Все было так, как и представлял себе Хаблак. Сначала участковый отрекомендовался сам, назвавшись Петром Петровичем Деребой, потом кивнул на женщину и сообщил, что это Марьяна Никитична Ковалева, сестра погибшего, а дедки - понятые, видать, понадобятся.
Старики сразу поднялись и с готовностью закивали головами, им было интересно пообщаться с милицией, временем располагали, его сколько угодно, что-что, а время стало для них категорией неопределенной, это и подтвердил один из них, заявив, что могут помогать милиции хоть целый день.
Хаблак ответил так же церемонно: мол, с благодарностью воспринимает предложение общественности и охотно воспользуется их услугами.
Поднялись на третий этаж, и Волошин открыл дверь ключом, найденным в кармане Манжулы.
Михаил Никитович занимал стандартную, не очень большую однокомнатную квартиру, и обставлена она была просто: сервант, широкий диван, письменный стол и два кресла, но жил покойный, это сразу бросалось в глаза, с размахом. На письменном столе стоял японский стереомагнитофон, когда-то Хаблак слышал, что такая аппаратура стоит около двух тысяч рублей и даже больше, стены комнаты сплошь покрывали ковры, мягкий и толстый китайский ковер с розами лежал на полу, а сервант был заставлен хрустальными вазами, фужерами и еще какими-то безделушками. В огромной хрустальной вазе на журнальном столике торчали увядшие цветы, и Хаблак подумал, что Манжула спешил, оставляя квартиру - видно, был аккуратистом: квартира блестела чистотой, и каждая вещь стояла на своем месте, но вот о розах забыл, он бы обязательно выбросил увядшие, но ведь три дня назад цветы были еще совсем свежие, а если спешишь, не думаешь о том, что розам красоваться недолго.
Сестра Манжулы, которой Волошин успел сообщить, что милиция расследует обстоятельства гибели Михаила Никитовича и в связи с этим нужно осмотреть его квартиру, остановилась в дверях, ведущих из прихожей в кухню, достала платочек и вытерла слезы. Хаблак налил ей воды из крана, тепловатой и невкусной - холодильник был выключен и стоял открытый: деталь, свидетельствующая о том, что хозяин квартиры не собирался возвращаться сюда в ближайшее время.
Женщина отказалась от воды, она прошла в кухню и села, опершись локтями о стол, затем посмотрела на Хаблака и спросила:
- Что случилось? Почему?.. Как погиб Миша?
Майор примостился напротив нее - Марьяна Никитична сама начала нужный ему разговор. Он сочувственно наклонился к женщине через стол и ответил:
- Может, случай, а может, и хуже...
- Сердце предсказывало мне беду, - всхлипнула женщина. - Да и Миша... Он возвратился сам не свой, был чем-то встревожен...
Хаблак вспомнил самоуверенного и даже немного надменного Манжулу в аэропорту, там Михаил Никитович выглядел совсем спокойным. Но перед сестрой мог и не таиться, а в Борисполе разыграл самый настоящий спектакль.
Хаблак хотел спросить у Марьяны Никитичны, откуда у ее брата ковры и хрусталь, ведь зарплаты снабженца вряд ли хватило бы на такие расходы, однако передумал, это могло бы насторожить ее, а он хотел, чтобы разговор получился непринужденный, доверительный, когда собеседник понимает тебя, стремится помочь и говорит только правду.
Потому и переспросил:
- Говорите, Михаил Никитович возвратился из Киева встревоженный? В чем это проявлялось? Может, что-то рассказал вам?
- Да нет, ничего конкретного. Но я хорошо знаю Мишу, мать у нас рано умерла, а я на десять лет старше его. На ноги поставила.
- Должны понимать без слов.
- Вот и вижу - не в своей тарелке. Расспрашиваю - отмалчивается. Говорит: устал и хочу отдохнуть. Еду в село, сниму комнату, чтоб никто не знал где - пусть не беспокоят. Сразу и уехал. Побросал вещи в чемодан и вызвал такси. Я его обедать приглашала, Миша всегда у меня обедает, когда выходной, но на этот раз отказался - уехал, и все.
