Округ Форд. Рассказы - Джон Гришем (Гришэм) 26 стр.


- Так он, почитай, уже покойник?

- Может, и так, Герман. Скоро ему станет еще хуже, и он умрет. Печально все это.

- Рак, что ли?

- Нет, не рак.

- Тогда что?

- Это особая болезнь, Герман. Заразился он в Калифорнии.

- И все равно никак в толк не возьму.

- В мире много непонятного.

- Но почему он живет с тобой, в этой части города?

- Я же говорила, Герман, что должна за ним ухаживать.

- Тебя заставили, потому что дом принадлежит им?

- Нет.

- Тогда, наверное, платят хорошо?

- Не твое это дело, Герман.

Он ушел, но не домой - затопал вперед по улице; и вскоре новость разнеслась по всей округе.

В кафе зашел шериф - поесть блинов, и был тут же атакован Делл.

- Просто не понимаю, почему ты не можешь отправить этого парня на карантин, - громко, чтобы слышали все, сказала она. Посетители обратились в слух.

- Так для этого требуется решение суда, Делл, - ответил шериф.

- Стало быть, этот парень может свободно разгуливать по городу, распространяя страшную заразу. Так, что ли?..

Шериф был человеком терпеливым, за долгие годы службы ему удалось уладить немало конфликтов.

- Мы живем в свободной стране, Делл. И можем разгуливать где угодно. Так записано в Конституции.

- Ну а если он всех тут перезаражает? Что ты тогда скажешь?

- Мы связывались с Департаментом здравоохранения. В прошлом году СПИД убил в Миссисипи семьдесят три человека, так что проблема им хорошо знакома. СПИД - это тебе не грипп. Им можно заразиться только через кровь и другие жидкости, что есть в организме.

В помещении повисла тишина. Делл и остальные посетители размышляли над тем, какие еще, кроме крови, жидкости, имеются в теле человека. Воспользовавшись паузой, шериф запихнул в рот изрядную порцию блинов. Долго жевал, а проглотив, заметил:

- Послушайте, никаких причин для тревоги нет. Мы держим ситуацию под контролем. Наблюдаем за ним. Нигде он не разгуливает, никого не беспокоит. Сидит себе на крылечке с Эмпорией, и все.

- Но я слышала, люди там очень недовольны.

- Ну мало ли что говорят.

В парикмахерской один из постоянных клиентов заметил:

- Вроде бы наши цветные там сильно возмущаются. Поговаривают, будто этот больной парень прячется в одном из старых домов своего покойного папаши, который тот сдавал внаем. Народ очень недоволен.

- Что ж, винить их нельзя. А ты что сказал бы, если бы он стал твоим соседом?

- Да я бы взял пушку и проследил за тем, чтобы он и задницы своей из-за забора не высовывал!

- Но ведь он никому ничего плохого не сделал. Из-за чего сыр-бор?

- Буквально вчера вечером я читал одну статью. И там предсказано, что скоро СПИД станет самой страшной болезнью в истории человечества. Он убьет миллионы, поначалу в Африке, потому как там каждый трахается с кем попало и как попало.

- А я-то думал, такое происходит только в Голливуде.

- Ну и там тоже. Калифорния - самый настоящий рассадник заразы. Заболевших СПИДом там больше, чем в любом другом штате.

- Вроде бы там Кин его и подцепил?

- Говорят, да.

- Трудно поверить, что в восемьдесят девятом СПИД добрался и до Клэнтона.

В здании окружного суда, в канцелярии, в центре внимания оказалась молодая дама по имени Бет, а все потому, что ее муж работал в городской полиции и как раз вчера его послали в рейд в Лоутаун, проверить, как там обстоят дела. Он проехал мимо маленького розового домика Эмпории Нестер, и слухи нашли свое подтверждение. Действительно, там на крыльце сидел неимоверно бледный и тощий белый молодой человек. Ни полицейский, ни его жена не были знакомы с Адрианом Кином, но так как полови на обитателей города бросились искать снимки выпускников местной средней школы, по рукам ходили групповые фото. А поскольку полицейского обучали быстро опознавать подозреваемых, он на все сто был уверен, что видел именно Адриана Кина.

