След черной вдовы - Фридрих Незнанский 33 стр.


Курбатов вышел во двор, огороженный фигурной железной оградой, и вызвал Рюрика.

- Что у вас? Я тут на их спецшколу в Луховицах набрел, может, смотаемся?

- Пока не надо, - словами Грязнова ответил Ела­гин. - Обнаружили тот грузовичок. Сережа, молодец, опознал-таки шофера. Пока крутит-вертит, но, вижу, заговорит, когда узнает, что мы ему повесим. А "вдо­вы", как уверяет директор сервиса - я с ним уже зна­ком, имел счастье, чему он, по-моему, даже не удивил­ся, - уже проданы. Знаешь кому? Присядь, если сто­ишь. Той самой твоей Луховицкой спецшколе, которая действует, кстати, под патронажем ФСБ. А у них вы­нуть изо рта вкусную конфетку не выйдет ни у тебя, ни у меня, ни даже у Константина Дмитриевича. Купили на абсолютно законных основаниях, как видно из до­кументов, для нужд обучения кадров. И сами докумен­ты в полном порядке, не подкопаешься, мы уж и так, и этак смотрели. Я про другое подумал. В документах указаны все технические данные на эти мотоциклы, вот их-то и нужно показать тем, кто занимается розыском, понимаешь? Я про Александра Борисовича. И если эти "вдовушки" уже объявлены в международный розыск, мы покажем пальчиком, где их искать. А уж тогда пусть любители мотоспорта сами оправдываются пе­ред общественностью.

- Ну да, - поскучнел Курбатов, - я понимаю тебя... Ведь мы ничем не докажем, что это именно на них катались киллеры. А вот если они числятся в угоне, тогда другой разговор... Интересная картинка получа­ется... Ладно, мы изымаем и возвращаемся.

- Мы - тоже. До встречи.

- Не стойте, "коллега", присаживайтесь, - сказал Грязнов, когда Саша вышел. - Это ж я, можно сказать, в гостях, а вы-то дома. Пока.

- Что означает ваше "пока"? - вспыхнул директор.

- То и означает, что вы слышали. Я же предложил вам не садиться, заметьте! А только присесть для раз­говора. У нас форма такая - обращения, а то многие обижаются, когда им говоришь: садитесь! Уж это я, го­ворит, всегда успею. А поскольку все мы под Богом ходим, я и предлагаю: пок^. Так вот, Алексей Тарасо­вич, что я вам хочу доложить. Уважая ваше прошлое, отданное службе в государственной безопасности, а также вашу репутацию, о которой мне отчасти извест­но из собственных источников, темнить не буду. Наде­юсь и на встречное понимание.

- Я весь внимание, - серьезно и уже без всякой заносчивости сказал Сотников, - мне не надо объяс­нять, что вы приехали с такой командой лишь ради того, чтобы посмотреть, кто служит у меня в охранниках либо кого охраняют "Русичи".

- Но чем же вы подумали? - улыбнулся Гряз­нов. - Если не секрет, конечно?

- Я предполагал, что это случится.

- И даже не подчистили хвосты? Да хоть с тем же Коркиным?

- А что с ним? Вы хоть можете мне объяснить? Сотый раз слышу эту фамилию! Он что, убил кого-то? Зарезал?!

- Вот видите, оказывается, вы и сами уже все знае­те, - развел руками Грязнов.

Сотников даже побледнел:

- Быть того не может...

- К сожалению, Алексей Тарасович, все выглядит именно так. Его взяли вчера сотрудники нашей опера­тивно-следственной группы с поличным. В Санкт-Пе­тербурге. При попытке совершить очередное убийство. С "макаровым" в руках. Но это я просто к слову.

- Вы шутите... Валера? Он же такой спокойный парень. Спортсмен, умеет держать себя в руках. Он у нас, правда, не очень давно, пришел, кажется, по реко­мендации...

- А кто рекомендовал?

- Ну вы уж слишком многого от меня хотите. Я не могу помнить всех, от кого приходят люди. Но могу честно сказать, что несерьезных рекомендаций мы не принимаем. А может быть, знаете, как бывает: я, на­пример, попрошу вас замолвить словечко за моего яко­бы знакомого, по поводу которого мне, в свою очередь, позвонил мой старый приятель... Цепочка и потянулась. Но не столь важно. Мы ведь пытаемся понять, с кем имеем дело... Странно, что судимость была скрыта. Хотя мы на это дело редко обращаем особое внимание. Я имею в виду саму статью, бывает же, совершил на копейку, а схлопотал на весь целковый. Небось "хули­ганка" какая-нибудь, да? Мордобой с последствиями?