- Сказал куда?
- Зачем ему от меня скрывать? Конечно, сказал, он в том селе уже когда-то отдыхал, не очень понравилось, но почему-то снова поехал. А мне наказал: никому ни словечка, молчок, чтоб друзья не пронюхали, а то весь отдых накроется.
- И вы никому?
- Конечно нет. Одной только секретарше, Галине Ивановне, а больше никому.
- Что за Галина Ивановна?
- Секретарша Мишиного директора. Из машиностроительного. Он уехал, а на следующий день она является. Я на соседней улице в газетном киоске работаю, так она подходит, выручайте, говорит, Марьяна Никитовна, директор срочно Михаила Никитовича разыскивает, до зарезу нужен, что-то там со снабжением, железо или прокат какой-то, конечно, грех, мол, человека беспокоить во время отпуска, но случай крайний. Ну надо, так и надо, я и сказала.
Хаблак заерзал на стуле: сообщение Марьяны Никитовны заинтересовало его.
- А как она вас нашла? - спросил. - Секретарша? Откуда узнала, что вы в киоске?
- Зачем же скрывать? Наверно, Михаил и рассказал на заводе. Меня многие знают: видите, ей было даже известно, как меня зовут. Так и сказала: "Выручайте, Марьяна Никитовна", это я хорошо помню. И на директора сослалась: мол, сам Герасим Валерьянович просил, а директора точно так зовут, когда-то мне Миша говорил, ну рассказывал, какой у них директор хороший, и именно так называл.
- Она сама к вам подходила, секретарша?
- Сама.
- Как выглядела?
- Полная такая блондинка, но, знаете, не естественная, теперь их совсем мало, в общем, крашеная, красивая женщина, в теле и блузка кружевная, хорошая блузка, сейчас такие модны.
- Галиной Ивановной сама себя назвала?
- Да. А что? Может, я что-то не так сделала?
- Может, и не так, - неопределенно ответил Хаблак, - никто ничего не знает...
Майор прошел в комнату, где стоял аппарат, дозвонился до справочного и попросил номер телефона приемной директора машиностроительного завода. Ответила секретарь.
- Галина Ивановна?
- Да, слушаю вас.
Майор назвал себя и спросил:
- Вы приезжали позавчера в Аркадию к сестре Михаила Никитовича Манжулы?
- Я?.. - искренне удивилась она.
- А вот Марьяна Никитична утверждает, что именно вы. Интересовались, где можно найти ее брата.
- Извините, это какое-то недоразумение.
- И ваш директор не разыскивал Манжулу?
- Зачем? Товарищ Манжула уже полгода назад уволился с завода.
Это была ошеломляющая новость, и Хаблак не нашел ничего лучше, как спросить:
- Это точно?
- Вас интересует точная дата и номер приказа?
- Нет, пока что это не так уж и важно.
- Дать вам номер телефона отдела кадров?
- Пожалуйста.
Хаблак записал номер телефона, уже твердо зная, что дело начинает принимать совсем неожиданный и необычный поворот.
- И еще один вопрос, Галина Ивановна, - попросил, - может, он покажется вам странным, но скажите: какого цвета у вас волосы? Вы блондинка?
- Скорее наоборот.
- То есть?
- Брюнетка. Какое это имеет значение?
- Для нас - имеет.
Положив трубку, Хаблак заметил вопросительный взгляд Волошина, однако не стал ничего объяснять и поспешил на кухню. Видно, Марьяна Никитична пришла в себя, она вытирала влажной тряпкой пыль, успевшую покрыть стол за время отсутствия хозяина.
- Припомните, пожалуйста, - обратился к ней Хаблак, - заводская секретарша, Галина Ивановна, когда расспрашивала вас о брате, была одна? Или, может, кто-то ее сопровождал? Возможно, она поспешила к кому-то?
Женщина положила тряпку.
- Галина Ивановна подошла одна. Она еще купила у меня журнал "Украина", дала рубль и забыла сдачу. Я хотела ее догнать, но не успела. Она перешла улицу, там у нас скверик, пересекла его и села в машину. Это я точно видела, ее ждала машина, "Волга" вишневого цвета. Я звала, но Галина Ивановна не услышала, машина сразу же отъехала.
