Басов встретил Хаблака вопросом:
- Что-то выудил у старой пройдохи?
- Немного.
- Она замыливала тебе глаза россказнями об отце и вилле?
- Говорила.
Басов покрутил головой.
- Нашим ребятам тоже заливала. После того как они нашли тайник с деньгами и золотом. Я поинтересовался, что к чему. Отец у них действительно был врачом, обычным педиатром в детской поликлинике, середняком, скромным человеком. К тому же разошелся с первой женой, матерью Марьяны Никитичны. Дачу они имели, виллу, как называет Ковалева. Деревянная халупа по дороге в Затоку. Есть у нас такое приморское село. И продала мать Ковалевой эту халупу за полторы тысячи, фактически взяла деньги за участок, а вот теперь там какой-то завмаг виллу отгрохал, каменный дом с мансардой.
- Полторы тысячи... - задумчиво повторил Хаблак. - Меньше, чем нашли в кармане Манжулы.
- Ничего себе - карманные деньги... - поддакнул Басов. - Что будешь делать?
- Ночным рейсом в Киев. Почему-то мне кажется, оттуда нити тянутся: киевский рейс, потом вишневая киевская "Волга"... Посоветуемся с Дробахой и завтра тебе позвоним. Билет на самолет устроите?
- Это в наших руках, - усмехнулся Басов, - пока что не отказывали.
11
Дробаха слушал рассказ Хаблака об одесских событиях и потихоньку, сосредоточенно дул на кончики пальцев.
- К какому же выводу вы пришли? - спросил наконец.
- Надо искать вишневую "Волгу".
- Резонно.
- И человека, похожего на Энгибаряна. Это не так уж и сложно.
- Согласен, майор, рассуждаете логично, но, честно говоря, меня больше интересует карпатский вояж Манжулы.
- Может, последние события связаны именно с этим вояжем, как вы изволили выразиться?
- О-о, мы уже перешли на дипломатический лексикон... - мягко улыбнулся Дробаха.
- Наверно, из меня никогда не выйдет дипломата.
- Ну, - возразил Иван Яковлевич, - можно считать, уже вышел, товарищ майор. Должны знать: хороший криминалист - ничто без дипломатических способностей.
- Вы думаете?
- Уверен. Имею в виду не внешний дипломатический лоск, а умение владеть собой в любых обстоятельствах, умение найти подход к человеку, нужные слова.
- Затуманить противнику голову, обвести его вокруг пальца?
- Если хотите, и это... - Дробаха не воспринял легкой иронии Хаблака. - Итак, все силы на поиски вишневой "Волги"... Но не забывайте о Бляшаном и Лапском, все может быть, уважаемый Сергей Антонович.
- А научно-исследовательский институт? - поинтересовался Хаблак. - Вы называли какого-то Курочко?
- Ставим точку, - отмахнулся Дробаха. - Вчера позвонил мне из Одессы академик Корольков. Извинялся... Оказывается, совсем забыл, что в Борисполе перед посадкой достал из чемодана папку с какими-то расчетами. Хотел посмотреть их в самолете. Папка лежала на дне чемодана, и если бы в нем было что-то постороннее, скажем, мина, Корольков обязательно заметил бы ее.
- Черт его знает что! - рассердился Хаблак. - Водят нас за нос...
- Бросьте, - сказал спокойно Дробаха, - не забывайте: сам Корольков! Он весь в своих формулах и расчетах, для чего ему забивать голову чемоданами? Слава богу, хоть вспомнил... Но, - сдвинул брови, - и вы не занимайтесь второстепенным. Проверку Лапского и Бляшаного поручим кому-нибудь другому. А вам следует заняться гостиницами.
- Какими гостиницами? - изумился Хаблак.
- Не станете же вы подменять автоинспекцию... Вишневая "Волга" - их дело, а Манжула, вероятно, жил где-то в гостинице.
- Да, в гостинице, он ведь говорил об этом.
- В какой?
Хаблак лишь пожал плечами, а Дробаха поучительно сказал:
- В гостинице могли запомнить Манжулу. Вы говорите, человек он видный - поинтересуйтесь у дежурных, горничных, может, за что-то и зацепитесь.
