Покупка была оформлена в оговоренный срок. Франклин, заразный и твердый, как шанкр, действовал на мозги наших коммерсантов безотказно. С окончанием всех формальностей, сведшихся в основном к процедуре оплаты, директор автосалона торжественно вручил мне техпаспорт с транзитными номерами и лично повел осматривать приобретение. Новенький, словно сошедший с конвейера, "УАЗ" сиял изморозью на боках и капоте. Около него лениво копошились двое рабочих, добавляя какие-то железки, свинчиваемые тут же с соседних вездеходов аналогичной конструкции.
– Поставщики! Вечная история! Недокомплект. – Директор отрепетированно развел руками.
Любят у нас разводить. Даже новые товарно-денежные отношения не в состоянии поколебать твердыню советского производства.
– Да нормально! – пнув колесо, проворчал автослесарь. – Зверь-машина! Зуб даю!
Слишком гнилые были зубы у этого автослесаря. С такими зубами его божба звучала как откровенная профанация. И, доставая уже обещанную давеча сотню сверху, я вдруг передумал.
– Ну, тогда и у вас, пролетарии, считайте недокомплект! – огорчил я работников салона.
Наблюдал я как-то по телевизору гонки "Формулы-1" в Монте-Карло. Лидировал, как сейчас помню, Шумахер. Когда его "болид" на очередном кругу подкатил к боксу, дабы сменить сгоревшую резину, команда обслуживания поразила меня сноровкой, с какой провела все необходимые манипуляции. После того как я спрятал сотню обратно в бумажник, я понял, что команде Шумахера еще тренироваться и тренироваться.
– Принимай, начальник! – Автослесарь вытер ветошью руки и пот со лба. – Теперь будешь гонять, пока сам не сломаешься!
Чаевые были отработаны честно. Честно были и выплачены.
– Последний вопрос, – обратился я к директору. – Нельзя ли отогнать этого красавца вместе со мной на Бескудниковский бульвар?
– Толян! – окликнул директор перекуривающего у ворот паренька. – Желание клиента для нас – что?!
– Желание клиента – не вопрос! – Толян воткнул сигарету в сугроб и сел за руль. – Прошу на козлы!
Час отъезда – час приезда. Открыв мне дверь, Журенко побледнел.
– Ты с кем там сцепился опять?! – Выглядывая из комнаты, Лара запахнула халат.
– Здравствуй, Лара! – сказал я, отдирая от себя приятеля.
Не удостоив меня ответом, она прислонилась к косяку.
– Ну ты!.. Ну ты!.. Ты в другой раз предупреждай, когда из могилы полезешь! – нашел наконец Андрей верные слова.
– Мне уйти? – Я посмотрел на мрачную Лару.
– Я тебе уйду! – набросилась она на меня. – Я тебе уйду! Ты хоть знаешь, что твой дружок, пока тебя не было, натворил?! Он руку человеку сломал на поминках!
– Правда?! – развернулся я к Андрею. – Ты сломал живому человеку руку?! Жаль, что я это зрелище пропустил! Человек, между прочим, тебе спасибо просил передать! "Скажи, – говорит, – своему дружбану спасибо!"
– А пусть он свои руки держит подальше! – От чего Кутилин должен держать подальше руки, я и сам догадался. – Тоже мне Шишкин! Пусть лучше спасибо скажет, что я ему шею не сломал!
– Человек всего только хотел проверить изгиб моего бедра, – пояснила ехидно Лара. – И как же он теперь, бедняга, пишет без правой?!
– Он из Тулы. – Я снял куртку, намекая тем, что готов быть их гостем.
– Блоху на скаку остановит, – буркнул Журенко.
– Судя по накалу страстей, вас можно поздравить?! – Я перевел взгляд с Лары на Андрея и обратно.
– Во! – Она показала мне кулачок с тонким обручальным кольцом на безымянной фаланге.
– Во! – Я бросил Андрею ключи от машины с брелоком "УАЗ".
Поймав на лету ключи, он их недоверчиво осмотрел.
– Это мне?!
– Это вам! – уточнил я.
