– Тебя спрашивает мужчина! Судя по виду, лицо официальное! Ты кого-нибудь ждешь?
Я отрицательно помотала головой. Никаких посетителей я не планировала, ни официальных, ни частных.
– Он не назвался, что ли?
– Не-а! Только вежливо поинтересовался, может ли видеть редактора.
– Ну, значит, скажи, что может – куда денешься?
Маринка кивнула и выскользнула в приемную. Через некоторое время на пороге возник высокий сутуловатый мужчина с хмурым широкоскулым лицом. На нем был темно-серый пиджак, пожалуй, слишком теплый для летнего дня, и черные брюки с плохо отглаженными стрелками. В руках он держал прозрачную папку с кнопочкой. В таких носят документы. Маринка не ошиблась. Передо мной было лицо официальное.
– Здравствуйте, Ольга Юрьевна! – сказало лицо, быстрым, но внимательным взглядом окидывая кабинет. – Вы разрешите?
– Уже разрешила, – ответила я. – Присаживайтесь. С кем имею честь?
Мужчина уселся напротив меня, расположившись обстоятельно, словно кабинет он делил со мной на равных условиях, положил на стол свою папочку, отодвинул в сторону телефон и, порывшись в кармане, протянул мне красную книжечку.
– Оперуполномоченный Чудин Алексей Алексеевич, – отрекомендовался он также в устной форме.
– Очень приятно, – не слишком уверенно сказала я. – И чем обязана?
Чудин неторопливо убрал книжечку и, пронзительно посмотрев мне в глаза, произнес:
– Ольга Юрьевна, давайте откровенно!
Я пробормотала, что всегда приветствую в людях откровенность и сама стараюсь держаться на уровне.
– Отлично! – сказал опер. – Тогда признавайтесь, что вы опять затеваете?
– Опять? – переспросила я, лихорадочно соображая, что может быть этому человеку известно. На мой взгляд, время милиции еще не пришло.
– Опять, опять! – подтвердил Чудин. – Я немного знаком с вашей профессиональной деятельностью и в курсе, что вы всегда что-то затеваете. Не знаю, может быть, именно так и делается газета, но, на мой взгляд, вы играете с огнем. Рано или поздно эти ваши самодеятельные расследования кончатся очень плохо!
Так, он определенно что-то знает, сообразила я, а вслух сказала:
– В каждой профессии есть определенный риск, Алексей Алексеевич! Просто мы по мере сил стараемся помогать правоохранительным органам. Впрочем, кажется, нам уже давно не подворачивалось ничего интересного…
– Не скромничайте, Ольга Юрьевна! – поморщился Чудин. – Зачем бы я стал терять с вами время, спрашивается? Вы же обещали быть откровенной. Знаете, что значит сокрытие от следствия фактов, которые…
– Я скрыла какие-то факты? – удивилась я. – По-моему, ни о каких фактах речь еще не шла.
– Хорошо, поговорим о фактах, – спокойно сказал Чудин. – Вчера мне позвонили из криминалистической лаборатории… Кто-то из ваших по личным, так сказать, каналам представил на экспертизу выкидной нож и видеозапись, на которой запечатлен некий гражданин… Было дело?
– Да-да, припоминаю! – радостно сказала я. – Действительно, нам в руки попались эти самые нож и запись, и нам захотелось узнать, не имеют ли они отношения к преступлению…
– Вот так вот попали, – иронически заметил опер. – И вам вот так просто захотелось узнать – от нечего делать, да?
– Да, потому что, согласитесь, нож – это настораживает, – сказала я.
– Еще бы! – усмехнулся Чудин. – В лаборатории тоже насторожились, как только познакомились с вашим подарочком поближе. Поэтому позвонили они не вам, а мне. Не ожидали? Корпоративная солидарность для нас важнее личных отношений, Ольга Юрьевна!
– По-видимому, эксперты просто нашли что-то особенное? – сказала я.