Конечно, Иван Яковлевич был прав, и Хаблаку даже стало стыдно, что сам не додумался до таких элементарных вещей. Однако не занялся самобичеванием, в конце концов они с Дробахой подстраховывают друг друга, да и вообще давно известно, что один в поле не воин.
Через час Хаблаку доложили, что Михаил Никитович Манжула в течение двух недель (он выписался из гостиницы в день злосчастного одесского рейса) снимал двухкомнатный номер "люкс" в гостинице "Киев". Хаблака это рассердило: он, майор милиции и старший инспектор киевского уголовного розыска, только раз жил в "люксе" более скромной гостиницы "Моряк" - и только благодаря тому, что приехал в Одессу вместе со следователем по особо важным делам, а тут какой-то прохвост, нах-хал, как мысленно обозвал его Хаблак, да, нах-хал в белых джинсах или японском вельветовом костюме, дармоед, который позволяет себе не работать полгода, роскошествует в комфортабельном "люксе".
Почему?
Так и спросил у администраторши: не помнит ли случайно постояльца Манжулу Михаила Никитовича и на каком основании тот поселился в "люксе"?
Администратор, симпатичная женщина с густо накрашенными губами, наморщила свой симпатичный носик, немного подумала, но Манжулу не припомнила или сделала вид, что не припомнила. Она полистала какой-то журнал и сообщила: гражданин Манжула Михаил Никитович поселился по броне министерства, и назвала какого именно. Сколько ему стоила эта бронь? - хотел спросить майор, но удержался и все же подумал, что, возможно, французская помада, которой красит губы хорошенькая администраторша, приобретена также за деньги Манжулы.
Однако что поделаешь: не пойман - не вор, определенный круг людей еще пользуется этим, но он, майор милиции Хаблак, именно для того и существует на свете, чтоб доказать им - всему этому приходит конец. А может, он зря напустился на женщину, ведь как приветливо улыбается ему, в самом деле симпатичная и смотрит доброжелательно.
Хаблак поднялся в лифте на одиннадцатый этаж (и тут Манжула заботился о себе: подальше от городского шума и автомобильного смога), дежурная смерила его внимательным взглядом, видно, она знала всех своих постояльцев, потому что спросила:
- Поселяетесь?
Этот вопрос понравился Хаблаку, он свидетельствовал о наблюдательности дежурной. Майор присел возле ее столика и показал удостоверение.
Женщина не удивилась, только стала серьезнее и как-то вся подобралась - конечно, знала, что попусту из уголовного розыска к ней не придут.
Хаблак положил на стол фотографию Манжулы.
- Пять дней назад в семнадцатом номере вашего этажа жил этот человек, Михаил Никитович Манжула. Помните его?
Дежурная взяла снимок, поднесла ближе к глазам, но сразу положила назад, на стол.
- А как же, помню. Он из "люкса".
- Что можете сказать о нем?
- А ничего. Человек как человек. Не напивался, не скандалил.
Хаблак решил начать издалека.
- Расскажите немного о нем, - попросил. - Когда вставал, когда шел на работу? Вероятно, приехал в "Киев" по делам?
Дежурная посмотрела на Хаблака внимательно. Наверно, наконец дошло, почему именно Манжулой интересуется работник уголовного розыска.
- Неужто преступник? - От удивления у нее дернулась губа. - Такой солидный и респектабельный человек.
Видно, у нее были устаревшие представления о преступниках: в насунутой на лоб кепочке, с расстегнутым воротником рубашки, сигаретой, прилипшей к губе, и татуировкой на оголенной груди.
- Никто ничего не знает, - поспешил успокоить женщину Хаблак, - ваш бывший постоялец погиб, и мы расследуем обстоятельства его смерти.
Женщина вздохнула почему-то с облегчением: бывает же такое, ей легче было воспринять известие о смерти человека, чем разочароваться в нем.
- Другое дело, - сказала, - а я подумала...
Что именно она подумала, Хаблак уже знал, потому и переспросил:
- Значит, говорите, респектабельный... И в чем это проявлялось?