– Нет! – замотал он лохматой буйной головой. – С какой стати?!
– С такой стати, что это – нам! – тут же вступилась за меня Лара.
– Предлагаю равноценный обмен, – разрешил я затруднения Журенко. – Этого "козла" за моего "Уленшпигеля".
Так и договорились. А договорившись, перешли в комнату, где я узнал от Андрея свежие подробности, сопутствовавшие моей кончине.
– Из прокуратуры через день позвонили, – поведал Андрей. – Снова, думаю, Задиракин станет алиби мое проверять. Не тут-то было. Прихожу – там другой мужик, Заклунный Антон Кимович, меня дожидается. И ты знаешь, что он мне первое сказал?!
– Что здесь вопросы задает только он?
– Чур твоя ошибочка! – усмехнулся Журенко. – Он сказал: "Спрашивайте, Андрей Георгиевич! У вас, наверно, к следственным органам давно вопросы накопились!"
– Лихо! – признался я. – И что дальше?!
– Накопился, говорю, один. Где тот хмырь… следователь, извиняюсь, нынче сидит?!
– Под следствием, – отвечает. – Да вы спрашивайте, спрашивайте… За что под следствием? За то, что мерзавец и преступник.
– А что с Угаровым случилось? – обнаглел я вконец.
– Вот! – Заклунный достал из ящика стола газету какую-то, вроде не нашу, не московскую, и положил перед собой. – Это вопрос, на который я и обязан ответить! И не только вам. Что случилось с Угаровым и со всеми остальными сотрудниками вашей финансовой лавочки. И я отвечу на него, дайте только срок!
– Это вы, – говорю, – дайте срок всем гадам, кто за этим делом стоит… Короче, свой мужик этот Заклунный. Тебе бы к нему.
– Обожду пока. – Я принял из рук Лары чашку с кофе. – Ты, случайно, не в курсе, где управляющий нашим банком господин Савинов квартирует?
– В курсе, – подтвердил Андрей. – И как раз – случайно. Как-то весной шофер его, Мельник, желтухой заболел. А сменщика прислать не успели. Савинов и попросил меня подбросить его до хаты. Я ему даже сумку с продуктами на этаж поднял.
– На этаж – это хорошо, – напрягся я, отставляя кофе. – Найдешь хату?!
Лара встревоженно молчала, прислушиваясь к нашему диалогу. Есть такой вид молчания: "женское тревожное". Но Лара молчала как человек, стойко и терпеливо. И я еще раз про себя поздравил Андрея с удачным выбором.
– Ну, поехали! – Я встал из-за стола. – Проверим в действии твой бегунок!
Провожая нас, Лара незаметно, но крепко стиснула мою ладонь. "Я тебе доверяю! – значило ее пожатие. – Не подведи меня, Угаров! Кроме мужа, у меня никого!"
Дом Савинова располагался в Крылатском. В Крылатском располагаются многие дома состоятельных господ и влиятельных политиков. "Подальше от начальства – поближе к столовой" – гласит старая солдатская мудрость. На гражданке эту мудрость впору перефразировать: "Подальше от народа – поближе к кормушке". "Кормушкой" с известными оговорками в Москве принято считать улицу Осеннюю с президентским особнячком. Именно туда бы мой знакомый вождь Большие Клыки свое ненасытное рыло повернул. Против ветра ссать опасно, а стоять; раздувая ноздри, – прямой резон.
Пока Журенко наруливал, не переставая попутно восторгаться новым "козлом", я прикидывал свое теперешнее положение. И так прикидывал, и сяк прикидывал. Все его минусы и плюсы. Плюсов выходило больше со всех сторон: больше меня не искали и не стремились убить, как заведомого покойника, больше мне не нужно было работать – денег больше, чем лежало у меня на именном счете в "Дойче-Банке", мне не требовалось, и, что было особенно любопытно, больше я не хотел умирать. После всего пережитого, после всех невосполнимых потерь, я – хоть и стыдно было себе в этом признаться – как будто почувствовал заново вкус к жизни. Теперь о минусах. Минус был, собственно, один. Минус один "прототип" с доски – и партия возобновилась. Не сегодня-завтра появятся следующие жертвы. И все они будут на моей совести. Почему на моей? Потому что я чувствовал, как там потеснились мертвецы, ожидая пополнения.
