролин. Жаль, что Трейси не подумала заранее, не купила цветастые занавески и красивый мягкий ковер, не покрасила комнату приятной пастелью. Или белым. Чистый, незапятнанный цвет лебедей и глазури на деньрожденном торте. Предусмотрительная женщина предвидела бы похищение ребенка.
Горячее молоко? Или какао? Трейси изобретала детство, которого у нее не было, поскольку эгоцентричные родители рассчитывали, что Трейси вырастет как-нибудь сама. Никогда ею особо не интересовались - лишь после их смерти она сообразила, что и не заинтересуются. Будь у нее родители получше (любящие родители), она бы, может, выросла другой - уверенной в себе, популярной, способной заманивать противоположный пол в постель и любовь, и сейчас у нее был бы свой ребенок, а не подержанный.
Горячий шоколад, решила Трейси, - так она представляла себе лакомство. Когда вернулась с двумя кружками, Кортни сидела в постели, разложив на тонком одеяле из "Икеи" содержимое розового рюкзачка. Коллекцию тотемов, чье значение известно лишь их маленькой хозяйке:
потемневший серебряный наперсток
китайская монетка с дыркой посредине
кошелек с улыбающейся мартышкой
снежный шар с топорной пластмассовой моделью парламента
ракушка в форме трубочки с кремом
ракушка в форме шляпы кули
целый мускатный орех
- Да у тебя тут сокровищница, - сказала Трейси. Девочка оторвалась от своего вампума, взглянула на нее непроницаемо, а потом, впервые с тех пор, как Трейси ее купила, улыбнулась. Блаженно просияла солнышком. Трейси просияла в ответ, в груди раздулся пузырь какой-то мешанины - агония и экстаз один к одному, в голове мутится. Господи Исусе! Как родители справляются каждый божий день? Трейси заморгала, сдерживая слезы. - Только, боюсь, у меня нет книжки на ночь почитать, - поспешно сказала она.
Сама Трейси любила толстые книжки Джеки Коллинз. Она бы никому не обмолвилась - это ее тайный порок, невыразимое удовольствие, как порнография (или "Дисней"). Ребенку подойдет едва ли, и Трейси на ходу сочинила сказку про бедную маленькую принцессу Кортни - у нее была злая мать, а потом ее спасла очень добрая мачеха. Трейси щедро подсыпала мифологической параферналии - прялок и гномов, - и, когда на ножку принцессы Кортни примеряли стеклянную туфельку, настоящая Кортни уже спала.
Трейси робко поцеловала ее в щеку. Девочка пахла мылом и свежим хлопком. Трейси не припоминала, целовала ли когда-нибудь ребенка, - маленький примитивный обитатель ее души поежился, будто снова переступил границу, нарушил закон природы. Она бы не слишком удивилась, если б случилось нечто грандиозное - небо раскололось, как яйцо, явился ангел, - и, когда ничего не произошло, Трейси вздохнула с облегчением. Словно достигла чего-то, хотя поди пойми чего же.
На первом этаже мигал автоответчик, хотя звонка вроде не было. Она послушала сообщение - а вдруг ей сейчас объявят об изгнании из рая? Подтверждаете ли вы, что держите у себя чужого ребенка? Дети - собственность, люди не любят, когда крадешь их вещи. Она годами следила за тем, чтоб никто ничего не крал. Поспать, поесть, защитить, повторить.
Слава богу, звонила всего-навсего Линда Паллистер, хотя неясно, с какой радости ей вдруг приспичило поговорить. Жуть нагоняет: только что Трейси подумывала звякнуть Линде - и Линда звонит сама. Она хоть раз сюда звонила? Что-то Трейси такого не припомнит. Сообщение и вовсе озадачивало. Трейси? Трейси? Я не знала, кому еще позвонить. Мне нужно поговорить с тобой. Кажется, у меня… проблемы. Какие проблемы могут быть у Линды Паллистер? И при чем тут Трейси? Длинная пауза, потом Линда заговорила опять - невнятно забормотала. Это про Кэрол Брейтуэйт. Помнишь Кэрол Брейтуэйт, Трейси? Меня тут про нее спрашивают. Позвони мне срочно, ладно? Пожалуйста.
Кэрол Брейтуэйт? - изумилась Трейси. После стольких лет? Линда звонит ей из-за Кэрол Брейтуэйт? Трейси убрала Кэрол Брейтуэйт в коробку, поставила коробку на полку в шкаф, закрыла дверцу и вот уже тридцать с лишним лет не открывала. А теперь Линда Паллистер хочет поговорить о Кэрол Брейтуэйт. Линда Паллистер, окрашенный гроб. Линда Паллистер взмахнула рукой - и маленький ребенок испарился. Раз - и нету.
