В машине Виталий почти не кашлял, а только тяжело дышал, откинувшись на спинку сидения. Ира беспокойно поглядывала на больного, опасаясь, что у него, как у "дамы с камелиями", пойдёт горлом кровь. Однако ничего такого не произошло.
Она отметила про себя естественность, с которой Виталий принял её помощь. Как больное беспомощное животное, вверяющее себя в руки хозяина - с молчаливым пониманием необходимости.
В такси оба молчали, Виталий только достал уже знакомый Ире бумажник и протянул ей пятьдесят рублей. Когда машина остановилась у подъезда дома, Ира расплатилась, и они вышли.
- Дальше вы сами?.. - полуутвердительно спросила она.
- А… - он помялся, но решился предложить: - Зайдите ко мне, пожалуйста!
Отказать тяжело больному человеку Ира не могла.
- Ну, хорошо.
- Спасибо!
Его глаза засмеялись, он поймал лучик её улыбки и улыбнулся в ответ. Тут же, вдохнув холодного воздуха, раскашлялся снова. Ира всплеснула руками и потащила Виталия к подъезду.
Дома Виталий принял какие-то лекарства, согрелся, задышал ровнее. Ира снова пила с ним чай, поддерживая неважный разговор. Про себя Ира гадала: сколько ему лет? Что делал в прежние годы? Чем сейчас занимается?
- Вы один живёте?
- Да, я сирота.
- Я тоже. Работаете?
- Да. На заводе. Я по металлу…
- Любите свою работу? - в Ире всегда сидел педагог и никогда долго не молчал.
- Люблю? - с недоумением переспросил Виталий. - Работа как работа. Я один совсем остался, мне работать надо, иначе есть нечего будет.
- А я люблю свою работу. Я учитель в школе.
- Почему-то я так и подумал.
- На лбу написано?
Виталий кивнул, и оба рассмеялись. Потом, как туча находит на солнце - повисло пустое молчание. Хозяин квартиры, насупившись, опустил глаза, Ира тоже ощутила неловкость: может, пора уходить? Но оказалось - другое. Виталий помолчал немного, бессмысленно болтая ложечкой в чашке с чаем, и стал говорить совсем иным тоном:
- Вы, наверно, думаете: чего он ко мне пристал, да?
Ира изобразила на лице вежливое "что вы, что вы!".
- Но не можете же вы просто общаться с человеком, не зная, кто он и что? Ведь не можете!
Ира пожала плечами.
- Мне показалось… извините, что я вот так прямо рублю, но мне и впрямь показалось, что мы с вами имеем нечто общее в душе! Я мало хороших людей видел, но вот вас сразу понял. Вы - добрый человек, вы в Бога верите, и ещё есть в вас нечто такое, что я в людях ценю. Это, как бы выразить? Нестяжательство, отрешённость… Вы видите во мне не наносное, а то, что я от всех прячу.
- Я не хотела лезть вам в душу.
- Ну, вот… - расстроился Виталий, - что-то не то сказал!
Ира решила не утешать его: для будущей монахини душевные разговоры наедине с молодым мужчиной могут превратиться в испытание.
- Мне бы только не хотелось, чтобы вы плохо обо мне подумали… Ну, будто я пытаюсь, понимаете, к вам… пристать…
Виталий покраснел, ссутулился, отвёл взгляд, что сделало его похожим на ребёнка.
- Я так не думаю, - сказала Ира. - Просто мне пора домой! Кстати, как вы себя чувствуете?
Она встала.
- Нормально, - Виталий тоже поднялся с места. - Я провожу вас?
- Нет, сидите дома. Лучше бы вам не выходить сегодня.
Они попрощались в тёмном коридоре, и Ира вышла на улицу.
Весна брала своё: ещё прохладный воздух, напитанный запахами влажной земли, обладал волшебным ароматом. Солнце наполняло собой мир, делая его больше, просторнее, радостнее.
"Как всё в природе просто! - думалось Ире. - Вот, пережили зиму - и слава Богу! Теперь будем гнать почки и раскрывать листья, плодоносить, выводить птенчиков, рожать котят и щенят. Лишь бы нашлась еда и вода, а заморозков и злых людей не было!"
