* * *
Дорога в Анноне оживила мои воспоминания об Элен Ардекур. Я узнавал места, проезжая мимо которых она говорила мне об Изабель… На поворотах я ощущал, как соприкасаются наши плечи. Путь от Сент-Этьена до Анноне помог моей памяти вернуть несколько часов из жизни мадам Ардекур. Приехав, я сразу же расспросил о квартале, в котором находился приют Святой Кристины, и направился туда. Сестра-привратница провела меня в приемную, где попросила подождать прихода настоятельницы, матери Аньес. Настоятельница оказалась высокой худощавой женщиной с мужской походкой и необычайно ласковым светлым взглядом. Она принадлежала к тем людям, которые ни при каких обстоятельствах не выражают своего удивления. Мое удостоверение не произвело на нее никакого впечатления. Она спокойно предложила мне сесть и поинтересовалась, чем могла бы быть полезна.
– Я вам недавно звонил, матушка, по поводу мадам Ардекур.
– Бедная мадам Элен…
– Матушка, мы почти установили, что мадам Ардекур и ее муж стали жертвами преступника.
Настоятельница перекрестилась.
– Зло повсюду… и мы должны всегда бороться со злом.
– Мы занимаемся тем же, только, конечно, по-другому. Скажите, вы давно знаете мадам Ардекур?
– Думаю, четыре или пять лет.
– Если бы вам пришлось ее описать, как бы вы это сделали?
– Молодая женщина, которая пользовалась мирскими удовольствиями в меру и брала от них ровно столько, чтобы не вести уж слишком аскетическую жизнь. Тверда в вере, во всяком случае, набожна. Но больше всего в ней меня восхищало ее отношение к нашим подопечным. Ей нравилось утешать этих бедных людей, зачастую покинутых и забытых родственниками. Она приезжала к ним каждую неделю, ну а если уж не могла приехать, то всегда старалась меня предупредить. Доброй души человек, месье.
– Она приезжала каждый вторник?
– Каждый вторник, и оставалась с нами приблизительно до четырнадцати часов.
– Я просил бы вас, мать настоятельница, постараться вспомнить, не менялись ли привычки и поведение мадам Ардекур в течение того времени, что вы ее знаете?
– Было время, когда она очень беспокоилась о своей дочери.
– Мишель?
– Да, ее звали так. Из того, что мадам Ардекур мне иногда рассказывала, я поняла, что девушка собиралась выйти замуж за человека, не заслуживающего стать зятем Ардекуров. Мадам очень надеялась, что отъезд дочери на учебу в Лион прекратит эти отношения.
Итак те, кто утверждал, что Ардекуры противились союзу Пьера и Мишель, были правы. Мать Аньес продолжала:
– Примерно год тому назад мадам Ардекур впервые упомянула о своей кузине по имени Изабель. Мне показалось, что заботы о ней даже оттеснили на второй план судьбу Мишель.
– А что именно рассказывала мадам Ардекур о Изабель? Может, она упоминала о ее семейном положении?
– Больше ничего.
– Быть может, она говорила о ее внешности, возрасте?
– Я не помню.
– Должен вам сказать, матушка, что по моим данным этой Изабель никогда не существовало.
Она удивленно посмотрела на меня.
– Получается, месье комиссар, что мадам Ардекур… воспользовалась моей доверчивостью?
– Не совсем так, мать настоятельница. Видите ли, мадам Ардекур написала роман под названием "Пой, Изабель". Очевидно, она пыталась придать этой Изабель некую реальность существования. Так иногда поступают авторы, искренне верящие и любящие своих героев.
– В это очень трудно поверить, месье комиссар, потому что мадам Ардекур серьезно беспокоилась об Изабель и часто молилась о спасении ее души.
– Она вам не говорила о причинах этих переживаний?
– Никогда. И кроме того, месье, я не имела право позволять себе ее расспрашивать. Единственное, что я еще могу вам сказать, это то, что в последнее время беспокойство за кузину переросло почти в панику, и примерно неделю назад она просила меня отслужить акафист о спасении души Изабель.