- А почему это полиция следит за ним? - несколько раздраженно спросила Майра.

- Ну видишь ли, мой муж был там, потому что ему приказали, - сердито отрезала Бет.

- Но ведь это не преступление - заболеть, верно? - парировала Майра.

- Нет. Но полиция для того и существует, чтобы защищать народ, так или нет?

- Тогда выходит, что, если Адриан Кин не покидает дом, по-прежнему сидит на крыльце, все остальные могут считать, что они в безопасности? Достаточно следить за ним? Так, что ли, Бет?

- Я этого не говорила, так что нечего приписывать мне свои слова. Как-нибудь сама разберусь, что сказать.

Ну и далее в том же духе.

Проснулся он поздно и еще долго лежал в постели, глядя в белый потолок и задаваясь вопросом, сколько ему еще осталось. Потом снова спросил себя, почему оказался здесь. Впрочем, он и без того уже знал ответ. Он видел, как уходили многие его друзья, и несколько месяцев назад принял решение: не стоит отягощать своим видом и состоянием тех, кто еще жив и здоров. Куда легче распрощаться навсегда, торопливо чмокнув в щеку, обменявшись крепкими рукопожатиями, пока он еще способен на это.

Первая его ночь в розовом домике сопровождалась ставшими уже привычными приступами озноба, сильным потоотделением, сбивчивыми воспоминаниями и ночными кошмарами. Адриан ненадолго проваливался в сон, затем долго лежал с открытыми глазами, уставившись во тьму. Проснувшись, он чувствовал себя разбитым и знал, что усталость эта уже никогда не пройдет. Но вот наконец он встал с постели, оделся, потом посмотрел на лекарства. Более дюжины пузырьков с таблетками были выставлены в ряд, в том порядке, как велели принимать врачи. Первый прием включал восемь различных таблеток. Адриан закинул пригоршню в рот, запил водой. В течение дня ему придется вернуться сюда несколько раз. И все эти лекарства совершенно бесполезны, думал он, аккуратно завинчивая крышечки пузырьков. Таблетки не спасут его от смерти - таких препаратов еще не придумали, - просто они немного продлят жизнь. Да и это еще не факт. Так к чему усилия? Лекарства обходились в тысячу долларов в месяц, и семья весьма неохотно согласилась выдавать эти деньги. Двое друзей Адриана покончили с собой; эта мысль никогда не оставляла и его.

В доме было уже жарко, и он вспомнил детство - долгие, напоенные влажной жарой летние дни, по которым никогда не скучал в той, другой жизни.

А потом он услышал, как возится на кухне Эмпория, и пошел поздороваться.

Адриан не ел ни мясо, ни молочные продукты, так что Эмпории пришлось поставить на стол тарелку нарезанных ломтиками помидоров, свежих, только что с огорода. Странный завтрак, подумала она, но тетушка Леона велела кормить Адриана тем, что он хочет. И добавила при этом: "Слишком уж долго он отсутствовал". Потом Эмпория разлила по чашкам растворимый кофе с цикорием и с сахаром, и они вышли на крыльцо.

Эмпории хотелось знать о Нью-Йорке все - она много читала об этом городе, смотрела передачи по телевизору. Адриан, как мог, описал Нью-Йорк, рассказал о своей жизни там, о колледже, первой работе, о людных улицах и бесконечных витринах магазинов и лавочек, об этнических группах, населяющих мегаполис, о бурной ночной жизни. И тут возле дома остановилась пожилая женщина и окликнула:

- Привет, Эмпория!

- Доброе утро, Дорис. Заходи, посидим вместе.

Дорис не колебалась. Эмпория познакомила ее с Адрианом, они обошлись без рукопожатий. Дорис оказалась женой Германа Гранта и самой близкой подругой Эмпории; жили они напротив, через улицу. Если женщина и нервничала, общаясь с Адрианом, то виду не подавала. Через несколько минут соседки принялись обсуждать нового священника: этот человек им, похоже, не слишком нравился, - а потом перешли к сплетням, ходившим среди прихожан. И на какое-то время напрочь забыли об Адриане, а тот слушал их с интересом и легкой улыбкой. Покончив с церковью, они принялись перемывать косточки знакомым и членам их семей. У Эмпории детей не было, зато у Дорис хватало на двоих: целых восемь, почти все переехали на Север, - тридцать внуков и еще несколько правнуков, правда, еще совсем маленьких.

