След черной вдовы - Фридрих Незнанский 27 стр.

- Ты за себя больше не беспокойся. Только слу­шайся и какое-то время не проявляй самостоятельнос­ти. Нам бы только поймать его. А уж с его шавками, с бандитами, как-нибудь справимся, разделаемся. Это я тебе твердо могу обещать. Только бы знать, где эта сво­лочь прячется... Мы уж его и за границей искали, и в Москве. Пока все мимо.

- За границей его нет, там мать его проживает. В Дюссельдорфе, он говорил. А сам он?.. А если я скажу, ты со своими сыщиками меня к нему в сообщники не зачислите?

- Да ты что, Дашуня?! - искренне возмутился Вла­димир. - Да мы все за тебя ему пасть порвем! Ты что?!

- Ну вы - ему или он - вам, - рассудительно и печально заметила Даша, - это надо еще посмотреть. Но только и я не уверена, что он в одном месте прячет­ся. Несколько у него квартир. Я на двух у него была.

Еще одну он Светке снимал, но - тайно, не любил афи­шировать свою заботу... Ох, чую, убьет он меня, зря я все это придумала...

Но Поремский был готов уже вскочить, одеваться и мчаться к Гоголеву - за немедленной помощью. Что­бы, не откладывая дела в долгий ящик, высылать опер­группы по названным Дашей адресам, блокировать все входы и выходы, а если гад окажет вооруженное сопро­тивление, стрелять безо всякой жалости.

Это его настроение Дарья, видно, и почувствовала. Ну да, пусти гончую по следу, она все забудет и умчит­ся, бросив хозяина. Или того, кто отстегнул поводок. Но слово было уже сказано, и это она тоже прекрасно понимала, а видя его глаза, загоревшиеся охотничьим азартом, осознала, что и она сама сейчас для него лишь повод догнать и... отличиться. И он уже не отстанет, пока она не назовет адресов.

Но Даша ошиблась. Узнав то, что ему требовалось, и записав три адреса, Владимир посмотрел на часы и удовлетворенно отметил, что времени для любви у них еще оставалось навалом. Так вот прямо и сказал ей: "Время для любви". Она даже не поверила. А как же азарт погони?

- Дашенька, детка! - рассмеялся он. - Ну кто, сама подумай, станет в начале четвертого гоняться за бандитами? Спят же все. И сладкие сны видят. Да и нам с тобой сейчас выходить на улицу совсем не с руки. Бан­дитский же город! Сами пугаете приезжих.

- Это кто ж тебе такое сказал? - В Даше взыграл сварливый патриотизм.

- Те, кто их ловят. А ты успокойся, давай и мы с тобой приляжем, обнимемся, ты Немного поспишь у меня вот здесь, - он пошлепал себя ладонью по левой стороне груди, - а то ведь за всю ночь так и не сомкну­ла глаз. С другой стороны, никто ж нас не заставлял, не насиловал - все сами, верно? А когда настанет утро, я позвоню куда следует, потом мы решим вопрос твоей безопасности, ну а уж потом займутся делом те люди, которым это положено по штату. Самодеятельность в нашей работе исключается полностью. А воспринима­ется только художественная. А теперь иди сюда, обни­ми меня, коленку-то приподними, вот так, сюда... Ох, Дашка, ну до чего ж ты, зараза, сладкая, черт меня по­бери!

И это его почти рычащее признание она еще вос­приняла осознанно, то есть услышала, правда, уже из­далека, хотя губы их давно слились в бесконечном по­целуе. А вот дальше на нее обрушились уже одни сплош­ные эмоции, которые окончательно оглушили, ослепи­ли, а затем и отключили ее сознание.

Бесплотная Дашина душа воспарила к небу и отту­да с неподдельным изумлением наблюдала, как далеко внизу, на одинокой земле, без конца переплетались в страстных конвульсиях грешные тела мужчины и жен­щины, непрерывно заполняя все огромное пустое про­странство вокруг себя тем, что они называли любовью.

