- Я ж с чего в эту дыру загремел, конечно, не с добра. Ведь юрист, в Магаданской госбезопасности работал. Еще в те времена! Тогда все по приказу было. Это теперь дозволено спорить. Мы о том и не мечтали. За любую мелочь могли поставить к стенке и размазать молча. Как моего друга шлепнули. Знаешь, за что? На параде первомайском шел в общей колонне и не доглядел, как портрет вождя, который он нес, повернуло ветром обратной стороной, лицом к Кольке. Так он и пронес его мимо трибун. Посчитали это глумлением над вождем, назвали мужика шпионом и диверсантом. А он был простым сантехником при институте. Когда я попытался вступиться, сказали, что поставят рядом, если еще рот открою. А подыхать не хотелось, замолчал. Все ждал Кольку, думал,бойдется, выпустят. Напрасно, мой друг не вышел, - затих Бондарев.
- Так ты из-за него сюда возник? - не понял Гоша.
- Да тут он ни при чем. Стал я, как и все, выполнять приказы молча. А через годы, когда одного вождя сменил другой, нас, молчавших, помели из органов подчистую. Всех до единого. Многих с лишением званий и наград. Никого не интересовало, как они нам давались. Почему так мало из моих коллег дожили до пенсии? Да все оттого, что одних убрали молча, другие тихо скончались сами, а все потому, что не может человек долго жить в разладе с самим собой. Нам приказывали, кого арестовать, кого сунуть на зону в Мангышлак, кого запихнуть в психушку. Я ведь не о сталинских временах, о Брежневе говорю. При нем Колымские зоны не пустовали. Да и те времена прошли. Трижды меня понижали в звании. Я все терпел, ждал пенсии, чтоб с путевой уйти на отдых. Но опять поменялся вождь, и тогда нас тряхнули капитально. Какой-то борзой журналист написал громадную статью, где разгромил госбезопасность и назвал по именам всех, кто, как он сказал, виновны в гибели людей. Многих! Меня не обошел. Первыми после той писанины уехали сын с женой. Они стали началом. Потом друзья и знакомые отвернулись. Им было стыдно общаться, они закрыли передо мной двери. Я чувствовал себя волком среди людей, лишним в человечьей стае. Но это было не все. На меня начались гонения. Увольнение с работы уже не удивило, но и в другое место не брали. А у меня, как назло, никаких сбережений.
- Как же ты продышал? - перебил Гоша.
- Устроился в артель золотоискателей. Там моя биография никого не интересовала. Но вся беда в том, что эта артель работала только летом. Зимой живи, как хочешь. Ну, когда вернулся в город, моя квартира оказалась занятой чужими людьми. Я обращался в прокуратуру, в милицию, а мне ответили, что осе годы я жил в ведомственной квартире, а теперь дом относится к муниципалитету. Те искали меня все пето, не найдя, вселили семью военнослужащего. Мои вещи и мебель хранятся на складе милиции. Так вот и остался бездомным. Хорошо, что встретил своего коллегу, из уцелевших. Он вовремя сориентировался и уехал на Камчатку по моему совету. Я ему еще тогда блестящую характеристику дал. Она очень помогла в тот момент. Взял он меня с собой. Я уже во все тяжкие ударился, спиваться начал. Он за шкирняк из пропасти вытащил. Отмыл, подкормил, успокоил и привез в Петропавловск. Привел к своему другу, тот в авторитете был у местных. Вот и устроили в райсовет. Должность не громкая, зарплата не кучерявая, но как-то тяну. Теперь сам связями обзавелся, обещают меня взять на рыбокомбинат в поселок Октябрьский, юристом. Даже жилье дадут приличное. Главное, выждать, когда их юрист уйдет на пенсию. Тому три месяца осталось. Я сразу на его место. Сам понимаешь, там зарплата втрое выше нынешней.
- А баба согласится?
- Нет у меня жены. С первой развелся, второй не обзавелся, - вздохнул человек.
- Как же обходишься? - удивился Гоша.
- Ну, бабы есть, не без них, но временные. Когда в командировки посылают, отмечаюсь у них. А здесь никого нет. Не хочу рисковать. Бабье тут гнусное, горластое. Чуть в гости пришел, норовят охомутать. Каждая стерва не ниже королевы себя держит. А глянешь повнимательней, такая же дешевка, как и другие. Все ищут шею покрепче, на которую с ногами взобраться можно. Да еще под юбку норовят загнать. Чуть от нее в сторону - кипеж поднимают на весь поселок. Грозят наездом ментов.