Пролетев сгоряча на красный, Журенко затормозил при звуке милицейского посвиста. Инспектор, помахивая своей волшебной палочкой, вальяжно шествовал к машине.
– А транзитный номер – спереди! – вслух пустился рассуждать Журенко, слегка подгазовывая. – Так что номер он не видит! Сдаваться?! Или не сдаваться?! Вот где вопрос!.. Эх! Чистосердечное признание – первый шаг в тюрьму!
Журенко раздавил педаль газа, когда инспектор дошагал уже до цели путешествия. Я глянул в зеркальце заднего вида: блюститель даже про свисток свой забыл, ошарашенно провожая нас в путь. Так и застыл с протянутой рукой.
– Ничего! – злорадно заметил Журенко. – Бог подаст!
Результативную безнаказанность – вот что Андрей мне наглядно продемонстрировал. Дал урок. Фигурно выражаясь, транзитный номер спереди был теперь и у меня. Для своих поотставших преследователей я также стал невидимкой, что давало мне исключительную возможность мчаться вперед, нарушая все правила – и конспирации в том числе. А выложить свои недобитые карты перед Савиновым я мог почти без риска. Если Савинов являлся тем, за кого я его принимал, то я был его "срезанной" пешкой. По "самурайскому" же кодексу этих шахматистов – устному ли, письменному – за мое устранение нес ответственность глава "Третьего полюса" Маевский, и только он. Не Савинов. Потеряв пешку-Угарова, мой патрон должен был сейчас обдумывать следующий ход либо его совершить. Возможно, он проигрывал. Возможно, партия шла к ничьей. В обоих случаях, оставшись в живых, я автоматически становился его "джокером". Со мной он получал верный шанс закончить партию в свою пользу при любой позиции на доске. Маевский не справился и, значит, проиграл. Так, по крайней мере, я думал и хотел этим воспользоваться. А если Маевский и без того проигрывал партию? Если я был со стороны Савинова запланированной жертвой? Вот об этом я старался не думать. Так или иначе, я должен был попытаться до следующего убийства, коли оно еще не случилось, встретиться лицом к лицу с человеком, поставившим меня когда-то на клетку "е2".
– Едва не влипли! – нарушил молчание Журенко.
Я расхохотался. Даже думали мы с Андреем одними цифро-буквами.
– Ты чего?! – покосился он на меня.
– Да так. Анекдот вспомнил.
Журенко остановил машину у подъезда новой многоэтажки: судя по всему, произведения позднего турецкого зодчества.
– Вахтер? – спросил я, выбираясь на улицу.
– Домофон. – Андрей вслух помножил все, что знал. – Подъезд – первый, этаж – второй, дверь – слева на площадке четвертая… Квартира восемь получается!
Домофон был без телекамеры. День был воскресный. Савинов был дома.
– Кто? – искаженным голосом отозвался динамик на утопление кнопки.
– Петр Сергеевич?! Это Журенко! Секьюрити! Извиняюсь, что в неурочный час беспокою! – доложил Андрей, будто провинившийся студент. – Обстоятельства!
– Вы один?
Андрей глянул на меня. Я кивнул.
– С Угаровым!
– Я вас правильно понял?! – помолчав, уточнил Савинов.
– Вы его правильно поняли, Петр Сергеевич! – подступился я к домофону.
Замок щелкнул, и мы оказались внутри подъезда. Минуя лифт, мы поднялись на второй этаж. "Вот и камера", – отметил я портативную коробочку с телеобъективом над сейфовой дверью. Открыв дверь, хозяин жестом пригласил нас войти.
На службе я с Петром Сергеевичем встречался нечасто и видел его мельком. Невысокий, подтянутый, с развитой спортивной фигурой – плавание или теннис, – управляющий создавал впечатление выгодное. А создав его, поддерживал хорошими манерами и равным со всеми обращением. Лицо его было утонченным в плане и физическом, и духовном. Глубокие карие глаза, хоть и близко посаженные, внешности не портили. Сейчас они смотрели на меня удивленно и вопросительно. Ни волнения, ни тем более паники в них не замечалось.