- Солидных людей сразу видно. Даже по одежде.
"Ну, - мысленно возразил Хаблак, - это уж дудки. Теперь и грабитель в японском вельвете пижонит".
- Вероятно, Манжула вел себя тихо, утром шел на работу, вечером отдыхал?
Дежурная немного подумала и предположила:
- Мне почему-то показалось - он в отпуске. Приехал в Киев отдыхать, так как никуда не спешил и вставал поздно. Иногда полдня в номере просиживал.
- Не расспрашивали: как он себя чувствует в Киеве, не скучает ли?
- Был разговор. Когда-то сел он тут, где вы сейчас. Немного разговорились, сказал: нравится мне ваш город, с удовольствием переехал бы, потому что у нас, в Одессе, летом пыльно и курортники надоедают. И еще сказал: занимается в Киеве каким-то делом. Я догадалась - ученый или художник, ведь во всем заграничном и очень хорошо пахло от него.
- Теперь пахнуть так каждый может: на Крещатике вон парижский одеколон продают...
Дежурная сурово поджала губы. Спросила:
- Почему же от вас так не пахнет? Вы можете заплатить за парижский, а я, извините, нет.
- И я не могу, - честно согласился Хаблак. Представил: флакон парижского одеколона - чуть ли не велосипед для Степашки, так на что же стоит потратиться?
- А гости к Манжуле ходили? - поинтересовался.
- Женщин имеете в виду? - хитро прищурилась дежурная.
- Не только. Мужчин также.
- Все бывает, - махнула рукой. - Есть девушки, которые по номерам бегают. Но ведь у нас строго: до одиннадцати часов...
- И к Манжуле бегали?
- Не припомню. Однажды, правда, компания завалилась. Он утром объяснял: в ресторане познакомились, вот и пригласил к себе на шампанское. Двое мужчин с девушками. Сидели до половины первого, я ему звонила, чтоб гостей выпроваживал.
- Подождите, и один из этих гостей - высокий и лысоватый? Нос приплюснутый, как у боксера, лицо скуластое? Похожий на армянина? Лет пятидесяти?
Дежурная, раздумывая, покачала головой.
- Да нет... - Потом припомнила и ответила уверенно: - Молодые, лет по тридцать. Я еще удивилась: такой солидный человек и с молодыми... Но, - презрительно выпятила губы, - я уже ничему не удивляюсь. Девушки с парнями были, красивые девушки, хотя и такие... Ну кто из порядочных девушек к незнакомому человеку в номер пойдет? А он выпил, раскис, ну и пригласил...
- Утром небось извинялся?
- Я же говорю: совесть еще имел. Другие напьются, скандалят, и ты же виновата, а Манжула все-таки совесть имел - образованного человека издали видно.
- А днем? - начал зондировать Хаблак. - Приходили к нему коллеги?
- Конечно, не на хуторе же...
- И кто же?
- Ну приходили какие-то мужчины. Раз или два, меня это не интересовало. Тут, знаете, столько народу ходит! Приезжают, уезжают, посетители, компании. Нам в это вмешиваться нельзя. Лишь бы ночью был порядок.
- Как часто вы дежурите?
- Раз в трое суток.
"Расспросить еще двух дежурных", - отметил про себя Хаблак.
Видно, женщина угадала его мысли, так как посоветовала:
- А вы еще с Ниной поговорите. Горничная, убирает в номерах. Они иногда больше нас знают. Да еще дежурных расспросите, моих сменщиц.
- Нина тут?
- Куда денется!
Дежурная поднялась, и Хаблак пошел за ней по коридору. Остановилась у открытых дверей, за которыми гудел пылесос. Дежурная позвала горничную - и Нина вышла: пожилая женщина в белом халате и такой же белоснежной косынке, вероятно, поэтому показалась Хаблаку не горничной, а медсестрой, не хватало разве только красного креста на косынке. И глаза у нее были усталые и добрые, как у настоящей медсестры.
- Вот товарищ из милиции, хочет поговорить, - отрекомендовала его дежурная, но не ушла, видно, разговор интересовал ее и не хотела оставить их наедине.
