Уже давно в сплошном потоке машин скрылся из вида серебристый "БМВ" с "новым русским" за рулем, а Кадилин продолжал размышлять о превратностях своей судьбы. Внезапно из глубокой задумчивости его вывел болезненный удар по ноге и чей-то грубый окрик. Он поднял глаза и увидел прямо перед собой двух молодых парней, в руках одного из которых различил пластиковую карточку контролера. Именно этот парень больно саданул его по лодыжке и теперь не мигая глядел на него налитыми кровью глазами.
- Ну что, бомжатина, без билета ездим? - голосом, не предвещавшим ничего хорошего, обратился к Кадилину контролер. - Деньги на штраф есть?
- Нет, - ответил Кадилин, на что парень немедленно ответил новым ударом - на этот раз кулаком в грудь.
У футболиста перехватило дыхание, он согнулся пополам, и в это время парни подхватили его под руки и буквально волоком вытащили из троллейбуса. Что было после этого Кадилин помнил урывками. Парни оттащили его за остановку, бросили на землю и, невзирая на то что рядом были люди, принялись методично избивать ногами. Один из таких ударов угодил футболисту в голову, и он потерял сознание.
Сколько времени он пролежал в отключке, Кадилин не помнил. Очнулся после того, как почувствовал чье-то влажное прикосновение к своему лицу. Открыв глаза, он встретился с вопросительным взглядом какой-то псины, после чего услышал женский крик:
- Чарли, ко мне! Господи, до какой степени может опуститься человек!
Кадилин приподнял голову и увидел, как пожилая женщина схватила пса, потревожившего его, за ошейник и повела на другую сторону улицы. Кадилин с трудом поднялся на ноги, кое-как отряхнулся и неуверенным шагом двинулся прочь от остановки. Мимо него один за другим проехали два полупустых троллейбуса, однако вновь воспользоваться услугами общественного транспорта футболист по понятным причинам остерегся.
Примерно через полчаса Кадилин свернул в один из переулков недалеко от Садового кольца и оказался в тихом и уютном дворике, окруженном сталинскими "коробками". На детской площадке играла и резвилась местная детвора. Кадилин сразу выхватил глазами стройную девчушку лет двенадцати в розовых шортиках и белой футболке. Это была его дочь Оксана.
Кадилин женился рано - в двадцать лет, когда его карьера в "Спартаке" только начиналась. Он тогда приехал из Свердловска и жил в общежитии. Его соседом по комнате был гимнаст Валентин Осьмушкин, подруга которого и привела однажды к ним в гости свою одноклассницу - Светку Уфимцеву. Даже сейчас, когда с того памятного дня прошло без малого восемнадцать лет, Кадилин помнил их первую встречу до мельчайших подробностей. Он влюбился в Светлану с первого взгляда, чего нельзя было сказать о ней. Какое-то время она воспринимала его ухаживания без особого энтузиазма, иногда даже грубо ставила на место, когда он донимал ее телефонными звонками. Однако после того как звезда Кадилина в "Спартаке" засияла в полную мощь, поведение девушки резко изменилось. Она внезапно воспылала к нему сильной страстью и однажды, когда он вернулся с розыгрыша Кубка европейских чемпионов из Бельгии, сама примчалась к нему в общежитие. Кадилин воспринял этот поступок как должное и только позднее, прожив со Светланой какое-то время под одной крышей, понял, что двигала ею отнюдь не любовь, а всего лишь холодный расчет. Она и Оксану родила с твердым намерением накрепко привязать его к себе, что, собственно, никогда и не скрывала. Частенько в порыве гнева она бросала ему в лицо свою излюбленную фразу: "Захочу - и дочь ты никогда больше не увидишь!" И Кадилин отступал, исполнял малейшие прихоти жены, потому что Оксанку любил безумно. Да и она в отце души не чаяла, хотя он этому много раз удивлялся. При его постоянном отсутствии дома - то сборы, то игры - дочка смогла сохранить к нему такие нежные чувства, каким могли позавидовать многие отцы, которым судьба даровала возможность общаться со своими детьми ежедневно.
