Был ли это тот самый человек, которого мы искали, я не могла знать, но его внешность вполне совпадала с теми лаконичными описаниями, которые мы слышали. Редковатые, аккуратно зачесанные волосы, обыкновенное, не слишком худое и не слишком полное лицо – на такое в толпе не обратишь ровно никакого внимания. Пожалуй, сейчас, искаженное контрастными тенями, оно могло показаться зловещим, но это было, скорее, игрой воображения.
Фигура у мужчины была плотная, крепкая. Это впечатление усиливал его мешковатый костюм. Пиджак был застегнут на все пуговицы, но сидел как-то кургузо, и мне подумалось, что на внутренней стороне этого пиджака вполне могли быть накладные карманы, в которых удобно прятать инструменты и пачки денег.
Но это тоже могло быть лишь плодом моей фантазии. Возможно, человеку не спится, и он вышел глотнуть ночного воздуха, чтобы успокоить нервы.
Между тем наш объект не стал задерживаться на крыльце. Он быстро спустился по ступенькам и шагнул за пределы освещенного фонарем места, сразу превратившись в безликий силуэт. Деловито, но легким шагом он завернул за угол и скрылся между домами.
Не успела я сообразить, что делать дальше, как в полосе света возникла долговязая фигура Виктора с камерой в руке и тоже исчезла за углом дома. Я колебалась ровно секунду, а потом сама выскочила из машины. Наверное, это был не слишком обдуманный поступок, но мне было уже невмоготу оставаться простым свидетелем таких захватывающих событий.
Свою ошибку я поняла слишком поздно, когда ничего нельзя было исправить. Хотя я старалась двигаться как можно тише, незнакомец, должно быть, уловил легкий скрип дверцы и звук моих шагов по асфальту. Он сразу насторожился.
Я видела его тень метрах в тридцати от себя – он стоял у выхода на тротуар, освещенный длинным фонарем, и, полуобернувшись, смотрел назад. Виктора я тоже видела – он старался вжаться в стену дома, чтобы остаться незамеченным, но, кажется, это ему не слишком удалось.
Незнакомец вдруг круто повернулся и решительно зашагал назад. Он направился прямо к Виктору, словно намеревался сообщить ему что-то важное. Я не видела выражения его лица, но по той собранности, что появилась в фигуре мужчины, можно было ожидать, что он готов к любым неожиданностям. Виктор, поняв, что его обнаружили, отделился от стены и тоже шагнул навстречу незнакомцу.
Именно в эту минуту я как-то особенно остро прочувствовала совет нашего Ромки захватить с собой какое-нибудь оружие. В подворотне ничего еще угрожающего не происходило, но скверные предчувствия уже овладели мной – и, не особенно соображая, что делаю, я метнулась назад к машине и схватила термос, в котором плескалось еще достаточно много кофе.
С термосом в руках я побежала через двор. Теперь не заметить меня было невозможно. Но, по-моему, это не слишком ухудшило ситуацию.
Незнакомец бросил быстрый взгляд в мою сторону и, почти вплотную приблизившись к Виктору, спросил нарочито равнодушным тоном:
– Ну что, парнишка, закурить у тебя найдется?
Назвать Виктора парнишкой мог только достаточно самоуверенный человек, не имеющий комплексов. Разумеется, его нисколько не интересовало в этот момент курево: он просто хотел выяснить, кто крадется за ним следом. В час ночи на такое мог решиться не всякий. Этот мужчина действительно не страдал отсутствием характера.
Неуловимым движением левой руки он вдруг выхватил из кармана зажигалку и поднес ее к лицу Виктора. На мгновение полыхнуло десятисантиметровое пламя, осветив нашего фотографа, и тут же погасло.
– Зачем камера? – вдруг быстро спросил из темноты незнакомец.
И я услышала, холодея от ужаса, звук удара. Мне показалось, что этот человек пытался выбить у Виктора камеру ногой. Удалось ли это ему, я не поняла.
– Что вы делаете? – отчаянно крикнула я и бросилась прямо в гущу событий. – Я сейчас милицию вызову!