– Конечно, нашли. Иначе бы я к вам не пришел, – ответил Чудин. – Поэтому выкладывайте как на духу – откуда у вас этот нож и при каких обстоятельствах сделана видеозапись?
Небрежно откинувшись на спинку кресла, я как ни в чем не бывало спросила заботливым тоном:
– Может быть, чашечку кофе, Алексей Алексеевич? Такого кофе, как у нас, вы нигде не попробуете!
Чудин заерзал на месте и с досадой сказал:
– Не заставляйте меня нервничать, Ольга Юрьевна! Отвечайте на конкретно поставленный вопрос!
Я улыбнулась.
– Не понимаю, у нас беседа или допрос? Если хотите, чтобы все было официально, будьте добры вызвать меня повесткой к себе в кабинет, оформите протокол и так далее…
– Мне говорили, что вы трудный человек, – мрачно сообщил Чудин. – Недаром у вас в органах такая слава, теперь я в этом сам убедился. Разумеется, я могу вызвать вас на допрос, но не лучше ли выяснить все прямо сейчас?
– Да я, в принципе, не возражаю, – сказала я. – Но с одним условием – вы скажете сначала, что же такое нашли ваши криминалисты. Любезность за любезность, как говорится. В конце концов, мы имеем право знать.
– Вы имеете право помогать следствию! – сердито возразил Чудин. – И даже обязаны! А вы торгуетесь… Ну хорошо, я вам скажу. Однако учтите – за публикацию этих сведений в газете без разрешения вы будете отвечать по закону! Преступник в розыске, и всякое разглашение может затруднить его поимку.
– А вдруг как раз наоборот? – возразила я. – Вдруг мы поможем вам задержать его в самое ближайшее время? Это вам в голову не приходило?
– Откровенно говоря, нет, – признался Чудин. – Но если бы такое случилось… – он улыбнулся. – Я бы вам лично купил букет роз! Вы любите розы?
– Кто же их не любит? – сказала я. – Значит, ловлю вас на слове!
На лицо опера набежала легкая тень. Кажется, он прикидывал в уме, во что ему обойдется букет роз. При его зарплате лучше думать о цветах попроще. Но, в конце концов, я его за язык не тянула.
– Итак, что же насчет преступника? – напомнила я.
Чудин, совсем расстроенный подсчетами, хмуро кивнул и неохотно сказал:
– Отпечатки пальцев на ноже, который вы представили на экспертизу, а также личность, зафиксированная на видеозаписи, принадлежат одному человеку…
Я едва удержалась от ехидного замечания насчет блестящей работы экспертов, но Чудин так строго посмотрел на меня, что слова застряли у меня в горле. А он обстоятельно расстегнул кнопочку на своей папке, достал оттуда какой-то листок и со значением повторил:
– Принадлежат одному человеку… А именно: гражданину Панкратову Семену Владимировичу, одна тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, уроженцу города Набережные Челны. В уголовном мире известен под кличкой Панкрат. По профессии слесарь очень высокой квалификации. Между прочим, работал на заводе, где изготовляли дверные замки. Знает это дело, как "Отче наш". Видимо, решил использовать эти знания с большим для себя эффектом, потому что с начала девяностых годов бросил работу и занялся преступным промыслом – конкретно, грабежом квартир. Действовал хладнокровно, нагло и очень расчетливо. На его счету было около двадцати удачных ограблений, когда наконец его взяли. Помогла случайность. Получил семь лет, но через год сумел бежать и с тех пор находится в розыске. Есть подозрения, что он опять взялся за старое, но пока ему удается выходить сухим из воды. Если откровенно, мне не удается напасть на его след, хотя ищу я его уже давно. Ваши материалы – первая зацепка за последние годы. Теперь понимаете, насколько все серьезно?
– Теперь понимаю, – сказала я. – Значит, вы хотите воспользоваться нашими успехами, чтобы взять опасного преступника и приписать себе все заслуги? А нам даже не разрешаете писать об этом?