- Вот это ни хрена себе! - трезвел Гоша.
- Помни: и тебя к рукам прибрать постараются. Водовоз и ассенизатор - самые денежные мужики.
У них навар всяк день, без задержек. Потому берегись облавы, Гошка! Поймают за самые! И пока не распишешься, не отпустят! - хохотал сосед.
- Меня не поймают! - усмехнулся поселенец.
- Значит, тебе повезет! Но выхода нет, когда прижмет мужичье, что будешь делать?
- На зоне передышал, как-нибудь и здесь перебьюсь. Пять лет, а потом на материк уеду. Найду себе там из своих, я ведь без особых запросов, - отмахнулся Корнеев.
- Ты за что сидел?
- За фарт.
- Воровал?!
- Ну, да! И что с того?
- Здесь завяжи с этим. Уроют мигом. Народец крутой. У нас года два назад появились "гастролеры" с материка. Кажется, из Ростова. Дня три они здесь погуляли, пока их не прижучили в гостинице. Менты бзднуть не успели, как местные разнесли фартовых в клочья, устроили самосуд. Ну, и найди убийц! Толпа собралась больше сотни человек. Каждый приложился. А кто убил, так и не нашли. Ни сажать, ни судить некого. Зато спокойно стало. Видно, слух дошел до материка - наши получили выговоры за то, что прозевали самосуд. На том все и закончилось. Ну, еще одна баба, та из приезжих, новенькая, стянула в магазине колготки. Ее на другой день с "волчьим билетом" на материк выкинули, вспомнил Игорь Павлович.
- Круто, - грустно согласился Гоша. - Что ж это за фартовые возникли, которые закон нарушили? Почему местных фраеров трясли? Иль нет тут банков, магазинов? Зачем на пыль позарились?
Бондарев хохотал, согнувшись пополам:
- Гоша! Ну, уморил, сукин сын! У нас в поселковых магазинах нет золота и мехов. Ты зайди в любой. На весь поселок три магазина, товар - глянуть не на что. Здесь живут либо временщики, кто каждую копейку копит для материка, либо те, кому уехать некуда, нигде не нужны, короче, алкаши. Как понимаешь, ни те, ни другие не делают дорогих покупок. И берут в магазинах только необходимое и жратву. Деньги держат на вкладах.
- А кого трясли фартовые? - изумился Гоша.
- К двоим охотникам влезли, оружие поперли. У Николая Притыкина забрали восемь соболей. Они еще невыделанными оказались. Ну, еще лису. С десяток горностаев. У Хабаровой с десяток норок, несколько песцов и пару куниц. Те в это время были на охоте. Баба Николая, понятное дело, не хватилась. У детей внуков досматривала. А у Хабаровой и вовсе никого в доме не было. Все внуки - в науке. Фартовые воспользовались. Влезли к главврачу. Там не поживились особо, денег не нашли. Да и откуда у нынешних докторов "бабки"? Если хлеб купит, чай без сахара пьет. Вот и сперли у него единственное кольцо, которое после смерти жены не носил. Он тоже не хватился за ненадобностью.
- Фу, говноеды, крохоборы, шпана! Какие из них фартовые? Нет бы банк тряхнули! - возмутился Георгий.
- Во! На нем и засыпались! Решили, что с наскоку возьмут, но просчитались. Там два деда и поныне сторожат. Гадом буду, они еще с Суворовым в поход ходили. Короче, нагрянули они, решив сначала оглушить дедов. Ну, и стали подкрадываться к банку, подумав, что деды кипеж не поднимут. Обчистить казну и смыться ночью в Октябрьский. Оттуда судном в Питер.
- Откуда знаешь, если их толпа разнесла? Или в деле с ними был? - прищурился Гоша.
- Милиция лодочника разыскала, которого воры наняли. Он и сказал, что согласился подбросить в Октябрьский, а там с судном помочь, узнать, какое туда пойдет.
- Ну, и как же их "плесень" накрыла? - перебил Гоша.
