― Мне самому себя жаль, Тома, ― признался он с неприсущей ему искренностью. ― К сорока годам видно кто чего в этой жизни достиг. У кого-то жизнь удалась, у кого-то нет. У многих не задалась. В люди единицы выбились. Большинство же спились. Во всяком случае, из моего окружения. Я в их числе. К закату ни с чем иду.
― Ну, до заката тебе, положим, еще далеко, ― заметила с улыбкой Тамара, ― Хотя, если будешь пьянствовать, действительно загнешься.
И вот, странное дело, между бывшими врагами вдруг возникло взаимное доверие, какое порой не возникает и между близкими людьми. В кухне надолго установилась тишина.
― Ты хоть знаешь-то, что твоя бывшая теща Мария Андреевна умерла? ― неожиданно для себя спросила Тамара.
Привольнов взглянул на хозяйку удивленно и недоверчиво.
― Нет, впервые слышу. Когда это случилось?
― Полгода назад. Паралич разбил Марию Андреевну. Неделю пролежала без движений, потом умерла… Что-то прохладно стало, ― Тамара зябко передернула плечами, встала, прикрыла окно и снова села.
Привольнов с минуту сидел, задумавшись, переваривая услышанную новость, затем спросил:
― А ты откуда знаешь про тещу?
― Наташа сообщила, ― невинно ответила Ситникова.
Жорик ухмыльнулся:
― Ты же вроде говорила, будто не знаешь, где мои.
― А я и не знаю, ― избегая смотреть в глаза собеседнику, промолвила хозяйка квартиры. ― Она письмо мне прислала до востребования и не указала обратный адрес.
Привольнов сделал вид, будто поверил Тамаре.
― Понятно. Как они там живут? Как сын?
― Да нормально. Сашка учится в первом классе. Наташа работает в поликлинике.
Жорик с фальшивым равнодушием спросил:
― Нет там у нее никого? Ну, я имею в виду, замуж не вышла? Она женщина красивая. Наверняка, около нее мужики вертятся.
― А уж вот этого я не знаю, ― повела плечами Тамара. ― Такие подробности она мне не сообщала. Так, в общих чертах рассказала о своем житье-бытье. Про маму вот написала. ― Ситникова вздохнула.
Жорик снова задумался. Некоторое время он молчал, вертя в здоровой руке чашку, и вдруг хмыкнул.
― Чего это ты? ― удивилась Тамара.
Привольнов отодвинул от себя чашку.
― Да так, ― сказал он с грустным выражением на лице. ― Вспомнил кое-что. Однажды теща, жена и сын, уехали на курорт. Путевку семейную купили в Крым. Я не смог поехать, на работе не отпустили. Остался один в квартире. Выпивал я уже тогда прилично. Выпить хочется, а в кармане как всегда пусто. Сижу дома, вдруг слышу, бабахнуло где-то что-то. Подумал, крышка с консервной банки слетела. Теща все консервировать любила. Посмотрел, нет, все банки вроде целые стоят. Облазил всю квартиру и нашел. За диваном бутыль двадцатилитровая стоит. Мария Андреевна оказывается втихаря от меня поставила, а пробка с бутыли и вылетела. Ну, вот неделю и пьянствовал. А жене с тещей потом сказал, будто вино прокисло и его вылить пришлось. Э-эх… ― отвечая своим мыслям, с сожалением произнес Жорик. ― Хорошая была женщина Мария Андреевна. Царство ей небесное.
― Да, ― качнула головой Ситникова. ― Жалко старушку… Но что делать-то думаешь, Жорик? ― спросила она, имея в виду переплет, в который угодил Привольнов. ― Как выбираться будешь?
Жорик покривился, удобнее устраивая на коленях больную руку, и заявил:
― Буду правду искать.
― А найдешь ли? ― с нотками сомнения в голосе обронила Ситникова.
― Попробую. Может, что и выйдет.
― Загуляешь ведь, Жорик, и конец твоей правде.
Изменилось что-то в лице Привольнова. Оно напряглось, а в глазах появился стальной блеск.
― Не загуляю! ― сказал он твердо. ― Я больше пить не буду!