Возможно ли,– подумалось мне,– чтобы писатель настолько уверовал в реальность существования своего персонажа?
Возвращаясь обратно, я убеждал себя, что не мог стать, уподобляясь матери Аньес, жертвой фантазий Элен Ардекур. Она говорила об Изабель с настоятельницей точно так же, как и со мной. Похоже, ей необходим был эффект, произведенный рассказом о несчастной жизни ее героини. Продолжая настойчиво думать об этой загадочной личности, я вдруг поразился одной своей мысли: как бы ни была богата фантазия человека, он не станет платить за службу о спасении души кого-то, кто не существует, особенно будучи настоящим верующим католиком! Это было бы не только неоправданно, но еще и греховно!
Мой вывод был окончательным – Изабель существует.
* * *
Пришедший около шести вечера Даруа сообщил мне, что у семьи Вальеров имелись серьезные финансовые затруднения. Речь шла о значительной сумме, которую они задолжали метру Секондену, нотариусу с улицы Анри-Гоннар, и некоему месье Шосси, бизнесмену, живущему по улице Же-де-л'Арк. Эта новость вызвала у меня злорадную улыбку. Не откладывая дела в долгий ящик, я тут же договорился по телефону о встрече с метром Секонденом и месье Шосси.
Без особых затруднений, лишь предъявив свое удостоверение, я получил справку от нотариуса о том, что долг месье Вальера в его бюро составлял около пяти миллионов старых франков. Нотариус также добавил, что не считает себя виновным в разглашении тайны своего клиента, так как последний недавно возместил весь долг.
Месье Шосси оказался куда менее любезен. Он заметно опасался того, чтобы полиция не занялась его досье. Скорее всего он давал деньги в рост. Жюль Вальер одолжил у него семь миллионов старых франков. Но и здесь меня ждало немалое удивление: Жюль Вальер вернул долг в тот же день. Итак, сведения, полученные от нотариуса и бизнесмена, давали основания для проведения расследования о финансовых делах семьи Вальеров. Садясь в машину, я думал о странном совпадении: сразу же после смерти Ардекуров Жюль Вальер смог найти двенадцать миллионов франков, тогда как многие месяцы его счета не были оплачены. Я решил немедленно поехать на площадь Жан-Плотон.
Дверь открыл месье Вальер. Его обычно ничего не выражающее лицо при моем появлении стало очень испуганным. Он пробормотал:
– Месье… месье комиссар… моя жена… ее нет и…
– Я хотел бы поговорить не с вашей женой, месье Вальер, а с вами.
Это его удивило. Очевидно, этого человека никто не принимал всерьез. Он проводил меня в уже знакомую комнату, и, как только мы сели, я моментально начал задавать вопросы, рассчитывая застать его врасплох.
– Месье Вальер, я хотел бы услышать от вас об Изабель.
Внимательно следя за ним, я увидел, как задергались его веки. Не очень уверенно он ответил:
– Но, месье комиссар, я не знаю человека с таким именем.
Я был уверен, что Жюль Вальер лгал, как ранее месье Понсе.
– Вы слишком быстро ответили, месье Вальер. Быть может, вы подумаете лучше?
– Нет, нет, нет… что вы. Клянусь, я не знаю никакой Изабель.
Голос его срывался, и я поспешил его успокоить.
– Вам не из-за чего нервничать, месье Вальер.
Он сконфуженно произнес:
– Извините, месье комиссар, в последнее время я стал очень нервным.
– Да? А можно вас спросить, почему?
Он пожал плечами.
– Так…
– Может быть, из-за ваших долгов, месье Вальер?
Он подпрыгнул, словно его ударило током.
– Вы знаете?
– Месье Вальер, дело полиции – знать все, особенно то, что от нее скрывают.
– Но я никогда не отрицал того, что у меня есть долги!
– Но и не говорили об этом.
– Не припомню, месье комиссар, чтобы вы меня о них спрашивали.
– Возможно. Теперь я вынужден спросить, откуда у вас такие большие долги?