И все же дочь он потерял. После того как в начале девяностых он ушел из спорта и попал в полосу сплошных неудач, Светлана первой подала на развод. Они разменяли четырехкомнатную квартиру на "двушку" и "однушку", и Кадилин уехал в последнюю. А Светлана вскоре вышла замуж повторно - за крутого бизнесмена и, продав свою квартиру, вместе с дочерью переехала в его шикарные хоромы в сталинском доме недалеко от Садового кольца. При этом сделала все, чтобы бывший муж не узнал их нового адреса. К счастью, ее соседка по "двушке" оказалась женщиной сердобольной и по большому секрету сообщила Кадилину новый адрес бывшей супруги. И с тех пор два-три раза в месяц он приходил сюда, чтобы тайком от бывшей жены и ее мужа, которого она успела настроить против него, повидаться с дочерью.
Кадилин стоял за деревом недалеко от детской площадки и ждал удобного момента, чтобы окликнуть дочь. Она же играла с подругами в штандер и, стоя к нему спиной, естественно, его не видела. Так продолжалось несколько минут, пока наконец мяч в очередной раз не взмыл в воздух и дети стали разбегаться из круга в разные стороны. К счастью, Оксана побежала именно туда, где стоял Кадилин.
Заметив выглянувшего из-за дерева отца, девочка лишь на мгновение растерялась, после чего быстро сориентировалась и как ни в чем не бывало направилась к стоявшему неподалеку гаражу-"ракушке". Кадилин отправился следом за ней. И едва они оказались в "мертвой", не просматриваемой из окна квартиры бывшей жены территории, как тут же дали волю своим чувствам. Оксана буквально повисла на шее у отца и стала осыпать его небритые щеки горячими поцелуями.
- Папочка, миленький, как же я по тебе соскучилась, - шептала она на ухо отцу, который от перехватившего его горло спазма не в силах был произнести что-нибудь членораздельное.
Наконец он справился со своими чувствами, опустил дочь на землю и спросил:
- Как живешь, Оксанка?
- Хорошо, папочка. Год закончила на одни пятерки, как тебе и обещала. Теперь вот отдыхаю.
- А как мама?
- Тоже хорошо. Она ждет маленького.
- Какого маленького? - не сразу врубился в смысл услышанного Кадилин.
- Ну, ребеночка. Разве в прошлый раз я тебе не говорила, что она беременная?
- Нет, не говорила.
- Значит, я забыла.
- А ты, что же - не ждешь маленького? - после короткой паузы спросил Кадилин и с удивлением посмотрел на дочь.
Девочка в ответ пожала плечами:
- Мне все равно. Только теперь мама стала другой - меня совсем не замечает. У нее на первом месте маленький и этот… дядя Коля.
- Ты не права, дочка. - Кадилин притянул девочку к себе и крепко обнял. - Мама тебя очень любит. Просто в ее сегодняшнем положении в первую очередь нужно думать о будущем ребенке. Когда ты сама выйдешь замуж и будешь готовиться стать мамой, ты лучше поймешь это.
- А что у тебя с лицом? - только сейчас обратив внимание на его ссадины и кровоподтеки, спросила Оксана.
- Это я неудачно сходил с троллейбуса и упал.
Кадилину стоило большого труда выдержать испытующий взгляд дочери и не отвести глаза в сторону.
- Врешь небось, - не поверила та. - Наверное, опять пил свою проклятую водку и с кем-то подрался. Ты же мне обещал больше не пить.
- Честное слово, я не пил. Говорю же тебе, упал. Видишь, и брюки на коленях запачкал.
И Кадилин принялся оттирать грязные пятна с брюк, лишь бы не встречаться взглядом с дочерью. Но та, кажется, поверила его словам. Потому что в следующую секунду полезла в кармашек шорт и извлекла на свет сложенные вчетверо рубли.
- Вот тебе, папочка, деньги. Только не говори, пожалуйста, что ты их не возьмешь. - И дочь посмотрела на отца таким взрослым взглядом, что у того просто не хватило сил ей отказать.
- Ну и хитрая же ты, Оксанка.
Кадилин засмеялся и вновь обнял девочку.