― Дай-то бог, ― вздохнула Тамара и легонько хлопнула ладонью по столу, будто судья молотком на суде присяжных перед тем как вынести свой вердикт. ― В общем, так, Жорик. Пока заживет рана и решатся твои дела, можешь пожить в моей квартире. Дальше увидим. Деньги тебе сейчас нужны, а их, наверное, у тебя нет?
― Нет, ― вынужден был признать Привольнов. ― Но у меня есть телевизор. Продам его.
Тамара приподняла брови.
― Много ли тебе за него дадут? Это, во-первых. А во-вторых, как же ты его продашь, если в квартиру свою попасть не сможешь. Там тебя наверняка милиция поджидает. Мне к тебе за телеком идти тоже смысла нет. Милиция живо тебя вычислит. Короче, сделаем так. Я дам тебе денег. Есть у меня кое-что из сбережений. Выкрутишься, заработаешь ― отдашь. Ну, а если пропьешь, пусть они будут на твоей совести. А теперь давай спать укладываться. Устала я что-то сегодня после дежурства.
Этим вечером оклемавшийся Привольнов перебрался на диван в лоджию, а хозяйка легла спать в своей комнате.
Несколько дней Жорик не выходил из дому, дожидался, когда заживет рана на плече. Забота специалиста, хорошее питание, спокойная, уютная обстановка сделали свое дело. Привольнов быстро шел на поправку. И вот, наконец, в один из вечеров он объявил Тамаре, что чувствует себя превосходно, и с завтрашнего дня берется за решение своих проблем.
На следующее утро Жорик проснулся в квартире один. Тамара уже ушла на работу. В зале на кресле он обнаружил костюм, рубашку и туфли. Поверх одежды лежала пачка денег.
Вещи принадлежали мужу Тамары Аркадию. Почти новые. Всего-то пару раз одевал. Гражданку Аркадий вообще редко носил. Все в военной форме ходил. После гибели Аркадия женщина раздала вещи мужа, а вот костюм, рубашку и туфли приберегла. Будто еще на что-то надеялась. А может, просто решила оставить в доме хоть что-то что хранит тепло мужа. Во всяком случае, она сложила перечисленные вещи в большой целлофановый пакет и спрятала в шифоньер. И вот они пригодились. Дай бог, чтобы для благого дела. Сегодня утром Тамара достала их, отгладила одежду, протерла обувь.
Рубашка, брюки и пиджак пришлись Привольнову впору. А вот туфли оказались великоваты. Ничего сойдут. Жорик оделся, глянул на себя в зеркало и остался доволен. Еще бы! Он уже несколько лет нормальных вещей не носил, все в обноски да опорки рядился. Привольнов повертелся перед зеркалом. Еще бы солнцезащитные очки раздобыть, и в таком "прикиде" его не один мент не узнает. Хотя было тепло, пиджак Привольнов решил одеть ― для солидности. Сунув деньги в карман, вышел в подъезд.
Несколько дней назад, когда Привольнов говорил Ситниковой, что больше пить не будет, он не врал. Жорик твердо решил начать новую жизнь ― жизнь, в которой не будет места водке. Что ж, посмотрим, что из этого начинания получится.
ОЛЕГ СТРАЖНИКОВ
Кореша, вы мои, кореша.
Мы делились куском и судьбою.
Вы с собою не звали меня,
И я вас не зову за собою.Лесоповал "Кореша".
Майор милиции Олег Владимирович Стражников работал в РОВД Орджоникидзевского района начальником отдела по работе с молодежью. В его ведении находились проститутки, наркоманы, употребляющие слабые наркотики, и прочая молодежь в возрасте до двадцати семи лет.
Стражникову было около сорока лет. Когда-то он служил в войсках специального назначения, а после окончания действия двух сроков контрактов, вернулся в родные места. Мог бы, конечно, еще послужить, здоровья и сил хватало, но семейные обстоятельства заставили уволиться. Отец заболел, да и жениться пора уже было, семьей и детишками обзаводиться. На гражданке бывшего спецназовца с удовольствием взяли в милицию, работая в которой он заочно окончил юрфак. Грамотный, толковый офицер числился в РОВД на хорошем счету.
Был понедельник, в РОВД проводился развод и Стражников пришел на работу пораньше к восьми часам утра. После развода перекинулся несколькими словами с приятелями и отправился к себе в кабинет, который делил со своим помощником старшим лейтенантом Воробьевым. Помощник уже сидел за столом, листал дело.
