* * *
Мы прекрасно пообедали в Сен-Жене-Малифо в ресторане Монмартен. Мишель была весела, меня это радовало, и никак не хотелось верить в то, что эта обаятельная девушка помолвлена с другим. После обеда мы на машине поехали в Труа-Круа, где решили прогуляться по лесу. Присутствие Мишель рядом делало меня таким счастливым, что мне не хотелось даже разговаривать. Разговор начала она сама:
– Вам кажется странным мое поведение, не правда ли?
– Я стараюсь не задаваться этим вопросом,– просто мне с вами хорошо.
– Нам нужно прекратить встречи, Шарль.
Она меня опять звала по имени, как на прогулке в Ля Жасери.
– Почему?
– Потому, что я помолвлена.
– Ну и что?
– Если бы я была помолвлена с вами, Шарль, вам бы понравилось, если бы я проводила вечер с кем-то другим?
– Конечно, нет.
– Тогда…
Мы остановились на обочине дороги, ведущей к Сен-Соверан-Рю.
– Послушайте, Мишель, я не могу поверить, что вы любите Пьера настолько, чтобы выйти за него замуж.
– Не будем говорить об этом, Шарль. Это бесполезный и болезненный разговор. Но поверьте, что я не могу отвернуться от него.
– И это говорите вы!
– У меня тоже есть определенные моральные обязательства.
– Но, в конце концов, не станете же вы портить себе жизнь из-за угрызений совести, пусть даже в чем-то справедливых?
– Я вовсе не собираюсь этого делать.
Мы немного помолчали, и я, взяв себя в руки, произнес другим, спокойным, тоном:
– Мишель, вы могли бы дать мне одно обещание?
– В чем оно будет заключаться?
– Я прошу вас не выходить замуж прежде, чем я разберусь с делом об убийстве ваших родителей.
Она посмотрела на меня с подозрением.
– Какая связь между моей свадьбой и вашим расследованием?
– Я не хотел бы вам этого говорить, Мишель, но если вы сами спрашиваете,– пожалуйста: я считаю, что родители Пьера прямо или косвенно замешаны в убийстве месье и мадам Ардекур.
Она прошептала:
– Вы поступаете бесчестно, месье комиссар.
Я сделал вид, что не расслышал.
– Нам стало известно, что Вальеры выплатили огромные долги, тогда как до смерти ваших родителей у них денег не было.
Она скорей вскрикнула, чем сказала:
– Они же продали свое дело!
– Но продали за сумму, которая не покрывает и половины долгов. Кроме того, сейчас они собираются купить дом,– вы сами мне об этом сказали утром. Отсюда следует вопрос: на какие деньги?
– Не знаю. Но все, что вы рассказываете – отвратительно! Вы хотите вбить клин между мной и Пьером! Так вот, я не желаю вас слушать! Прошу вас только об одном: отвезите меня поскорей в Сент-Этьен, и я больше не хочу вас видеть! Вы мне отвратительны!
Мы доехали до Сент-Этьена, не проронив ни слова. Мишель сидела с каменным лицом и неподвижным взглядом. Мне было очень тяжело… Когда я остановил машину перед мужским лицеем, моя спутница вышла:
– Месье комиссар, я сожалею, что познакомилась с вами, и надеюсь никогда больше вас не встречать.
– Мне очень хотелось бы, чтобы ваши надежды сбылись, мадмуазель, но вряд ли это возможно.
* * *
Я лежал на кровати, погрузившись в мрачные размышления о том, сколь часто влюбленные женщины бывают глупы, а умные мужчины – невезучи. Мишель вела себя по меньшей мере неумно, и именно это я никак не мог ей простить. И все же, насколько мне было безразлично то, что Пьер Вальер мог попасть в неприятную историю из-за своих родителей, настолько же мне не хотелось, чтобы это коснулось Мишель. Пресытившись этими глубокими мыслями, в которых переплетались мой собственный интерес и служебный долг, я с некоторым облегчением отправился ужинать. Остаток времени ушел на кино. Выйдя оттуда, я заглянул в один из многочисленных в Сент-Этьене ночных баров и, в результате, оказался у дома, где жил, только к трем часам ночи. Когда я закрыл за собой дверь парадного, то обнаружил, что реле света было сломано. Я не курю, и поэтому у меня не оказалось при себе спичек. Взявшись за перила, я стал подниматься в сплошной темноте. Вдруг мне почудилось чье-то дыхание. Я остановился, прислушался, но больше ничего не услышал. И все же меня не покидало чувство, что кто-то находится рядом. Вполголоса я спросил:
– Кто здесь?
