Делл, часто сама распространявшая слухи просто от скуки, но верившая в надежные источники, ответила:
- Да он уже здесь.
- И у него СПИД. Так, что ли?
- Чем-то он болен, это точно. Весь такой бледный, худющий, выглядит словно ходячая смерть.
- Когда ты его видела?
- Я не видела. Но экономка его тетушки рассказала, что он приехал вчера днем. - Делл стояла за стойкой в ожидании, когда повар подаст с кухни заказанные блюда, все посетители разом смолкли и смотрели только на нее. - Да, парень болен, это точно. Причем неизлечимо, тут уж никто ничего не может поделать. В Сан-Франциско никто о нем не заботился, вот он и решил вернуться домой умирать. Печальная история.
- А где поселился?
- Ну, в большом доме он жить точно не будет. Семья собралась, посоветовалась и решила, что там ему не место. Потому что болезнь у него страшно заразная и смертельная. Поэтому его решили поселить в старом доме Исаака, что в Лоутауне.
- Так он что же, живет с цветными?
- Получается, так.
Понадобилось время, чтобы осмыслить услышанное, но постепенно все стало более или менее ясно. Трудно было смириться с мыслью о том, что Кин теперь живет по ту сторону железнодорожных путей, в "черном" квартале, однако подобное решение выглядело логичным. Нельзя же селить больного СПИДом в той части города, где проживают белые.
Делл меж тем продолжила:
- Одному Господу известно, сколько хижин и домов старик Кин купил и построил в Лоутауне. Думаю, ему до сих пор принадлежат несколько десятков.
- Послушай, а с кем же парень живет?
- Да мне как-то без разницы. Просто не хочу, чтобы он появлялся здесь.
- Все же интересно, Делл. Что ты сделаешь, если он вдруг выйдет и попросит подать ему завтрак?
Она вытерла руки полотенцем, уставилась на мужчину, задавшего этот вопрос, стиснула челюсти, а потом ответила:
- Знаешь, я имею право отказаться обслуживать кого угодно. Постоянных клиентов, конечно, никогда не обижу. Но если он заявится, попрошу его выйти вон. Вы должны помнить, ребята: парень жутко заразный, и речь идет не о какой-то там простуде. Если я обслужу его, потом из его тарелки и стакана будет есть и пить кто-то другой. Вы только вдумайтесь в это!
Они довольно долго размышляли об этом.
И вот наконец кто-то сказал:
- Все же интересно, сколько ему еще осталось?
Этот же вопрос обсуждался на другой стороне улицы, на втором этаже здания суда, в канцелярии, где собравшиеся на утренний кофе сотрудники грызли печенье и делились последними новостями. Майра, отвечающая за сделки с земельными участками, окончила среднюю школу на год раньше Адриана Кина. И конечно, все они уже тогда замечали, что он какой-то другой. А потому речь держала она.
Через десять лет после выпуска Майра с мужем отдыхала в Калифорнии и решила позвонить Адриану. Встретились они за ленчем в заведении под названием "Пристань рыбака", где за окнами открывался впечатляющий вид на Алькатрас и мост Золотые Ворота, и прекрасно провели время, вспоминая жизнь в Клэнтоне. Майра уверяла Адриана, что с тех пор в родном городе ничего не изменилось. Адриан же откровенно рассказывал о себе. Шел 1984 год, и жизнь он вел в целом свободную и счастливую, особых личных привязанностей у него не было. Беспокоил его только СПИД, хотя в ту пору Майра почти ничего не знала о такой болезни. Первая волна эпидемии накрыла местное сообщество геев, последствия и потери были просто пугающие. Широко пропагандировались изменения в образе жизни. Некоторые больные "сгорали" за полгода, сказал Адриан Майре и ее мужу. Другим удавалось продержаться несколько лет. Адриан уже потерял несколько близких друзей.
Майра описывала этот ленч в мельчайших подробностях, ей едва ли не благоговейно внимали слушатели - с десяток сослуживцев. Уже сам факт, что она побывала в Сан-Франциско и проехала по знаменитому мосту, резко выделял ее среди остальных. Они видели снимки - она не раз их показывала.
