Филипп Агеев с Николаем Щербаков вину, естественно, давно уже осознали, да толку-то что. Поэтому и на просьбу генерала откликнулись немедленно. Невелика, кстати, и проблема. Облачились в крутую кожу и подъехали на "девятке", любимой машине настоящих бандитов, а не тех, что предпочитают пускать пыль в глаза своими навороченными "меринами", "бехами" и джипами. А дальше короткие разговоры с одним, с другим, и, наконец, третий, без всяких сомнений относительно того, с кем имеет дело, подсказал, где найти Короеда. Предупредил только по-свойски, что Короед не любит, когда его так называют. Вообще-то он Ахмет, а по национальности - караим, то есть тюркский еврей, но родом из Литвы. Вот такой хрен его знает что. Ну а на рынке кто станет разбираться в национальных тонкостях? Караим - короед, один черт. Вот и стал короедом. А свои зовут Ахметом. Если хорошо попросить, любую марку мотоцикла обеспечит. Тут он спец. На него в Германии и Польше свои дилеры работают. Время, деньги - вот и все проблемы.
Так они и сделали. Отыскали Ахмета в "Пицце", на Большой Дорогомиловской, сказали, что есть хороший базар. Предварительно так: нужна "хонда-голд-винг", шестицилиндровая. Заказ поступил срочный. Более подробно можно обсудить стоимость, задаток там и сроки уже сегодня вечером. Короче, называй место, чтоб можно было посидеть.
Ахмет, крепыш, с плоским лицом татарина, задумался, но, видно, внешность покупателей не вызвала у него подозрений. Спросил только, кто дал наводку.
- Есть, ты его знаешь, - уклончиво ответил Филипп. - Вечерком и увидишь. Он - тоже в доле. Ну, где?
Ахмет неожиданно предложил ресторан "Узбекистан". Сыщики, даже не задумываясь, согласились. Вот козел, и придумал же! Они-то знали об особом пристрастии Вячеслава Ивановича именно к этому ресторану. Что ж, на ловца, как говорится, и зверь бежит.
И вечером, в восьмом часу, Грязнов занял, как обычно, кабинет, куда его с почтением лично проводил Рустам Алиевич. Агеев со Щербаком, одевшись поприличнее, но не с вызывающей роскошью дуроломных российских нуворишей, встретили подъехавшего к ресторану Ахмета и уже по-приятельски провели его в кабинет, где был накрыт ужин и дилера ожидал его хороший знакомый.
Самым комичным оказалось то, что Вячеслав Иванович действительно знал Ахмета, как и тот помнил начальника МУРа. Просто генералу и в голову не могло прийти, что российская рыночная шпана способна перекрестить караима в более удобного для их понимания короеда. Ну а все остальное уже происходило, что называется, как доктор прописал.
Ахмет, узнав, естественно, отшатнулся. Но его, дружески успокаивая, поддержали под локотки неожиданно оказавшиеся очень сильными утренние "покупатели". Грязнов же только засмеялся и попросил Ахмета не брать себе в голову лишнего. Это, мол, просто шутка. А вот поговорить по душам действительно надо бы. И ничем опасным этот разговор дилеру грозить не будет. У Грязнова слово всегда было твердым, Ахмет должен помнить.
И он помнил, чего теперь скрывать...
Вячеслав Иванович решил не темнить и не искать подходов, а с ходу назвать вещи своими именами, тем самым как бы подчеркивая свое особое доверие к человеку, на помощь которого искренне рассчитывает. Ахмет просто обязан был оценить такой его шаг, поскольку есть ведь масса способов взять, к примеру, и испортить человеку его успешный бизнес, даже не прилагая к тому особых усилий. А с другой стороны, зачем, когда можно спокойно договориться и, что называется, разбежаться в разные стороны, ты меня не видел, я - тебя.
Итак, речь шла о трех конкретных мотоциклах фирмы "Хонда", которые засветились недавно в кровавой разборке на Бережковской набережной. Не мог об этом не слышать Ахмет. Так вот, задача сводилась к ответам на несколько наверняка не самых трудных для дилера вопросов. Чьи мотоциклы - то есть откуда и когда прибыли и кому принадлежат. Если известно, где они сейчас, совсем замечательно.