Прошлое есть прошлое, сказала себе Трейси, оно мертво, потеряно, а вот настоящее живо, здорово и спит в дальней спальне. А впрочем… можно перезвонить Линде и невзначай ввернуть: "Келли Кросс, Линда, у нее все дети пристроены, не знаешь?" Трейси позвонила - в трубке только длинные гудки. Вот и славно - у Трейси своих проблем выше крыши, не хватало взваливать на себя Линдино бремя. И однако же… Кэрол Брейтуэйт. Давненько Трейси о ней не вспоминала. Кошмарный был день. Бедный ребятенок.
Она достала из холодильника банку пива. Открыла, набрала номер Барри Крофорда. Бывший коллега ответил раздраженно - но иначе он и не разговаривал.
- Хотела спросить, Барри, - ты в последнее время не сталкивался с Келли Кросс?
- Девочка-развлекалочка? Давно в деле? Нет, я слишком высоко в пищевой цепи, мне донные отложения не попадаются. А что? По улицам соскучилась?
- Нет-нет, ничего особенного. А потерявшихся детей никто не заявлял?
- Детей? Я поспрошаю. Я не знаю, может, ты совсем с катушек съехала, но, вообще-то, ты уже не первый месяц на пенсии.
- Да-да.
Барри перезвонил почти сразу. Ничегошеньки, вообще ничего, никакие птенцы ни из каких гнезд не выпадали. Трейси слышала, как в трубке воет сирена, бубнят рации. Вот чертовня же - она и впрямь скучает.
- Ты где?
- В фургоне на вызове. В Мабгите в мусорном контейнере женский труп, - сказал Барри. - Рабочая лошадка.
- Как и все мы. А ты что там делаешь?
- Еду глянуть что и как. Дежурил, перехватил вызов.
- А расследование чье?
- Отдал Энди Миллеру, - ответил Барри. - Ты не знаешь. Выпусник-метеор. Очень блестящий.
А вот Барри не блещет. Юрский период. Как и Трейси. Окончил школу набитых шишек, защитил диплом в университете жизни.
- У меня новая девочка, вся из себя независимая. Из отдела по наркотикам и тяжким преступлениям. Джемма, забыл фамилию.
- Джемма Холройд. Пару месяцев назад стала инспектором. А чего ей следствие не отдал? Было бы у нее первое.
- Деве невинной? Нет уж, спасибочки.
- Она хороша, и она не девочка, Барри. Это называется "женщина".
- Она же вроде лесба?
- Они тоже женщины.
Да чего она прицепилась? Барри неисправим, таким выйдет на пенсию, таким же и умрет, вообще не понимая, как нынче обстоят дела. Его бы забросить обратно в семидесятые - отлично приспособится. Джин Хант без харизмы, Джек Риган без нравственного стержня.
- Ну и кто это сделал, по-твоему? - спросила Трейси. - Клиент небось?
- Ну а кто?
Наверняка Барри думает, что проститутки сами нарываются. Собственно, Трейси в курсе - именно так он и думает. "Шлюхи", - твердил он, и этой привычки из него не выбьешь, что ни говори. ("Политкорректность? Со шлюхами? Я тебя умоляю".)
Вдруг накатило - вспомнила, как бесконечно возилась с каталожными карточками во времена Потрошителя. Неблагодарная работенка. Полицейских посылали записывать номера машин в квартале красных фонарей, вычисляли те, что приезжали регулярно, появлялись и в Брэдфорде, и в Лидсе, и в Манчестере. В том числе и машину Сатклиффа, ну еще бы - девять раз допрашивали, поводов придраться не нашли. Ошибка на ошибке. Трейси была наивная, не догадывалась, сколько мужчин ходят к проституткам, - тысячи, из всех слоев общества. Глазам своим не верила. Азартные игры, алкоголь, шлюхи - три столпа западной цивилизации.
До сих пор помнит, как впервые увидела проститутку. Двенадцать лет, в субботу пошла гулять по центру Лидса со школьной подругой Полин Барратт. Бургер в "Вимпи" считался вершиной утонченности, а макияж украдкой в туалете "Шофилдза" - подводка для глаз "Майнерз" - дерзким героизмом. Зашли на дневной сеанс, посмотрели "Что случилось с Беби Джейн?" в старом "Одеоне", а потом в переулке где-то у вокзала, в туманной мути зимних сумерек, увидели страшную женщину. Она стояла в дверях - волосы, как у Майры Хиндли, мини-юбка, бедра в ямочках посинели от холода и побоев. Веки поблескивали зелеными тенями - Трейси представила себе змею.