- Сунулись они к окну. Там темно, стариков не видно и не слышно. Тихо, как в могиле. Ну, решили через чердак, благо, лестница у стены лежала. Влезли, опустились в коридор, и тут на них собаки выскочили, следом старики. Двое сообразили и мигом на лестницу, а третьего достали. Но он, гад, вывернулся, успел по лестнице удрать. А собаки следом! Шум, гам подняли. Тут люди повыскакивали, проснувшись невзначай. Поймали их не сразу, только когда развиднелось. Все мужики из домов выскочили. Тут и охотники вернулись на выходные, в баньке решили попариться. Обнаружив пропажу, хотели утром у соседей спросить, не видали ль, кто к их домам подходил. Короче, попытали фартовых всей толпой, запинали вконец. Потом, слышал, что банковские деды особо расстарались. Да и охотники достали не слабо. Только главврач не тронул. Он даже с постели не встал. Ему кольцо на работу принесли и отдали.
- А за что размазали? - удивился Гоша.
- За то, что воры! Тут, в Усть-Большерецке, хватает судимых. Они отстроили поселки и установили свои законы: за воровство - смерть. И ту бабу за колготки убили б. Спасло то, что у нее трехлетняя дочь была. Вцепилась в мать руками и ногами, не оторвать. А на ребенка у кого рука поднимется? Так вот и спасла мамку детской любовью своей, удержала в жизни. Где-то в другом месте приживутся, но воровать баба уже не станет. До конца будет помнить, как едва не поплатилась жизнью за соблазн, - умолк Игорь.
- Да, на мелком попалась. А ведь все с того родится. Получилось удачно в первый раз, дальше само собой поехало. Остановиться тяжко. Если однажды нажрался пряников, хлеба уже не хочется. Да и жизнь в фарте другая, не такая, как у фраеров. Они дышат как падлы. День ко дню до получки. Которой ни на что не хватает. Фартовые за один миг могут обеспечить себя до конца жизни.
- Она у них короткая, - усмехнулся Игорь и добавил, - такую обеспечить немудро…
- Верно. А знаешь почему? Не умеют вовремя остановиться, потому горят! А если бы знали меру, дольше жили б, - признал Гоша.
- Вот и завяжи вовремя. Здесь иначе нельзя, - подытожил Бондарев.
Нет, не удалось поселенцу отдыхать три дня. За ним уже на следующий день пришел человек из коммунхоза и убедил Корнеева выйти нынче на работу.
Георгий не стал спорить. Привез воду в больницу и детский сад, в пекарню и в магазин, в милицию и на почту, а потом до глубокой ночи обслуживал частников. Возил воду в дома и квартиры, не забыл и себя. Прежний хозяин держал в запасе две порожние бочки. Вот только второй соседке воду не привез. Та не просила, сам не набивался с помощью.
К ночи, возвращаясь домой, зашел на пекарню, попросил дать хлеба. Ему вынесли три буханки, горячие, румяные. Пекариха сказала, что каждый день будет давать хлеб Гоше бесплатно, ведь без водовоза пекарня беспомощна.
Вернувшись домой, посчитал, сколько сегодня заработал.
"Пусть не густо, но на жратву хватило б", - подумал довольно и решил на завтра отовариться харчами, а нынче перебиться на хлебе.
Съев почти буханку, лег спать, не раздеваясь. Устал, вымотался за день и уснул мигом. Он не слышал, как стучал ему в стену Игорь, звал пообщаться, пропустить по сто грамм. Бондарев понял, что намучился поселенец за день и теперь не до выпивки, вырубился человек, едва добравшись до койки.
Гошу не разбудил даже оголтелый, громкий крик ребенка за стеной. Он орал так, что даже глуховатый Бондарев затыкал уши и ругался:
- Черт бы вас побрал таких родителей. Высрали недоноска и успокоить не могут. А соседям хоть удавись, никакого отдыха.
- Давай, дочка. Кричи громче! Тоже мне сосед сыскался! Мне воды не привез, а как ребенка искупать? Иль у поселенцев нет мозгов, поморозило их? - ворчала Маринка, хмурясь.
Рано утром она решила сходить к Гоше и попросить привезти ей воду, но соседа уже не было. Он ушел на работу раньше, чем проснулись соседи.
Дни шли, похожие один на другой как близнецы. Но Север непредсказуем, затишье зимой всегда бывает коротким. Так и теперь, пурга подкралась внезапно, среди ночи, взвыла в трубе голодной волчицей, дыхнула в окно морозной глоткой и поскакала по крышам, срывая с них куски железа и рубероида.