Они еще минуты две простояли, держась за руки и разговаривая о том о сем, как вдруг Оксана шлепнула себя ладошкой по лбу и не по-детски серьезным голосом произнесла:
- Вот память дырявая! Я же приготовила тебе еще один сюрприз. Подожди меня здесь!
Она высвободилась из объятий отца и убежала обратно во двор. Выглянув из-за "ракушки", Кадилин увидел, как дочь подбежала к одной из стоявших во дворе скамеек, на которой лежала ее сумочка. Вскоре она вновь была рядом с отцом.
- Вот мой сюрприз, - произнесла Оксана и достала из сумочки средних размеров фотографию.
Кадилин взял ее в руки и увидел на снимке свою красавицу дочь. В нарядном белоснежном платье она сидела за школьной партой и улыбалась в объектив фотоаппарата. Фотографию обрамляла специальная рамка, в которой кроме фамилии - Кадилина Оксана - были проставлены номер ее школы и класс. На обороте снимка Кадилин прочел трогательную надпись: "Любимому папочке от дочки на память". Тут же стояли подпись и дата.
- Теперь я всегда буду с тобой, - сказала Оксана, глядя на то, как ее отец прячет фотографию во внутренний карман пиджака. - Кстати, ты не забыл, что произойдет послезавтра?
- Что? - удивился Кадилин.
- Я так и знала! - всплеснула руками Оксана. - В прошлом году ты тоже все позабыл, пока я тебе не напомнила.
Теперь уже настала очередь Кадилина бить себя ладонью по лбу. Он вспомнил, что вот уже четыре года подряд его дочь в начале июня уезжает в школьный лагерь отдыха под Загорском.
- Прости своего непутевого отца, - складывая руки на груди и изображая на лице искреннее раскаяние, произнес Кадилин. - Обещаю: больше такое не повторится. Во сколько мне прийти тебя провожать?
- В четыре часа. Подходи как всегда прямо к школе. Я надеюсь, на этот раз дяди Коли там не будет - у него командировка.
Кадилина эта новость обрадовала, потому как отношения с отчимом его родной дочери у него так и не сложились.
- Ну что - будем прощаться? - после небольшой паузы спросил Кадилин. - Мама может выглянуть в окно и не найти тебя на месте. А ей сейчас ни в коем случае нельзя волноваться.
И как бы в подтверждение его словам откуда-то сверху на весь двор раздался громкий женский крик: "Оксана! Ты где?"
- Ну вот видишь, мать тебя уже ищет, - сказал Кадилин, в последний раз поцеловал дочь и отпустил ее к подругам.
И тут же до него донеслось: "Оксана, ты что там делала? Ты с кем там была?" В голосе бывшей жены Кадилин услышал так хорошо ему знакомые нотки злости и раздражения. Чтобы не искушать судьбу, он повернулся и пошел со двора. Однако не успел он зайти за угол ближайшего дома, как внезапно услышал за спиной чьи-то быстрые шаги, и в следующую секунду кто-то грубо дернул его за рукав. Кадилин обернулся и увидел нынешнего мужа своей бывшей жены - дядю Колю, как называла его Оксана. Он тяжело дышал и мерил футболиста презрительным взглядом. Наконец, отдышавшись, он произнес:
- Опять ты здесь, бомж? Сколько раз тебе надо повторять, чтобы ты забыл сюда дорогу раз и навсегда?
- Здесь живет моя дочь, - стараясь сохранять спокойствие, ответил ему Кадилин. - И я буду ходить сюда столько, сколько захочу.
- А если я тебе, гаду, ноги переломаю? Ты же бомжати-на немытая, от тебя за километр воняет. Чему хорошему ты можешь дочку научить?
- Я еще раз тебе повторяю: я ее отец и буду ходить сюда столько, сколько мне захочется.
Кадилин произнес эту фразу с такой твердостью в голосе, что его собеседник на несколько секунд опешил.
- Слушай, бомж, может быть, тебе денег дать, чтобы ты навсегда про нас забыл? Сколько тебе надо: тысячу баксов, две? - Николай вопросительно взглянул на Кадилина.
- У тебя денег не хватит, чтобы меня отсюда отвадить.
