- А теперь, люди, слушайте меня внимательно. Как-то весной мы ночевали с Волянюком в "Беркуте". Может, слышали, гостиница у нас такая на перевале? Возвращался я из Закарпатья, и довелось заночевать. Там с Сашком и встретились, оказались в одном номере. Ну выпили слегка, много нельзя, ведь утром снова за руль, выпили, поужинали, разговорились. Волянюк и говорит: "Вижу, ты, Стась, хлоп что надо, могу предложить хорошее дело". "Какое?" - спрашиваю. "Есть, говорит, люди, которые продают алюминий для кровель. Так им транспорт нужен и сараи, чтобы тот металл прятать. Могу сосватать. Большие деньги платят". Я и подумал: заработать и в самом деле можно, но и сесть тоже. Объясняю ему, а он смеется. "Видишь, говорит, не сижу и отлично себя чувствую, да и вообще, кто не рискует, тот не живет". Записал он мой телефон, на том все и кончилось. Сказал: если те люди новую партию алюминия привезут, позвонят. А я решил отказаться:
- Почему не сообщили в милицию? - спросил Стефурак.
Бабидович ответил, помедлив.
- Неудобно как-то. Человек ко мне с доверием и с душой, а я, выходит, заложу его.
- Спекулянт ваш Волянюк.
- Так не он же продает тот алюминий... Только возит.
- Соучастник и пособник преступников.
- Это я тоже понимаю, - смутившись, сказал Бабидович, - потому и решил отказаться.
- С Волянюком после того встречались?
- Бог миловал.
Стефурак вырвал из блокнота листочек, записал номер телефона райотдела милиции.
- Если вам снова предложат алюминий, позвоните немедленно.
Бабидович взял листок без энтузиазма, однако пообещал:
- Сделаем.
Возвратившись в Косов, Хаблак тут же позвонил Дробахе. Иван Яковлевич выслушал его, хмыкая в трубку и бросая язвительные реплики, Хаблаку показалось, что Дробаха даже посмеивается над ним, и обиженно спросил, какие конкретные замечания у следователя по поводу его действий. Дробаха понял майора сразу и не дал разгуляться амбициям Хаблака:
- Вы, дорогой мой, в бутылку не лезьте. Просто у меня хорошее настроение: вижу, у вас прогресс ощутимей, чем тут, в Киеве. Искомую вишневую "Волгу" будто корова слизнула - инспекция, кажется, все перещупала, а дудки! Это я выход своим эмоциям даю и радуюсь за вас.
Хаблак подумал: можно было бы найти несколько иную форму проявления эмоций, но спорить не стал - все же Дробаха начальство и его следует уважать.
- Нуждаетесь в помощи? - понял его Иван Яковлевич.
- Видите, какие масштабы начинает приобретать дело, и нам без мощной поддержки ОБХСС не обойтись. Когда-то мы неплохо поработали с лейтенантом Коренчуком, если бы он мог приехать сюда...
- Сделаем, - пообещал Дробаха, как показалось Хаблаку, весьма безапелляционно. - Еще?
- Помните, я рассказывал про Инессу?
- Девушка из бара?
- Да. Сообщившая нам о Бублике. Партнере Манжулы. В последнее время тут, согласно сведениям местной милиции, есть факты спекуляции листовым алюминием...
- Полагаете, Бублик?
- Подозреваю. На всякий случай должны иметь его портрет. Воссозданный хотя бы со слов Инессы.
- Завтра днем получите.
Хаблак подумал: одно удовольствие иметь дело с Дробахой. Не дал себе никаких поблажек. А Инессу еще надо найти, допросить, сотрудники научно-технического отдела должны поработать с нею, чтобы превратить впечатления Инессы в совершенно конкретный образ Бублика, потом этот портрет еще следует передать самолетом.
Он закончил разговор с Дробахой, чувствуя уверенность и нетерпение, всегда охватывавшие его, когда верил: идет правильным путем и до окончательной победы осталось лишь несколько шагов. Эти чувства подогрел еще и Стефурак. Пока майор связывался с Киевом, капитан успел переговорить с местными обэхээсовцами. И возвратился он в кабинет начальника райотдела милиции с загадочно-победной улыбкой на лице.