Похоже, нападающего эта угроза даже успокоила. Он немедленно сделал еще один выпад ногой, а потом, слегка отпрянув назад, снова выхватил что-то из кармана. Я услышала сухой щелчок выскочившего лезвия.
Дальше все произошло удивительно синхронно: бандит с ножом в руке бросился на Виктора, тот – на бандита, а я – на них обоих с термосом в руках.
До этого я уже успела выдернуть из его горлышка широкую пробку, ощутив мимолетный сладковатый аромат кофе. Я надеялась, что напиток окажется еще достаточно горячим и, не раздумывая, выплеснула содержимое термоса, как мне казалось, в лицо человеку с ножом.
Он издал сдавленный крик и отшатнулся. Следом послышался глухой звук удара. Нож выпал из руки бандита и, чиркнув об асфальт, отскочил куда-то в сторону. Тогда, не теряя ни секунды, он вдруг бросился бежать – с удивительной для его комплекции прытью. Не успела я и глазом моргнуть, как он пересек мостовую и скрылся в подворотне на противоположной стороне улицы.
Виктор казался каким-то заторможенным. Отступив на шаг, он, наклонив голову, рылся в кармане. Я испугалась, что он ранен. Но голос его прозвучал неожиданно ясно и спокойно.
– Это что – кофе? – спросил он, доставая из кармана носовой платок.
– Кофе, – прошептала я, вертя в руках пустой термос.
– Я так и понял, – сказал Виктор, вытирая платком лицо.
– Боже, я тебя обожгла! – воскликнула я с ужасом.
– Он уже не очень горячий, – успокоил меня Виктор.
– Но все-таки я тебя ошпарила! – с отчаянием повторила я.
– Ему досталось больше, – невозмутимо заметил Виктор.
Он уже вытер лицо и теперь с сожалением смотрел в ту сторону, куда скрылся наш прыткий оппонент. Впрочем, и дураку было бы ясно, что рассчитывать больше не на что.
– Можно с чистой совестью ехать по домам, – заключил Виктор.
– Но ты не ранен? – с тревогой спросила я.
– Упаси бог! – сказал Виктор. – Вот аппаратура…
Неожиданно он наклонился и стал высматривать что-то на земле. Потом он сказал "ага" и попросил меня принести чистый пакет или платок. Я догадалась, что он нашел нож. Меня так и подмывало поискать где-то рядом пробку от термоса, но, подумав, я отказалась от этой затеи.
Мы поместили нож в полиэтиленовый пакет и вернулись в машину. Я зажгла верхний свет и с тревогой посмотрела на Виктора. Его лоб и левая щека были заметно краснее остальной части лица. Все-таки кофе еще не успел остыть.
– Ожог первой степени, – упавшим голосом констатировала я.
– Пустяки, – хладнокровно отреагировал Виктор и продемонстрировал мне видеокамеру, прокомментировав иронически: – Больших бабок стоит!
Я ахнула. Объектив аппарата был покрыт мелкими лучистыми трещинами.
– Но я его снял, – с удовлетворением сказал Виктор. – На ноже – пальцы. Можно идентифицировать.
Действительно, теперь у нас появлялась возможность выяснить личность этого человека. Если в прошлом он уже вступал в контакт с правоохранительными органами, его отпечатки пальцев и фотографии должны иметься у них в банке данных. А, судя по его ухваткам, это было более чем вероятно.
Виктор бросил камеру на заднее сиденье, потушил свет и завел мотор. Мы поехали. От пережитого волнения на меня вдруг напала неудержимая болтливость.
– Вот и верь после этого мужчинам, которые грозятся положить соперника одной левой! – с нервным смехом воскликнула я. – У тебя как раз левая рука была свободна – и каков итог? Видеокамера погибла, а если бы я не догадалась захватить с собой кофе, вообще неизвестно, чем бы все закончилось! Почему ты не вырубил его с первого же удара?
Я понимала, что болтаю глупости, но остановиться не могла: мне была нужна разрядка. Виктор тоже, наверное, понимал это и не мешал мне высказаться. Он только добродушно ухмылялся, внимательно глядя на дорогу, и молчал.
Только доставив меня до дому, он наконец открыл рот и сказал:
– Высплюсь – и из дома прямо в больницу! А ты вещдоки забирай с собой – займитесь ими завтра же. Ну, спокойной ночи!