― Как выходные, Валера, провел? ― называя молодого офицера по имени, поинтересовался Стражников.
Воробьев без всякого энтузиазма ответил:
― Да какой там отдых, товарищ, майор. Стройка у меня дома. Баню сооружаем. Все выходные пахал, как лошадь.
Майор повесил на крючок фуражку и, глядя на себя в зеркало, взъерошил пятерней волосы.
― Банька это класс, ― заявил он, придавая лицу мечтательный вид. ― Завидую я тем людям, что в своих домах живут. И огород, можно развести; и сад, и баню, и гараж выстроить. Люблю попариться. Пригласишь, когда баню отгрохаешь?
― Конечно, Олег Владимирович! ― с готовностью произнес парень. ― Я вам обещаю, вы будете первым посетителем моей бани.
― Ловлю на слове, ― хохотнул Стражников, направляясь к своему рабочему месту. ― А вот я вчера с женой и дочками в парк ездил, ― Возвращаясь к началу разговора, заявил он. ― Давно обещал семье провести с ними выходной день. Катались на каруселях, качелях ели мороженое. В общем, все довольны остались. Обещал и в следующее воскресенье куда-нибудь сходить, да не знаю, получится ли.
Едва Стражников удобно уселся на стуле, как зазвонил телефон.
― На кой черт мне только его шеф поставил, ― проворчал майор. ― Целый день только и звонят, ничего не успеваю сделать. ― Однако трубку с аппарата снял. ― Алло?
― Я говорю со Стражниковым Олегом? ― спросил ужасно знакомый мужской голос.
― Предположим, ― соображая кто бы это мог быть, произнес майор. ― Кто это?
В трубке раздался смешок.
― Дед Мороз.
― А это вы, дедушка? ― язвительно изрек Стражников. ― Извините, я вас сразу не признал. Чего это вы к нам среди лета забрели?
― Да ладно тебе, ― смутился на другом конце провода человек. ― Это Жорик Привольнов звонит.
Стражников пришел в замешательство.
― Кто, кто? ― переспросил он взволнованно и украдкой посмотрел на старшего лейтенанта, листавшего дело.
― Да я это Жора Привольнов, ― несколько удивленный реакцией Стражникова произнес Привольнов. ― Иль не узнал? Привет, кореш! Чего всполошился-то?
Майор механически поздоровался:
― Привет. Чего тебе?
― Поговорить нужно, ― Жорик постарался, чтобы голос его звучал солидно. ― Дело есть. Подъехать можешь?
― Ну, в общем-то… ― протянул Олег, прикидывая нужна ли ему эта встреча. Решил ― нужна. ― Могу. Ты где?
― На шоссе генерала Петрова. Кафе на ней есть частное. "Витязь" называется. Возле него и околачиваюсь.
― Знаю, где оно находится. Это в моем районе. ― Майор взглянул на часы. Было половина десятого. ― Через тридцать минут подъеду. Подождешь?
― Конечно.
― Жди! ― Стражников хотел было положить трубку, однако Привольнов поспешно сказал:
― Ты это, Олег… ― Жорик с трудом подбирал слова. ― Все еще в душе принадлежишь к тому спецназовскому братству или у тебя уже чисто ментовский менталитет?
Стражников усмехнулся:
― Ну принадлежу, принадлежу.
― Тогда о нашей встрече никому не говори. ― Привольнов заметно повеселел. ― И один приходи. Я тебе верю, Олег!
― Верь! ― Стражников положил на рычаг трубку и встал из-за стола. ― Я отлучусь ненадолго, ― сказал он помощнику. ― Если кто будет спрашивать, скажи ушел по делам. Будет через час. ― Прихватив фуражку, майор вышел за дверь.
"Витязь" находился не на самом шоссе, а на тихой улочке, прилегающей к нему. Это было частное кафе, расположенное в обычном частном доме. Такие в наше время встречаются на каждом углу. "Витязь" единственное приличное место известное Жорику. Хотя оно не принадлежало к разряду дорогих, все равно в такие заведения типы, подобные Привольнову, не ходят. Они предпочитают пивнушки, забегаловки и всевозможные злачные места. А в "Витязь" Жорик побывал случайно. Хозяин, у которого он как-то подрабатывал, в этом кафе угощал.