Не ожидая расспросов, Стефурак доложил:
- Такое дело, майор. Местные ребята договорились с одним человеком. Он дом строит, и ему листовой алюминий для кровли должны завезти...
Хаблак сразу понял всю важность этого сообщения.
- Где это? - спросил.
- За Косовом - село Соколивка.
- Когда?
- Обещали завезти на днях. У того человека обэхээсовцы засаду хотели оставить, но отказались от этой затеи. В селе засаду нелегко утаить, тем более дом строится, рабочие крутятся...
- И что же решили?
- Сотрудник ОБХСС поехал туда под видом заготовителя. Даже председатель сельсовета не знает. А в доме того бригадира, что строится, участковый инспектор ночует, к нему в селе привыкли, и все же огородами к хате пробирается...
Хаблак оживился.
- И нас никто тут не знает...
- А и в самом деле, - решил Стефурак, - областных организаций навалом, и мы с тобой из областного, как это называется, отдела охраны природы? Или памятников старины?
- Общества охотников...
- Подходит: шатайся в селе и по горам сколько влезет. Никаких подозрений. Сейчас договоримся в райисполкоме, позвонят в сельсовет, нас там устроят...
- Желательно поближе к дому того бригадира. Кстати, как он, надежен?
- В райотделе ему доверяют.
Соколивка, горное село, лежало по обеим сторонам шоссе, ведущего к районному центру Верховина и дальше в горы, где упиралось в центральную трассу, соединяющую Закарпатье с Ивано-Франковском. Поселился Хаблак со Стефураком в долине неподалеку от церкви, чуть ли не напротив нее строился бригадир. Приветливая хозяйка накормила их мамалыгой с бараниной и на ужин пообещала что-то сугубо гуцульское. До вечера еще было время, и Хаблак предложил подняться по склону горы, усеянной то тут, то там видневшимися хатами. Поднимались извилистыми горными тропинками. Казалось, дальше может вскарабкаться лишь горный козел, однако и там прилепились к горам хаты и даже гораздо выше: всюду жили люди...
Наконец добрались до леса, где паслись, позванивая колокольчиками, коровы. Огляделись вокруг, и Хаблак почувствовал: большего простора и красоты не видел за всю свою жизнь. Сине-зеленые горы, воздух, напоенный запахами сена и горной воды, далекие полонины, хаты с блестящими, будто церковные купола, кровлями и уютный умиротворяющий перезвон колокольчиков.
Стоял и думал: стоит сделать несколько быстрых шагов - и кажется, взлетишь над этим бескрайним простором - тело вроде бы стало невесомым. Хаблак поднял руки, но Стефурак вернул его на землю.
- Ишь как поблескивает... - молвил, обведя рукою видневшиеся под горой хаты. - На сколько тысяч!
- И сколько самолетов можно было бы из этого алюминия построить! - Хаблак почувствовал, что от его поэтического настроя не осталось и следа.
- Нет, ты мне вот что скажи! - рассердился Стефурак. - Почему на этом алюминии спекулянты зарабатывают, а не государство? Ну поймаем мы нескольких мошенников, думаешь, прекратят алюминием дома крыть? Ничего подобного! Другие спекулянты найдутся, а где они этот алюминий возьмут? У государства, где же еще? Так не проще было бы кое-кому мозгой пошевелить и этот алюминий сюда бросить, а дивиденды в государственный карман положить?
Хаблак решил, что в этих рассуждениях Стефурака есть доля истины, ведь и он думал приблизительно так же, но что мог поделать? Пожал плечами и стал спускаться с горы, уже не любуясь карпатскими пейзажами.
Полночи они не спали, ожидая сигнала. Оказалось, напрасно - спекулянты так и не появились. Заснули уже после трех, а встали лишь в начале десятого, но еще не было десяти, как они уже выехали в Верховину.