Душа-то наблюдала, хотя и терзалась в сомнени­ях - а хорошо ли, правильно ли подглядывать со сто­роны? Ай, как, наверно, все-таки стыдно, но... до чего ж сладко, господи...

Услышав на рассвете, то есть в начале шестого, не привычно молодой и звонкий, а сильно охрипший и будто сорванный на морозе голос молодого "важняка", Виктор Петрович сонно рассмеялся, ибо прекрасно по­нял истинную причину разительной метаморфозы. Это "амур" виноват, как рассуждали все его петербургские предки.

- Ты, Володя, сейчас будто тот, что вчера не вер­нулся из боя. Причины мы обсудим потом, а теперь докладывай по существу. Что тебя заставило тревожить начальство в этакую рань, когда, если ты еще помнишь классика, "все чистое ложится, а все нечистое встает"?

- Виктор Петрович, но комментс! Срочно записы­вайте три адреса! Это сейчас важнее всего.

Уже через минуту Гоголев был серьезнее некуда. Спросил только:

- Ты абсолютно уверен?

- Я ж говорю: пока - без комментариев. Но есть еще одно важное дело...

И он рассказал о том, что нужно срочно обеспечить безопасность женщине, которая и оказала неоценимую помощь следствию. Ее жизнь может оказаться в серьез­ной опасности. На это Гоголев мудро и спокойно отре­агировал, сказав, что он именно так и предполагал. И поэтому прямо сейчас пришлет одного хорошего чело­века, который обеспечит ей охрану и которого она дол­жна будет беспрекословно слушаться и подчиняться ему.

- Это в районе Автово, я правильно вчера тебя понял, да?

- Вот именно, - даже не покраснев, подтвердил Поремский и уточнил адрес, по которому находился.

- Ну и агентура у тебя, Володя, искренне завидую! А по правде сказать, сейчас тебе, я думаю, позавидовал бы даже твой непосредственный друг и учитель Алек­сандр Борисович, который, между нами говоря, и сам никогда не терялся, почему и оставлял за флагом всех своих соперников и конкурентов. Вот так!

Дарья, приникнув щекой к обнаженному еще плечу Владимира, слышала довольно громкий их разговор по мобильному телефону - возможность пользоваться городским аппаратом он сразу отмел - с нарастающим изумлением. Основательно утомленная и физически, и психологически - это ж какое напряжение приходилось выдерживать и переживать раз за разом! - она все же не потеряла способности к логическому рассуждению. И теперь происходящее представилось ей каким-то аб­сурдистским спектаклем, в котором едва ли не главная роль отведена именно ей. И не знала еще - смеяться ей или горько плакать...

4

А непосредственный друг и учитель, о коем неожи­данно к месту вспомнилось Гоголеву (да и то, скорее всего, с подачи Меркулова), досматривал очередной сон и не чувствовал ни малейших угрызений совести отто­го, что никакого видимого результата пока так и не достиг.

Он успел уже ознакомиться с большей частью изъя­тых у представительств компании "Норма" докумен­тов, выслушал соображения по поводу некоторых из них Генриха Крафта - главного специалиста в данной теме, и, наконец, сумел-таки встретиться для серьезно­го разговора, который, впрочем, можно было при же­лании назвать и допросом, с мадам Масленниковой, в девичестве - Нестеровой. Ее местонахождение было отлично известно Генриху, а мадам, естественно, укло­ниться от встречи со следователем из России не мог­ла - слишком уже много суровых обвинений "висело" на ее родных и близких. Отказаться не могла, но и со­трудничать со следствием, как видно, тоже не собира­лась.

Старшая сестра Виктора Михайловича - Галина Михайловна внешне напоминала сухую и подслепова­тую воблу. Эта высокая и худая женщина 65 лет про­живала вовсе не в Дюссельдорфе, как предполагал Ту­рецкий и где, собственно, находился головной офис "Нормы", а во Франкфурте-на-Майне, точнее, практи­чески рядом с ним, если отъехать на северо-запад. Не­большой уютный городок Нидерхёхштадт. Что-то он определенно напоминал Александру Борисовичу, оста­валось только вспомнить что. И ведь всплыло!