Никто не ответил, и я опять стал подниматься вверх. На своей лестничной площадке я обождал еще несколько секунд, прежде чем вставить ключ в замок. Я уже почти открыл дверь, как вдруг почувствовал движение воздуха и услышал тонкий запах женских духов. Скорей от удивления, чем от страха, я еще раз спросил:
– Кто здесь?
Удар последовал с той стороны, откуда я его меньше всего ожидал. Меня ударили по голове чем-то тяжелым. Я не смог сдержать глухого стона, на который, как мне показалось, словно эхо, ответил другой стон. Я упал на колени. Напавший находился в нескольких сантиметрах от меня. Инстинктивно я поднял руку, чтобы защитить голову. Второй удар пришелся почти в то же место, и я стал падать вперед. Мои руки ухватились за что-то, что затрещало под моим весом, и я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то из-за темноты не сразу смог догадаться, где я нахожусь. Проведя рукой по лицу, я ощутил на нем липкую жидкость, в которой без труда узнал кровь. Постепенно ко мне начала возвращаться память. Осторожно ощупав пальцами голову, я обнаружил там кровоточащую рану. Первым желанием было разбудить свою хозяйку, чтобы она меня перевязала. Но представив себе крик, который поднимет почтенная мадам Онесс, я счел более разумным найти кого-то, кто смог бы мне помочь позвонить. На этот раз мне повезло: как только я вышел на улицу, к дому подъехала машина, и из нее вышел мужчина. Я предъявил ему свое удостоверение и, показав рану, попросил отвезти меня в больницу, что он послушно и сделал.
Продезинфицировав рану и наложив несколько скобок, врач успокоил меня:
– Ничего опасного, месье,– и посоветовал принять несколько таблеток аспирина, чтобы уснуть. Но спать мне как раз и не хотелось. Работая в полиции, мне приходилось попадать в куда более серьезные переделки, чем эта. Но то, что произошло со мной сейчас, было очень странным: такое впечатление, что у убийцы просто не хватило сил, чтобы осуществить задуманное. Снова, словно во сне, я услышал голос, который, как эхо, ответил на мой стон.
Открывая дверь квартиры, я вдруг вспомнил об одной детали: падая, я уцепился за что-то, что подалось под моим весом. Взяв свечу, оставленную на случай поломки электричества, и предусмотрительно лежащие рядом спички, вернулся на лестницу. Я недолго искал то, что меня интересовало: это была пуговица, на которой остался кусочек ткани. Теперь я наверняка знал, кто хотел отправить меня в мир иной.
ГЛАВА 7
Мои подчиненные были поражены, когда увидели меня в комиссариате с повязкой на голове. Даруа обеспокоенно спросил:
– Что произошло, патрон?
– Ничего, просто обычное нападение, старина.
– Где?
– В моем доме. Меня ждали на лестнице.
– Ваше присутствие, к счастью, говорит о том, что рана не очень серьезная.
– Ночью в больнице мне наложили скобки. Но, в конечном счете, это все – эстетические потери.
– Вы узнали нападавшего?
Я улыбнулся.
– Вы будете удивлены, Даруа. Это была женщина!
– И кто же она?
– Думаю, что я ее знаю…
Эстуш, в свою очередь, заметил:
– Женщина? Трудно поверить…
– Я понял это, только проанализировав случившееся. Во-первых, запах духов, во-вторых,– слабость удара и, в-третьих, вещественное доказательство.
– Какое?
– Пуговица от пальто с кусочком ткани.
– Так чего же мы медлим?
– Прежде я хотел бы кое-что проверить, чтобы не попасть впросак.
Эстуш с нарочитым безразличием спросил:
– Надеюсь, это не Мишель Ардекур?
– Нет.
– Слава Богу!
Отличный парень этот Эстуш!
* * *
Если бы мне не понадобились последние уточнения для укрепления своей уверенности, я бы никогда не пришел в дом Мишель Ардекур.
На улице Карон я натолкнулся на Леони, которая, увидев меня, принялась причитать.
– Боже мой, что с тобой случилось? Откуда эта повязка? Ты попал в аварию? Эти машины – настоящая беда в наши дни!
Я постарался успокоить свою старую знакомую.
– Ты видишь, я хожу, значит я жив. Просто на меня напали.
– Вот это да! Уже убивают полицейских! Что же будет дальше, черт возьми?
Я коротко рассказал ей обо всем.
– Мой бедный Шарль, это же ужасно! Ты знаешь, кто это сделал?
– Допустим, я догадываюсь.
– И что ты будешь делать?
– Конечно, арестую.