- Говорят, он уже здесь, - заметил один из клерков.
- И сколько еще протянет?
Но Майра не знала ответа на этот вопрос. После той встречи за ленчем прошло пять лет, с тех пор она ни разу не общалась с Адрианом, и уж тем более не собиралась делать этого теперь.
Новые факты появились пять минут спустя, когда в парикмахерскую зашел некий мистер Рутледж, который еженедельно подравнивал здесь волосы. Его племянник вставал на рассвете и развозил утренний выпуск "Тьюпело дейли". В каждый дом центра Клэнтона приходила эта газета. Племянник был в курсе слухов, а потому проявлял бдительность. Медленно катил на велосипеде по Гаррисон-стрит и поехал еще медленнее, когда приблизился к дому старого Кина. И именно этим самым утром, буквально два часа назад, он столкнулся лицом к лицу с незнакомцем, которого никогда уже не забудет.
Мистер Рутледж красочно описал эту встречу:
- Джой сказал, что никогда прежде не видел такого больного человека. Худой, изможденный, кожа бледная как у трупа, на руке какие-то пятна, щеки ввалились, волосы редкие-редкие. Он сказал, парень выглядел как только что преставившийся. - Рутледж редко описывал факты, не приукрасив их, и это было хорошо известно всем. Однако слушали его внимательно. И никто не осмелился указать на то, что вряд ли Джой, туповатый мальчишка тринадцати лет, стал бы употреблять такое слово, как "преставившийся".
- И что он сказал?
- Джой сказал "доброе утро". На что тот парень ответил "доброе утро". И Джой протянул ему газету. Но осторожненько так, издали, чтобы не прикоснуться к больному.
- Умница.
- Ну а потом вскочил на велосипед и умчался прочь. Вроде бы эта зараза по воздуху не передается, а?..
Никто не осмелился высказаться на эту тему.
Примерно в половине девятого Делл узнала об этой встрече и пустилась в рассуждения о состоянии здоровья Джоя, а уже через пятнадцать минут Майра и ее коллеги возбужденно обсуждали похожего на призрак человека, который так напугал мальчишку-почтальона перед домом старика Кина.
Примерно час спустя патрульная полицейская машина проехала по Гаррисон-стрит, и двое копов заметно напряглись, высматривая, не появится ли призрак. К полудню уже все жители Клэнтона знали, что умирающий от СПИДа человек находится среди них.
Сделка не потребовала долгих переговоров. Да и любые споры в подобных обстоятельствах были бы просто неуместны. Слишком уж неравным было положение сторон, а потому белая женщина получила все, что хотела.
Белой женщиной была Леона Кин. Для близких - тетушка Леона, а для всех остальных - Леона Львица, глава старого, ныне угасающего рода. Черной женщиной была мисс Эмпория, одна из двух старых дев, проживающих в Лоутауне. Эмпория была старшей - по ее собственному утверждению, ей уже стукнуло семьдесят пять, хотя никаких документов, подтверждающих или опровергающих это, не сохранилось. Семейству Кин принадлежал дом, который целую вечность арендовала Эмпория, и, поскольку интересы собственника превалируют над всеми остальными, сделка совершилась столь быстро.
Эмпория должна заботиться о племяннике Леоны, а после его смерти она получит недвижимость в собственность. Маленький розовый домик на Рузвельт-стрит будет принадлежать ей, причем без каких-либо дополнительных условий. Передача недвижимости в собственность чужих людей не имела особого значения для членов семьи Кин - они уже долгие годы разбазаривали имущество Исаака. А вот для Эмпории эта передача означала все. Сама мысль о том, что она станет законной владелицей любимого домика, перевешивала все страхи и сомнения. Вот Эмпория и согласилась присматривать за умирающим белым парнем.
Поскольку тетушка Леона даже в мыслях не допускала, что кто-то может увидеть ее по ту сторону железнодорожных путей, она договорилась с садовником: он отвезет мальчика туда, в последнюю его земную обитель.