Вскоре захлопали двери и ставни, послышался собачий визг. Какую-то псину сорвало ветром от конуры и понесло без спроса в глухую ночь.
У кого-то белье с веревки сорвало и волокло по улицам поселка, раскидывая исподнее и постельное на чужие балконы, в подъезды. В такую непогодь сидеть бы дома, ведь пурга лишь набирала силу. Что будет утром? Вряд ли кто насмелится высунуть нос, но надо накормить коня. Кто знает, сколько дней продержится пурга. Людям непросто переждать ее, скотине тоже нелегко.
Выглянул в окно Гоша, понял, что через час-другой и вовсе не выйти наружу. Натянул телогрейку на плечи и потрусил к конюшне короткими перебежками, прячась за дома, хватаясь за столбы при сильных порывах ветра.
Гоша и не знал, что его увидел из окна милиции дежурный оперативник и, удивленно вытаращившись, сказал в пустоту кабинета:
- А у этого сукина сына не все отморожено, если про скотину беспокоится. Ишь, как торопится! Хотя, если конь сдохнет, поселенцу за него и отвечать своим карманом. Вот и шустрит, деваться некуда…
Гошка бежал, отворачиваясь от ветра. Холод забирался под телогрейку, выдавливал из него последнее тепло. Ноги в резиновых сапогах и вовсе онемели от мороза, но человек забыл о себе. Вот еще немного осталось, каких-то полсотни шагов. Поселенец делает рывок, но доска, оторванная ветром, больно ударила по голове, свалила с ног.
Наблюдавший за Корнеевым оперативник мигом выскочил из милиции и вскоре затащил человека в отдел, положил на скамью рядом с обогревателем.
Когда Георгий открыл глаза, долго не мог понять, где находится. Когда дошло, подскочил с лавки пружиной, закричав:
- За что?! Я ж ничего не украл!
- А тебя не приморили. Иди к себе на конюшню. Ведь если б я тебя не подобрал, ты б уже дуба врезал. Вот и приволок, чтоб жил. У нас на Севере друг другу помогают, не глядя, кто есть кто! Уже потом, после пурги разберемся, а сейчас жизнь сберечь друг другу надо. Разве ты не помог бы мне, окажись я на твоем месте? - спросил оперативник.
Гоша съежился, поймав себя на мысли, что сам, конечно, прошел бы мимо легавого, еще и порадовался бы, что одним меньше стало.
Оперативник, глянув на поселенца, понял все без слов и предложил грустно:
- Давай попьем чаю. Согреешься и пойдешь к себе на конюшню. Там у тебя никаких условий. Так что пей, Гоша! Хоть я и мент, но здесь, на Камчатке, да еще в пургу, все друг другу пригождаются. Вот ты моей матери не отказал, привез воду позавчера. Сам перенес в дом и денег не взял, за стол не сел, хоть и звала. Сказал, что у самого есть мать, может, и ей кто-нибудь поможет. И моя мамка молилась за тебя, чтобы ты со своей увиделся, чтоб дожила она с тобой до глубокой старости в тепле и в радости.
- Матери все одинаковы! - согласился Гоша.
- Ой, не скажи! Нам такое видеть приходится, что иную мать к стенке поставить не жаль и накормить автоматной очередью…
Гоша, услышав, закашлялся, чаем подавился. Не поверил ушам и спросил:
- Это про баб?
- О некоторых из них. Вон неделю назад привезли из села бабу. Нагуляла ребенка от парня, с которым встречалась. Его в армию забрали. Она с его другом схлестнулась. Тот сказал, что не останется с нею, если та родит ребенка. Ну, баба - к врачам. Те глянули и рассмеялись: "Какой тебе аборт? Готовься к родам!". Девка деньги предложила, врачи отказались. Даже бабки не взялись плод вытравить, греха побоялись. Вот и пришлось ей рожать. А едва ребенок на свет появился, она его за сараем в навозную кучу закопала. Отцу с матерью ни слова не сказала. Родила тихо, думала, обойдется все. Но куда там: к матери той девки соседка шла и как всегда через огород, мимо той навозной кучи. Услышала плач, подошла на голос и откопала. Спросила соседей про ребенка. Те - ни сном ни духом. Мамашка тоже отказалась. Та баба вместе с мужем привезли малыша в милицию. Мы давай искать, кто ходил на сносях, но ничего не нашли. Все, кто должны были родить, благополучно разрешились и детей растили. Но откуда это дитя взялось? И почему его, едва родившегося, убить решили? Вот и вернулись к той бабе, что ребенка привезла, мол, покажи, где откопала его? Ну, привела она. А с нами пожилой сержант был. Едва мы в дом ступили, он ту девку за сиську как хватил, из нее молоко так и брызнуло, что от коровы. Спорить стало не о чем, спрашивать тоже. Взяли мы в наручники ту бабоньку и в милицию привезли. Ребенка в дом малютки отправили, в Петропавловск, его через месяц усыновили, а мамку - в зону. На пять лет. За это время поумнеет.