Расставшись с Леони и заверив ее, что скоро дам о себе знать, я позвонил в дверь Мишель Ардекур. Открыв дверь, она сразу же произнесла:
– Я, кажется, вас предупреждала, месье ком…
Слова застыли у нее на губах, когда она разглядела мою повязку.
– Что… что с вами случилось?
– О, это часто происходит с людьми моей профессии. Ночью на меня напали.
– На вас напали?!
– Извините, но я здесь как официальное лицо, мадмуазель, и потому вы обязаны принять меня. Мне нужно задать вам несколько вопросов, на которые я хотел бы получить самые точные ответы.
Она молча отступила.
– Слушаю вас.
– Вчера, мадмуазель, я поделился с вами, признаюсь, очень неосторожно, своими подозрениями в отношении некоторых лиц.
– Я предпочитаю не вспоминать об этом, месье комиссар.
– Наоборот, мадмуазель, мне необходимо, чтобы вы вспомнили.
– Объясните, почему!
– Мне нужно знать, говорили ли вы об этом еще с кем-нибудь.
– Боже мой, я не знаю… Ах, да! С Пьером: я не могла удержаться, чтобы не рассказать ему о ваших ужасных подозрениях…
– В котором часу вы расстались с месье Вальером?
– Около десяти вечера.
– Вы в этом уверены? Это очень важно.
– Я не знаю, действительно ли это важно, но я в этом уверена
– Благодарю вас, мадмуазель.
Она была явно заинтригована.
– И это все? Вы что, пришли только для того, чтобы узнать, в котором часу мы расстались с Пьером?
– Да. Кроме того, я хочу вас предупредить: постарайтесь сейчас не бывать у Вальеров; мне кажется, у них будут большие неприятности.
Она какое-то время помолчала, прежде чем спросить:
– Вы довольны, месье комиссар?
– Как это ни странно, мадмуазель,– нет.
Направляясь пешком к площади Жан-Платон, я старался подготовиться к встрече с Жермен Вальер. Я не испытывал никакой симпатии к Вальерам, но все же не мог избавиться от чувства жалости к ним. Борьба становилась слишком неравной. Я еще не настолько долго работал в полиции, чтобы радоваться легким победам.
* * *
Сначала Жермен Вальер заявила, что не станет впускать меня в дом, мотивируя это тем, что мужа и сына нет, и она сама куда-то спешит. Тем не менее я легонько оттолкнул ее рукой и вошел. Мой жест настолько ее удивил, что она не стала возмущаться. Она смотрела, как я закрываю дверь, и выражение ее лица менялось каждую секунду. Единственное, чего я не заметил у мадам Вальер – это удивления. Она прошла за мной в приемную и сразу же попыталась овладеть ситуацией:
– Объясните, наконец, месье комиссар, что…
– Я пришел, чтобы вернуть вам одну вещь, которую вы потеряли.
Я вынул из кармана пуговицу с кусочком материи и положил ей на ладонь. Она побледнела и пробормотала:
– Я… я не понимаю… это, это не я.
– В таком случае, мадам, позвольте мне заглянуть в ваш гардероб?
– Нет!
– Тогда я обойдусь без вашего разрешения!
Я направился туда, где должна была быть ее комната, но она опередила меня и стала на пороге, скрестив руки.
– Вы не имеете права!
– Имею, мадам, я исполняю свои обязанности и должен произвести у вас обыск, санкцию на который могу вам предоставить, если вы того пожелаете!
Ее руки опустились. Мы долго смотрели друг на друга. Передо мной была уже не высокомерная и злобная Жермен Вальер, а просто замученная женщина, вызывавшая жалость. Она тихо спросила:
– Вам очень больно?
Я понял, что приближаюсь к концу расследования.
– Нет, не очень. У меня всего лишь повреждена кожа на голове. Бывало и похуже… А вы что же, действительно хотели меня убить?
– Да, но не смогла.
Я взял ее за плечи и отвел в приемную. Там я ее усадил в кресло и сел напротив.
– Рассказывайте.
– Что я могу вам рассказать? Все настолько глупо и ничтожно… Что можно рассказать о неудавшейся жизни? Ни на что не способный муж, такой же сын и женщина, вынужденная все эти долгие, долгие, долгие годы изо всех сил бороться, чтобы содержать их обоих… А я ведь тоже мечтала путешествовать, иметь красивую одежду… гордиться своим сыном… стараться быть достойной своего мужа, если бы он сумел дать мне все это… Но мне ничего этого не было дано… разве это справедливо? Чем я заслужила такую судьбу? Я всегда разбивалась в лепешку, чтобы достичь цели! Я люблю работать и никогда не щадила своих сил. Ведь я думала, что это – единственный способ вырваться из нашей серости и добиться хорошего положения… и вот результат! Я повторяю, месье комиссар, разве это справедливо?