Ну, конечно, здесь же его и держали в подвале од­ной из вилл российские бандиты после похищения. И тут же этих бандитов они потом, вместе с герром Юнге, и повязали. Ох, время летит!

Галина Михайловна снимала небольшую двухэтаж­ную виллу на тихой улочке, как она сухо объяснила, в ожидании того дня и часа, когда с ее мужа - Геннадия Ивановича - будут наконец сняты все нелепые обви­нения и он сможет приехать сюда, чтобы навестить ее и V отдохнуть душой от проклятых российских дел.

Самое удивительное, что под "проклятыми делами" она, по мнению Турецкого, правильно понимала имен­но преступную деятельность мужа по продаже краде­ных автомобилей в России. Причем крали-то здесь, при­чем с помощью самих же хозяев автомашин, а продава­ли - там и после еще умудрялись снимать с "лохов"- покупателей двойной и тройной навар. Но уже с помо­щью друзей-подельников в правоохранительных орга­нах. Действительно, в таких-то тяжких условиях где еще и отдохнуть душой, как не в городке, который одно время выбрала для себя едва ли не местом отстоя и от­дыха российская мафия... Но почему же тогда считала обвинения против Масленникова-старшего нелепыми? Воровство и обман покупателя, не говоря уже - госу­дарства, преследуется во всех странах. А она, значит, полагает иначе? Чудно, как жизнь складывается...

Турецкий ехал, смотрел по сторонам, но ничего не узнавал. Наверное, потому, понял наконец, что все со­бытия, которые происходили с ним в этом городке, слу­чались исключительно по ночам. Ночью привезли сюда из аэропорта, ночью же увезли, чтобы утопить в Май­не, а после, тоже ночью, сюда примчалась полиция, что­бы арестовать бандитов.

А городок-то, оказывается, совсем и неплохой, чис­тенький, во всяком случае.

Почти неотличимую от соседских, арендованную виллу Нестеровой окружали несколько аккуратно об­резанных и побеленных фруктовых деревьев, похоже яблонь, и ровно подстриженный газон за невысоким сетчатым заборчиком, снова напомнившим Александ­ру Борисовичу российские загоны для кур. У калитки с зеленым почтовым ящиком находились два больших белых вазона с цветущими розами. Все ровно, аккурат­но, типично по-немецки. И темные кроны лесопарка вдали, а также острый золотистый шпиль кирхи. Будто и годы не ушли...,

Итак, Галина Михайловна оказалась в курсе собы­тий, которые произошли в России. Пока были упомя­нуты лишь нелепая гибель младшего ее сына Вадима, а также убийство родного брата и его спутников. И, ра­зумеется, она была твердо убеждена, что старший ее сын к смерти ее же брата непричастен. Она так и заявила:

- Его там просто не было. А сваливать вину на че­ловека в его отсутствие - это у нашего правосудия са­мое привычное дело.

- Не сочтете ли вы тогда возможным объяснить мне, зачем Максиму Геннадьевичу потребовалось про­сить меня прекратить расследование в отношении его? Зачем это человеку, который уверен в своей невинов­ности? Или все-таки он крупно виноват и боится, что следствие вот-вот назовет имя преступника? И тогда уже у него в прямом смысле земля загорится под ногами? Потому что его больше не оставят в покое ни здесь, в

Европе, ни на родине. Или вы просто не совсем в курсе дела?

- Он?! Кого-то просить об одолжении?! - Изумле­нию и возмущению "воблы" не было, казалось, преде­ла. - Зачем вы лжете мне в глаза, господин следователь?

- Все гораздо проще, - скучным голосом сказал Турецкий. - Я вам устрою в ближайшие день-два оч­ную ставку с вашим юристом и попрошу его подтвер­дить сей огорчительный для вас, видимо, факт. Наде­юсь, Алексей Митрофанович не откажет мне в такой любезности и подтвердит, что действовал от имени сво­его хозяина.