- В семнадцатом сейчас кто-то живет? - спросил Хаблак.
- Сегодня уехали, - ответила дежурная. - Двое из Москвы, ревизоры.
- Выходит, номер свободен?
- Я там еще не прибрала, - предупредила Нина. - Не успела.
- А можно туда?
Горничная вопросительно взглянула на дежурную.
- Вообще не положено... - начала нерешительно.
- Я могу договориться с директором.
- Зачем? У Нины есть ключи.
Дежурная тут же взяла с тумбочки связку ключей.
- Открыть? - спросила.
- Проводи в семнадцатый, - приказала дежурная и первая направилась к номеру. Она дождалась, пока горничная открыла двери "люкса", и уже собиралась войти туда, но Хаблак придержал ее за локоть.
- Благодарю, - сказал вежливо, но твердо, - наверно, у вас дела... Не смею задерживать.
Дежурная удивленно посмотрела на него: не могла поверить, что ее так бесцеремонно устраняют, а Хаблак, пропустив вперед горничную, пошел за ней не оглядываясь, и дежурная, раздраженно пожав плечами, возвратилась в холл.
В номере царил беспорядок, на столе и на полу валялась оберточная бумага и обрывки шпагата, на подоконнике стояла недопитая бутылка вина, а рядом с холодильником пустые бутылки от воды, на кое-как прикрытых кроватях лежали смятые подушки.
Горничная нерешительно остановилась посреди первой комнаты, служившей гостиной. В мягком кресле виднелась оставленная постояльцами коробка от обуви. Хаблак убрал ее и указал горничной на кресло:
- Садитесь, прошу вас, извините, Нина?..
- Илларионовна.
- Прекрасно, Нина Илларионовна, я хотел бы поговорить с вами об этом человеке. - Положил на стол фотографию Манжулы.
Горничная не взяла снимок в руки, посмотрела издали, но сразу узнала - Хаблак понял это по выражению ее лица: оно как-то потвердело, а глаза стали суровее.
- Знаю, - ответила лаконично.
- Он жил тут, - обвел рукою комнату Хаблак, - несколько дней назад.
- У меня хорошая память.
- Это облегчит наш разговор.
- Хотите расспросить меня о нем? - ткнула пальцем в фотографию.
- Непременно.
- Что же я должна отвечать? - Горничная так и не села, как бы подчеркивая свою занятость и нежелание тратить время на пустые разговоры. - Не нанималась я за людьми следить.
- Никто этого и не требует.
- Так ведь из милиции... И фото подсовываете...
Пожалуй, у нее были основания поершиться. Нина Илларионовна производила приятное впечатление, да и резкий тон в данном случае свидетельствовал в ее пользу.
- Погиб он, - закрыл ладонью Хаблак снимок Манжулы, - может, убит, потому и пришел я к вам, Нина Илларионовна.
Горничная посмотрела на Хаблака все же недоверчиво, но опустилась в кресло и спросила:
- Откуда знаете?
- Так ведь из милиции я...
Вдруг женщина поняла все: смягчилась и даже сразу вроде бы стала ниже ростом.
- Такой здоровый мужчина... - начала раздумчиво. - Кто же его?
- Не знаю. Пока еще не знаю, - понравился Хаблак.
- Ищете?
- Ищем, - ответил, как будто извиняясь.
Видно, доверительный тон Хаблака подействовал благотворно: устроилась в кресле поудобнее и сказала властно:
- Должны найти! Это что ж такое: среди белого дня людей убивают!..
- Вот и обращаемся к вам, - продолжал Хаблак в том же духе, - может, поможете поймать преступников.
- Я?
- Именно вы, Нина Илларионовна. Вижу, глаз у вас зоркий и знаете вы немало, от вас ничто не скроется. Вспомните, кто приходил к Манжуле, - постучал указательным пальцем по фотографии, - и с кем он общался? Нам это крайне необходимо знать.
Женщина прищурилась, изучающе взглянула на Хаблака, и майор вдруг понял, что первое впечатление его обмануло, и эта женщина не такая уж и добрая, как ему сначала показалось. Глаза у нее стали холодными и прозрачными, видно, решала, стоит ли открываться перед этим назойливым милиционером и до какой степени.