- Номер? - спросил Хаблак. - Номер не заметили?
- Нет, машина стояла ко мне боком, еще и за деревьями, я же говорила, там скверик.
- Кроме водителя, кто-то был в машине?
- Не знаю. Галина Ивановна села на переднее сиденье, а сзади... Может, кто-то и был...
- Постарайтесь припомнить.
Марьяна Никитична старалась, даже зажмурила глаза, но ответила неопределенно:
- Кажется, был, но утверждать не могу.
Хаблак вышел на балкон, подозвал Волошина. Коротко рассказал об услышанном, и старший лейтенант сумел сразу оценить всю важность полученной только что информации.
- Считаешь, они отправились потом в совхозный поселок? - спросил.
- Для чего же иначе мистификация с Галиной Ивановной?
- Вишневая "Волга"! - воскликнул Волошин. - Если они поехали той же "Волгой", в поселке их могли запомнить. Видная машина, не так ли?
- Надо ехать туда.
- Даже очень надо.
- А тут?
- Что тут... Ребята, собственно, уже заканчивают. Славно жил Манжула, роскошно. Но пока нет ничего существенного, вот только, - показал маленький блокнот в кожаном переплете, - адреса, номера телефонов. Пригодится.
- Точно, пригодится, - согласился Хаблак. - Значит, едем?
- Квартиру хлопцы опечатают, если нужно, возвратимся.
Волошин позвонил Басову и договорился о дальнейших действиях. Оставив оперативников в квартире Манжулы, они снова помчались в злосчастный поселок на черноморском берегу.
Биленко сидел в сельсовете, составлял акт о каком-то нарушении, напротив него возвышалась на стуле необъятных размеров молодица с большой хозяйственной сумкой, из которой виднелся зеленый лук. Женщина что-то доказывала сержанту, и доказывала весьма азартно - раскраснелась и вспотела. Она недовольно оглянулась на тех, кто помешал их разговору, даже махнула рукой, чтоб вышли и подождали, но Биленко уже вскочил - сообразил: вряд ли случайно возвратились в поселок Хаблак с Волошиным, и сказал молодице:
- Мы с тобой, Валерия, разберемся потом. Сейчас у меня неотложные дела.
- Это почему ж неотложные? - возразила крикливо, но сержант решительно оборвал ее:
- Сказано, иди домой. Если хоть раз увижу... - Он не договорил, но, видно, женщина поняла, что ей и в самом деле лучше уйти, подхватила сумку с луком и не оглядываясь направилась к выходу. Но пожалуй, не была бы женщиной, если бы не оставила за собой последнее слово. Остановилась в дверях и бросила на прощанье:
- Легче всего акты составлять, а ты попробуй в поле повкалывать... - Озорно блеснула глазами и исчезла, оставив в комнате крепкий запах лука.
Выслушав офицеров, Биленко немного подумал и предложил:
- Вам по селу шастать негоже. Да и не станут откровенничать с вами, яснее ясного. У меня актив есть, хлопцев отправлю, они и дознаются обо всем. И я пойду. А вам лучше на море податься. Час или полтора у вас есть, чего тут в сельсовете торчать?
Хаблак покрутил головой: выходило как-то неудобно, пока они будут купаться, другие делом займутся... Однако Биленко, без сомнения, был прав, и майор вопросительно взглянул на Волошина, мол, на твое усмотрение, ты тут начальство, тебе и решать.
Волошин отнесся к предложению сержанта положительно.
- Точно, - подтвердил, - мы тебе, Биленко, только помешаем. Задание ясно: вишневая "Волга"?
- Если была, люди обязательно видели, - резонно ответил Биленко. - А коль видели и запомнили, скажут.
Сержант пошел поднимать по тревоге своих дружинников, а милицейская машина направилась к морю, и Хаблак без особых угрызений совести залез в воду, заплыл далеко, так, что крутой берег, с которого сбросили Манжулу (теперь майор почти не сомневался, что именно сбросили), казался совсем не страшным, чуть ли не игрушечным.