Я взяла побитую камеру, нож и пакет с несъеденными бутербродами. Виктор тут же отъехал, а я поплелась к себе, вспоминая по дороге все, что мне было известно, про ожоги первой степени.
Глава 9
Ромка был мрачен, но с огромным трудом скрывал свое торжество.
– Я же сказал, чтобы вы взяли с собой оружие! – грубым голосом напомнил он мне.
– Если бы дело было в оружии! – смущенно сказала я. – Называется, последили! И все я виновата: черт меня дернул вылезти в самый неподходящий момент из машины! Но кто знал, что у этого типа такой тонкий слух?
– Зато у нас теперь имеется видеозапись и нож с отпечатками пальцев, – попытался утешить меня Сергей Иванович Кряжимский. – Я сейчас же отправляюсь с этим добром в криминалистическую лабораторию. Там у меня есть один старинный приятель, он нам поможет. Конечно, идентификация займет какое-то время – у них там полно работы. Но я постараюсь уговорить его сделать все побыстрее.
Маринка, которая слушала мой рассказ с широко открытыми глазами, наконец подала голос и потрясенно спросила:
– Постой, так я не поняла, ты облила Виктора моим кофе?! Разве тебе не известно, что ожоги головы наиболее опасны? Он, бедняжка, даже не вышел на работу! Ты что же – не видела, куда льешь?
– И без тебя тошно! – ответила я. – Не трави душу! Там было темно, а из термоса, как оказалось, очень трудно точно попасть в цель. Но я, между прочим, попала. А Виктор не вышел на работу просто потому, что собирался прямо из дома отправиться в больницу за фотографией Самойловой. И ожог у него не то чтобы сильный… Кофе уже был немного остывший… – не очень уверенно закончила я.
– Ага, такой остывший, что враг в панике бежал, – заметила Маринка. – И даже нож бросил!
– Нож у него Виктор выбил, – возразила я. – Кофе просто отвлек внимание. Наверное, у бандита от запаха закружилась голова.
– Тебе шуточки, а у меня двоюродный брат однажды ошпарился кофе, – сварливо сказала Маринка. – Я знаю, что это такое.
– Что ты-то теперь меня достаешь? – жалобно сказала я. – Кофе я разогрела часов в одиннадцать, а выплеснула его уже примерно в час ночи. Может быть, даже в половине второго… Это был уже не кипяток.
– Будем надеяться, – с сомнением произнесла Маринка.
Мне стало ясно, что придется теперь испытывать угрызения совести, по крайней мере до тех пор, пока я не увижу Виктора живым и здоровым. Тем более что самые молодые коллеги – Маринка и Ромка – косились на меня с такой обидой, будто я специально собиралась вывести нашего фотографа из строя. Согласна, может быть, идея с термосом была не особенно удачной, но хотела бы я посмотреть, что на моем месте стали бы делать эти умники.
– Ладно, мне точить лясы некогда, – сердито заявила я. – Сейчас отправляюсь на железнодорожный вокзал. Вчера нас с Виктором осенила одна блестящая мысль. Мы решили, что Самойлова должна работать кассиром. Ведь кассир узнает об отъезжающих из первых рук. И адреса узнать для нее – дело техники. В общем, теперь я хочу проверить эту догадку.
– А что, – одобрительно заметил Кряжимский, – версия интересная и, как я полагаю, далеко не беспочвенная… Глядишь, скоро вся преступная группа будет у нас как на ладони… Только мало этого! – вздохнул он. – Факты нужны, доказательства! Признание, наконец!
– Ничего, будет признание! – пообещала я. – Вот покажем Татьяне Михайловне видеозапись ее дружка, вот вспомнит ее Григорович – посмотрим, что она тогда запоет.
Кряжимский покачал головой.
– Ох, не говори гоп, пока не перепрыгнул! – сказал он. – Боюсь, эта Самойлова не такая простая штучка!.. Ладно, я ушел, Ольга Юрьевна!
В ответ на мое предложение подбросить его на машине Сергей Иванович замахал руками и заявил, что по такой погоде предпочитает пройтись пешком. Наверное, он был прав, но я была не в силах побороть искушение передвигаться по городу при минимуме собственных усилий.