- Хорошо, даю тебе три штуки баксов, и ты навсегда исчезаешь из нашей жизни. Договорились? У тебя же сроду таких денег в руках не было!
- И не надо, - ответил Кадилин. - Ты, видимо, совсем спятил, если думаешь, что я из твоих рук эти поганые деньги возьму. Да я лучше где-нибудь под забором сдохну.
Посчитав разговор законченным, Кадилин повернулся и не оборачиваясь пошел прочь. А Николай еще долго стоял на тротуаре и бросал ему вслед проклятия: "Сдохнешь, падла! Сдохнешь! Ничего, не долго осталось…"
В дверях отделения милиции участковый Антон Иванович Грузило столкнулся с оперативником Угро Николаем Савельевым, который с ходу выдал ему неожиданную новость:
- Грузило, слышал, кого сегодня утром грохнули на твоем участке? Вора в законе Леонова по кличке Мудрец. Знаешь такого?
Про Мудреца, одного из влиятельнейших воров в законе старой формации, Грузило конечно же слышал, однако он никак не ожидал, что его подстрелят на его участке. По спискам жильцов района, который курировал Грузило, Иван Андреевич Леонов никогда не проходил. Расстреляли же его возле подъезда дома, где часть квартир была куплена рядом крупных коммерческих фирм для своих сотрудников. При этом несколько квартир были заселены, а другие пустовали, то ли в ожидании, когда в них въедут жильцы, то ли по каким-то иным причинам, которые Грузило мало волновали. Дом считался вполне благополучным и никогда не фигурировал в черном списке участкового. Шпана в нем не собиралась, жильцы - люди в основном солидные - никогда не скандалили и вели себя вполне прилично. И вот на тебе - один из самых спокойных домов отличился "мокрухой".
Постояв несколько секунд на пороге отделения и осмыслив только что услышанную новость, Грузило пришел к выводу, что для него в такой ситуации будет лучше, если он не станет мелькать в отделении, а отправится к месту недавнего преступления. И хотя проводить опрос жильцов страсть как не хотелось, однако делать было нечего - формальность следовало соблюсти.
До переулка, в котором произошло убийство, оставалось пройти несколько сот метров, когда Грузило внезапно заметил дворничиху, которая обслуживала тот самый дом, где сегодня утром побывал киллер. С двумя полными хозяйственными сумками в руках та шла по противоположной стороне тротуара, сосредоточенно глядя себе под ноги, и, вполне вероятно, прошла бы мимо участкового, так и не заметив его. Но Грузило сам окликнул женщину:
- Здравствуй, Клавдия.
Женщина обернулась на зов и остановилась. Узнав участкового, она опустила тяжелые сумки на землю и перевела дух:
- Здорово, Иваныч.
- Я смотрю, ты по-прежнему крутишься-вертишься, а твой муженек баклуши бьет.
Грузило прекрасно знал все уязвимые места своей собеседницы и специально начал разговор с одного из них.
- Не говори, Иваныч, здоровый мужик, а уже полгода сидит на моей шее. Я ему недавно предложила хотя бы в дворники устроиться, так он, скотина, даже обиделся. Мол, как это он, инженер, будет метлой махать. Ему, видите ли, стыдно. А дармоедничать не стыдно? Ты бы зашел к нам, Иваныч, поговорил с ним.
- Зайти, Клавдия, можно, только будет ли толк? Нынче времена совсем другие, нас - участковых - теперь уже не боятся, как раньше. Демократия, как говорится!
Женщина в ответ закивала, тем самым выражая полное согласие со словами участкового. Тот же решил повернуть разговор к интересующей его теме:
- Тебя сегодня милиционер заезжий допрашивал?
- Допрашивал, Иваныч. Только что я видела? Машина какая-то возле соседнего подъезда вертелась, так я в этих иномарках совсем не разбираюсь. Кто там был, сколько их было, я не видела. Помню только, что, когда машина уехала, из моего подъезда мужик какой-то выскочил и быстренько так за угол ушел.
- Что за мужик? - насторожился Грузило.
- И этот, заезжий милиционер, меня тоже об этом спрашивал. Но я ему честно сказала: мужика этого вижу в первый раз. Однако судя по виду, бомж. В моем подъезде такие не проживают. Вот и весь мой разговор с тем заезжим.