Майор лег навзничь, смотрел в бездонную небесную синеву, и вдруг все будничные хлопоты - вишневая "Волга", квартира с хрустальными вазами, милицейский сержант на сельских улицах - показались мелкими и недостойными внимания.
Представил всадника-скифа, остановившегося на круче, и греческую галеру, идущую под высоким берегом в Ольвию, ведь и у тех людей были свои хлопоты, воевали, убивали, брали в плен, да забылось. Прошли степями скифы, сарматы, гунны, половцы, не осталось от них ничего, только курганы и каменные бабы в степи, а теперь на черноморском берегу стоят города и села, живут в них новые люди со своими хлопотами, счастьем и тревогами, под вечным небом, на берегу вечного моря, и неизвестно, может, лет через тысячу его, Хаблака, потомок подумает о нем так же, как он сейчас о скифе на крутом берегу...
И не являются ли его хлопоты со взрывом в аэропорту и вишневой "Волгой" совсем мизерными - пройдет время, и все забудется, а история складывается из более весомых и значительных событий, чем те, которыми он занимается, - песчинка на нескончаемом одесском пляже...
Хаблак погрузил лицо в воду, нырнул и поплыл в глубине с открытыми глазами. Совсем рядом - кажется, мог бы дотянуться рукой - играли рыбки, должно быть, ставрида. Хаблак попробовал поймать одну, конечно, безуспешно. Ему не хватило воздуха, вынырнул, набрал полные легкие и повернул к берегу, быстро и ритмично выбрасывая руки.
Берег приближался и вырастал - крутой, каменистый, суровый, - и Хаблак уже не думал о себе и своем деле уничижительно: время складывается из секунд, каждая из них исполнена смысла, и стоит ли хулить их?
В беседке у Биленко сидели трое мальчиков, двое приблизительно одного возраста, лет одиннадцати-двенадцати, а третий, вероятно, дошкольник, но, оказывается, уже закончил первый класс, о чем и сообщил не без гордости. И еще выяснилось, что эти трое вчера бежали к морю и сделали небольшой крюк, так как должны были нарезать в роще рогачей для рогаток, там наткнулись на вишневую "Волгу" и двух мужчин возле нее.
Сейчас мальчики сидели на старом, продавленном диванчике, доживающем свой век в беседке, и не без удивления смотрели на дядей, интересующихся почему-то такими мелочами, как "Волга" под акациями, - сколько "Волг", "Жигулей", "Москвичей" шныряет по приморскому шоссе и грунтовым дорогам, особенно теперь, в разгар курортного сезона.
А Хаблак думал: эти трое мальчишек только вчера видели преступников, убийц, вчера утром, сейчас он расспросит их и, возможно, сразу выйдет на след.
Но потихоньку-полегоньку, чтоб не спугнуть удачу, чтоб не выпустить жар-птицу, которую уже держишь в руках...
Хаблак подвинул стул к диванчику, чтоб хорошо видеть лица мальчиков, и начал издалека:
- Для чего же вам так срочно понадобились рогатки?
Переглянулись, видно поражаясь недогадливости взрослого, внешне солидного и как будто разумного человека. Рыжий нестриженый мальчишка с задиристыми косоватыми глазами ответил:
- Да ворон стрелять или голубей. Их знаете сколько развелось!
- Тебя как зовут?
- Степаном.
- А за сколько шагов ты, Степа, попадаешь в голубя?
Глянул на друзей - если бы не было свидетелей, мог бы немного и приврать. А так постыдился и сказал правду:
- Ну шагов за пятнадцать.
- Хорошо, - похвалил Хаблак. - Глаз у тебя зоркий. От такого глаза ничто не спрячется. Так скажи мне, Стена, ты, конечно, запомнил номер той вишневой "Волги"?
- Я же не знал, что надо запоминать...
- А вы? - перевел взгляд Хаблак на других мальчишек.
Ровесник Степана тоже смутился под взглядом майора, а самый младший вдруг заявил уверенно:
- Не наша "Волга", не одесская.