Он сидел передо мной сгорбившись, руки его свисали ниже колен.
– Это результат моего постоянного невезения, месье комиссар. Да, да, перед вами человек, которому вечно не везло. Если бы вы знали, сколько мне приходится ездить и скольких людей уговаривать что-то продать или купить… Другой на моем месте сейчас был бы мультимиллионером!
– Тогда как вы?
– … остался нищим.
– А ваш сын?
– Пьер? Он всегда держался за мамину юбку и так и не научился зарабатывать себе на хлеб. К счастью, есть Жермен, на которой стоит вся наша семья. Иногда я себя спрашиваю, как она смогла так долго меня терпеть и не уйти… Да, она всегда умела бороться за жизнь… Я знаю, что она меня презирает за отсутствие энергичности, но, увы, прощает это сыну.
– Я узнал, что вы решили дать согласие на его брак с мадмуазель Ардекур?
– Мы напрасно противились их союзу, и теперь я желаю Пьеру, чтобы он, живя с Мишель, ощутил счастье, которого у меня никогда не было с Жермен.
Он явно хотел разжалобить меня, но я только раздражался.
– Скажите, месье Вальер, не стало ли причиной перемены вашего мнения о невесте сына известие о том, что у мадмуазель Ардекур теперь хорошее приданое?
В этот момент послышался звук открывающейся двери, и я отчетливо увидел, как мой собеседник издал вздох облегчения. В комнату вошла Жермен Вальер.
– Извини, Жюль, я не знала, что к тебе пришли.
Меня она узнала сразу же:
– Опять вы, месье комиссар? Что вам здесь нужно?
Месье Вальер вмешался:
– Дорогая, месье пришел спросить, не потому ли мы согласились на брак Пьера с Мишель, что у нее оказалось большое приданое?
Вместо того, чтобы возмутиться, Жермен Вальер посмотрела на меня с откровенным цинизмом:
– Вы хотите знать, повлияло ли богатство Мишель на наше решение? Конечно, да! Мой сын Пьер, месье комиссар, ни на что не годится, впрочем, как и его папаша. Но он – красив, и, по-моему, это совершенно естественно – воспользоваться единственной возможностью, которую дала ему природа. Возможно, вас шокирует сказанное мной? Только мне на это наплевать. Я слишком люблю своего сына, чтобы желать ему жить в таких же условиях, в каких живу я… Случай свел нас с умной и богатой женщиной. И было бы просто глупо этим не воспользоваться!
– Позвольте мне, мадам, выразить по этому поводу свое сожаление и, если вы не возражаете, перейти к следующему вопросу. Мне стало известно, что у вас были большие долги.
– Да, но эти долги уже оплачены, месье комиссар. Вам должно бы быть известно, если, конечно, ваши сотрудники умеют работать.
– Мне хотелось бы узнать, из каких средств вы их оплатили?
– О, самым обычным образом, месье комиссар. Мы продали наши фондовые ценности.
– Если я правильно вас понял, мадам, вы решили отойти от дел?
– Месье комиссар, вы не обидитесь, если я скажу, что вас это не касается?
– Кто знает, мадам, кто знает…
* * *
Выйдя от них, я сразу же позвонил Даруа, чтобы он как можно скорей навел справки о сделке, которая позволила Вальерам вернуть долги.
* * *
Увидев меня, Мишель расплакалась.
– Шарль!… Когда же закончится этот кошмар? Кому понадобилось убивать бедного месье Понсе? Ведь он никому не сделал ничего плохого…
Стараясь подавить свои чувства, я спокойно ответил:
– Мадмуазель, я уверен, что вашего служащего убили потому, что он хотел сделать что-то не очень честное…
Не знаю, что ее больше удивило: мой официальный тон или сообщение о месье Понсе.
– А почему вы больше не называете меня по имени?
– Просто мне не хочется доставлять неприятности месье Вальеру, с которым у вас, кажется, снова все в порядке…
Она насмешливо посмотрела на меня.