– Пишите на здоровье, – устало произнес Чудин. – Вот помогите нам поймать Панкратова – и пишите.
– Договорились, – кивнула я. – Только мне неизвестно, где находится Панкрат. Он все время меняет укрытие.
– Ну вот, опять все сначала! – укоризненно протянул Чудин. – Тогда говорите, что вам известно! Не испытывайте мое терпение!
– Давайте сделаем так, – предложила я. – Пока у нас нет ничего конкретного. Но в самое ближайшее время может представиться возможность с Панкратом встретиться. Мы приготовили ему ловушку…
И я рассказала Чудину о нашем расследовании. Единственное, о чем я не стала распространяться, – это о том, по какому адресу мы ждем визита Панкрата. Мне казалось несправедливым лишать себя удовольствия поставить последнюю точку в этом деле.
Опер слушал меня, недоверчиво и озадаченно почесывая нос и изредка делая какие-то пометки в записной книжке. Наконец, когда я закончила, он сказал:
– Насколько я понимаю, вы и сейчас не намерены отказаться от самодеятельности? Настаиваете на своем участии в операции?
Я сделала большие глаза.
– Но это наша операция! Если в нее раньше времени вмешается милиция, где гарантия, что преступник что-то не заподозрит? Нет уж, мы доведем дело до конца, а там делайте с ним что хотите!
– И что же вы предлагаете? – мрачно отозвался Чудин. – Чтобы я сидел сложа руки, пустив все на самотек?
– Но у вас нет никакой официальной информации, – возразила я. – Может быть, я все это выдумала? И не беспокойтесь, в решающий момент мы вас известим!
– Каким образом? – осведомился Чудин.
– У вас есть мобильник? – спросила я. – Давайте номер. Как только Панкрат себя обозначит – вы узнаете об этом первым.
Глава 14
Единственное, что меня выручало, – это настольные часы со светящимися стрелками. Только они как-то еще позволяли мне ориентироваться в пространстве и времени. Все остальное вокруг было погружено во тьму. Даже с улицы в комнату не проникало ни одного лучика света – оказалось, что Кряжимский отдает предпочтение плотным шторам, безо всякого намека на прозрачность. У меня было ощущение, словно я сижу в пузырьке, наполненном черной тушью.
Светящиеся стрелки сложились в конфигурацию, соответствующую двум часам ночи. Значит, мы с Виктором находились в засаде целых двенадцать часов, и мне это начинало уже надоедать.
Пока на улице не стемнело, было еще терпимо: можно было слоняться по квартире, знакомиться с приметами чужой жизни, листать журналы. Но потом осталось только одно – сидеть смирно в темноте и ждать.
Чтобы ничем себя не выдать, мы не включали ни света, ни телевизора, ни радио. Мы даже старались не разговаривать между собой, а я не рискнула курить. Преступника мог спугнуть любой звук, вспышка света, запах.
Правда, чем больше проходило времени, тем большие сомнения закрадывались в мою душу: появится ли здесь этот самый преступник? Казалось, мы все сделали правильно, тщательно выполняя все детали, но кто мог знать, что втемяшится в голову этому Панкрату? Он был, конечно, отчаянным парнем, но эта отчаянность удивительным образом сочеталась в нем с осторожностью – недаром его до сих пор не поймали.
Во-первых, он мог забраковать адрес Кряжимского. Между прочим, задним числом я сообразила, что это самая слабая часть нашего плана. Ведь если Панкрат вступил в контакт с доктором Трофимовым, тот должен был сообщить ему, из какой я газеты. После этого Панкрату было достаточно взглянуть на последнюю страницу любого номера "Свидетеля", чтобы знать фамилии всех сотрудников редакции. Если он это сделал, мы могли сидеть здесь хоть до посинения – наш номер был обречен на провал. Конечно, преступник мог посчитать нас людьми несерьезными и не проявлять столь пристального внимания к нашей газете, удовлетворившись тем, что ему удалось запутать следы. Во всяком случае, мне хотелось на это надеяться.