- Ага, и кто на них ездил? - Ахмет ухмыльнулся саркастически, мол, не многого ли хочешь, начальник.
- Тогда вообще нет слов! - Грязное "не понял" иронии. - Тогда, Ахмет, моя отдельная тебе благодарность. Ты ж ведь знаешь, я слов на ветер не бросаю.
- Знаю, знаю, - закивал дилер, прикидывая про себя, чем может ему грозить такая откровенность.
- А лично тебя я вообще не видел. И они, - Вячеслав Иванович показал пальцем на сыщиков, - тоже не видели. И чем ты занимаешься, никого не интересует, если ты... ну сам понимаешь.
- Не, начальник, я к этим делам отношения не имею, - сразу отверг любые намеки в свой адрес Ахмет. - Слышал, специальная команда приезжала. Из Милана, что ли... Управились, заказ выполнили и отвалили.
- А чей заказ?
- Много знать хочешь, - снова ухмыльнулся Ахмет. - Кто ж скажет-то? Нам это знать ни к чему, секир башка за это бывает.
-- Но ведь и они ж не сами по себе, верно? - как бы предположил Грязнов, полагая, что это все же очевидный факт.
- Конечно...
- Да ты ешь, ешь, остынет, - поощрил дилера Вячеслав Иванович, заметив, что тот как-то напряженно разглядывает большую свою пиалу с горячей шурпой, вкусно дразнящей пряным ароматом, и сам взялся за ложку.
Несколько минут все молча ели. Налили коньячку, непринужденно чокнулись и закусили острым салатом из тертой редьки с бараниной. Ну, какие проблемы? Сидят знакомые люди, обедают с аппетитом. А проблемы-то были, и в первую очередь, похоже, как раз у Ахмета. Вот он и хлебал - иначе не скажешь - свой жирный горячий еще суп, шумно всасывая ложку за ложкой, но отчего-то хмурился. А на его широком лице сверкали мелкие капельки пота. Может, и от шурпы.
- Говоришь, не сами по себе... - задумчиво произнес Ахмет, откладывая ложку и отодвигая в сторону пустую пиалу. - Говорили тут... Не знаю, верить, нет... Про боксера одного...
- Валерка, что ль? - небрежно бросил Грязнов, не отрывая глаз от своей пиалы.
Ахмет кинул на него мгновенный, острый взгляд, не оставшийся, однако, не замеченным сыщиками, покачал головой и добавил:
- Ну вот, а говоришь - кто. Сам уже знаешь, начальник.
- Так мало чего я знаю, - по-прежнему не глядя на Ахмета, сказал Грязнов, - я уверенным быть хочу. А если и ты уверен, это уже придает вес самому факту. - Так он что, до сих пор в ЧОПе этом пашет? На "Павелецкой" который, да?
- Ну ты даешь, начальник! - расплылся в улыбке дилер. - Сам ведь все давно просек, а со мной только зря время теряешь.
- Нет, Ахмет, не зря... - Грязнов тоже положил ложку. - Все ты мне объяснил по делу. Значит, полагаешь, и мотоциклы там, у них? Или уже избавились?
- Думаю, нет. Я об этом не слышал. А моторы дорогие, по двенадцать штук "зелени" каждый... Вот твои мужики, - он кивнул на Агеева со Щербаком, - базар вели про "Золотое крыло", для отмазки, я понимаю. Так эта "хонда" на все пятнадцать потянет - для сравнения. А может, нужно кому? Я б достал.
- А у кого?- невинно спросил Грязнов, и Ахмет улыбнулся:
- Коммерческая тайна, начальник.
- Да это понятно. Но мне не конкретное лицо нужно, адресок бы.
- Говорили, из Питера, а кто конкретно... - Он пожал плечами.
- На Вампира намекаешь... Или на папашу его, что в Крестах загорает?
Ахмет вдруг шумно вздохнул и приподнялся.