- Шмара, - прошипела Полин, и они бежали в ужасе.
Трейси в жизни не встречала таких некрасивых женщин - вопрос о том, чего мальчики хотят от девочек, стал еще загадочнее. Вот мать Трейси, задавленная и консервативная, вот сама Трейси, двенадцатилетняя и невзрачная, - ясно, что им не тягаться с зеленоглазой женщиной в ночи.
- Уж я-то скучать не буду, - сказал Барри. - Торчишь на холоде, мертвых шлюх разглядываешь.
- На холоде? Ты же в фургоне.
Барри тяжело вздохнул и сказал - непонятно к чему:
- Теперь другая жизнь, Трейс.
- Ага. И она лучше. Что с тобой? Впервые в жизни экзистенциальный ужас?
Вряд ли стоило говорить такое человеку, который потерял внука, у которого дочь - овощ. ("В стабильном вегетативном состоянии", - поправляла Барбара.) Может, Трейси и сама стабильна и вегетативна, порой думала она по утрам, особенно после пива накануне. Застой.
- Я скучаю по старым добрым временам.
- Они не были добрые, Барри. Хлам, а не времена.
Старые добрые времена. Ей привиделась мертвая кукриджская мадам в бархатном кресле "Городского варьете". Барри, вероятно, помнит, как ее звали, но такого удовольствия Трейси ему не доставит.
- Сколько тебе еще до пенсии?
Барри задержался в полиции дольше ее.
- Две недели. Потом в круиз. Карибское море. Барбара придумала. Черт его знает зачем. Ты-то небось радовалась, когда ушла?
- Нацист ли папа римский? - Трейси натужно хихикнула. - Была бы умнее - не тянула бы столько лет. - Врушка, врушка.
- Слыхала про Рекса Маршалла?
- Рухнул замертво на поле для гольфа. Туда и дорога, Бог не подмога.
- Ну не знаю, начальник он был неплохой, - возразил Барри.
- Может, для тебя.
- В субботу на похороны, значит, не пойдешь?
- Только если заплатят… Барри? Еще кое-что.
- Да всегда еще кое-что, Трейс. Потом умираешь, а потом ничего. Хотя, конечно, для этого и умирать не обязательно, - мрачно прибавил он.
- Мне Линда Паллистер оставила сообщение на автоответчике, - сказала Трейси.
- Линда Паллистер? Эта сбрендившая курица? - Барри не сдержал смешка. Смешок преобразился в глубокий недовольный вздох. Трейси понимала: от Линды Паллистер - к Хлое Паллистер, от Хлои - к Эми, а мысль об Эми заводит во тьму. - Чего ей надо? Что сказала?
- Сказала, что у нее проблемы. Упомянула Кэрол Брейтуэйт.
- Кэрол Брейтуэйт? - переспросил Барри, будто впервые слышит имя.
Плохо он врет, никогда врать не умел.
- Вот именно, Кэрол Брейтуэйт. Убийство в Лавелл-парке. Все ты помнишь, не прикидывайся.
- А, эта Кэрол Брейтуэйт, - сказал он. Воплощенная невозмутимость. - И что?
- Не знаю. Линда не сказала. А теперь не подходит к телефону. Она тебе не звонила?
- Кэрол Брейтуэйт?
- Нет, Барри, - терпеливо сказала Трейси, - если, конечно, ее не воскресили. Линда Паллистер - Линда тебе не звонила?
- Нет.
- Если позвонит, выясни, в чем дело, ладно? Может, она решила признаваться.
- Признаваться?
- Про то, что случилось с ребятенком.
Трейси и сама не понимала, чего дергается. У нее дела поважнее. И она давным-давно ни при чем. Она начинает новую жизнь. Она уходит из дома.
- В общем, спасибо за информацию, - сказала она, вдруг вся из себя такая деловитая. - Увидимся.
- Сначала я тебя увижу, кобыла старая.
- Да я с пятницы в отпуске.
- Ну, ты уж возвращайся к моей отвальной.
- Какой отвальной?
- Ха-ха. Отвали.
Этот день когда-нибудь закончится? Очевидно, нет.
Около полуночи зазвонил телефон. Кто звонит в такой час? Беда звонит, вот кто. Сердце стиснуло ужасом. Ее вычислили, кто-то хочет отнять у нее ребенка. Трейси представила себе, как эта беспомощная крошка спит наверху в пустой комнате, и сердце стиснуло сильнее.