Было еще и "во-вторых". Мы с Виктором проникли в квартиру Кряжимского еще днем, порознь и стараясь сделать это как можно незаметнее. Но кто мог дать гарантию, что Панкратов не вел наблюдение за этой квартирой с момента отъезда хозяина?
Да и сам отъезд, который был всего лишь имитацией, не вызвал ли подозрений у многоопытного преступника? Брат Кряжимского, который завез нам в редакцию ключи от квартиры, клялся и божился, что все прошло без сучка без задоринки – как на самом деле. Кряжимский с семьей и чемоданами даже спустился в подземный переход, якобы намереваясь сесть в поезд, – но вышел по другую сторону железной дороги, где его уже поджидал брат с машиной.
Я представляла теперь, что испытывал во время этого спектакля Кряжимский, и с ужасом думала, что буду лепетать в свое оправдание, когда окажется, что все мучения были напрасными. Разумеется, Сергей Иванович – милейший человек и ничего мне не выскажет сам, но это дела не меняет – я буду выглядеть очень бледно.
К счастью, у меня хватило ума не втягивать Кряжимского в наши ночные дела. Я с ним созвонилась и сообщила, что его участие в операции не понадобится и мы обойдемся своими силами. По телефону я не стала распространяться о визите оперуполномоченного, но намекнула, что теперь у нас есть кому прийти на подмогу.
Здесь я, пожалуй, немного преувеличивала. О реальной подмоге речь, конечно, не шла. Просто я намеревалась, как только мы поймаем Панкрата, позвонить Чудину и поставить его перед этим фактом. Пусть пользуется.
Самого Панкрата я почему-то совершенно не боялась. После того как мы с Виктором уже один раз задали ему жару, он представлялся мне не слишком опасным и не таким уж удачливым противником. Стоило ему вступить в прямой конфликт с редакцией "Свидетеля", и он тут же засветился – второго раза он просто не выдержит. Честно говоря, не знаю, что думал по этому поводу Виктор: он весь день больше помалкивал, но я была уверена, что он разделяет мои победоносные настроения. Меня больше беспокоило отсутствие противника. Если он не появится, то нанесет этим гораздо больший ущерб нашей репутации.
Так я и сидела в полной темноте с мобильником под рукой, пялясь на светящийся циферблат часов и предаваясь тревожным размышлениям. Виктор с наступлением ночи занял позицию в ванной комнате, намереваясь в случае вторжения отрезать преступнику путь к отступлению. Представляю, как ему было там тошно, если даже в комнатах можно было свободно перезаряжать фотопленку, не опасаясь ее засветить.
Минутная стрелка уже перевалила за цифру двенадцать, и я в очередной раз принялась перебирать в уме все допущенные промахи. В конце концов они сделались для меня настолько очевидными и непоправимыми, что я дрогнула и решила трубить отбой. План никуда не годился, и нечего было мучить людей.
Я поднялась с кресла и шагнула к двери. Нужно было вызволять Виктора из его сырой темницы. В этот раз у нас не вышло – что ж поделаешь! Постоянно везти не может. Теперь у Чудина есть все адреса и фамилии – пусть завершает это дело.
Стараясь не налететь в темноте на какой-нибудь шкаф, я осторожно приблизилась к дверям и нашла на ощупь косяк. Придерживаясь за него, я увереннее шагнула дальше и уже было собиралась крикнуть Виктору, чтобы он выходил, как вдруг до моего слуха долетел слабый металлический звук.
Я мгновенно замерла и прислушалась. Откуда долетел этот щелчок – было непонятно. Я подумала, что, возможно, это Виктор задел случайно за какую-то полочку или звук передался с другого этажа по водопроводной трубе. Почему-то в этот момент я нисколько не обеспокоилась: наверное, уже не верила, что Панкрат к нам заявится.