- Знаешь, начальник, пойду-ка я лучше. Спасибо за угощение. Не будешь возражать?
- А как же второе? - опять "не понял" Грязнов. - Отличные отбивные будут! Ну чего ты, ей-богу? Посидели бы, как люди, еще. по рюмочке. Впрочем, если у тебя срочные домашние дела, задерживать не стану. И Рустаму скажу, чтоб случайно не сболтнул. Но он - четкий мужик, так что за себя можешь быть спокоен. И еще совет на дорожку: ты тоже с этим делом, - Вячеслав Иванович постучал себя указательным пальцем по губам, - будь осторожен. Не ровен час, понимаешь меня?
- Ты - начальник, - натянуто засмеялся Ахмет, - а я, стало быть...
- Вот и молоток, правильно понял, - улыбнулся Грязнов. - Ну отдыхай тогда.
И когда тот торопливо ушел, Вячеслав Иванович разлил коньяк по рюмкам, молча поднял свою, так же, одним жестом, пожелал сыщикам здоровья и выпил, крякнув, будто хватил стакан самогона, чисто по-русски. Стал отрешенно ковыряться в салате.
- Вы его давно знаете, Вячеслав Иванович? -- спросил Филипп. - Как-то он странно отреагировал, да, Коль?
- А ведь когда-то был очень даже неплохим агентом, - безотносительно, будто о постороннем, вздохнул генерал. - Что времена с людьми-то делают, а?
- Сам ушел или вы отпустили?
- Значения теперь уже не имеет, - небрежно отмахнулся Грязнов. - И вспоминать не хочется... Короче, нехороший прокол у нас случился, и его чуть было "на перо" не поставили. А у него жена молодая, только женился. И уже с пузом. Что ж мы - не люди, не понимаем? Ладно, проехали... А ведь он, между прочим, - заметили? - все нам сказал.
-Точнее, подтвердил, -поправил Филипп. - Жаль, про балерину не спросили, может, тоже чего слышал...
Наверное, нет... Уверен, что нет... А мы об этом лучше у Боксера поинтересуемся. У меня к нему вообще имеется теперь много вопросов. Вот и повод наконец встретиться...
Глава восьмая
РАЗБОРКИ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ
1
У Константина Дмитриевича Меркулова в одночасье оказалось в руках столько информации, а главное, конкретных адресов, что он, посовещавшись со своими основными "советчиками", предложил использовать уже имеющийся немецкий опыт, когда те накрыли сразу три десятка фирм, и начать подобную акцию в России. Имелось в виду задержание Максима Масленникова в Петербурге, обыски и задержания подозреваемых в убийствах и похищении в Москве, их допросы и затем немедленная передача материалов в Германию, Турецкому. Причем все оперативные мероприятия планировалось провести одновременно, чтобы тем самым сбить с толку самих преступников, вызвать у них полнейшую растерянность.
Но помимо этого еще оставался открытым вопрос с той женщиной, что, возможно, в какой-то степени руководила действиями несчастной бомжихи Нюрки, которая, не исключено, ее же стараниями и превратилась в шахидку-смертницу. Однако в данной ситуации можно было обрести ясность лишь после допросов самого Масленникова и выявления его криминальных связей в обеих столицах, особенно по медицинской части. А также и после того, как бравые питерские чекисты под руководством Ивана Мохова выйдут из странной спячки и отыщут тех братков из "псковской" бригады, которые увезли Нюрку и клички которых уже назвал им на допросе хозяин кафе "Бодрость" господин Нефедов Сергей Степанович. Только вот что-то они все ни мычат ни телятся. А может, просто не хотят, чтобы с ходу развалилась их собственная, удобная во всех отношениях, "чеченская версия"? Ведь под это дело многое можно было списать. Да, поди, уж и постарались, и не одну тихую "зачистку" провели, и хвосты свои подобрали, а тут вдруг - раз, и на тебе! Большим конфузом, однако, запахнет. Особенно в глазах своего же бывшего коллеги. Вот и тянут, сопротивляются очевидным фактам.