– Я жив, Петр Сергеевич, – снял я вместе с курткой вопрос. – Можете потрогать.
– Очевидно, – без тени улыбки согласился -банкир. – Трогать вас я не стану. Трогать вас чревато, как я наслышан.
Олимпийское его спокойствие меня не провело. Я знал, что имею дело с незаурядными противниками. Но вот то, что управляющий беспечно так нас впустил, само по себе говорило о многом. Словно бы он доверял нам больше, чем мы ему.
– Располагайтесь, господа! – Савинов радушно пригласил нас в гостиную.
Мы расположились. Андрей – на диване, я – в кресле, ближе к выходу.
Савинов доверительно присел рядом с Журенко.
Обстановка холла свидетельствовала о том, что управляющий был не пижон и не сквалыга. Окружил он себя вещами удобными, дорогими и неброскими.
– Итак, – скрестив на груди руки, обратился к нам Негр Сергеевич.– Подавайте ваши обстоятельства. Жена с внуками скоро вернется. Могу уделить вам полчаса. Выпьете?
Он потянулся к ломберному, обтянутому сукном, столику, на котором был фигурный серебряный поднос с початыми бутылками и четверкой толстостенных квадрат ых стаканов.
– Выпьем, – уверил я его. – Но не с вами.
Отдернув руку, банкир глянул на меня с недоумением и, как показалось, с болью.
– Вашу грубость, Угаров, я готов объяснить только перенесенными треволнениями, – нахмурился он.
– А я не готов эти объяснения выслушивать. – Церемониться с патроном было не в моих интересах. – – Я готов скорее выслушать ваши объяснения по поводу гибели восьмерых, включая меня, сотрудников нашего с вами банка. Это как понимать? Случайное совпадение номером вашей квартиры?
– Все, что мне известно, я изложил следователю. – Савинов налил все-таки себе на два пальца виски и, помедлив, выпил. – Хотите – верьте, хотите – нет, но я не имею отношения к данным событиям. Они для меня столь же трагичны и нелепы, как и для вас.
– Докажите! – подался я вперед.
Другой бы на его месте заартачился: указал бы нам с негодованием на дверь или сослался на идиотскую презумпцию. Да, другой бы так и сделал. Савинов приподнял только редкие брови:
– Каким образом?
– Где сейчас Лернер, Матвеева и Шавло?!
Об их исчезновении Андрей узнал от Заклунного во время визита в прокуратуру. И Заклунный же просил Андрея не распространяться об этом. Он резонно подозревал в причастности руководство. Других подозреваемых у него не было. Слишком разный народ умирал и пропадал в проклятом финансовом монстре. Откровенность Заклунного с рядовым охранником, казалось, противоречила процедуре ведения следствия. Но на первый лишь взгляд. Я Заклунного понял отлично. Он попытался найти союзника внутри структуры и опереться на его помощь. И, надо ему отдать должное, он, переговорив, должно быть, со всеми, выбрал нужного человека. Заклунный, конечно, знал, что информация о пропаже еще троих сотрудников – не секрет. В первую голову – не секрет для самих похитителей. Но просьба держать ее в тайне, обращенная к Андрею, как бы сближала их и делала единомышленниками. К сожалению, я знал неизмеримо больше следователя Заклунного. И потому знал, что времени остается только на активное "шунтирование" этого гадюшника. Навозившись со мной до полной одури, шахматисты приобрели опыт и, дабы избежать дальнейших осложнений, попросту заперли куда-то оставшиеся фигуры. Молодцы шахматисты.
– Да. – Банкир устало провел по лицу ладонью. – Я не могу этого сказать. Мы их ищем.
– Кто такие Краюхин, Вайнштейн и Четверкин? – Я перечислил неизвестных мне оставшихся членов "клуба приговоренных".
В ответ получил исполненный недоумения взгляд управляющего.
– Чем еще я вам могу помочь? – вздохнул Савинов.