Привольнов занял наблюдательный пункт по всем правилам конспирации, а именно не рядом с "Витязем", а поодаль на противоположной стороне улицы в тени дерева. При малейшей опасности он рассчитывал нырнуть в находившийся за его спиной проулок.
Олег подъехал в старенькой "семерке" белого цвета, остановился рядом с кафе и, выйдя из автомашины, стал оглядываться. Стражников был один. Привольнов на всякий случай выждал пару минут и, покинув наблюдательный пункт, направился к милиционеру. Шагнул навстречу Привольнову и майор. Подойдя вплотную, мужчины остановились и окинули друг друга изучающими взглядами. Да, много воды утекло с тех пор, как они виделись в последний раз. Служили Олег и Жорик в одном спецотряде. Были они из одного города, на почве землячества и сблизились. Вместе ели, рядом спали, бок о бок сражались с бандитами. Но потом судьба развела их. Жорик как-то слышал, что Стражников вернулся в родной город и поступил на работу в милицию, но не встречался с ним. Недосуг было. Сначала быт засосал, потом водка. А вот теперь приспичило.
За то время, что бывшие сослуживцы не виделись Олег из поджарого с волевым подбородком, жестким ртом и острым взглядом молодого человека превратился в вальяжного плотного дядьку с сытым расплывшимся лицом и тусклым взглядом. Произошла метаморфоза и с Жориком. Он наоборот из цветущего, жизнерадостного, накаченного человека обратился в желчного морщинистого доходягу с холодными блестящими глазами.
Бывшие однополчане помедлили, прежде чем приветствовать друг друга, не зная стоит ли проявлять чувства при встрече, однако слегка обнялись, затем крепко пожали друг другу руки.
― Привет, Олежка! ― отступив на шаг, сказал Привольнов. ― Отлично выглядишь.
Стражников одернул форменную рубашку.
― Да и ты неплохо. Похудел только. ― Врал Стражников. Хотя Жорик и был прилично одет, за версту было видно, что он опустившийся тип. ― Как ты меня нашел?
Привольнов покосился на проезжавшую мимо милицейскую машину. Подозрений она у него не вызвала.
― Не составило особого труда, ― изрек Жорик, успокаиваясь. ― Слышал я краем уха, что ты в нашем городе в Орджоникидзевском районе в РОВД работаешь. Позвонил в дежурную часть, мне и подсказали твой номер телефона.
― Ну, ты даешь! ― изумился Стражников. ― Тебя же чуть ли не в международный розыск объявили, а ты по милициям звонишь!
― Так ты уже знаешь, ― расстроено произнес Привольнов. ― Быстро же до тебя слухи дошли.
― Конечно знаю, и не только я. В городе нет такого милиционера, которому не были бы известны твои приметы. Ладно, нечего здесь светиться. Пойдем в кафе, там поговорим.
Стражников повернулся, поднялся по ступеням и по-хозяйски распахнул дубовую дверь заведения. В квадратной комнатке, разделенные стойкой бара с кассовым аппаратом на ней, ворковали парень с девушкой. При виде милиционера парочка враз смолкла и невольно вытянулась.
― Все в порядке, ребята, не напрягайтесь! ― тоном человека, привыкшего к проявлению почтения со стороны окружающих, ― сказал Стражников. ― Мы перекусить зашли.
― О, да конечно, пожалуйста, проходите! ― засуетилась миловидная девица, судя по кружевному передничку, официантка. ― Мы рады вас обслужить.
― А вот посмотрим, как вы рады, ― ухмыльнулся майор. ― Главное, чтобы мы довольные остались.
Девушка, а за ней Стражников и Привольнов, вошли в следующее помещение с тремя кабинетами на одной стороне и несколькими кабинками на другой. Для интима в последних горели бра, а в дверном проеме были подвешены длинные, похожие на деревянные бусы висюльки. Одна кабинка была занята, остальные свободны. Сквозь арку в конце коридора просматривался уголок зала, в нем за полированным столом сидела парочка и переговаривалась. Негромко играла музыка.