Ира приехала домой, переоделась в домашнее, достала свои книги. Надо поработать, пока светло. Через несколько минут Ира поняла, что никакая работа на ум не идёт. Хотелось поговорить, посмеяться, поделиться с кем-нибудь своей нехитрой историей.
Ира придвинула телефон и набрала городской номер Светы. В мобильной связи Ира смысла не видела, потому и не пользовалась. Однако сейчас пожалела об этом, потому что трубку взял Ванечка Фирсов, Светкин муж. Он был обладателем изумительно глубокого, выразительного, сильного голоса, а также славился исключительной мерзотностью характера. Как милая и хорошая Светка Клюшкина попала в его лапы, Ира до сих пор не понимала. Не могла же польститься на его хорошенькое личико и папу-ректора! Светка не такая. Тем не менее, с реалиями не поспоришь: хочешь слышать подругу - поговори сначала с её мужем.
Скороговоркой представившись, Ира попросила Свету. Ванечка понёс трубку жене, по дороге прокомментировав звонок таким образом, чтобы Ира расслышала: "Твоя святоша звонит. С того света, наверное!".
- Привет, Ирка! Ты куда пропала?
У Светки тоже был очень красивый голос, только он вполне соответствовал красоте её души и тела. Ира считала, что её подруга - самая красивая женщина из всех, кого ей приходилось встречать в жизни.
- А ты? Ты куда пропала?
- Один - один!
Хрипловатый смех Светки разбудил память: их общее прошлое быстрой красочной змейкой промелькнуло в мыслях Иры и где-то спряталось.
- Как ты? - спросила Ира. - Как Маришка? Она ведь в Лондоне?
- Маришка звонит раз в неделю, - голос Светы потускнел. - Говорит, что скучает, хочет скорее приехать домой. Но каникулы будут только летом. Сейчас, на маленьких каникулах, поедет во Францию, Диснейленд. А в общем, всё нормально. Как ты?
- Я… Живу потихоньку, работаю… В школе всегда суета, сама понимаешь. На прошлой неделе была на кладбище у Виталия. Потом к маме поехала.
- Понятно… Сейчас, иду! - сказала Света в сторону.
Можно было не сомневаться, что Ване неприятен звонок нищей подруги жены, а Света слишком зависела от мужа, чтобы игнорировать его недовольство.
- Ты не можешь говорить?
- Да нет, всё в порядке, - быстро ответила Света, но Ира уже знала, что разговор окончен. Она попрощалась, хлопнула трубкой по рычагу старенького аппарата.
Разговаривать и делиться событиями своей жизни расхотелось. День прошёл за бездельем, тщательно замаскированным под ежесекундную занятость.
Вечером Ира снова подумала о Виталии. О своём новом знакомом Виталии. Как он там? Ведь он болен! А вдруг ему хуже?
Если бы речь шла не о парне со стройной фигурой, иконописным лицом и милой улыбкой, а о какой-нибудь старушенции, Ира бросилась бы помогать, не рассуждая. Ну, и какая она после этого христианка? Не помочь человеку только потому, что он молодой и симпатичный - это же сплошное ханжество! Надо быть выше.
Ира глянула на часы: половина седьмого.
Виталий распахнул дверь сразу после её звонка, будто ждал в прихожей. Увидев Иру, широко открыл глаза и спросил:
- Вы что-то забыли?
- Я беспокоюсь за вас.
Она уже перестроилась на миссионерский лад, забыв о робости и смущении.
- Ой! - сказал хозяин смущённо. - Да я ничего уже… Это утром… А сейчас…
- Вы впустите меня?
Виталий посторонился, и она вошла.
- У вас есть холодильник?
- Да, на кухне.
Ира прошла на кухню. Её дизайн был лаконичным до убогости: стол у окна, двухконфорочная грязная плита, холодильник "Москва" - ровесник оттепели 60-х, оббитая эмалированная мойка, шкафчики в жирных пятнах. Всё это на фоне крашенных голубой краской панелей.