Впрочем, если так рассуждать, можно далеко зайти. Ну, например, предположить, что тех братков давно уже и взяли, и хорошо допросили, а теперь просто не знают, что с ними дальше делать. Оставлять в свидетелях или тихо убирать? И пока сами для себя этот кардинальный вопрос не решат, будут игнорировать и прямое указание заместителя генерального прокурора - все допросы задержанных по данному делу производить в его присутствии либо при непосредственном участии Гоголева.
На этой последней версии настаивал Гоголев, хотя сам же недавно обещал Меркулову не катить бочку на чекистов. Но у него именно с Моховым всегда были несколько натянутые отношения, при том что Виктор Петрович вообще старался с фээсбэшниками не конфликтовать. Да оно как-то уж сам собой получалось, традиционно, что ли.
Константин Дмитриевич морщился, но в глубине души почему-то верил интуиции своего заместителя в следственной группе. Однако не жаловаться же президенту на то, что чекисты его не слушаются: раз не слушаются, значит, сам и виноват.
Но к этой проблеме ничто не мешает вернуться позже. Главное- не прозевать теперь Масленникова и опять же даже на пушечный выстрел не допустить к нему чекистов. Получается, все оперативные действия придется проводить в глубокой тайне. Видимо, поэтому и не ринулся сломя голову Виктор Петрович по всем адресам, где мог находиться Вампир, а послал по ним своих собственных, верных сотрудников - установить тщательное и жесткое наблюдение и немедленно сигнализировать при обнаружении объекта, чтобы затем действовать быстро и решительно. Бывали уже случаи, и не такие редкие, к сожалению, когда соперничающие "конторы" предпочитали самым решительным образом "избавляться" от подобных объектов, лишь бы не подпускать к ним "соседей". Почему же сейчас может быть у них сделано исключение? Тем более что именно на Максиме Масленникове, судя по всему, "завязано" очень многое, да к тому же чрезвычайно опасное для некоторых лиц высшего государственного эшелона. И, значит, опять же кое-кому вполне могла прийти в голову весьма трезвая мысль, что рисковать своим положением не стоит. Проще избавиться от головной боли. Резонно, ничего не скажешь.
Вот примерно в таком духе и объяснил Гоголев огорченному Поремскому свою тактику. "Важняк"-то был сразу уже готов мчаться, стрелять, задерживать, допрашивать и так далее. Ну хорошо, а если объект в данный момент отсутствует по всем трем адресам? А если он вообще проживает по четвертому, нам еще неизвестному? Да он же после такой дружной и громкой акции, в которой будут задействованы практически все спецслужбы, просто исчезнет! Или у одной из этих "служб" вдруг сработает чувство самосохранения, и объект неслышно уберут. Окончательно концы утопят. Нет, действовать надо только наверняка.
Он, кстати, дал указание своему оперативнику, который охраняет Дарью Калинову, организовать ей справку от врача, что она заболела, простудилась, ей прописан строго постельный режим, и чтоб в театре все узнали, что она лежит в постели и кашляет. И ничего там у них без нее не случится, все равно лето и спектаклей нет. А ревизию атласных панталон и балетных пачек можно провести и позже. Зато не исключено, что Максим, с его-то характером и необузданным темпераментом, клюнет на это дело. Нет, Дарья - не подсадная утка, конечно, но... немного в этом роде. А в ее охране можно не сомневаться. Впрочем, если у Владимира есть в этой связи свои сомнения либо подозрения - да мало ли какие мысли могут вдруг посетить молодого человека, когда он знает, что у постели его дамы, извините за выражение, денно и нощно дежурит посторонний мужчина во цвете лет и в самом, что называется, соку? - то никто не станет возражать, чтобы и Поремский тоже подключился к ее охране. А что, может, так оно будет и сподручнее?
Г оголев хитро улыбался, но Владимир принял предложение за дружескую шутку и не обиделся. А в самом деле, уж не ревнует ли он Дашку? Это ж ни в какие ворота! Ой, а ведь, кажется, ревнует...
