Наконец, в этом же направлении действовал и расцвет так называемой "новой экономики" (о ней также подробнее речь пойдет позже) – появление большого количества денег в нетрадиционных сферах, связанных с обслуживанием сферы деловых услуг (в том числе все новых сфер, производных от производных), безусловно, способствовало быстрому и в большинстве случаев малооправданному с точки зрения реальной производительности росту доходов в этих странах.
Таким образом, в силу изменившихся условий в последние два-три десятилетия общая экономическая дисциплина в США и странах Западной Европы существенно ослабла. Помимо прочего, это означало еще и то, что заметно уменьшились и возможности контроля со стороны общественных институтов за поведением бизнеса; за тем, чтобы его действия не отклонялись от норм и практик, соответствующих принципам цивилизованной деловой деятельности.
Упомянутое выше расследование обстоятельств финансового кризиса уполномоченной комиссией американского конгресса изобилует примерами, когда регулирующие органы сквозь пальцы смотрели на случаи очевидного нарушения компаниями финансового сектора в США норм и правил добросовестного и ответственного ведения бизнеса, когда, например, финансовая отчетность и результаты аудита не отражали должным образом результаты деятельности компаний и объем принимаемых ими на себя рисков. Доклады и выступления руководителей и должностных лиц надзорных и регулирующих органов игнорировали информацию и данные, которые должны были бы вызвать у них тревогу и заставить принять необходимые меры предосторожности. В положении и действиях таких лиц во многих случаях явно присутствовал конфликт интересов, который их собственные контролеры и просто окружающие предпочитали не замечать или замалчивать. Проверки проводились формально, а сигналы о злоупотреблениях и фальсификациях, вместо того чтобы тщательно расследоваться, топились в бюрократической волоките.
Большие проблемы, судя по всему, имелись в это время и в кадровой политике, в частности при назначении людей на государственные должности, дававшие занимавшим их людям существенно влиять на объем и характер регулирования в финансовом и ряде других секторов. Да и в частном секторе некоторые назначения вызывали большие вопросы по поводу репутации менеджеров, действия которых потенциально могли нанести значительный ущерб поддержанию здоровой деловой атмосферы и общественным интересам.
1.2.3. Нравственный аспект
Названные отрицательные явления в большой степени можно, конечно, связать с описанным выше процессом общего ослабления экономической дисциплины в развитых странах на фоне объективного изменения окружающей их обстановки и условий развития. Но ограничиваться только этим было бы, видимо, неверно.
Если ретроспективно обозреть то, что писалось о кризисе в разгар сопутствовавших ему потрясений, очевидно, что по мере усугубления кризиса в соответствующих публикациях и выступлениях все чаще встречались упоминания о том, что накапливавшийся долгие годы экономический негатив имеет и определенный моральный контекст, причем уровень обсуждения этого аспекта постоянно рос.
Вначале (точнее, осенью 2008 г.) моральная сторона кризиса упоминалась, скорее, в вульгарном смысле, далеком не только от науки, но и вообще от мировоззрения экономически мыслящего человека. Речь о ней велась в категориях "алчных банкиров с Уолл-стрит" и "безответственных действий" управляющих хедж-фондов или ипотечных финансовых учреждений. При этом, конечно, все понимали, что жадность, безответственность и склонность к рискованной игре на свои и чужие деньги относятся к числу вечных человеческих пороков, и в целом они сегодня присущи людям не больше и не меньше, чем во времена Шекспира или на заре развития современного капитализма.
Более того, человеческая память, конечно, коротка – особенно в том, что касается событий неприятных и болезненных, вызывающих чувство стыда или неуверенности. Если, однако, обратиться к тому, что писали и говорили по поводу всякого рода кризисов и трагических поворотов в истории по "горячим следам", то можно увидеть, что каждый раз для них предлагались объяснения, связанные с моралью и сводящиеся, по сути, к тому, что люди потеряли совесть и забыли Бога. Впрочем, каких-либо практических последствий эти объяснения никогда не имели.
Однако постепенно вопрос о моральной стороне событий, предшествовавших нынешнему кризису и в значительной степени ему способствовавших, начал подниматься, во-первых, все более настойчиво, а во-вторых, уже на гораздо более профессиональном уровне понимания проблемы.