- Он проходит соучастником в недавнем нашумев­шем убийстве на Бережковской набережной. Вот такой, я бы сказал, даже слишком спокойный. А также в убий­стве находящегося в коме водителя, недобитого на на­бережной. И в похищении женщины, судьба которой, по всей видимости, весьма печальна. Что предстоит еще уточнить, когда его этапируют к нам, в Москву. Почти одновременно с ним взяли заказчика и тоже соучастни­ка тех же самых и ряда других убийств, некоего доволь­но крупного питерского коммерсанта с уголовным про­шлым Максима Масленникова. Так что на них висит достаточно, чтобы, говоря языком нашего с вами не­давнего прошлого, прислонить обоих к стенке.

- Вы говорите просто чудовищные вещи... - Сот­ников был действительно потрясен, он не играл. Гряз­нов бы заметил.

- Дальше. Только что мне позвонили из "Маяка", с Молдавской, вы поняли. Они обнаружили машину и водителя, который также является соучастником того преступления. Он пока отмалчивается, но, когда предъя­вим ему неопровержимые доказательства, никуда не денется, кинется собственную шкуру спасать. А теперь последняя деталь. Киллеры, стрелявшие на набережной, ездили на мотоциклах фирмы "Хонда", "блэк видоу" называются. Три "черных вдовы", так сказать. Ничего не имеете сообщить мне по этому поводу?

- Скажите... Вас ведь Вячеславом Ивановичем зо­вут? И вы чуть ли не десяток лет возглавляли МУР, вер­но? И с этими вашими "оборотнями" совершенно ни­каких... так?

- Справедливо замечено.

- Вы можете мне поверить, что ко всему, о чем вы рассказали, лично я не имею ни малейшего отношения?

- Могу. Но не должен.

- Понимаю... Что ж, тогда делайте свое дело. Изы­майте, забирайте лицензию, закрывайте к чертовой матери это предприятие, все равно работать не дадут... А дальнейшие разговоры я буду просто вынужден вес­ти в присутствии адвоката.

- Ия вас понимаю. И ценю вашу откровенность. Мне хотелось бы кое-что выяснить для себя касательно наших "вдов"...

- Сугубо между нами, Вячеслав Иванович, - Сот­ников наклонился к нему поближе, - если бы даже ос­тавались хоть какие-то малейшие следы, я уверен, их бы давно уже не было.

- Кроме одного, -- ухмыльнулся Грязнов, - спо­соба доставки через границу, да?

- Тут вам все карты в руки. - Сотников тоже улыб­нулся... - Уж вам ли не знать!

- Увы, как часто повторяет мой старый друг и кол­лега, есть многое на свете, друг Гораций, о чем не сни­лось нашим мудрецам...

- Умно подмечено, - философски заметил Сотни­ков. - А кто ваш друг?

- Помощник генерального прокурора. А подметил- то Шекспир... Это, кстати, касается и неких гарантий с моей стороны.

- Да-да, увы...

- Как знаете.

Вячеслав Иванович не был бы самим собой, если бы остановился на достигнутом сегодня. Он немедленно отрядил часть спецназовцев во главе с Курбатовым в Луховицкую спецшколу. И не опоздал бы, кабы там не случился ну совершенно неожиданный пожар.

Три новеньких мотоцикла стояли в добротном кир­пичном гараже. Но растяпа-механик там же хранил и горюче-смазочные материалы. И электропроводка на ладан дышала. Словом, сошлись воедино все непред­виденные "случайности", которые выявили полнейшее наше... неумение распоряжаться собственным имуще­ством, приобретенным, кстати говоря, за валюту, и не­малую. Груда взорванного и обгоревшего металла не имела уже ничего общего с изумительными изделиями трудолюбивых японцев.

Эксперты-криминалисты, конечно, докажут иден­тичность останков и тех сверкающих мотоциклов, тех­нические данные которых были зафиксированы в до­кументах, да что толку? "Сто раз повторяя слово "хал­ва", - говорят на Востоке, - сладости все равно не почувствуешь..."