Шоссе - разбитый лесовозами асфальт - пролегло, как большинство горных дорог, вдоль русла речки. Хаблак не переставал ахать и охать, поражаясь красотой окружающего ландшафта. Стефурак лишь покровительственно усмехнулся, слушая эти возгласы, он-то знал, что за очередным поворотом дороги пейзаж, пожалуй, еще получше, а дальше, за Верховиной, когда начнется подъем к перевалу и где изящные карпатские ели нависают над самой дорогой или вдруг разбегутся, уступив место не менее живописным пастбищам, можно останавливаться чуть ли не на каждом километре, любуясь, не замечая бега времени, неповторимыми карпатскими просторами.
А вот самым неожиданным образом "вписался" в пейзаж дед в черной фетровой шляпе с обвисшими полями и, невзирая на летнюю жару, в невероятно красочном киптаре, гонит двух баранов - почтительно снял шляпу и поклонился незнакомцам в машине, не потому что заискивал перед ними, он вообще никогда и ни перед кем не заискивал, просто привык уважать человека и радоваться общению с ним.
Гостиница "Беркут" прижалась к асфальту дороги на самом перевале, отсюда начинались спуски - и на Закарпатье, и на Прикарпатье, а вокруг трехэтажного деревянного оригинальной архитектуры - под старину, но с элементами модерна - строения виднелись на горных склонах ели, наверно, в непогоду на них лежали тучи, но сейчас сияло солнце, и лишь одно маленькое облачко клубилось совсем по соседству.
В вестибюле гостиницы стоял на задних лапах большой бурый медведь, чучело, разумеется, он скалил зубы и то ли приветливо улыбался постояльцам, то ли угрожал им, по крайней мере казался общительным - этот, возможно, последний карпатский медведь. Хаблак где-то читал, что таких зверей тут уже почти истребили.
За гостиничной стойкой сидели две женщины, скучая в эти полуденные часы: ночные постояльцы уже уехали, а очередная волна посетителей ожидалась лишь вечером. Хаблак заметил, как стреляют любопытными взглядами в него и Стефурака, видно, не прочь завести какую-нибудь легкую беседу, но майор пресек их любопытство (или наоборот - значительно усилил его), показав удостоверение и фотографию Манжулы. Сказал:
- В середине мая жил в вашей гостинице этот гражданин. Зовут его Михаил Никитович Манжула. Не припомните ли?
Женщины оживленно переглянулись: милиция да еще и фотография их бывшего постояльца - это обещало если не приключение, то, по крайней мере, хоть мимолетное нарушение их однообразно протекающей жизни. Начали рассматривать снимок, нетерпеливо отбирая друг у друга.
Старшая и более миловидная покачала головой и спросила у чернявой длинноносой:
- Ты узнаешь этого Манжулу? Мне страшно интересно, но что-то не припоминаю...
- Неужели забыла? Из двухкомнатного "люкса" на третьем этаже, да он еще носил нам мороженое из ресторана.
- В зеленом пуловере.
- Да. Помнишь, когда-то появился в белых джинсах? Ох и штучка, скажу я тебе! Такие только на ярмарке в Косове и встретишь.
- Итак, девушки, вижу, вы вспомнили Манжулу. Теперь у меня к вам несколько вопросов, - перебил их Хаблак.
- Пожалуйста, просим вас - Это сказала длинноносая.
А миловидная не без игривости одернула вышитую блузку на груди и возразила:
- Да что мы помним!.. Ведь в мае...
- Ну как же, вспомнили все-таки, что жил в "люксе", даже в каких джинсах ходил. А теперь скажите: он один жил?
- Один, - не раздумывая ответила чернявая.
- И никто у него не ночевал?
- А у нас не разрешается.
- Это - женщинам, а товарищи к нему не приезжали?
- И мужчинам не разрешено.
- Бывают же исключения.
- Конечно, бывают, - согласилась легко, - но мы у таких людей документы берем, у нас ведь строго... Есть указания, и мы не нарушаем.
- Конечно, не нарушаете, - подхватил Хаблак, понимая, что другого ответа от дежурной не услышишь. - Не помните, кто заказывал номер Манжуле?
- А зачем? Вам нужно - поселяйтесь. Без проблем...
"Вот тебе и на, - подумал Хаблак, - и в Карпатах, как в Киеве... Тут, правда, "пожалуйста, извините", "просим вас", но также - "без проблем".