Что касается настойчивости, с которой нравственный аспект действий, приведших к кризису, поднимался в публичных высказываниях и публикациях о кризисе, то она проявлялась, по меньшей мере, в двух отношениях. Во-первых, постепенно вырастал уровень лиц, которые считали для себя возможным и необходимым признать его важность. Если поначалу рассуждать на эту тему позволяли себе лишь журналисты, то уже через несколько месяцев подобные мотивы стали появляться в выступлениях публичных политиков – как американских, так и европейских.
Апогеем можно считать ряд высказываний европейских политических лидеров, и в первую очередь тогдашних первых лиц Франции и Германии Н. Саркози и А. Меркель, осудивших историческую тупиковость и "аморализм" того, что они обозначили выражением "финансовый капитализм", противопоставленный ими "капитализму производства". В свою очередь и только что занявший в то время пост президента США Б. Обама счел для себя необходимым начать системное обличение сомнительных с точки зрения нравственных ценностей практик, укоренившихся в финансовом секторе. Даже в своей инаугурационной речи он отметил, что ослабление американской экономики явилось "следствием алчности и безответственности со стороны некоторых, а также нашей коллективной неспособности принять трудные решения".
Наконец, на определенном этапе указания на то, что моральные стандарты, а точнее, их низкий уровень сыграли немаловажную роль в возникновении и углублении кризиса, стали звучать уже и в устах высокопоставленных и авторитетных экономистов.
Во-вторых, среди тех, кого можно причислить к людям весьма имущим и политически влиятельным, стало расти понимание, что низкие моральные стандарты в обществе прямо сказываются на эффективности экономики. Если не все, то многие все более явственно ощущают, что связь между качеством этических норм общественной жизни и последовательностью их применения, с одной стороны, и качеством функционирования весьма конкретных общественных, в том числе сугубо экономических институтов – с другой, очень тесна и, более того, с течением времени становится все теснее.
То есть, конечно, о важности и необходимости соблюдения моральных норм в обществе и раньше говорили многие, и достаточно громко. Однако при этом лишь очень немногие усматривали прямую и тесную связь между прочностью моральных норм и такими сугубо конкретными вещами, как, например, движение фондовых индексов или возможность и целесообразность секьюритизации ипотечных кредитов. И если посмотреть аналитические работы или просто общий тон СМИ экономической направленности периода, непосредственно предшествовавшего обострению ситуации на рынке ипотечных облигаций и связанных с ними деривативов, то станет очевидно, что никто из экономических аналитиков не предполагал и не предвидел, что ограничивающие факторы, обусловленные нравственными проблемами, могут реально и непосредственно воздействовать на экономическую конъюнктуру.
Во всяком случае, если вернуться к ситуации до осени 2008 г., нельзя не заметить, что применительно к проблемам на финансовых рынках в США в фокусе внимания специалистов и регулирующих органов были все возможные проблемы, кроме вопросов общественной морали и деловой этики. Последние все это время фактически не только не были предметом экономического анализа, но и просто выпадали из поля зрения тех, кто по роду своей деятельности следил за ситуацией, оценивал коммерческие и политические риски, давал рекомендации по поводу необходимых мер регулирования или это регулирование осуществлял на практике.
Даже после того как локальный кризис на рынке ипотечных облигаций в США оказался причиной или спусковым крючком кризиса финансового сектора в мировом масштабе, а разговоры об "алчности банкиров с Уолл-стрит", и прежде всего тема баснословных бонусов управляющих, по всем признакам ответственных за крайне бедственное положение управлявшихся ими компаний [11] , стали одной из популярнейших тем СМИ, аморализм высших чиновников и бизнес-менеджеров все же не рассматривался в качестве реальной причины масштабных потрясений, которые сотрясают сейчас и, вполне возможно, ожидают в будущем современный глобальный капитализм.
А ситуация сегодня, как мне представляется, выглядит именно так. И мне кажется в высшей степени симптоматичным, что мысль о том, что современный капитализм подходит к некоторой черте, после которой становится невозможным дальнейшее развитие на базе прежних представлений об обществе и управлении им, впервые начала звучать из уст не маргиналов, а людей, этот самый капитализм олицетворяющих.