Эпилог
ПОЛНЫЙ РАСЧЕТ

Меркулов захотел поприсутствовать на очной став­ке между Масленниковым и Коркиным, которую реши­ли провести еще до отъезда в Москву, хотя он и не лю­бил подобного рода следственных мероприятий. Осо­бых психологических загадок и в данном случае не пред­виделось, но он захотел еще раз взглянуть в лица пре­ступников, послушать их аргументы и посмотреть, как они станут выкручиваться. Но, повидавший в жизни уже всякого, он был потрясен до глубины души тем, как низко, до какого маразма и бесчеловечной подлости могут опуститься "двуногие", видимо, по странной ошибке называющие себя людьми.

Самое поразительное, что Константин Дмитриевич уже успел ознакомиться с многочисленными характе­ристиками, которые давали этим уголовникам те, кто их знали. Никто из свидетелей вроде бы и не лукавил, и называл вещи своими именами, а в глубине души пы­тался, видимо, все-таки понять и оправдать. Крови, во всяком случае, не требовал никто, даже доктор Тороп- кина. А тут, на очной ставке, когда главной фишкой преступников стала их собственная поганая жизнь - в самом прямом смысле (хотя оба были уверены, что их не расстреляют, не повесят, не посадят на электричес­кий стул, не отрубят голову, как это все еще делают в некоторых вполне цивилизованных странах, и даже не утопят в тюремной параше), - они постарались вылить друг на друга столько дерьма, что хватило бы на деся­ток судебных процессов. Вот тебе и тихий, спокойный, скромный весь такой спортсмен, контуженый герой че­ченской войны... Вот тебе и любимый некогда племян­ник, депутат Государственной думы, талантливый мо­лодой предприниматель и меценат, любитель и желан­ный гость всевозможных "светских" тусовок!

Меркулов не ограничился официальным протоко­лом, бурю эмоций, казалось, не вмещали в себя и маг­нитофонные записи, когда, зверея от бешенства, они, может, и сами того не понимая, стимулировали друг в друге взаимную ненависть к себе.

А наиболее сильным был момент, когда им был за­дан вопрос о Светлане Волковой.

Сперва оба ринулись полностью отрицать свое уча­стие, а когда им были предъявлены показания свидете­лей, они, не разобравшись путем, тут же начали топить друг друга, причем выдавая такие подробности, что волосы дыбом поднимались.

Страшной оказалась судьба девушки. Вампир пол­ностью, стопроцентно, оправдал кличку, данную ему его же подельниками-бандитами. Стали понятны сло­ва Дарьи Калиновой, рассказавшей Поремскому, что Макс, отъехавший на денек, а затем вернувшийся в Питер, был похож на зверя, напившегося только что горячей живой крови. Сытый, но все равно страшный. Так оно примерно и было. Но...

Обсуждать услышанное никто не стал, еще предсто­яла эксгумация тела балерины, судебно-медицинская экспертиза и прочие "радости", от которых нормаль­ный человек теряет сон, становясь сам злым и раздра­жительным.

Значит, напился-таки крови... И следов своих оста­вил вдосталь - так уверял Коркин, который только поначалу и держал жертву, когда ее начал допрашивать Масленников. А потом уже и держать не надо было, куда она могла деться с перерезанными поджилками? А еще он копал могилу. И туда же, сверху еще бьющей­ся в судорогах девушки, Максим сбросил свою окро­вавленную куртку и спортивный костюм, будучи уве­ренным, что их никогда не найдут. А так, под саваном, сказал, и ей будет теплее.

Выходя не совсем твердыми шагами из комнаты, где проводилась очная ставка, Меркулов, чеканя каждое слово, сказал Гоголеву:

- Ты лично отвечаешь, что с его головы не упадет ни один волос.

Это было тем более странно, что голова Вампира блестела бильярдным блеском, который безумно хоте­лось погасить хорошим ударом кия. Какие еще волосы?

- Ты понял, о чем я?

Гоголев кивнул.

- Я его, Витя, теперь никому не могу доверить. Кроме тебя. Ты повезешь. И никого к нему не подпус­кай на пушечный выстрел. Впрочем, я тоже поеду с вами. В одном вагоне. Устроят крушение, так хоть на­последок знать буду, что и эта мерзость сдохла...

Не слышал такого от Константина Дмитриевича Гоголев. А ведь давно уже знакомы.

А глубокой ночью, поскольку сон все равно не шел, Меркулов поднялся с постели и принялся звонить в Гер­манию.