Перед уходом я предупредила Маринку, чтобы любой, кто появится в мое отсутствие, непременно меня дожидался.
– А Виктор пусть сразу же печатает фотографии, – распорядилась я.
– Если он, бедняжка, будет в состоянии… – печально проговорила Маринка в ответ, словно окончательно вознамерилась довести меня до белого каления.
Я сердито хлопнула дверью и вышла на улицу. Было солнечно и ветрено. Из-за Волги медленно поднималось огромное облако, клубящееся и похожее на гору. Метеорологи обещали сегодня грозу.
Я села в машину и поехала на вокзал. Честно говоря, мне настолько нравилась мысль о том, что Самойлова работает кассиром, и я настолько с ней свыклась, что, если бы сейчас она не нашла подтверждения, я, наверное, испытала бы разочарование, как ребенок, оставшийся без новогоднего подарка.
Достаточно сказать, что, оказавшись на вокзале, я невольно окинула взором сидящих за стеклянными перегородками кассирш, словно ожидала увидеть среди них знакомое лицо Самойловой. Собственно говоря, даже если бы она там вдруг каким-то чудесным образом очутилась, заметить ее было бы непросто: ко всем окошечкам стояли солидные очереди изнывающих от духоты пассажиров. Курортный сезон был в разгаре, и всем хотелось уехать куда-нибудь подальше. Наверняка здесь были и такие, что оставляли квартиру без присмотра и сигнализации – на волю судьбы.
Я обратилась к диспетчеру по вокзалу и выяснила, с кем мне поговорить относительно интересующего меня вопроса. Диспетчер направил меня к старшему кассиру.
Ею оказалась властная дебелая женщина, крашеная блондинка, с такой выдающейся грудью, которую не мог охватить форменный голубой китель. У нее были такие проницательные и недобрые глаза, что я не рискнула воспользоваться какой-нибудь наспех придуманной легендой и начала с того, что предъявила свое редакционное удостоверение.
Старший кассир суровым взглядом несколько секунд изучала книжечку, а потом неожиданно улыбнулась, отчего сразу сделалась совсем не страшной и даже симпатичной.
– Е-мое! – сказала она с грубоватым изумлением. – Надо же! Вы пишете в "Свидетель"? Классная газета! Я ее все время покупаю… Надо же! Значит, Ольга Юрьевна? Очень приятно. А меня Алевтина Николаевна зовут… А вы к нам… – Она понимающе взглянула на меня. – Наверное, билетик хотите? На юг собрались – угадала?
– Не угадали, – ответила я с улыбкой. – На юг пока времени нет ездить.
– Значит, в Москву, – убежденно заявила Алевтина Николаевна. – Понимаю. Билетов на месяц вперед уже нет, но для вас сделаем!
– Спасибо, конечно, – заметила я. – Но вы меня неправильно поняли. Мне вообще не нужны билеты.
– Нет, серьезно? – спросила Алевтина Николаевна каким-то даже расстроенным тоном. – Обидно!.. А что же вам нужно?
– Понимаете, мы готовим материал для газеты, – объяснила я. – И нам понадобилась некоторая информация.
– О чем материал-то? – с хитрой усмешкой поинтересовалась старший кассир. – О злоупотреблениях на железной дороге? Этого у нас хватает! А где их сейчас нет, злоупотреблений? Мы одни, что ли? Жизнь сейчас такая…
– Ну что вы! – возразила я. – Железную дорогу мы не трогаем. Речь идет о некой дорожной аварии, в которой пострадала женщина.
Алевтина Николаевна проницательно посмотрела на меня и хлопнула ладонью по столу.
– Вы про Самойлову, что ли? – пораженно воскликнула она. – Надо же! Вот уж про кого, про кого… Или я опять ошибаюсь?
От радости у меня даже зазвенело в ушах, а рот расплылся в улыбке.
– Нет, кажется, не ошибаетесь! – весело сказала я. – Значит, Самойлова у вас работает?
– Работала, – деловито поправила меня Алевтина Николаевна. – В больнице сказали, что раньше чем через полгода она не восстановит трудоспособность. Так что мы на ее место уже приняли девочку…
– Но факт то, что Татьяна Михайловна Самойлова – ваша сотрудница? – уточнила я.