- Я не знаю такого человека. Лично мне он, во вся­ком случае, неизвестен.

- Тем более вам будет интересно познакомиться.

- Не значат ли ваши слова, что вы собираетесь и меня арестовать? Вам что, мало моего страдающего в Крестах мужа?! Вам мало, что мой сын вынужден от вас скрываться?!

- Ну вот видите, вы сами и подтвердили, что Мак­сим скрывается от правосудия. А это уже само по себе преступление. По немецким законам человек, нарушив­ший отобранную у него подписку о невыезде, подле­жит наказанию. Как, впрочем, и по нашим - тоже. Примите мой совет, позвоните ему либо пошлите на­рочного. Пусть он одумается, явится с повинной и даст показания. Во-первых, это действительно поможет бы­стрее установить истину и, возможно, сократить долю его вины. А во-вторых, по моему глубокому убежде­нию, и вы, как мать, скорее всего, меня поймете, чем раньше с ним будет проведена психиатрическая экспер­тиза, тем яснее станет, в частности и для вас, Галина Михайловна, его дальнейшая судьба.

Удар попал точно в цель. Готовая взорваться в край­нем возмущении, "вобла" вдруг осеклась и даже сник- да. И Турецкий не замедлил воспользоваться тягостной для нее паузой.

- Организация убийства вашего родного брата - дело рук Максима Масленникова. К сожалению, ни у кого из нас в этом вопросе больше нет сомнений. Кро­ме того, на подходе еще несколько уголовных дел, по которым он же, я уже предчувствую, также пройдет главным фигурантом. Применение смертной казни у нас, как вам известно, не отменено законом, но приос­тановлено, а пожизненное заключение я ему гаранти­рую со всей ответственностью. Либо вечную психуш­ку, что примерно одно и то же. Рядом с нормальными людьми его оставлять нельзя. Он - Вампир. Это про­звище, кстати, дали ему его же подельники-бандиты. Не понимаю, зачем вам-то такая судьба? И за что? Ворье, убийцы, дегенераты... Нет, не понимаю.

Турецкий встал и услышал ее тихий, словно заду­шенный, голос:

- Вон... из моего... дома...

Обернулся к ней, усмехнулся:

- Уже. В пути. А дом-то, кстати, не ваш. Аренда­тор всегда волен отказать квартиросъемщику, разор­вать договор с ближайшей родственницей уголовных преступников. Имейте в виду. Здесь суровые законы. И это - не Россия, где деньги, к сожалению, пока еще решают практически все.

Возвратившись в Висбаден, Александр Борисович предложил Генриху Крафту все же установить за до­мом Масленниковой, а также за ее почтой и телефон­ными переговорами пристальное наблюдение. Несмот­ря на якобы мужскую твердость характера, эта баба от уверенности московского следователя явно растерялась. И в таком состоянии на все способна, даже на грубые ошибки. Вот и помочь бы ей в этом.

И еще он рассказал Генриху, как подставил хитро­жопого юриста "Нормы". Крафт хохотал, он был уже полностью в курсе ночной встречи Алекса в пивном баре гостиницы.

Йо самым главным во всем этом вояже оказалось все-таки следующее.

Во время разговора, вовсе не похожего на допрос, Александр Борисович постарался ненавязчиво осмот­реть помещение, в котором находился. А во время од­ной из пауз, когда атмосфера не была еще накалена до предела, даже позволил себе подняться из неудобного кресла, в котором сидел так, что колени его были выше головы, и подойти к стене у камина. С обеих сторон этого сооружения, сложенного из дикого, грубо отесан­ного камня, висели в тяжелых рамках фотографии. Они- то и заинтересовали его.

Семейные - это он понял сразу. Узнал Нестеровых, когда те были совсем молодыми. Пожилые люди, оче­видно, их родители. Нормальные лица, поблекшие от времени. По другую сторону оказалась семья уже са­мой Галины Михайловны. Вот - муж, есть в прокура­туре его фотография из дела. А вот и дети, похожие друг на друга. Даже и не определишь, кто здесь из них стар­ший.