Адриан слушал примерно час, затем вмешался, воспользовавшись короткой паузой:

- Вот что, Эмпория, мне надо сходить в библиотеку, поискать кое-какие книги. Наверное, это далеко, пешком не дойти.

Эмпория и Дорис как-то странно посмотрели на него, но промолчали. С первого взгляда было ясно: Адриан слишком слаб, ему и до конца улицы не дойти. Тем более в такую жару. Да бедняга просто свалится, не сделав и нескольких шагов от розового домика.

В Клэнтоне была всего одна библиотека, неподалеку от центральной площади; о том, чтобы создать филиал в Лоутауне и речи не могло быть.

- А как вы сами до города добираетесь? - спросил Адриан. Машины у Эмпории не было.

- Вызываем "Черно-белое".

- Кого?..

- "Черно-белое" такси, - ответила Дорис. - Только на нем и ездим.

- А ты не знал про "Черно-белое"? - спросила Эмпория.

- Да меня не было четырнадцать лет.

- Ах да, верно. Это долгая история. - И Эмпория уселась поудобнее, готовясь начать рассказ.

- Да уж, - заметила Дорис.

- Есть тут у нас два брата. По фамилии Гершель. Один черный, другой белый, примерно одного возраста - ну, где-то лет под сорок. Да, Дорис?

- Да, примерно под сорок.

- Отец у них один, а вот матери разные. Одна здешняя, другая откуда-то еще. Отец давным-давно смылся, и братья знали правду, но никак не могли с ней примириться. Ну а потом подружились и признали то, что было уже известно всему городу. Да они даже похожи, верно, Дорис?

- Белый - тот повыше будет, а у цветного зеленые глаза, представляете?

- Да. Так вот: решили они создать свою компанию. Такси. Купили пару стареньких "фордов" с пробегом по миллиону миль. Покрасили их черной и белой краской - отсюда и название фирмы. Забирают людей с окраин и везут в центр, туда, где чистые дома и шикарные магазины. Ну а потом сажают тамошних жителей и везут обратно. То есть сюда.

- Зачем? - спросил Адриан.

Эмпория и Дорис переглянулись, потом потупили взоры. Адриан почувствовал: тут пахнет очередной тайной - и не отставал:

- Ну скажите же мне, дамы: зачем белые люди приезжают сюда на такси?

- Они в покер здесь играют, - неохотно ответила Эмпория. - Так говорят.

- И еще - женщины, - тихо добавила Дорис.

- И виски из-под полы купить можно.

- Понимаю… - протянул Адриан.

Теперь, когда всплыла правда, все трое какое-то время сидели молча и наблюдали за молодой мамой, которая шла по улице с бумажным коричневым пакетом с покупками.

- Так, значит, я могу позвонить одному из Гершелей и договориться, чтобы он отвез меня в библиотеку? - спросил Адриан.

- Да я сама позвоню. Они меня хорошо знают.

- Они вообще славные ребята, - вставила Дорис.

Эмпория ушла с крыльца в дом. Адриан улыбнулся, продолжая размышлять над забавной историей братьев по фамилии Гершель.

- Хорошая она женщина, - сказала Дорис, обмахиваясь веером.

- Да, очень, - согласился он.

- Но так и не встретила своего мужчину.

- А вы давно знакомы?

- Нет, не очень. Лет тридцать, наверное.

- Целых тридцать лет?.. И это, по-вашему, недолго?

Она усмехнулась:

- Может, для вас это и большой срок, но я выросла здесь, среди этих людей, и выросла уже очень давно. Как по-вашему, сколько мне?

- Сорок пять.

- Вот льстец! Да мне через три месяца стукнет восемьдесят!

- Быть того не может.

- Вот те крест.

- А Герману сколько?