– Так вот в чем дело?… Надеюсь, ваше жесткое суждение о месье Понсе не вызвано перемирием с Пьером?
– Нет. Просто я уверен, что Понсе знал убийцу и не захотел назвать мне его имя. Очевидно, преступление было совершено из предосторожности…
– Пройдемте в приемную, Шарль.
Когда мы вошли, Мишель сказала:
– Поймите, Шарль… Я не могу себя заставить бросить Пьера. Он любит меня уже очень давно… Вы ведь заметили, какой он бесхарактерный. Что с ним будет, если я его сейчас оставлю.
– Мне кажется, что вы забываете еще об одном немаловажном аргументе – вы его любите.
– Возможно, да. Кроме того, после смерти несчастного Понсе я чувствую себя такой одинокой, что мне просто необходимо на кого-то опереться.
– Вы думаете, Пьер Вальер станет вам надежной опорой?
– Будьте снисходительны и дайте мне возможность заставить себя в это поверить.
Стараясь изменить тему, она сказала:
– После смерти Понсе мне кажется, я готова согласиться с официальной версией о том, что мой отец убил мачеху и покончил с собой. Понимаете, если раньше мне было только стыдно, то сейчас – просто страшно. Раз убили Понсе, почему им не попытаться убить и меня?
– Они не станут этого делать по многим причинам. Во-первых, вы отсутствовали в вечер преступления, во-вторых, вам не известно, кто знал о двадцати миллионах, лежащих в сейфе вашего отца, и, наконец, в-третьих, потому, что вы, похоже, не знаете кто такая Изабель.
– Но если Изабель существовала, мало того, была близко знакома с родителями, то обязательно нашелся бы кто-то, кто бы ее знал!
– Может быть, все-таки вы ее знаете?
– Я клянусь…
– Есть еще одна версия: ваша мачеха называла Изабель человека, у которого в жизни было совсем другое имя…
Мишель посмотрела на часы, стоящие на камине.
– Извините, но скоро прийдет Пьер,– мы собирались поужинать в Монрон.
– Не стану вам больше надоедать… Единственное, о чем бы я хотел еще упомянуть, так это о моем разговоре с мадам Вальер.
– Что же это был за разговор?
– Это неприятно вспоминать… Скажем, она… рассказала о причинах перемены решения о вашем браке с ее сыном.
– Не утруждайте себя перечислением этих причин, я их сама хорошо знаю: просто мадам Вальер поняла, что я не осталась без приданого. Но ведь я выхожу замуж не за Жермен Вальер, а за ее сына.
– Вчера вечером на Пилате вы рассуждали по-другому.
– Кажется, я наговорила много глупостей… Наверное, я просто опьянела от свежего воздуха.
– Похоже на то, если судить по сегодняшнему дню. Могу я позволить себе дать вам один совет? Остерегайтесь свежего воздуха, мадмуазель, поскольку глупости, о которых вы так легко сейчас сказали, кто-то может воспринять всерьез и… и потом страдать от них.
Ей стало неловко.
– Если это так, прошу вас простить мне, месье комиссар.
– Вам не за что просить прощения. Просто, я – глупец. До свидания, мадмуазель…
* * *
Я вышел от Мишель с тяжелым сердцем и, чтобы как-то успокоиться, решил зайти к моей старой знакомой Леони Шатиняк, в обществе которой жизнь казалась мне удивительно простой.
Леони была на кухне и мыла посуду.
– А, это ты, малыш? Если ты рассчитывал на ужин, то немного опоздал! Мне почти нечего тебе предложить!
– Спасибо, я не хочу есть, Леони.
Она посмотрела на меня с подозрением.
– Взгляни-ка мне в глаза! Ты странно выглядишь. У тебя тяжело на душе?
– Немного.
– А почему, могу я знать?
– Потому что недавно я беседовал с одной разумной и богатой девушкой, которая влюбилась в ничтожество, рвущееся только к ее деньгам, и, главное, что она об этом знает!
– Может быть, она не так уж умна, как ты думаешь? Итак, ты приревновал Мишель к Пьеру?