- А как же хахаль, который подбил ее на это дело?
- Он написал своему другу в армию, что по его просьбе провел проверку боем. Девка оказалась неверной, такую в жены брать нельзя. Вот только цена гой проверки дорогая, едва не стоила жизни ребенку.
- Бабы все разные, но ни на одну нельзя положиться, а уж довериться и подавно, - согласился Гоша после паузы.
Выйдя из райотдела, сплюнул на порог и обложил оперативника отборным матом.
Уже возвращаясь из конюшни, зашел в магазин, хотел купить водки, но продавщица отказалась продать, сказав, что ей милиция запретила отпускать спиртное поселенцу.
Гоша завелся с пол-оборота:
- И ты уши развесила, кобыла немытая? Ну, погляжу, как дышать будешь без воды! Побегаешь за мною, мартышка сракатая! Пусть тебе менты воду носят, мать твою! - выскочил из магазина.
Следом за ним старик вышел, взял за плечо:
- Давай деньги, я куплю.
Через минуту отдал Гоше водку, не слушая благодарностей. Поселенец побрел домой через пургу, сгибаясь чуть ли не пополам. Он еле ориентировался. Улицу перемело заносами. Дома сплошь завалило снегом, они походили на пузатые сугробы, тесно прижавшиеся друг к другу плечами. Едва различимый свет от фонарей не мог осветить дорогу. На ней никого. Поселок будто вымер. Даже собаки не выскакивали из подворотен. Ни в одном окне не горел свет.
Гоша шел, ориентируясь по столбам. "Возле этого надо повернуть на свою тропинку, но где она?" Даже намека нет на человечье жилье. А пурга набирает силу, сгибает, валит с ног. "Вот тут должен быть наш дом", - шарит человек в непроглядной снежной круговерти. Делает еще пару шагов и нащупывает что-то твердое. Ухватился обеими руками, боясь выпустить, потом вгляделся. Узнал угол дома и на ощупь побрел к своей двери. Едва он ее открыл, его окликнул Бондарев:
- Гоша, это ты?
- Я. Еле добрался. Будто ослеп, ни хрена не видно в пурге. Все столбы по улице перещупал, как баб в бане. Что творится, не передать! - сдирал с плеч задубевшую от холода телогрейку.
Сапоги помог снять Игорь и, качая головой, сказал:
- А ноги ты поморозил. Глянь, как побелели. Портянки жидкие. Тут на пургу вязаные носки нужны. Надо старухам заказать. Пока мои наденешь. Старые они, протерлись на пятках, но на первое время сойдут, - принес со двора снег в тазу, велел поселенцу растереть ноги, а сам принялся растапливать печь.
Когда дрова уверенно взялись огнем, поставили чайник. Тот вскоре загудел, набираясь теплом.
- Нет, Игорь, так не пойдет. Давай картошку сварим. У меня под печкой целый мешок. Чего беречь? Жрать надо! В зоне и то три раза в день кормят. А мы на воле. Кто мешает похавать вдоволь? Хотя мне водку не продали, - рассказал Гоша о посещении магазина. Достав бутылку, рассмеялся, - если мне нужно, всегда сыщутся те, кто выручит.
- Слушай, а тебя вчера банщица и заведующая детским садом искали. Имей в виду, - вспомнил Бондарев.
- Баб иль воду? Обе кикиморы староваты для меня, а воду только после пурги. В такую крутель кобылу не поведу с конюшни, да и себя жаль.
- Но придется после пурги их на первую очередь ставить!