― Вы где хотели бы устроиться, ― остановившись спросила официантка. ― В кабинете, в зале, в кабинке?
― В кабинете, ― не раздумывая, ответил майор. ― Нам поговорить по душам нужно.
Девица распахнула одну из дверей.
― Прошу!
В крохотной комнатке с окнами, выходившими в палисадник, стоял крытый белой скатертью стол и шесть стульев. Пахло табачным дымом и цветшими за приоткрытым окном розами. Как только посетители расположились за столом, официантка подала меню и застыла в выжидательной позе. Бывшие спецназовцы, посовещавшись, выбрали тушеную с грибами курицу со сложным гарниром, салаты, бутылку напитка и хлеб "ассорти".
― Водку, коньяк, пиво? ― вопросительно взглянув на Жорика, поинтересовался Стражников.
― Я не пью, ― твердо сказал Привольнов.
― Вот как? ― в голосе майора проскользнули нотки сомнения. ― А я слышал наоборот, ты этим делом, ― он сделал красноречивый жест у горла, ― злоупотребляешь.
Жорику очень не хотелось развивать болезненную для него тему.
― Было одно время, ― признался он неохотно. ― Да завязал.
― Что ж, похвально! ― Майор повернулся к застывшей официантке: ― Мы ждем заказ, девушка.
― Минутку, Олег Владимирович, ― пообещала девица и упорхнула.
Привольнов удивленно посмотрел ей вслед.
― Откуда это она тебя знает? ― поинтересовался он.
Стражников сделал недоуменное лицо.
― Без понятия. Слышала, наверное. Я же проституток курирую. А они в барах, кафе да ресторанах торчат. Вот и мотаюсь по злачным, приличным и не очень местам. В "Витязь" тоже несколько раз по делам заглядывал, вот, наверное, официантка и запомнила. Но да бог с ней. Давай о тебе поговорим. В общем, пришла на тебя ориентировка, Жорик ― разыскивается особо опасный преступник ― и твои приметы. Я до последнего не хотел верить, что это ты, однако, когда сегодня утром услышал твой голос по телефону, все сомнения отпали. Натворил ты дел, Жорка! ― Стражников не смог скрыть возмущения. ― Это ж надо Жорка! Привольнов Жорка, балагур и весельчак, вдруг главарь банды, убившей нескольких человек, сам расстреливает своих подельников, а потом, когда его ловят, сбегает из-под стражи! Ты рехнулся, Жорик! В кого ты превратился? Ты, кто сам сражался с отморозками, кто ненавидел и презирал их, ты, кто не раз спасал людям жизнь, и сам готов был отдать ради их спасения свою жизнь, стал бандитом. Уму непостижимо! Короче, я специально приехал на встречу с тобой, чтобы уговорить тебя сдаться. Другого выхода у тебя нет, уж поверь мне.
― Ладно, ладно не кипятись, ― примирительным тоном сказал Привольнов. ― Никакой я не отморозок, не главарь, а самый обыкновенный бич, из которого хотят сделать козла отпущения.
Стражников небрежно махнул рукой.
― В подобной ситуации любой бы так сказал.
― Да правду я говорю, Олег, ― с обидой в голосе произнес Привольнов. ― Подставили меня.
― Кто? ― майор все еще не верил.
Жорик дернул здоровым плечом.
― Кабы знал. Мужик какой-то Вячеславом зовут. Предложил автомат за штуку баксов в кафешку снести и передать одному типу. Я задаток взял и поперся как дурак. Там меня ОМОН и повязал. Оказалось из АКМСУ этого банду расстреляли, а до этого нескольких человек завалили. Меченый ствол подсунули мне.
В больших со слегка отечными веками блекло-голубых глазах Стражникова промелькнул интерес.
― Алиби на этот час у тебя есть?
― Да в том-то и дело, что нет, ― с досадой бросил Жорик. ― Если бы алиби было, не было бы проблем. Я во время стрельбы в "Аладдине" дома в отрубе лежал и никто подтвердить этого не может. А на следующий день с бодуна в бар потащился похмелиться, да там приключение себе на одно место и нашел. Будь проклят этот Вячеслав!
Заинтересованное выражение в глазах майора исчезло, уступив место насмешливому.
― А говорил не пьешь!
Привольнов не стушевался.