Когда старый "бьюик" тетушки Леоны затормозил перед воротами, Адриан Кин увидел розовый домик с белым крыльцом, обвитым плющом, увидел пестрые цветочные клумбы с маргаритками и геранью, увидел крохотную зеленую лужайку перед входом с низенькой белой изгородью. Потом он перевел взгляд на соседний домик - в точности такой же, только желтый, аккуратный и хорошенький. Взглянул дальше - вся улица была застроена такими же славными, приветливыми домиками: с цветами, креслами-качалками во дворах, а их двери словно приглашали войти. Потом он снова посмотрел на розовый домик и решил, что лучше уж умрет здесь, чем в мрачном особняке, находившемся всего в миле отсюда, который только что покинул.
Садовник, так и не снявший рабочие перчатки из опасения подхватить заразу, быстро выгрузил из машины два дорогих кожаных чемодана с вещами Адриана и тут же отъехал, даже не попрощавшись, не пожав ему руку. Он получил четкие указания от мисс Леоны немедленно вернуть "бьюик" и промыть весь салон дезинфицирующим средством.
Адриан еще раз оглядел улицу, заметил на крылечке одного из домов людей, отдыхающих в теньке, затем подхватил чемоданы и зашагал через двор по дорожке, выложенной кирпичом. Дверь отворилась, на крыльце предстала улыбающаяся мисс Эмпория:
- Добро пожаловать, мистер Кин!
- Пожалуйста, давайте без этих ваших "мистер", - поморщился Адриан. - Рад познакомиться. - Подобный обмен любезностями предполагал рукопожатие, но Адриан осознавал, что с этим возникнут проблемы, а потому быстро добавил: - Знаете, руки пожимать можно, ничего страшного, но можно прекрасно обойтись и без этого.
Предложение вполне устраивало Эмпорию. Леона предупредила, что внешность парня может ее напугать. Эмпория быстро отметила впалые щеки, ввалившиеся глаза и неимоверно бледную кожу - такой ей еще не доводилось видеть. Она притворилась, что не замечает всего этого, в том числе и страшной худобы парня - одежда болталась на нем как на вешалке. И тут без колебаний она указала на маленький столик на крыльце и спросила:
- Не желаете ли чаю, сладкого-сладкого?
- Спасибо, с удовольствием.
Говорил он коротко и отрывисто, южный акцент утерян давным-давно.
"Интересно, - подумала Эмпория, - что еще успел утратить этот молодой человек?" Но вот они уселись за плетеный стол, и она налила ему чаю с сахаром. Рядом стояла тарелка с имбирным печеньем. Она взяла одно, он не стал.
- Аппетит есть? - спросила Эмпория.
- Пропал, - ответил Адриан. - За время, что не приезжал сюда, я сильно потерял в весе. Отказался от всего жареного. Да и вообще я особым любителем поесть никогда не был. Ну и потом, когда болеешь… какой уж там аппетит.
- Так что много готовить мне не придется?
- Думаю, нет. Скажите, а вас… устраивает эта договоренность? Просто я хотел сказать, моя семейка умеет взять человека за горло - наверное, и с вами так обошлись. Но если вы не хотите, я могу найти другое место для проживания.
- Нет, что вы, договоренность меня вполне устраивает, мистер Кин.
- Пожалуйста, называйте меня просто Адриан. А вас как зовут?
- Эмпория. Стало быть, будем называть друг друга по имени?
- Решено.
- И где же вы хотели найти другое место, Адриан? - спросила она.
- Не знаю. Сейчас все носит такой… временный характер. - Голос его звучал хрипловато, слова он произносил медленно, с трудом. На нем были синяя хлопковая рубашка, джинсы и сандалии.
Когда-то Эмпория работала в больнице и навидалась там немало раковых больных, находившихся при смерти. Этот молодой человек, теперь очень больной, несомненно, некогда был очень хорош собой.
- А вас эта договоренность устраивает? - спросила она.