Она глубоко вздохнула и взяла трубку, - пожалуйста, пусть это просто Линда Паллистер без царя в голове. К счастью, опять звонил таинственный некто. С минуту они друг друга послушали. Тишина, можно сказать, умиротворяла.
* * *
"Сначала я тебя увижу, кобыла старая". Вот и все его нежности. Что творится-то? Потерявшихся детей никто не заявлял? Дети у Трейси - вечно больное место. Ну, дети у всех больное место, но у Трейси просто пунктик на детях. С самого Лавелл-парка.
Вновь услышать имя Кэрол Брейтуэйт он никак не ожидал, а тут звонит эта свихнувшаяся корова Линда Паллистер и болбочет: мол, у нее проблемы. Последний раз они разговаривали на похоронах Сэма. Хлоя была главной подружкой невесты у Эми на свадьбе. Нет сил думать про этот день, нет сил помнить, как он вел ее к алтарю. Не надо было ее выдавать, надо было оставить себе. Уберечь.
- Мистер Крофорд, - сказала Линда, - Барри? Помнишь Лавелл-парк?
- Нет, Линда, - сказал Барри. - Я вообще ни черта не помню.
- Мне задают вопросы, - сказала она.
- Вопросы задают всегда, - ответил он. - Это потому, что ответов вечно недостача.
- Частный детектив, зовут Джексон, приходил утром, - сказала Линда Паллистер. - Спрашивал о Кэрол Брейтуэйт. Я не знала, что сказать.
- Я бы на твоем месте молчал и дальше, - сказал Барри. - Тридцать пять лет тебе прекрасно удавалось.
А теперь Трейси спрашивает, не звонила ли Линда насчет Кэрол Брейтуэйт. Он, понятно, соврал. Что за дела - петух прокричал? Если ее не воскресили, сказала Трейси. Молодец петушок. Раз, два, три.
Трейси только и долдонила о Линде Паллистер и Кэрол Брейтуэйт, - дескать, Линда как-то так сделала, что ребенок "исчез". Хватит чушь пороть, отвечал тогда Барри. Но она, понятно, была права, все знали о Лавелл-парке больше, чем говорили, - все, кроме Трейси. Натуральная ищейка - взяла след и не отступалась. Давно дело было. Все эти ребята, старший детектив-суперинтендент Уолтер Истмен, Рэй Стрикленд, Рекс Маршалл, Лен Ломакс, - один закон для себя, другой для всех прочих. Истмен давно помер, а теперь и Рекс Маршалл последний раз сыграл в гольф, лежит где-нибудь в похоронном бюро, и артерии у него забиты, как старый свинцовый водопровод. Падают, как кегли. Остались только Стрикленд и Ломакс. И Барри. И кто же простоит дольше всех?
Надо было что-то сказать, что-то сделать, но в то время одна мертвая проститутка общую картину мира не меняла. Это к старости соображаешь, что важна всякая мелочь. Особенно мертвецы.
Он поднял воротник - похолодало. Тепло дня рассеялось. Отчего его сверстники больше не носят шляп? Когда это прекратилось? Отец носил плоскую кепку. Твидовую. Барри и сам бы не отказался, но Барбара не позволит. За его гардеробом следит она. Уж лучше на холоде разглядывать труп мертвой шлюхи в мусорном баке, чем торчать дома с женой. Барбара сидит на диване, такая чопорная, такая благопристойная, каждый волосок на месте, смотрит какое-то говно по телику и тихонько кипит под своим макияжем. Тридцать лет пыталась его изменить и теперь не отступится. Женская работа - усовершенствовать мужчину. Мужская работа - противиться усовершенствованиям. Так уж оно устроено, всегда так было и всегда будет.
Прежде, до того как погиб внук, до того как Эми, его красавица-дочь, превратилась в пустую скорлупу, на отношения с женой ему было плевать. Традиционный старомодный брак со всем положенным убранством - он ходил на работу, Барбара сидела дома и его пилила. Полжизни он провел в опале за тот или иной проступок. Его не колыхало - он просто шел в паб.
После несчастного случая все лишилось смысла. Вся надежда утекла. Но он ковылял дальше - переставлял ноги, одну, потом другую. Констебль Метелка. Делает дело. Потому что стоит перестать - и придется каждый день сидеть дома с Барбарой. Каждый день видеть эту тотальную тщету. Чертов карибский круиз - можно подумать, от него будет прок.
- Шеф?
- Ага?