И пока "мэтры" вот так подшучивали и подначивали "молодежь", случилось происшествие, которое показало, что именно Виктор Гоголев как в воду смотрел, а не Владимир Поремский с его богатым воображением. И, собственно, оно, это событие, и отпустило все тормоза, которые еще сдерживали Константина Дмитриевича дать отмашку для всеобщей облавы. Не любил он все-таки половинчатых дел и вынужденных кардинальных решений, которые чаще грешат излишней самоуверенностью и избыточным темпераментом исполнителей, нежели являются следствием холодного рассудочного анализа руководителя операции либо его штаба. Отсюда, кстати, и проистекают всевозможные срывы, за которые потом приходится оправдываться, ссылаясь то на недостаток исходных данных и вообще фактического материала, то на срывы и ошибки оперативных работников, то на утечку информации, а то и на все, вместе взятое.
Произошло же следующее.
Как и договорились, Дарья Петровна позвонила в дирекцию театра и совершенно осипшим голосом сообщила о своей совершенно неожиданной болезни, свалившей ее в койку, заместителю директора Сысоеву. Тот и отреагировал вполне в духе своего сволочного характера. Заявил, что болеть в такую погоду, когда к тому же в костюмерном цехе проходит важнейшая годовая инвентаризация, может только крайне безответственный человек. И вообще болеть Дарья Петровна вполне может и за свой счет, не ставя об этом в известность администрацию, достаточно только ее заявления об уходе со службы по собственному желанию. Претендентов на освободившуюся должность с достаточно высокой зарплатой у него - пруд пруди. Но предупредил также, что всю недостачу, которая, несомненно, будет обнаружена после окончания ревизии, отнесут на ее счет, о чем и оповестят, но уже в судебном порядке.
Слушавший этот разговор по отводной трубке Федор Евгеньевич Седов, оперативник уголовного розыска, которого предварительно тщательно проинструктировал, как себя вести, сам Г оголев, сделал Даше знак рукой, чтобы она промолчала, и включился в разговор.
- Слушай сюда, Сысоев, - грубым, будто прокуренным, голосом начал он. - Ты свой базар, пацан, брось. Сказано тебе - больна, значит, так и есть. И не вякай про своих прен... прет... мать твою, претендентов. И про недостачу не зарывайся. Ты в Комарове усадебку с дачей купил, на чье имя записал, а? Забыл, падла? Так я напомню. Слушай и запоминай, сучья душа. Болеет телка. А кто спросит, так и отвечай. И не базлай с чужими лишнего. Без дачи останешься. И без своего блядского языка. Усек? Вот так.
Он опустил трубку, закончив "содержательный разговор", и с улыбкой взглянул на изумленную Дарью, которая ожидала, видимо, любой помощи, но никак уж не такой. И когда она, даже с некоторым страхом, спросила: "Зачем же вы так?" - ответил:
- Не берите в голову, Дарья Петровна, все уже согласовано. И под жестким контролем. А этого вашего начальничка мы давно знаем. Он же к вам из торговой сети пришел, а там за ним длинный хвост до сих пор тянется. Но, как известно, не вечно веревочке... Разберемся. А вы пока отдыхайте себе. Только напоминаю еще раз: захотите куда позвонить - предупреждайте. Если же сюда станут звонить, трубку поднимайте, но молчите, пока я не дам сигнала, что можно разговаривать, ладно? Это тоже для контроля.
- И что, так теперь долго будет? -ужаснулась она.
- Пока оперативная надобность не отпадет, - просто сказал он и подмигнул.
Его предупреждение оказалось не лишним.
Не прошло и часа, как раздался первый звонок. Повинуясь жесту Седова, Дарья подняла трубку одновременно с ним и стала слушать. Но звонивший молчал. Молчала и она. Седов показал рукой, и она положила трубку на место.
- Кто это был? - спросила шепотом.
Он пожал плечами. И вскоре звонок прозвенел снова. Повторилась и та же игра.
- Дарья, ты? - спросил томный женский голос.
Теперь на вопросительный взгляд Седова пожала