В холодильнике пахло затхлостью. На полках нашлись пакетики с китайской лапшой по четыре рубля, дешёвые консервированные овощи, незаменимая кабачковая икра. Виталий постился и экономил одновременно. На таком рационе, поняла Ира, выздороветь невозможно. Хорошо, что она это предусмотрела!
Ира поставила на стол хозяйственную сумку и выгрузила из неё пакет молока, десяток яиц, баночку сметаны и ингредиенты для задуманного ею постного борща.
- Я не буду это есть в пост! - возмутился Виталий.
- Вы больны, вам надо нормально питаться! У вас ведь туберкулёз?
Ира прищурилась в ожидании ответа, как стрелок, высматривающий, попал ли он в цель. Виталий испуганно глянул на неё, понял, что разоблачён, и опустил голову.
- Чего вы стесняетесь? Я заразиться не боюсь.
- Я другого стесняюсь.
- Чего это?
- Сядьте хотя бы…
Ира села на табуретку у стола. Виталий сел напротив.
- Ну?
- А как вас зовут?
- Я не говорила? Ира меня зовут.
- Ирина… Чудесное имя! Решительное и мягкое, как вы. Правда, всё хотите знать?
- Конечно!
- Я в тюрьме сидел, - произнёс он с вызовом. - Испугались? Да, я - урка, самый настоящий. В тюрьме я заразился туберкулёзом, и там начал читать Библию.
Ира замерла на месте. За свои тридцать два года она ни разу не видела живого уголовника. Она понимала, что где-то кто-то ворует, убивает, насилует и совершает теракты, но все эти ужасы происходили на другой планете. Теперь перед ней сидел такой инопланетянин.
- Вы теперь уйдёте?
- Да я, вроде как, не могу…
Прислушавшись к себе, Ира услышала голос веры: это испытание!
- Если хотите, я всё расскажу.
- Что же, рассказывайте, а я займусь борщом.
"Господи, пусть он не будет убийцей или насильником!", - взмолилась она.
- Я, Ира, в тюрьму за кражу попал. Да, я был вором, квартирным вором. Это стыдное прошлое, мне и вспоминать-то тошно. Моя мамка - совсем простая тётка - полы в больнице мыла, выпивала по вечерам, папаш новых мне каждый день водила. Мы, уголовники, никогда не виноваты, - он хмыкнул. - Вы, Ира, нам не верьте! Слезу вышибать горазды! Вот и я всегда говорю, что у меня другого пути не было. Пацаны, у кого папки нормальные и мамаши не выпивали, со мной не водились - интересы у них другие! Секции там разные - футбол, лёгкая атлетика. А мне футбол этот по барабану был. Я с такими же дворовыми курил за забором стройки и девкам вслед свистел. Все мои интересы! Ну, анекдоты пошлые, ну, портвейн лет с четырнадцати. Потом картишки на бабки. А мне всегда везло в карты. Некоторые думали, что я мухлюю, только я не мухлевал. С одним кентом мы подрались за это. Я ему нос сломал, а его мамаша меня в колонию упекла на десять месяцев. Там я друганами обзавёлся - закачаешься! Из колонии вышел крутым, как варёные яйца! - Виталий горько рассмеялся: - Эти-то друганы и научили меня, как от мамаши не зависеть и рубли не клянчить. Сначала на стрёме стоял, а уже потом стали меня внутрь пускать. Только на девятой краже взяли.
- Гордитесь ловкостью?
- Горжусь в жизни только одним - что ума хватило завязать!
- И как же это случилось?
- Да как? Подумал я: вот откинусь, выйду, что дальше-то? Опять за старое? Потом - опять в тюрьму? Я видел там таких, они по десять ходок сделали. Старые хрычи, кому нужны? Кто их ждёт на воле? А мать уже хату свою пропила и померла. Мне вообще идти было некуда. Эта вот квартира от деда досталась. От деда жены.
Ира не сдержала разочарования:
- Ты женат?
- Был женат… Она умерла.
- Ох, прости моё любопытство!
- Ничего, - Виталий смотрел в окно, в темноту двора. - Я женился сдуру, сразу после второй отсидки. Семью мне хотелось! А жена моя, царство ей небесное, шалава была полная.