- И долго жил у вас Манжула?
- С неделю.
- И часто у вас такие постояльцы останавливаются?
- Нет, у нас переночуют и едут. Бывает, на день или два задержатся.
- Что же делал Манжула?
- Наверно, какие-то дела у него были.
- Почему так считаете?
- Да приезжали тут к нему. На машинах.
- Знаете кто?
- Откуда же?
- Вы тут всех должны знать...
- Из Ясеня мы, сюда ездим на работу.
- И на каких машинах к Манжуле приезжали?
- На грузовых.
- Сами видели?
- А как же? Мы тут все видим.
- На лесовозах?
- Нет, - ответила не колеблясь. - Однажды на "ЗИЛе", а в другой раз тоже на какой-то грузовой. С кузовом.
Все совпадало, и у Хаблака уже почти не было вопросов. Но попробовал уточнить:
- Днем приезжали?
Женщины переглянулись, и теперь инициативу взяла на себя старшая:
- Нет, под вечер. Это я точно помню, еще группа туристов прибыла и ужинали. А возвратился ночью, почти утром.
- А номер машины не видели?
- Видела, почему же нет?
- Какой же?
- Если бы знала, что милиция поинтересуется, записала бы. А так ни к чему...
- Куда поехали? В Рахов?
- Нет, туда, - махнула рукой направо. - К Ворохте.
Хаблак подумал: из "Беркута" Манжула руководил операциями по продаже алюминия. Майор поговорил еще с барменом и официантками - бармен Манжулу знал, он помнил, что этот постоялец заходил к нему главным образом днем, по вечерам куда-то исчезал, лишь однажды появился с девушкой, вероятно, туристкой - сидели допоздна, и Манжула угощал довольно большую компанию. Собственно, эта информация не дала Хаблаку ничего нового, и они со Стефураком решили вернуться в Косов.
В Косове Хаблака ожидал Коренчук. Точнее, он никого не ждал - успел связаться с местными обэхээсовцами, те подкинули ему несколько дел, и лейтенант буквально обложился ими - из-за стола выглядывала лишь макушка, поросшая рыжеватыми волосами. Увидев Хаблака, Коренчук вылез из своего укрытия и сказал без особого воодушевления:
- Есть чем поморочить голову. Насколько я понял, хотите знать, откуда этот алюминий?
- Точно.
- Не знаю. Пока ни малейшей зацепки.
- Вы-то уцепитесь.
- Не переоценивайте мои скромные возможности.
- Все же надеюсь.
- Ну надеяться можете, - позволил Коренчук.
На том и расстались. Хаблак со Стефураком отправились в Соколивку, а Коренчук остался в райотделе с нераскрытыми делами.
В начале первого, когда Стефурак уже выключил телевизор и, учитывая опыт предыдущей ночи, начал стелить постель, в окно едва слышно постучали. Стефурак метнулся к дверям, а Хаблак потянулся за пиджаком, висевшим рядом на спинке стула.
Неужели послышалось?
Увидев в дверях взволнованное лицо дружинника Гната, сидевшего в засаде вместе с участковым инспектором, спросил нетерпеливо:
- Привезли?
- Да, прошу вас. Лейтенант Семенюк задержал его.
- Что, только один?
- Шофер - и все.
"ЗИЛ", нагруженный листовым алюминием, стоял во дворе бригадира. В комнате возле печки сидел, комкая кепку, человек в яловых сапогах, ватнике, накинутом на помятую, неопределенного цвета, расстегнутую рубашку. Увидев, как вытянулся лейтенант перед двумя незнакомцами в гражданском, он и сам хотел подняться, но Хаблак остановил его решительным жестом. Спросил:
- Фамилия?
- Волянюк Александр Петрович.
Хаблак смерил его цепким взглядом: вот их дорожки и скрестились. Протянул руку.
- Документы?
- У него... - кивнул Волянюк на лейтенанта.
Хаблак взял права, путевой лист. Как будто все правильно, документы в ажуре, передал их Стефураку, сел напротив Волянюка, попросил:
- А теперь, Александр Петрович, расскажите, где взяли алюминий?