– Состав учредителей банка! – прямо потребовал я.
Замшевый мокасин на его ноге закачался. И после дюжины покачиваний замер.
– Извольте, – согласился Петр Сергеевич. – Он ничего вам не даст. У следователя, кстати, он тоже имеется.
Я достал ручку и приготовился записывать.
– Вершинин Иннокентий Парфенович, председатель совета директоров… Далее – члены совета директоров: Скобелев, президент трастовой компании "Элевейтор"; директор нефтеперерабатывающего комбината Житник; Маевский, вице-президент финансово-промышленной группы "Третий полюс" и учредитель ряда иных, неизвестных мне фирм; Центробанк в лице куратора господина Дьяконова… Шорин еще, ответственный уполномоченный объединения тюменских нефтедобытчиков… – На этом Петр Сергеевич остановился.
– Четное число в совете директоров?! – выразил я свое недоумение.
И управляющий, поджав губы, назвал фамилию одного из самых влиятельных в "криминальной вселенной" авторитетов.
– У вас все? – спросил он, когда я закончил стенографировать.
– А у вас? – закрыв блокнот, адресовался я обратно.
– Не смею далее задерживать. – Савинов встал и дождался, пока мы покинем комнату.
– Петр Сергеевич, – притормозил я подле него. – Полагаюсь на вашу сдержанность. Как сказал мудрец…
– Знаю, знаю, – перебил меня банкир. – И кроме того, как я спишу расходы на ваши пышные похороны?
– Со своей стороны обещаю при свидетеле: если все, что относится лично к вам, – правда, на этом свете я более вас не потревожу. Мою трудовую книгу можете оставить себе.
– Ну как?! – заинтересовался Андрей, спускаясь по лестнице. – Узнали мы что-нибудь?!
– Узнали, – ответил я.
– А конкретно?! – не унимался Журенко.
– Конкретно мы узнали, что нам с тобой надо съездить в ГИБДД, зарегистрировать машину и оформить на твое имя у нотариуса генеральную доверенность.
– Немало за полчаса! – хмыкнул Андрей.
"Я никуда не приблизился, – размышлял я вечером, лежа под картиной с похотливыми всадниками. – Я оброс информацией, как днище фрегата ракушкой. Я потерял ход. На кренгование времени не отпущено. Надо завтра браться за Маевского, как ни противно. Он – единственный лоцман в этом запутанном фиорде".
ГЛАВА 24 ДОЧЕРНЕЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
Поучительная история короля Лира, изложенная английским трагиком в назидание потомству, ничему хорошему это самое потомство не научила. Из века в век потомство совершает все те же ошибки, и "сладок нам лишь узнаванья миг". Забвение – вот в чем все дело, клянусь водами Стикса и Леты. Спросите хоть у лодочника. В одну реку люди входят не дважды, но снова и снова, забывая, что входили уже, ибо это – река забвения. Король Лир, глупый и доверчивый король струнных инструментов, не имел наследника. Ну, не имел – и не имел. Не в этом была беда его, а в другом: имел он взамен трех дочерей. Но и не то беда, что имел, а то, что старшая и средняя были честолюбивы и деятельны. Играя на лирических струнах папаши, они постепенно вынудили его расписаться в собственном бессилии и отдать на их дочернее попечение вотчинные земли. А любящего отца пустили по миру, где он благополучно и спятил. Казалось бы, прочти и затверди. Читать не любишь – в театр прогуляйся, не поспи три-четыре акта. Так нет же, паши-то, все такие ушлые, поднаторевшие, беспринципные – чтоб далеко за примерами не ходить – президенты и олигархи, потакая возлюбленным чадам, всей гурьбой бегут в ту же реку, дамские мастера. Дочерние предприятия организуют. А ведь был для них нарочно снят в годы оттепели фильм "Посторонним вход воспрещен!", где русским языком сказано: "Через речку прыгать надо!" А они, бедолаги, не зная броду, раз за разом лезут в воду.
Не избежал этой участи, как следует из дальнейшего, и магнат наш, Аркадий Петрович Маевский.