- Ну а жильцы дома что говорят? Может, из них кто-то видел бомжа того или машину?
- Да никто ничего не видел. Полдома к тому времени уже на работу ушло, а остальные только проснулись. Даже Генералова о случившемся только от меня узнала, хотя ее глаза и уши не чета нашим будут. Да ты и сам об этом знаешь.
Про глаза и уши Антонины Сергеевны Генераловой из двадцать четвертой квартиры Грузило действительно был хорошо осведомлен. Эта пожилая женщина была известна тем, что круглые сутки торчала на скамейке во дворе и собирала все сплетни об обитателях своего и соседних домов. Если уж она ничего подозрительного не заметила, значит, остальные жильцы о происшедшем и подавно ничего не знают.
Постояв еще несколько минут с участковым и обсудив с ним еще пару житейских проблем, Клавдия наконец засобиралась и вновь взялась за скрученные от долгой эксплуатации ручки хозяйственных сумок. Проводив взглядом ее сутулую спину, Грузило наконец очнулся от своих дум и зашагал в противоположную сторону. "Так и напишу в рапорте: опрос проведен, никто ничего не знает. Очень надо из-за какого-то урки шастать по квартирам, людей от забот отвлекать", - размышлял про себя участковый. Вполне удовлетворенный таким выводом, он решил вернуться в отделение милиции.
Однако он успел сделать всего несколько шагов по тротуару, как его кто-то окликнул. Грузило обернулся и увидел припаркованный на обочине новехонький джип "Чероки", за рулем которого сидел Всеволод Шумский, которого Грузило называл просто Сева.
Участковый знал Севу уже лет двадцать пять, еще с тех пор, как тот ходил вместе с его дочерью в младшую группу детского сада, а затем учился с ней в одном классе средней школы. В восьмом или девятом классе между детьми даже случилась какая-то любовная история, но Грузило знал об этом очень приблизительно, со слов собственной жены, которая была посвящена в амурные дела дочери гораздо лучше, чем он. Однако любовь подростков друг к другу закончилась так же стремительно, как и началась, но, несмотря на это, отношения взрослых членов обеих семей после этого плавно перетекли из шапочных в дружеские. Отец Севы был заядлым рыболовом и вскоре пристрастил к этому делу своего нового приятеля. Правда, длилось это недолго. Когда Сева ушел в армию, с его отцом случилось несчастье - возвращаясь как-то под утро с рыбалки на собственном автомобиле, он заснул за рулем и врезался в бетонное ограждение. Смерть была мгновенной. С тех пор Грузило постепенно забыл дорогу в этот дом, но с Севой, который вскоре вернулся из армии, продолжал поддерживать вполне добрососедские отношения.
Между тем десантные войска, в которых служил парень, всерьез приобщили его к спорту, поэтому когда он вернулся на гражданку, первое, что сделал, - записался в секцию карате. За пару-тройку лет он достиг на этом поприще вполне сносных результатов, однако выбиться в настоящие чемпионы ему не удалось - в стране началась компания борьбы с этим видом спорта и большинство секций закрылось. Какое-то время Сева слонялся без дела, затем поступил в институт физкультуры, но, проучившись один семестр, учебу бросил. И трудно сказать, к какому берегу прибился бы Сева после этого, если бы не начавшаяся в стране перестройка.
Когда открылись первые кооперативы, парень не долго думая подался в рэкетиры. Сколотив группировку, в которую в основном вошли его бывшие товарищи по татами, он обложил данью нескольких кооператоров на Таганке, а также в тогдашней мекке столичной братвы - на Рижском рынке. За пару лет его группировка крепко встала на ноги и сумела занять вполне приличное место в криминальном мире столицы. Правда, далось это браткам не легко. На самого вожака дважды покушались, причем во второй раз дело едва не закончилось для него "деревянным макинтошем". Осколок гранаты угодил Севе в голову, и, если бы не охрана, которая сумела вовремя довезти своего подопечного до больницы, лежать бы ему теперь под роскошной могильной плитой где-нибудь на Ваганьке.