Хозяйка, видя интерес следователя, комментировать тем не менее ничего не собиралась. Интересно - смот­ри сам.

На другой фотографии они уже постарше - при­чем один - кудрявый, а второй - бритый наголо. И здесь, поглядев на следующую, уже цветную фотогра­фию, видимо снятую относительно недавно, на кото­рой Максим был один - в строгом двубортном костю­ме, с депутатским триколором на лацкане, Турецкий тут же вернулся к прежней фотографии. И вдруг отметил, что вот этого наголо бритого парня он определенно где- то видел. В том, что это - Максим, сомнений не оста­валось, черты лица все-таки не очень изменились. Но во всем его облике присутствовало и нечто такое, что делало лицо именно с этого снимка непохожим на все остальные. Вот в чем секрет.

Сказать, что он забирает эту фотографию с собой, Турецкий не мог. Масленникова имела все основания послать ненужного ей гостя к черту. В конце концов, это она пошла навстречу следствию, согласившись при­нять у себя москвича, а никакого постановления про­куратуры на этот счет ей предъявлено не было. Вытас­кивать из кармана фоторобот убийцы, составленный после посещения им клиники и дирекции театра, и срав­нивать с фотоснимком было бы глупо. Но, едва выйдя к машине, Александр Борисович достал обе фотогра­фии и внимательно посмотрел на лица, изображенные на них. Коркин - это понятно, фотография подлинная, из уголовного дела. А этот - лысый, бритый, черт его знает, просто очень похож на того, с фотографии у ка­мина. И нельзя было исключить, что Максим, зная, как резко изменяет его лицо отсутствие привычных для ок­ружающих волос на его голове, воспользовался имен­но этим обстоятельством.

Об этом он теперь и сказал Генриху. Тот ответил коротко:

- Достанем. И это будет свидетельствовать о том, что один из не опознанных еще у вас убийц есть Мас­ленников, так?

- Вот именно. А мы проведем соответствующее опознание среди тех, кто видел его. Отдадим фотогра­фию экспертам-криминалистам и, если наше предполо­жение подтвердится, предъявим обвинение в убий­ствах. - И добавил без всякого перехода: - Но у меня почему-то сложилось впечатление, что его нет в Герма­нии. И мать это прекрасно знает. И даже не огорчается по поводу суровых германских законов.

- Да, но мы ведь тоже собираемся его судить, - возразил Крафт.

- Я думаю, уж в этом-то вопросе мы с вами как-нибудь сумеем договориться, Генрих.

- Я тоже так думаю. Ну что ж, отсутствие ожидае­мой информации тоже информация. А теперь давай мы займемся вашими убитыми соотечественниками. Мне уже звонили из криминальной полиции, где рассматри­ваются эти дела, и просили, когда ты освободишься, при­ехать к ним. Ты готов или сперва немного пообедаем?

- Знаю я твое "немного", - захохотал Турецкий. - Нет уж, лучше займемся делом, поехали.

Крафт с разочарованной, несколько комичной улыбкой безнадежно развел руками.

Разговор у них шел по-английски, и они уже пре­красно понимали друг друга.

5

Вячеслав Иванович дал задание Денису и его сво­бодным от других заданий орлам срочно отыскать ему на Киевском рынке автомобильного дилера по кличке Короед. Кто это такой, он не знал, а Самсон так ничего больше и не сказал. Есть, мол, такой - и все. То ли он посредник между теми, кто осуществлял поставку ма­шин и мотоциклов из Германии в Россию, и местными продавцами, то ли продавал сам. Но если сидел конк­ретно в этом бизнесе, наверняка имел своих "кротов" в местной милиции. А следовательно, обращаться к ней за помощью - значит сорвать важное дело. Вот и при­шлось просить частных сыщиков. Тем более что они должны и сами ощущать свою глубокую и непрости­тельную вину, позволив украсть у себя из-под носа че­ловека, которого взялись охранять.