Волянюк нахмурился, гневно блеснул глазами на участкового инспектора.
- Купил, - ответил не очень уверенно. - Купил, хотел себе крышу перекрыть. Но передумал. А добру что, пропадать?
- И у кого же купили?
- А так, привезли какие-то люди. Спрашивают, нужно ли?.. Вот и купил...
- Значит, не знаете у кого?
- Не знаю.
Хаблак усмехнулся.
- Я бы на вашем месте был бы откровеннее. Ведь срок вы, Александр Петрович, уже заработали.
- За что?
- За спекуляцию листовым алюминием.
- Продал свое - разве спекуляция?
- Давайте не играть в прятки. Во-первых, вы сейчас в отпуске, путевой лист подделан и машина не ваша. Согласны?
Волянюк, не отвечая, хлопал глазами. А Хаблак продолжал:
- Все это очень легко установить. Мы позвоним в автоинспекцию, узнаем - чья машина, кто именно ездит на ней и как она попала к вам...
- Не надо... - чуть ли не простонал Волянюк.
- И я считаю: не надо. Но отпирательство только увеличит вашу вину. Итак, чья машина?
- Колина. Николая Дуфанца.
- Где работает?
- В строительно-монтажном управлении. В Коломые.
- А почему вы, а не Дуфанец, привезли алюминий?
- По очереди мы. Он вчера возил.
- Где вы держите алюминиевый лист?
- У Николая в сарае.
- Адрес?
- Коломыя, Травяная, семь.
- А откуда у него?
- Так вагон же пришел. Мы разгрузили и к Николаю перевезли.
Хаблак показал Волянюку фотографию Манжулы.
- Знаете его?
Шофер тяжело вздохнул.
- Знаю. Михаил Никитович Манжула. Мы с ним алюминий зимой возили.
- А теперь с кем? Покачал головой.
- Теперь я с Дуфанцом в паре.
- Где взял лист Дуфанец?
- Я не расспрашивал.
- Но вагон же пригнал не Дуфанец.
- Наверно, нет.
- Кто же?
Волянюк только пожал плечами.
- У Дуфанца спросите.
- Спросим. А откуда вагон?
- Не знаю.
- Никого вы не видели, ничего не знаете... Несолидно выходит, уважаемый. Мы с вами договорились, а вы снова в кусты...
Волянюк покрутил головой, будто попытался высвободить шею из тугого воротника.
- Считаете, люди, которые алюминий привозят, не прячутся? Они и от нас таятся. Мое дело телячье: привез металл, свои три сотни получил - и все. Молчи и радуйся, что заработал.
- Да, заработали...
- Вот заработал уже... - безнадежно махнул рукой. - Срок заработал, не иначе. Сколько?
- Я же говорю: от вас зависит. С Манжулой как работали?
- Так же. Алюминий вагоном в Коломыю приходил, возили к Дуфанцу и ко мне в Косов, а потом уже покупателей находили.
- И Манжула вам не говорил, откуда металл?
- Не интересовался я. В этом деле чем меньше знаешь, тем лучше.
- Выходит, Манжула был главным?
- Говорил, есть еще какой-то Президент. Тот будто бы всем заправляет.
- Президент? - Хаблак сразу понял, что это прозвище. - И где же тот Президент обретается? Ведь не в Соединенных Штатах?
- Я так понял - в Киеве.
- Почему?
- Ведь и Манжула из Киева.
- Сам говорил?
- Не скрывал.
- А этот Президент сейчас не в Коломые?
- Все может быть.
Хаблак забеспокоился: а если и в самом деле сейчас у Дуфанца спит, отдыхает после трудов праведных, нежится в мягкой постели, ожидая, что Волянюк привезет ему три тысячи, сам Президент?..
Подумал немного и показал шоферу фоторобот Бублика, привезенный вчера Коренчуком.
- А с этим человеком случайно не встречались? - спросил.
Волянюк потянулся к фотографии жадно, всматривался долго и напряженно. Возвратил с сожалением и сказал, будто жаловался:
- Нет, не знаю и не встречал.