Но потом щелчок повторился, и я уже со всей определенностью поняла: звук исходит от входной двери! Я вмиг похолодела и бесшумно отступила назад, вернувшись в комнату со светящимися часами.
Входная дверь отворилась – я этого не услышала, а буквально ощутила кожей – наверное, в замкнутом пространстве квартиры произошло легчайшее движение воздуха и мои обостренные нервы зафиксировали это. То же самое я ощутила и миг спустя, когда дверь закрылась – без малейшего шума, между прочим.
А потом в прихожей вспыхнул луч карманного фонаря. Выглядывая из-за двери, я видела его отсвет на полу соседней комнаты. Он был неподвижен: должно быть, ночной гость осматривался и прислушивался. Это продолжалось не менее минуты.
Ожидание показалось мне совершенно невыносимым. Надо сказать, что теперь, когда опасность стала близкой и реальной, я не чувствовала себя такой уверенной, как, скажем, час назад. Мягко говоря, я здорово нервничала, а ладони мои так вспотели, что мобильник просто норовил выскользнуть из рук.
Смятение мое достигло предела, когда луч фонаря дрогнул и медленно поплыл в сторону комнаты. Я поспешно отпрянула и, спрятавшись за стеной, начала тихо паниковать.
Ничего пока, кроме луча света, я не видела, но в голову полезли всякие ужасы. Теперь я уже далеко не была уверена, что мы справимся с грабителем. Воображение услужливо нарисовало мне пистолет, которым наверняка обзавелся Панкрат, и два наших окровавленных трупа на безнадежно испорченных полах. За полы мне было особенно стыдно перед Кряжимским. Виктор пока не подавал никаких признаков жизни, и от этого я чувствовала себя особенно одиноко. У меня даже мелькнула дикая мысль, что он каким-то образом давно покинул квартиру и я осталась один на один с Панкратом. Следом у меня возникло почти непреодолимое желание набрать номер оперуполномоченного Чудина, но, во-первых, у меня так тряслись руки, что это было совсем не просто сделать, а во-вторых, у меня все-таки хватило соображения, что таким образом я сразу себя выдам. Поэтому я лишь продолжала стоять, вжавшись спиной в стену, и надеяться, что соображение у Виктора работает гораздо лучше, чем у меня. Без малейшего шороха грабитель вошел в комнату и обвел лучом фонаря стены. В какое-то мгновение пятно света чиркнуло по обоям напротив меня. Кажется, вор удовлетворился осмотром и счел надежными шторы на окнах. Он погасил фонарик и включил верхний свет.
Итак, он собирался работать с комфортом. Только я не была уверена, что квартира Кряжимского является подходящим объектом для подобного рода работы. Даже с первого взгляда жилище Сергея Ивановича никак нельзя принять за обитель нувориша. Живет он достаточно скромно, без излишеств, а уж тайников с драгоценностями у него нет и в помине.
Кажется, грабитель сообразил это, как только включил свет. После короткого молчания он так выразительно присвистнул, что стало ясно: он разочарован до глубины души.
Однако он не сразу сдался – я слышала, как он бродит по комнате, осторожно двигая какие-то ящики, и в его душу все больше закрадывались сомнения. Он, наверное, озирался и соображал, в чем тут подвох.
С тех пор как он зажег свет, мои страхи как-то сами собой развеялись. Я давно замечаю, что в темноте я соображаю гораздо хуже. Наверное, корни этого тянутся куда-то в далекое детство. Точно не помню, но, возможно, меня в наказание отправляли в какой-нибудь темный чулан.
Теперь меня из чулана выпустили, и я опять была готова дать бой любому Панкрату. Руки у меня уже не дрожали, ладони высохли – можно было начинать. Тем более что грабитель все равно шел в мою сторону – я уловила легкий шелест шагов.
Но для начала я решила все-таки набрать номер Чудина – это удалось мне с первой попытки. Правда, поговорить не вышло: опер ответил не сразу, зато грабитель отреагировал мгновенно.