Шокированная в третий раз Ира покосилась на рассказчика.
- Она умерла, когда ребёнка рожала. Не моего. И ребёнок умер. Так что, когда я в третий раз тюрьму попал, у меня была жена, а когда вышел - уже не было. А чуть позже дед её помер, и так уж вышло, что кроме меня, наследников не нашлось. Вот.
- А почему Библию читать стал?
- Душа запросила. К нам туда священник ходил. Мы не слушали его, ржали над ним. Он такой благостный был, кругленький. Шуточки наши терпел. Его и за рясу в тёмных углах хватали, и мочой полили разок… Извините, - опомнился он. - Я забыл, что с вами говорю. Вроде как сам с собой! Да… А потом как-то мы с ним разговорились. Раз, другой, и стало мне что-то открываться особенное, настоящее… Я потом кентам сказал: кто тронет его - пасть порву!
Ира невольно рассмеялась, Виталий её поддержал.
- Кем ты был… Папаном?
Он расхохотался до слёз:
- Чего?.. Папаном? Пахан это называется!
- Да какая разница! - смеялась с ним Ира.
Успокоившись, Виталий продолжил:
- Нет, не был я паханом, конечно. Просто народ в тюрьме такой: если нет сопротивления - задолбят до смерти, а если силу показать - отстают постепенно.
- Борщ готов! - объявила Ира. - Мой руки и садись есть.
- Так быстро? Я думал, готовить - это долго!
- Ну, борщ-то постный! Лишь бы картошка сварилась. Бульон не готовится, капуста квашеная - поэтому быстро. А туберкулёз ты лечишь?
Вопрос был, как и все вопросы сегодня, бестактным.
- Я не лечусь… - помрачнел Виталий. - От болезни умереть - это не самоубийство.
- Виталий, что ты городишь? - Ира не заметила, что перешла на "ты". - С прошлым ты завязал, Бога в душу принял, живой, молодой, всё впереди! Зачем юродствовать? Всё будет хорошо! Чего тебе не хватает? Шику воровского?
- Да нет, глупости это всё… Всё так, как ты сказала. Только… Я один совсем! Прости, что напрямую говорю, вроде как жалости прошу, только это - правда! Теперь я на жизнь по-другому смотрю, всё мне кажется иным. Вот, когда про жену узнал, думал: хорошо, что сама сдохла, а то бы убил! Но сейчас - простил бы её, и даже ребёнку обрадовался бы. Вот у тебя, небось, семья, ты и не знаешь!..
- Ошибаешься. Я совсем одна. Хочу постриг принять.
Последнее Ира ещё никому, кроме отца Сергия, не доверяла. Виталий, перестав жевать, смотрел на Иру. Она читала в этом взгляде восхищение и нечто вроде зависти.
Ира налила борщ в тарелку, положила сметану: Виталию необходимо получать больше калорий, для борьбы с болезнью.
- Ладно, поздно уже, пойду я.
- Спасибо вам и за борщ, и за разговор.
Виталий предложил было проводить гостью, но она отказалась, снова сославшись на состояние его здоровья.
На прощание Виталий сказал:
- В следующее воскресенье встретимся в церкви, да?
- Да, у тебя телефон есть?
- Нет.
- Ладно, запиши мой номер, вдруг что-нибудь понадобится!
Ира вышла на улицу. Ну что же это такое пахнет вечерами весенними? Ещё ничего не цветёт, ещё только снег сошёл, а воздух - будто молодое вино!
На неделе Виталий не позвонил, но Ира и не ждала. Она действительно дала свой номер только на крайний случай. Если бы он всё-таки позвонил и стал болтать о ерунде, Иру это неприятно удивило бы.
В воскресенье утром снова похолодало и выпал снег. Несмотря на его пушистую трогательную белизну, он никого не обрадовал - всем хотелось тепла.
В церковь Ира прибежала замёрзшая, румяная и оживлённая. Виталий уже был там. Они сдержанно поздоровались и всю службу молча стояли рядом, но Ира постаралась держаться так, чтобы отец Сергий не догадался о её новом знакомстве.