- Почему нет?
- Ну, белый джентльмен из такой известной семьи, и живет здесь, в Лоутауне, с черной старой девой.
- А что, забавно! - На его губах в первый раз возникло подобие улыбки.
- Уверена, мы поладим.
Он помешивал чай ложечкой. Улыбка исчезла, лицо стало задумчивым. Эмпория тоже размешивала свой чай, а потом подумала: "Бедняга. У него так мало причин улыбаться".
- Я уехал из Клэнтона по нескольким причинам, - сказал Адриан. - Это плохое место для таких, как я, - гомосексуалистов. И не слишком хорошее для людей вроде вас. Меня тошнит всякий раз, когда я вспоминаю, как меня воспитывали. Мне стыдно за свою семью, за то, как они обращались с темнокожими. Я ненавижу косность и фанатизм в любых проявлениях. Просто не мог дождаться, когда выберусь оттуда. К тому же мне страшно хотелось попасть в большой город.
- В Сан-Франциско?
- Нет, сначала я поехал в Нью-Йорк, прожил там несколько лет, потом получил работу на Западном побережье. Ну и осел в Сан-Франциско. А потом заболел.
- Почему же вы вернулись, раз так не любите этот город?
Адриан тяжело вздохнул, словно ответ требовал нескольких часов объяснений или у него вовсе не было ответа. Вытер пот со лба, но вспотел он не от жары и высокой влажности, а просто потому, что болен. Отпил глоток. А затем сказал:
- Сам до конца не понимаю. Последнее время я видел много смертей, слишком много смертей. И мне стала невыносима мысль о том, что меня похоронят где-то в холодном склепе в далеком городе. Может, это потому, что я южанин. Все мы рано или поздно возвращаемся домой.
- Что ж, в этом есть смысл.
- Ну и потом, если честно, у меня кончились деньги. Лекарства очень дорогие. Вот и понадобилась семья - вернее, ее средства. Есть и другие причины. Все очень сложно. Мне не хотелось… отягощать своих друзей созерцанием еще одной мучительной смерти.
- Но ведь вы собирались остаться в доме у родных, а не здесь, в Лоутауне?
- Поверьте, Эмпория, я предпочитаю находиться здесь. В Клэнтоне я никому не нужен. Несколько лет мне платили за то, чтобы я оставался как можно дальше. Меня лишили наследства, вычеркнули из всех завещаний, родные даже имени моего стараются не упоминать. Ну и я решил напоследок огорчить их. Приехал назло, чтобы заставить страдать. И заставить еще немного потратиться на меня.
По улице медленно проехал полицейский автомобиль. Эмпория и Адриан молчали. Когда машина скрылась из вида, Адриан отпил еще глоток и сказал:
- Хочу, чтобы вы знали самое важное, основу, так сказать. Я болен СПИДом вот уже три года, и осталось мне немного. Находиться рядом со мной не опасно. Эта болезнь по воздуху не передается, только через кровь. Так что с самого начала договоримся - никакого секса между нами не будет.
Эмпория так и покатилась со смеху; вскоре к ней присоединился и Адриан. Они хохотали долго, до слез, столик на крыльце ходил ходуном, они смеялись уже над собой - за то, что им так весело. Несколько соседей выглянули на улицу и какое-то время наблюдали за ними издали. Наконец, немного успокоившись, Эмпория сказала:
- У меня так давно не было секса, что я уже забыла, что это такое.
- Что ж, мисс Эмпория, позвольте заверить, у меня секса было предостаточно. Так много, что хватило бы и на вас, и на весь остальной Клэнтон. Но те славные деньки остались далеко позади.
- И у меня тоже.
- Вот и чудненько. Значит, будем держать себя в руках. Ну а что касается остального, есть ряд предосторожностей, которые следует соблюдать.
- Да, вчера приходила медсестра, объясняла, что к чему.
- Отлично. Постельное белье, посуда, еда, лекарства, правила купания. Речь шла об этом?
- Да.