- Почему? - не удержался от поспешного вопроса Хаблак. - Почему так считаешь? Видел номер?
Мальчик покачал головой и объяснил:
- Нет, задний номер полотенце закрывало. Багажник дядька поднял и полотенце повесил - на солнце, чтоб подсохло.
- А передний?
- Там не подлезешь. Ежевичные кусты, и машина впритык к ним стояла. Мотором...
- Откуда же знаешь, что не одесская?
- Техникой я интересуюсь...
- "Волги" и в Киеве и в Одессе совсем одинаковые.
- У нас другие талончики про техосмотр. Видели, на машинах частники лепят?..
- Видел, - подтвердил Хаблак, - на лобовом стекле.
- Точно. Только у нас в Одессе белый квадратик и цифры красные - тысяча девятьсот восемьдесят один, а на той "Волге" цифры были черные.
"Киевская!" Хаблак припомнил киевские частные машины. Да, в Киеве в этом году частники лепили белые квадратики с черными цифрами, в прошлом году - зеленые, а в этом - белые.
- Ты точно помнишь, что белый талончик? - переспросил. - С черными цифрами?
- Могу побожиться.
- Не надо, - Хаблак встретился глазами с Волошиным, тот давно все понял, майору показалось, даже подморгнул незаметно.
- Ну а дядьки возле "Волги"? - взял на себя инициативу Волошин. - Кто из вас запомнил их?
Рыжий Степан поднял руку, совсем как на уроке в школе.
- Я, - начал уверенно и немного оттер плечом меньшого, заметившего какой-то никому не нужный бумажный квадратик, и приезжие почему-то похвалили его за это. - Я точно видел, один стоял возле акации, такой высокий, в черном берете, с биноклем. И на дорогу смотрел.
- Хорошо, - подзадорил его Волошин, - кажется, ты как следует его запомнил. И этот дядька смотрел на дорогу в бинокль?
- Нет, бинокль в руке держал. Но для чего же бинокль, только чтоб смотреть.
- Это ты правильно заметил: бинокль, чтоб смотреть. Значит, дядька высокий? Худой или толстый?
- Здоровила! - наконец подал голос третий мальчуган, чернявый и курносый. - Высокий и здоровый, рубашка на нем с короткими рукавами, а мускулы!.. - Согнул руку, показывая какие. - Как у борца.
- Нет, он на боксера похож, - возразил Степан, - не на борца, а на боксера. На этого... - оглянулся на товарища, рассчитывая на поддержку. - Мы с тобой по телику видели, когда наши с американцами бились... Он судил как раз, говорили, бывший боксер, и фамилия его Энгибарян.
- На Энгибаряна? - сделал вид, что не поверил, Волошин. - Это почему же?
Степан подумал немного и ответил растерянно:
- Как почему? На Энгибаряна - и все.
Но чернявый мальчик оказался более наблюдательным. Шмыгнул носом и объяснил:
- У него нос такой прямой... К тому же лысый и скуластый. Широкоплечий, а лоб немного назад.
Хаблак припомнил Энгибаряна - пожалуй, мальчик более или менее точно нарисовал его портрет.
- Говорите, дядька с биноклем был в тенниске? - спросил. - Белой или голубой?
- Нет, желтой, - оживился чернявый. - Такая красивая рубашка, с погончиками.
- А брюки?
- В джинсах. Они оба в джинсах.
- Как же выглядел другой? - спросил Волошин. - Тот, похожий на Энгибаряна, стоял с биноклем возле акации, а другой?
- Тот в машине лежал, на заднем сиденье. Спал, только ноги выставил.
- И ноги его были в туфлях? Еще каблуки у них в рубчик...
Мальчики переглянулись. Наверно, хотелось поддакнуть, но рубчика на каблуках никто не запомнил.
- Может, и с рубчиком, - наконец робко сказал Степан, но Хаблак перебил его:
- Второй дядька случайно не лысый?
И снова ответил чернявый:
- А он платочком накрылся. От мух, а то мухи летом спать не дают.