- Говорит, восемьдесят два, но с виду не дашь.

- И сколько вы уже женаты?

- Поженились, когда мне было пятнадцать. Давно.

- И у вас восемь детей?

- Да, от меня восемь. А вообще у Германа одиннадцать.

- Как же это получилось, что у него больше детей?

- Да у него трое побочных.

Адриан решил, что вдаваться в подробности и затрагивать тему внебрачных детей не стоит. Может, он понял бы все это, если бы прожил в Клэнтоне всю жизнь. А может, и нет. Вернулась Эмпория с подносом, на котором стояли стаканы и кувшин воды со льдом. Чтобы снять напряжение, Адриан заранее договорился с ней, что будет пользоваться одними и теми же стаканом, тарелкой, миской, вилкой и ложкой. Она налила воды со льдом, бросила ломтик лимона в выбранный им стакан - сувенир с ярмарки, помеченный 1977 годом.

- Дозвонилась до белого Гершеля. Будет здесь через минуту, - сказала Эмпория.

Они не спеша потягивали холодную воду, обмахивались бумажными веерами и говорили о жаре.

- А знаешь, Эмпория, - сказала Дорис, - он думал, что мне сорок пять. Ну как тебе это нравится?

- Белые ни за что не определят, сколько нам лет. А вот и такси.

Очевидно, во вторник утром вызовов было не много - машина подъехала через пять минут после звонка Эмпории. И действительно это оказался старенький черный "форд" с номерами телефонов на бампере, белыми дверцами и белым капотом, с начищенными до блеска колесными дисками.

Адриан поднялся и медленно выпрямился, точно обдумывая следующее свое действие.

- Вернусь через час или около того. Хочу найти в библиотеке несколько книжек.

- Думаете, справитесь? - озабоченно осведомилась Эмпория.

- Конечно. Я в полном порядке. Приятно было познакомиться, мисс Грант, - кивнул он, подпустив в голос протяжные нотки истинного южанина.

Дорис так и расплылась в улыбке:

- Ну, тогда до встречи.

Адриан сошел с крыльца по ступенькам и был уже на полпути к улице, когда белый Гершель выбрался из машины и крикнул:

- Э нет, так не пойдет! О том, чтобы он сел в мою машину, не может быть и речи! - Он остановился и сердито указал на Адриана: - Я о тебе слышал!

Адриан так и застыл на месте, лишившись дара речи.

Гершель не унимался:

- Не позволю разрушить мой бизнес!

Эмпория сошла с крыльца и сказала:

- Все нормально, Гершель. Он не опасен. Даю слово.

- Довольно, мисс Нестер. Речь не о вас. Он в мою машину не сядет, и точка! А вы должны были предупредить.

- Но послушай, Гершель…

- Да все в городе о нем знают. Так что нет и нет. На черта мне это надо?! - Гершель нырнул в распахнутую дверцу, с грохотом захлопнул ее и резко рванул с места. Адриан проводил машину взглядом, затем медленно развернулся, подошел к крыльцу, поднялся и прошел мимо женщин в дом. Он устал - не мешало бы вздремнуть.

Книги доставили к концу дня. У Дорис был племянник, учившийся в городской средней школе, и она поручила ему взять книги для Адриана. Тот решил наконец разобраться со сложным миром Уильяма Фолкнера, писателя, творчество которого заставляли изучать в старших классах средней школы. В ту пору Адриан, подобно остальным юным жителям штата Миссисипи, считал, что учителей английской литературы заставляют включать Фолкнера в программу лишь по распоряжению свыше. Он с большим трудом дочитал до конца "Притчу", "Реквием по монахине", "Непобежденные", еще несколько произведений, которые постарался поскорее забыть, но сдался, не дойдя и до середины романа "Шум и ярость". И вот теперь, на исходе жизни, вдруг вознамерился понять Фолкнера.