Сонный Турецкий встревожился, показалось, что Косте неожиданно стало плохо, а рядом никого нет, кто бы оказал помощь. Все было проще. Константин Дмит­риевич все никак не мог успокоиться после очной став­ки. Вот и поделился своими мыслями на этот счет с дру­гом.

Александр Борисович понял, конечно, его мораль­ное состояние, но утешать не стал, а, наоборот, начал рассказывать о своих последних "подвигах". Это он называл клиническим способом лечения - когда клин выбивают клином. Ты рассказываешь, делишься сооб­ражениями, твой собеседник невольно втягивается, на­чинает даже советы давать, и собственное горе как бы растворяется в повседневщине, будь она трижды нелад­на, но ведь куда ж ты от нее денешься?..

Наиболее острые ощущения у него оставило после­днее посещение мадам Масленниковой.

- Костя, это -незабываемо! Представь себе... Нет, помнишь чью-то картину? Она в Третьяковке висит. Там изображена такая вся трагическая дама в чем-то темном. Прическа ничего себе, длинное платье, руки так вот. Или вроде того. Не помню, не то у зеркала, не то просто так стоит. Ну, известная актриса, Костя! О, вспомнил! У нее еще дом остался на Никитском буль­варе. Или на Тверском? Там какой-то театр рядом. Или даже два?

- Саня, не демонстрируй дремучее невежество, умо­ляю! На часы посмотри!

- Здрасте вам! Это кто же кому звонит, ты - мне или я - тебе? Если я - слушай, а если ты - ложись спать и мне не мешай!

- Да слушаю я тебя, - почти плачущим голосом сказал Меркулов. - Ты, видимо, имеешь в виду порт­рет великой актрисы Марии Ермоловой, написанный не менее великим художником Серовым?

- Костя, молоток, с тобой только кроссворды раз­гадывать! Точно, она. Итак, я вхожу, а у камина стоит эта твоя Ермолова. Только она маленькая стерва, а смотрит выше моей головы, представляешь? Костя, а я же не по собственной нужде! Я уже имел с ней беседу, докладывал тебе. И ничего для себя нового не ожидал. Так вот, слушай дальше.

- Не суетись, она что, сама тебя пригласила?

- Ну! Молодец, сразу просек! Постой, а я тебе не рассказывал, как мой приятель Генрих Крафт явился к ней с официальным визитом и, пока дожидался в гос­тиной, все, что надо, перефотографировал? Ну артист! Прямо как наш Славка в молодости. Ты помнишь, он к одной бабе закатился, черт-те куда, еле адрес отыскал, а когда уже по лестнице поднимался - с цветочками в руках и пол-литрой в кармане, на площадке встретил мужичка, которого сам же и объявил в розыск. Тот охренел от полного изумления и - в бой, а Славка его по кумполу бутылкой. До бабы так и не дошел, но того фармазонщика повязал-таки и в участок доставил. В одной руке - помнишь? - цветочки, а в другой - фармазонщик! Как же его звали-то?

- Не отвлекайся. - Костя невольно улыбнулся, вспомнив, как смеялись все по поводу того случая, а Грязнов никак не мог найти внятных объяснений, ка­ким образом оказался в том доме и на том этаже.

- Ладно, фиг с ним! Короче, мне Генрих передал, что мадам сильно желают меня видеть в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. А мы с Генрихом как раз снова допросили свидетеля, который видел одного мужичка. За десяток минут до взрыва автомобиля, в который должен был сесть наш консул, тот несколько раз проходил мимо, даже в окна машины заглядывал. Потом у него шнурок развязался на ботинке, и он при­сел завязать. И быстро убежал. Свидетель думал, что парень хочет обворовать машину, и уже собрался по­звонить в полицию, чтобы дать описание потенциаль­ного вора. Но тут вышел из дома консул, сел сам за руль... и, как в лучших вестернах, раздался взрыв. Сви­детель собрался уже высказать свои соображения прим­чавшейся полиции, но все вокруг однозначно считали, что это - очередная разборка русской мафии, и он из­менил свое решение. Связываться с русскими бандита­ми было крайне нежелательно. Вот и вся преамбула. Но Крафт отыскал-таки его, и тот все выложил. А когда Генрих посещал с визитом мадам Масленникову, он уви­дел и узнал по описанию того парня. Он служит водите­лем у Масленниковой. Итак, перехожу ко второму акту.