Адриан закатал левый рукав, показал темное пятно, похожее на синяк, на сгибе локтя:
- Порой эти штуки вскрываются, и тогда я накладываю плотную повязку. Скажу, если такое опять случится.
- Но мы же вроде договорились не прикасаться друг к другу.
- Верно. Просто предупреждаю, на всякий случай, если не сможете себя контролировать.
Она снова усмехнулась, на этот раз - не слишком весело.
- Нет, серьезно, Эмпория, я безопасен.
- Понимаю.
- Уверен, что понимаете. Просто не хочется, чтобы вы боялись меня. Четыре дня я провел с так называемой семьей - вернее, с тем, что от нее осталось. И родные обращались со мной так, словно я источник радиации. Все люди в округе будут относиться ко мне точно так же. Я благодарен за то, что вы согласились заботиться обо мне, а потому не хочу, чтобы вы жили в постоянном страхе. Причем дальше будет хуже. Я и сейчас уже выгляжу как ходячий мертвец, а потом…
- Вы видели, что бывает с такими людьми, верно?
- О да, много раз. За последние пять лет потерял не меньше дюжины друзей. Это ужасно…
У Эмпории было много вопросов к нему - о болезни, об образе жизни, о его друзьях и так далее, - но она решила пока отложить их. Он выглядел неимоверно усталым.
- Идемте, я покажу вам дом.
И тут снова мимо медленно проехала полицейская машина. Адриан проводил ее глазами и спросил:
- Копы часто патрулируют эту улицу?
Да почти никогда, хотела ответить она. В Лоутауне есть и другие, куда менее благополучные районы, где дома не такие чистенькие, а жильцы - менее благонадежные. Там полно пьяниц, есть бильярдная, винный магазин, по углам вечно собираются компании безработных молодых людей. И полиция постоянно патрулирует эти улицы. Но она сказала:
- Да, время от времени заезжают.
Они вошли в дом и оказались в гостиной.
- Домик, как видите, небольшой, - сказала Эмпория таким тоном, точно хотела оправдаться. Ведь этот молодой человек вырос в прекрасном большом особняке, на тенистой улице. И вот теперь оказался в скромном старом коттедже, когда-то построенном отцом.
- Да он вдвое больше моей нью-йоркской квартиры, - заметил Адриан.
- Быть того не может.
- Я серьезно, Эмпория. У вас очень красиво и уютно. Я буду здесь счастлив.
Натертые до зеркального блеска деревянные полы. Мебель, элегантно расставленная вдоль стен. Окна отмыты до полной прозрачности. Во всех помещениях царил полный порядок, чувствовалась заботливая рука хозяйки. За гостиной - две небольшие спальни и кухня. У Адриана двуспальная кровать с металлическими спинками, занимавшая едва ли не половину комнаты. Дверка в крохотную ванную, а там, в углу, туалетный столик, маленький, как для ребенка. В окне - компактный кондиционер.
- Все прекрасно, Эмпория. И долго вы здесь живете?
- Гм… вот уже лет двадцать пять.
- Я рад, что этот славный домик скоро станет вашим.
- Я тоже, только давайте не будем спешить. Вы ведь устали, верно?
- Да.
- Хотите вздремнуть? Медсестра сказала, вам надо побольше спать.
- Вздремнуть? С удовольствием.
Она притворила за собой дверь, и в комнате воцарилась полная тишина.
Пока он спал, пришел сосед из дома напротив, уселся с Эмпорией на крыльце. Звали его Герман Грант, и по всему было видно, что он просто сгорает от любопытства.
- Что делает здесь этот белый парень? - спросил Грант.
Ответ у Эмпории был заготовлен заранее, она репетировала уже несколько дней и надеялась, что подобные вопросы и страх со временем отпадут сами собой.
- Это Адриан Кин, младший сын мистера Исаака Кина, и он очень болен. Я согласилась присматривать за ним.
- Если он так болен, почему не в больнице?
- У него такая болезнь, что в больнице ничем не помогут. Ему надо отдыхать и каждый день принимать целую гору лекарств.