После обеда, или ужина, как его здесь называли, Эмпория принялась мыть посуду, а Адриан же уселся на крыльце и решил начать с самого начала, с романа "Солдатская награда", опубликованного в 1926 году, когда Фолкнеру было всего двадцать девять. Прочел несколько страниц, потом решил немного передохнуть. Прислушался к звукам, доносившимся со всех сторон: тихий смех с соседнего крыльца, крики ребятишек, игравших где-то в отдалении, шум включенного телевизора в трех домах от них, пронзительный голос женщины, сердившейся на мужа. Адриан смотрел на людей, неспешно прогуливавшихся по Рузвельт-стрит, ловил на себе любопытные взгляды тех, кто проходил мимо розового домика. Встретившись с ними взглядом, улыбался и кивал, в ответ кое-кто из них неохотно выдавливал приветствие.

Уже в сумерках на крыльцо вышла Эмпория и уселась в свое любимое кресло-качалку. Какое-то время они молчали. В словах не было необходимости, как между старыми добрыми друзьями.

И вот наконец она сказала:

- Мне очень жаль, что так получилось с Гершелем и его такси.

- Ерунда, не обращайте внимания. Я все понимаю.

- Он просто темный человек, вот и все.

- Видали и похуже, Эмпория. Думаю, вы тоже.

- Да, наверное. Но только это… неправильно.

- Согласен.

- Может, подать чаю со льдом?

- Нет. Предпочел бы что-нибудь покрепче.

Она задумалась на секунду. И промолчала.

- Послушайте, Эмпория, я знаю, вы не пьете. А вот я иногда себе позволяю. Не такой уж я большой любитель спиртного, но сейчас мне действительно хочется выпить.

- Никогда не держала в доме спиртного.

- Тогда буду пить только здесь, на крыльце.

- Я христианка, Адриан.

- Знаю множество христиан, которые выпивают. Да ты загляни в Библию. "Первое послание к Тимофею", глава пятая, стих двадцать третий. Ну, там где Павел советует Тимофею испить немного вина, чтобы успокоить боль в желудке.

- У тебя проблемы с желудком?

- У меня везде только одни проблемы. Вот и хочу немного выпить, взбодриться.

- Вот уж не думала…

- Да ты сама попробуй. Сразу почувствуешь себя лучше.

- С желудком у меня все нормально.

- Хорошо. Тогда ты будешь пить чай, а я - вино.

- Интересно, где ты собираешься достать вино? Все винные лавки давно закрыты.

- Они закрываются в десять. Так требует закон штата. И мне кажется, есть одна, как раз неподалеку отсюда.

- Послушай, я не могу указывать тебе, что делать, а что нет. Но ты совершишь большую ошибку, если отправишься в винную лавку в столь поздний час. Можешь и не вернуться. - Эмпория просто представить не могла, как белый молодой человек, особенно в таком болезненном состоянии, пройдет четыре квартала до магазинчика Вилли Рея, который, торговал в основном виски. Там на выходе, возле стоянки, обычно тусовались местные хулиганы. Как Адриан купит выпивку, как доберется потом до дома?.. - Не слишком удачная идея, молодой человек.

Какое-то время они молчали. По улице вышагивал какой-то мужчина.

- Кто это? - спросил Адриан.

- Карвер Снид.

- Нормальный парень?

- Да вроде ничего.

И тут Адриан окликнул прохожего:

- Мистер Снид!

Карверу было под тридцать, и жил он с родителями в самом дальнем конце Рузвельт-стрит. Другой цели, кроме как поглазеть на "призрака", поселившегося в доме у Эмпории Нестер, его прогулка не имела. Но последнее, чего ему хотелось, - это столкнуться с умирающим лицом к лицу. Однако он подошел к изгороди и сказал:

- Добрый вечер, мисс Эмпория.

На верхней ступеньке крыльца стоял Адриан.

- Вот, познакомься, это Адриан, - сказала Эмпория, крайне недовольная сложившейся ситуацией.

- Рад познакомиться, Карвер, - сказал Адриан.

- Взаимно, - буркнул в ответ Снид.

Адриан решил сразу взять быка за рога:

- Послушай, Карвер, у тебя нет желания прогуляться до винного магазинчика и обратно? - спросил он. - Я не прочь промочить горло, а мисс Эмпория не держит дома спиртного.

- Сроду не держала в доме виски, - проворчала та. - Никогда.

Назад Дальше