Если первопричиной нынешнего кризиса является слабость моральных устоев в современном нам обществе (а все, что будет сказано далее, в той или иной форме представляет собой, по сути, аргументацию именно этого тезиса), то споры о том, в какой именно момент времени завершилась вызванная прошедшим кризисом новая Великая депрессия, становятся вопросом третьестепенным. В любом случае возвращение к докризисным уровням производства не означает снятия глубоких нравственных противоречий, лежащих в основе модели "финансового капитализма", которая, как теперь признается, к началу нынешнего века заняла огромное, если не доминирующее место в современной мировой рыночной экономике. Соответственно вопрос о недооценке нравственного фактора в деловой и общественной практике и о необходимости его глубокой реабилитации ни в коей мере не утрачивает своей серьезности и актуальности [12] .
1.3. Уроки кризиса: что же случилось с западным обществом?
Ниже мы увидим, как на деле выглядела недооценка морального фактора в экономической жизни последних десятилетий, и постараемся описать соответствующие механизмы, но прежде хотелось бы остановиться на том, почему мораль и экономическую деятельность следует рассматривать не как различные измерения деятельности человеческого общества, а, скорее, как взаимосвязанные аспекты единого общественного человеческого организма. В частности, серьезного внимания в этой связи заслуживает версия о том, что связь между уровнем соответствия деловой практики базовым этическим ценностям, с одной стороны, и интенсивностью и качеством экономического роста – с другой, имеет более прямой и непосредственный характер, чем это обычно отражается в массовом сознании.
1.3.1. Доверие
Действительно, вряд ли кто-либо решится отрицать, что с точки зрения обеспечения жизнеспособности и эффективности рыночной экономики чрезвычайно важную роль играют присущие человеческому обществу нормы поведения и ценности, частью обусловленные биологической природой человека, а частью – его социальной сущностью, в том числе и те из них, которые описываются в категориях морали. В первую очередь это связано с той особой ролью, которую в современной экономике играют отношения доверия между экономическими субъектами (агентами).
То, что в основе рыночных отношений и теоретически, и практически лежит доверие экономических субъектов друг к другу и к государству как к арбитру и регистратору, давно уже является общим местом. Именно это в свое время позволило перейти от простейших актов рыночного обмена к более сложным видам хозяйственных отношений, при которых взаимно увязанные действия экономических агентов оказываются разнесенными во времени и пространстве, и соответственно для их совершения необходим определенный уровень доверия к контрагентам и к системе, в рамках которой эти действия совершаются.
В условиях сегодняшнего капитализма это необходимое для функционирования рынка условие продолжает играть ключевую роль в финансовой и производственной деятельности и отражается в таких важных для экономики показателях, как уровень накопления в целом и банковских сбережений в частности; склонность к инвестированию в производственные и финансовые активы; выбор форм сбережений и инвестирования, интенсивность международной миграции капитала и др.
Очевидно, что укрепление доверия населения к другим экономическим агентам, к государственным и общественным институтам оказывает стимулирующее влияние на инвестиции, в том числе за счет притока капитала извне, позволяет поддерживать норму сбережения на естественном для условий конкретного времени и места уровне или даже выше этого уровня. Оно также увеличивает возможности регулирующих органов воздействовать на темпы и характер деятельности тех или иных хозяйственных агентов, влиять на их настроения, корректировать негативные воздействия на экономику тех или иных внешних факторов и в целом стимулировать экономический рост, а также его качественные изменения в долгосрочной перспективе.
Напротив, если это доверие ослабляется или оказывается необоснованным, то любые знания об экономических закономерностях, любые сколь угодно совершенные системы контроля и регулирования со стороны хозяйственных и административных институтов не дадут заметного эффекта стимулирования экономического роста и не предотвратят сбои в экономическом механизме.
Собственно говоря, не так уж неправы те, кто утверждают, что доверие – это ключевая категория рыночной экономики не только с точки зрения ее генезиса, но и в плане ее дальнейшей исторической судьбы. Согласно этой точке зрения любые экономические действия как отдельных лиц, так и предприятий в конечном счете неотделимы от человеческой психологии; от настроя, ожиданий и субъективных оценок участников рыночных отношений. Соответственно устранить в экономической системе разного рода неопределенности и риски невозможно в принципе, какие бы сложные и изощренные системы мониторинга и оценки рыночных факторов и рисков ни применялись регулирующими органами.