Виталий снова выглядел нехорошо, и глаза его казались больными, но не кашлял, дышал ровно. Прислушиваясь к его дыханию, Ира пропустила всю службу.
После причастия, а это в православном каноне мероприятие не быстрое, усталые, они вышли на воздух.
- Хотите есть? - спросил Виталий. - Хочу угостить вас постной выпечкой. У нас на заводе в столовке одна повариха готовит булочки для постящихся. Вкусные!
- Булочки? Ужасно хочу!
К дому Виталия отправились пешком. Теперь они ощущали себя на порядок ближе друг к другу: в реке диалогов обнаружились холодные и тёплые течения, подводные камни, водовороты и водопады. Говорить хотелось бесконечно.
- Ира, а у тебя много друзей?
- Было много, - ей не хотелось вспоминать грустное. - Теперь почти не общаемся. А что?
- Нет, ничего. Только попросить хотел…
- Что?
- Не говори обо мне никому, ладно? У меня такое прошлое, что самому с собой общаться противно. Обещаешь?
Представить себе, с кем бы она могла обсудить свои отношения с бывшим вором и туберкулёзником, Ира не смогла. Даже отцу Сергию не доверилась бы - он решит, что она легкомысленная финтифлюшка, мающаяся дурью: в монастырь или на свидание?
- Хорошо, если так хочешь.
- Спасибо.
Они старались видеться как можно чаще. В понедельник вместе ужинали, снова у Виталия. Во вторник он взял отгул, а у Иры был всего один урок, и после него они поехали на кладбище. Ира проведала своих, а Виталий показал неухоженные могилы матери, жены и её ребёнка. Ира решила про себя, что как только потеплеет, она наведёт здесь порядок.
После кладбища зашли в церковь, поставили свечи, отстояли службу и снова ужинали у Виталия. После ужина Ира уехала домой, а Виталий её провожал.
В среду Ира задержалась на классном собрании. Вечером позвонил Виталий, и они говорили до тех пор, пока у него не кончились деньги на таксофон.
Всего за несколько дней жизнь Иры круто переменилась: у неё появился Виталий. За самое короткое время он сумел проникнуть в её мир настолько глубоко, что без него не мыслился ни один шаг. При этом их чувства ещё не переросли дружбу, о взаимном влечении они молчали.
В четверг вдруг резко потеплело, подул редкий для Гродина южный ветер и разогнал облака. После уроков Ира увидела Виталия на остановке: оказывается, он ждал её, чтобы пригласить погулять. Вечер был чудесный, и она, не скрывая радости, согласилась пройтись.
Разговор снова зашёл о работе. Виталий рассказал, что устаёт после смены страшно.
- Тяжело всё-таки! - жаловался он. - Думаю, я не способен к такой напряжёнке.
- А к чему ты способен? Везде работать надо, чтобы чего-нибудь добиться!
- Если бы я смог в своё время поступить в институт, - мечтательно, совсем без обиды ответил Виталий, - я бы поступил на гуманитарный факультет. Ну, вот где ты училась?
- На историческом.
- Вот! И я бы там учился! Я люблю историю. Романы исторические люблю, фильмы про всё такое, древнее. Про рыцарей и турниры.
- Средние века - необыкновенно интересное время. Сколько поучительных уроков человечеству!..
- Да? - Он стал похож на её учеников - такой же галчонок с открытым клювом, в который она положит червячка знания. - А чего там тебе интересно?
- Да вот хоть религия. Мне интересно было в своё время, почему у нас, в России, церковь не превратилась в такого же спрута, как в Европе.
- И как, выяснила, почему?
- Мне кажется, да.
- А что ты читала?
Ире так нравился разговор, что она не заметила, как переменился тон собеседника.
- Я читала всякие исследования учёных, монографии, обращалась к источникам. Буллы папские, письма тех времён, "Молот ведьм"…
- Что это?
- Это, как бы сказать, учебник для инквизиторов. Мы в институте даже шабаш на Вальпургиеву ночь организовали…
- Смотри, - перебил её Виталий, указывая на небо. - Луна такая яркая! Неужели завтра похолодает опять?