– Наша, – подтвердила Алевтина Николаевна. – Работница толковая, ничего не скажу. Касса у нее всегда сходилась, жалоб от клиентов не поступало… Всегда у нее все вась-вась было! Ну, а то, что характер у нее тяжелый, так, откровенно говоря, все мы не подарок!
– А характер, значит, у нее тяжелый? – спросила я.
– Ужасный! – хохотнула Алевтина Николаевна. – Между нами говоря, Самойлова – стерва, каких мало! – При этих словах она зачем-то оглянулась, а потом мелко перекрестилась и покаянно добавила: – Прости меня, господи, за такие слова! Только, понимаете, когда эта беда случилась, никто из девчонок в больницу идти не хотел! Всем она насолила! Ну, ясное дело, проверить все же пришлось – мы жребий бросали, кто пойдет… – Алевтина Николаевна вдруг посмотрела на меня с беспокойством и спросила: – А вы и об этом будете писать?
– Нет, писать я буду совсем о другом, – покачала я головой. – Скорее всего, железная дорога вообще останется, так сказать, за кадром…
– А вообще жалко! – застенчиво сказала Алевтина Николаевна. – Не говорю за себя, а про наших девчонок надо писать! Это же, посмотрите, в такой толкотне, в духоте – целыми днями! И ведь ошибиться нельзя, расслабиться нельзя! Это же буквально как минеры! Было бы приятно, если бы о них написали!
– Может быть, как-нибудь в другой раз! – вздохнула я и напомнила: – Но вообще-то у нашей газеты профиль – криминал. Мы ведь, Алевтина Николаевна, больше о плохих людях пишем, а не о хороших…
– А вот это зря! – нахмурилась она. – Я бы про плохих вообще не писала, чтобы нос не драли! Не заслужили они этого!
– Наверное, вы правы, – согласилась я. – Но, собственно, нос им задирать не с чего. Мы же их вроде разоблачаем, Алевтина Николаевна. В назидание, так сказать…
– Они же этого не понимают! – махнула рукой старший кассир. – Они это за честь считают. Вот и сейчас – что получается? Про Самойлову вы пишете, а остальным обидно.
– Так вы же сами сказали, что Татьяна Михайловна – отличный работник, – напомнила я.
– Я от своих слов не отказываюсь, – спохватилась Алевтина Николаевна. – А все-таки обидно! Самойлова – и в героях!
– Ну, это слишком сильно сказано, – возразила я. – Какой же Татьяна Михайловна герой? Она скорее уж жертва.
– Тоже верно, – покачала головой Алевтина Николаевна. – Не дай бог каждому. Хотя, руку на сердце положа, такой она человек, что нет ей сочувствия.
– Чем же она так насолила? – поинтересовалась я.
– Да как сказать? – замялась Алевтина Николаевна. – Так чтобы особенное что – этого не было. Все больше по мелочам. Ни с кем у нее контакта не было. Иногда, бывает, кому-нибудь из девчонок подмениться нужно. Ну, жизнь есть жизнь. К Самойловой просто не обращайся – наотрез! Или вот, например, деньги кому на день рождения собираем – она никогда ни копейки не даст. Вообще поставила себя как бы вне коллектива. Пытались с ней разговаривать, да куда там! Все законы знает – и не подступись.
– Понятно, – сказала я. – Но в больнице ее все-таки навещаете?
– Были девчонки, – смущенно подтвердила Алевтина Николаевна. – Но только один раз. Сказали – больше ни за что не пойдут. Так она их, значит, встретила. Тяжелый человек, одним словом!
– Ну а в личной жизни она как? – спросила я. – Что-то о ней знаете?
– Откуда? – сделала большие глаза Алевтина Николаевна. – Я же говорю, она всегда как бы в стороне. Рабочее время закончилось – и все. Ни в каких мероприятиях не участвовала, ничего… А вы сами-то с ней встречались?
– Да, приходилось, – коротко сказала я.
– Ну и как впечатление? – полюбопытствовала Алевтина Николаевна.
Я развела руками.