- Погоди, не части, дай осмыслить! - Ситуация в понимании Меркулова становилась прямо-таки абсур­дной.

- Некогда, Костя, время идет, а время нынче - чистые евро, немцы давно уже забыли про свои мар­ки... Ладно, я вхожу, она стоит как изваяние. "Я при­гласила вас, чтобы сообщить..." - ну и так далее. Что она хотела? Совсем немногого. Лично я - сообража­ешь? - должен немедленно прекратить преследование ее сына, иначе - слушай внимательно! - меня постиг­нет судьба презренного, я цитирую, Ваньки Герасимо­ва. Оказывается, она уже к нему обращалась - по ста­рой памяти, он ведь тоже питерский и мог бы оказать влияние на президента. Если бы захотел. А он, надо понимать, послал ее. Недипломатическим образом. И теперь она выступала в роли Валькирии, или кто там у них и предсказывает, и приводит в исполнение? Я гово­рю: "Вы мне, кажется, угрожаете?" - а она: "Нет, пока предостерегаю!" Каково? И - аудиенция закончена. Костя, это жуткая, неизлечимая болезнь, но против нее просто необходимо принимать самые решительные и, может быть, превентивные меры.

-- Ты, надеюсь, не сказал ей, что сын арестован и дает показания?

- Я не тороплюсь приблизить свой жалкий конец, Костя. Пожить хочется. Но у меня сложилось твердое ощущение, что у них тут у всех, я имею в виду наших, поехала крыша. Костя, они действительно уверены, что повсюду хозяева. Ей-богу, хуже американцев! Но те хоть своей страной при этом гордятся, флаг по утрам под­нимают, а эти... Не, ну их всех, домой хочу.

- Если желаешь знать мое мнение, скажу вот что. Профессор Ганнушкин, как нам с тобой известно, уже дал достаточно четкое описание известной болезни. И под него подпадает не только Вампир, прости господи, не к ночи будь сказано, а, видимо, и его папаша с мама­шей. Это у них семейное. Но я вот еще о чем думаю. Самому-то что докладывать? Ведь никакой же полити­ки, одна сплошная патология. Трагический, не предус­мотренный природой, частный случай.

- Или, наоборот, это природа так отомстила. Чуму, холеру там, оспу насылала за все грехи людские, а те­перь и у нее, видно, новый подход. А что тебя смущает? Ждать конца следствия уже нет смысла, потому что ис­ход ясен, а расчет - однозначен. Хочешь - сам доло­жи, не хочешь - меня вызови для доклада, только спа­сибо скажу. Мальчишки-то как?

- Нет, Саня, мне в моей жизни одного тебя во как хватило! А теперь этот Поремский еще! Перебор, Саня, перебор...

- А чего он натворил?

- Ты себя в его годы вспомни! Ты-то чего делал? А впрочем, черт его душу знает, может, еще и женится на ней... Нет, она, конечно, может, и ничего, на чей вкус... Клавдию Сергеевну несколько напоминает, в молодости.

- О Клавдия! - застонал Турецкий. - Как мне тебя здесь, на чужбине, не хватает!

- Паяц! - сердито бросил Меркулов. И, даже не задумавшись, привычно уже добавил: - Иди отсюда! Не мешай работать!

Александр Борисович Турецкий оглушительно за­хохотал и отключил телефон.

Оглавление

Пролог. "ШАХИДКА"

Глава первая. В ЛУЧШИХ ТРАДИЦИЯХ

Глава вторая. ЗА НОВЫМ НАЗНАЧЕНИЕМ

Глава третья. ПО СЛЕДУ СВИДЕТЕЛЬНИЦЫ

Глава четвертая. ПОХИЩЕНИЕ

Глава пятая. ПОГОНЯ

Глава шестая. ПОИСКИ И НАХОДКИ

Глава седьмая. НА АГЕНТУРНОЙ ВОЛНЕ

Глава восьмая. РАЗБОРКИ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ

Эпилог. ПОЛНЫЙ РАСЧЕТ

См. роман Ф. Незнанского "Контрольный выстрел" (М., 1996).

См. роман Ф. Незнанского "Контрольный выстрел" (М., 1996).

См. роман Ф. Незнанского "Возвращение в Сокольники" (М., 2003).

См. роман Ф. Незнанского "Контрольный выстрел" (М., 1996).

Назад