– Может и так.
Леони поцеловала меня в обе щеки.
– Не стоит переворачивать себе душу из-за девушек, малыш! Ты же хорошо знаешь, что самая лучшая из них иногда может ничего не стоить? Эти Вальеры – неприятные люди. Мать – настоящая мегера, сын – полное ничтожество. Жюль – просто старый дурак, которого жена всегда водила за нос. Поверь, что я желаю самого лучшего твоей мадмуазель, но не понимаю, зачем люди сами бегают за своей бедой, а поймав за хвост, никак не могут ее отпустить. Поверь твоей старой Леони: забудь о Мишель.
Когда я уже выходил, она крикнула мне вслед:
– Черт возьми! Ты говорил о Жермен Вальер, и я вспомнила: когда Жермен была маленькой, ее мать, неизвестно почему, называла ее Изабель.
ГЛАВА 6
В это воскресное утро я проснулся с тяжелой головой. Всю ночь я ворочался в постели, будучи не в состоянии понять поступки Мишель. Ведь я же не выдумал нашу прогулку по Пилату и вечер в Ля Жасери. Почему тогда она мне солгала? Наверное Леони была права, когда говорила, что не стоит переживать из-за женщин.
История же с этой Жермен-Изабель Вальер, по-моему, не имела никакого значения. Мать мадам Вальер, должно быть, очень любила сентиментальные рассказики, из которых и почерпнула это имя, чтобы одарить им свою дочь. Я старался понять, чем личная жизнь мадам Вальер, конечно, если предположить, что у нее таковая была, могла заинтересовать утонченную и деликатную Элен Ардекур.
Как и всякий старый холостяк, для которого воскресенье скорее больше наказание, чем отдых, потому что в этот день больше всего ощущается одиночество, я зашел на работу. Даруа и Эстуш уехали отдыхать домой, в Лион. На моем столе лежала записка, оставленная Даруа, в которой говорилось, что Вальеры действительно продали свое дело, но всего лишь за восемь миллионов старых франков. Кроме того, эта сумма еще не была передана им полностью. Для того, чтобы что-то начало проясняться, мне нужно было любым способом узнать, как Жермен Вальер достала деньги, чтобы расплатиться с долгами.
Пока же, не зная что делать в ближайшее время, я позвонил Мишель Ардекур. Когда я представился, девушка не без злорадства спросила:
– Чему я обязана такой честью, месье комиссар?
– Сам не знаю… просто я хотел спросить, понравился ли вам вчерашний вечер?
Я почувствовал, что она колеблется с ответом.
– Если я вам отвечу положительно,– вы рассердитесь. Если я скажу нет, вы будете довольны, но тогда это не будет отвечать действительности.
– Скажите правду…
– Я провела прекрасный вечер. Это действительно так. Пьер – хороший друг, и у него доброе сердце. Я его расспросила о вашем разговоре с мадам Вальер, и он сказал, что страховой полис моего отца уже давно ни для кого не секрет.
– И вас это не удивило?
– А почему, собственно, это должно меня удивить, месье комиссар? Разве богатая девушка не может выйти замуж за небогатого парня?
– Конечно, может, если, конечно, он заслуживает эту любовь.
– Ничто не дает вам права, месье комиссар, думать о Пьере по-другому. Когда мы с ним поженимся…
– Когда вы поженитесь, мне будет безразлично, как вы будете жить.
На другом конце провода я услышал смешок.
– По крайней мере, вы откровенны.
– Вам это неприятно?
– Вовсе нет, месье комиссар, я даже могу вам это доказать.
– Весь во внимании…
– С самого утра Пьер с родителями уехал, чтобы присмотреть дом, который они хотят купить для месье и мадам Вальер. Вы ведь знаете, что родители Пьера продали свое дело.
– Да, я в курсе.
– Итак, месье комиссар, сегодня я одна, и если… вы захотите пригласить меня на обед, думаю, что не откажусь.
– Замечательно… Встретимся перед лицеем?
– Хорошо, тогда через час у лицея?