– Конечно нет, мадам, но неужели вы считаете, что все, чья жизнь не удалась, должны из-за этого нападать на комиссара полиции?
– Вы не можете меня понять…
– Мадам, я здесь как раз для того, чтобы понять, и сделаю все возможное, чтобы мне это удалось.
Она беззвучно заплакала.
– Если бы вы знали, месье комиссар, что значит все время гоняться за деньгами… Утро, когда просыпаешься, – если, конечно, удалось поспать несколько часов, – начинается с мысли о том, как заработать на пропитание. Каждый день одно и то же. И вот однажды я прочла в газете, что кто-то выиграл на скачках миллион, начав играть с мизерной суммой в кармане. Я узнала правила и гоже стала играть. Но мне опять не повезло. Чтобы вернуть проигранное, я делала все более крупные ставки, пока не проиграла все. Тогда я рассказала мужу о случившемся, и он хотел меня убить. Жюль слабый человек, но от ярости словно сошел с ума. Мы вынуждены были продать наше дело, но получили за него жалкую сумму.
– Тем не менее, мадам, вы вернули все свои долги.
– Кроме проигрыша. Единственный человек, который мог вытащить нас из ямы, выкопанной мной, был Анри Ардекур.
– Почему именно он?
– Я давно была с ним знакома. Когда-то я работала у него. Знаете, в молодости я не была страшилищем, и, когда умерла первая жена Анри, я думала, что он женится на мне. Но он предпочел Элен. Я ее возненавидела за эту удачу. Я очень злопамятна, месье комиссар, и если бы не отомстила за свою неудачу, то просто сошла бы с ума. Как я ненавидела Элен, которая, наоборот, навязывала мне свою дружбу. Легко любить других, когда ты богата. Как-то она узнала, что в детстве мать звала меня Изабель. Не знаю почему, но это ее обрадовало.
– Насколько я знаю, месье Ардекур был близким другом вашего мужа?
Она пожала плечами.
– Жюль был просто паразитом, который пригрелся у Анри Ардекура. Иногда Анри давал ему несколько купюр за мелкие услуги. Муж был у него в кабинете, когда к Анри пришла мадам Триганс и принесла ему двадцать миллионов. Он мне все рассказал, и я в тот же вечер пошла к Анри.
– Продолжайте, мадам.
– Когда я пришла, он собрался куда-то уходить.
– Вы помните, в котором часу это было?
– Я думаю, в половине девятого, без четверти девять. Элен опаздывала, и Анри очень беспокоился. Думая, что она у нас, он собрался к нам идти: у нас отключили телефон и позвонить было невозможно. Я рассказала Анри о своем бедственном положении и объяснила, чего от него хочу. Он спросил, не сошла ли я с ума? Гнев его был ужасен, слышите, месье комиссар, ужасен! Он высказал все, что думал обо мне, о моих поступках, о ничтожности мужа и сына. Он еще сказал, что никогда не позволит своей дочери выйти замуж за Пьера, а если она ослушается, то сделает все, чтобы оставить ее без всякого приданого. Я больше не могла этого выдержать. Я очень хотела ответить ему, но слова застревали у меня в горле. Меня душили стыд и отчаяние, ведь все, что говорил Анри, было страшной правдой. Именно поэтому мне и было так особенно больно. Наконец, он понял мое состояние, тон его смягчился и он сказал, что выпишет чек, чтобы немного помочь мне. Ардекур делал вид, что не понимал, что речь шла не о нескольких купюрах по тысяче франков, а о миллионах.
– Что же произошло после этого, мадам?
– Анри Ардекур сел за стол и выдвинул ящик, чтобы взять чековую книжку. Вдруг я увидела пистолет. Поверьте, месье комиссар, я не была настолько злой на Анри Ардекура, чтобы его убить. Но внутренний голос шептал мне, что если убью его, то одним махом избавлюсь от своего прошлого, настоящего и того, что мешает мне спокойно жить в будущем. Мой отец был оружейником, и я умею пользоваться оружием!
Я взяла пистолет, обошла Анри сзади и склонилась над ним вроде для того, чтобы посмотреть, какую сумму он выписывал. Когда я прижала ствол к его виску, он вздрогнул, но я сразу же выстрелила. Он упал головой на стол. А я продолжала стоять, охваченная ужасом. Только тогда я поняла всю глупость и ненужность моего поступка.
– Я не очень уверен, что в тот момент вы подумали о ненужности этого убийства, мадам, ведь в сейфе Анри Ардекура, шифр которого вы знали, лежали двадцать миллионов.