Сообразив это, Хаблак развивал наступление:
- Вам ничто не угрожает. Если видели людей, с которыми встречался покойный, скажите, когда и с кем. Может, помните их?
Горничная подумала еще немного, наконец отважилась и сказала:
- Ходила тут одна... Енесой зовут, и путалась с ним, - указала на снимок. - Манжулой, говорите?
- Так уж и путалась! - сделал вид, что усомнился. Хаблак.
- Не хотите, не верьте, эту Енесу я знаю, горничной работала тут, в гостинице, как и я, девка молодая и ничего себе, все имеет, кроме ума. Раньше Сонькой была, а стала Енесой... Знаете, тут, в гостинице, жизнь такая, что девке, да еще красивой, трудно держаться, мужики, они все одинаковые... Ну разбаловали Соньку, распустили, а потом она, значит, во вкус вошла: деньги завелись, шмутки разные. Мужчины ухаживают, шампанское, водка, ужины, вот она и в Енесу превратилась.
- Вы что, видели Инессу вместе с Манжулой? - поинтересовался Хаблак.
- А как же, утром убираю в пятнадцатом, смотрю - из "люкса" Енеса шмыгнула. Я тут ее и застукала. Откуда, спрашиваю. А она - хи-хи, тетенька, земляка проведывала, Михаила Никитовича, хи-хи, ха-ха, давно не виделись, приехал в Киев, позвонил, неудобно не прийти. А какой он Енесе земляк? Он - из Одессы, она - из Иванкова, будто я не знаю. Да, в конце концов, мне это до фени, нам лишь бы в номерах чисто было, а кто с кем...
- Может, и в самом деле знакомый?
- Подождите, я еще не закончила. Думаю, земляки, ну и пусть земляки, иди с богом. Однако через день или два зовет меня тот, Манжула, говорите? С самого утра, я только на работу пришла. Пальчиком так из номера, зайдите, мол, по делу. Захожу. Он мне - полсотни. Сбегайте в магазин, тетенька, а то ресторан еще не работает, купите бутылку коньяку и закуски спроворьте, торт еще возьмите или пирожных. И вдруг из ванной она высовывается, Енеса, значит, непричесанная и в нижней сорочке. Шампани еще возьми, приказывает, я шампань с утра уважаю. А сдачи не надо, сдачу, тетка Нина, себе забери... - Вдруг горничная запнулась, видно, сообразила, что и сама не очень-то привлекательно выглядит в этой истории. Сдача с пятидесяти рублей за получасовые хлопоты - плата немаленькая.
- Ну-ну, - успокоил ее Хаблак, - ваши доходы не такие уж и большие, почему не заработать?
- И я так считаю, - обрадовалась горничная. - Принесла все, что заказывали, Енеса уже одетая, в этом же кресле сидит, где я сейчас, они и мне коньяку налили, но не употребляю я. Еще вино сладкое могу, но шампани не предлагали...
Рассказ горничной заслуживал внимания, и Хаблак спросил:
- И где можно ее найти? Эту вашу Соню-Инессу?
- Она такая же наша, как и ваша, - решительно отрезала Нина Илларионовна.
- Может, знаете, где работает?
- Енеса?
- Да.
- В баре ищите, - указала большим пальцем на пол. - Енеса в баре крутится. А уж потом сюда с клиентами.
- Фамилия Инессы?
- Сподаренковой зовется. Соня Сподаренко, я же вам говорила, из Иванковского района. Она в баре и сейчас, наверно, сидит, у нее дети не плачут и на работу не нужно...
- Обязательно найду ее, - сказал Хаблак: встреча с Соней-Инессой представлялась ему многообещающей. - А кто еще к Манжуле приходил? С Инессой ясно, а вот мужчины?
- Не видела, но, думаю, ходили.
- Почему так считаете?
- Ведь Манжула не курил, а утром пепельницы были полные.
- Будто женщины не курят...
- Конечно, курят. Еще заграничные, с фильтром. Но женщины помаду на сигаретах оставляют.
- Не все губы красят.