Действительно, каждый экономический агент, будь то частное лицо или коллектив лиц, управляющих крупной фирмой, даже обладая огромной информацией и доскональными знаниями об условиях своей деятельности и их возможном изменении, все равно в итоге сталкивается с необходимостью оценить для себя, как будут реагировать на них остальные участники рынка, как они поведут себя в меняющейся ситуации.
Можно предполагать, что при взаимодействии в экономической среде человеческие реакции отличаются повышенной рациональностью. Тем более рациональны реакции профессиональных субъектов экономической деятельности. Но предсказать эти реакции с совершенной точностью невозможно, даже если все остальные условия определены и известны.
На практике же, конечно, эти условия никогда не бывают ни определенными, ни точно известными. Именно поэтому досконально просчитать степень риска, с которым сопряжены те или иные экономические решения или действия, невозможно в принципе. Думать иначе – самообман, и любые работы, предлагающие формализованную методику поиска минимально рискованных бизнес-решений, – не более чем интеллектуальное упражнение.
В конечном счете принятие тех или иных деловых решений упирается в вопрос о том, считают ли люди для себя возможным рисковать имеющимися у них ресурсами, вступая в рыночные отношения и рассчитывая на те или иные действия своих реальных или потенциальных контрагентов. А поскольку единственным ориентиром для них является свой и чужой опыт, то именно бесперебойное функционирование механизмов доверия является абсолютно необходимым условием эффективного функционирования рыночной системы, пока она будет существовать.
С этой точки зрения именно возможность поддержания и укрепления отношений доверия общества к хозяйственным и административным институтам капиталистической рыночной экономики определит ее историческую судьбу в долгосрочной перспективе. Более того, эта перспектива, возможно, будет не столь уж и длительной: глобализация, о которой подробнее будет сказано ниже, многократно увеличивает цену просчетов и ошибок, легко превращая локальные возмущения в глобальные кризисные явления. Соответственно резкое снижение уровня доверия в нескольких ключевых экономиках чревато глобальным кризисом рыночных институтов с малопредсказуемыми последствиями для мирового капитализма в не столь уж и отдаленной исторической перспективе.
Что касается финансовой сферы, то здесь даже малейшие изменения в степени доверия экономических агентов к действующим институтам, как правило, очень сильно сказываются на показателях. Если в производственной сфере рост или падение объемов производства, цен или инвестиций на 10–20 % в течение года – это, скорее, экстраординарное явление, то показатели цен и активности в финансовой сфере в течение года могут легко меняться в разы, чутко реагируя на перемену в настроениях инвесторов и в их оценках. Соответственно чем выше роль финансовой сферы в совокупной экономической активности, тем радикальнее может быть реакция экономики на столь трудно формализуемые и измеримые вещи, как меняющийся уровень доверия к экономическим и общественным институтам. Тем больше, соответственно, может быть волатильность инвестиционного и потребительского спроса, и тем легче может быть спровоцирован спад экономической активности без каких-либо очевидных причин.
1.3.2. Простые правила эффективности
Доверие же не в последнюю (а может, даже и в первую) очередь связано с наличием в системе отношений такого фактора, как общественная мораль. Именно она (а не только, и даже не столько организованное легальное или скрытое насилие со стороны государства) делает возможными каждодневные действия, сопряженные с производством, обменом, накоплением, инвестированием и другими базовыми хозяйственными действиями.
Исключительная роль моральных норм в этом процессе связана, на мой взгляд, с тем, что принуждение со стороны государства (тем более – со стороны так называемых органов саморегулирования рынка) к соблюдению норм и правил рыночных отношений эффективно тогда и только тогда, когда бóльшая часть субъектов экономики исполняют их без насильственного принуждения, в силу следования нормам общественной морали и личных представлений о нравственности и ответственности. Неизбежные в любом случае нарушения этих норм отдельными людьми и организациями в данном случае пресекаются или наказываются созданными для этого институтами, согласно общему настроению большинства, а не вопреки такому настроению, и при минимальном и лишь строго необходимом использовании мер принуждения. В результате массовое следование установленным самим обществом правилам игры достигается ценой небольших или, во всяком случае, приемлемых для экономики затрат.