– Меня зовут Кэтлин Бейли, – представилась она. – Добро пожаловать в дом Эдгара По. Заходите.
Я вошла в первую комнату. Помещение служило когда-то кухней. Ее восстановили в том виде, какой она имела при жизни По. В тесной кухне стоял сервант и дровяная плита, на стене висели часы, а стол, окруженный стульями, был накрыт для обеда – словно к нам вот-вот выйдет сам поэт.
– Будьте как дома, – сказала Бейли, заметив, что я расстегнула куртку и сняла шарф. – Этот дом, – начала она, – Эдгар По снял в 1846 году, намереваясь привезти сюда свою жену Вирджинию. Он надеялся, что свежий загородный воздух поможет ее здоровью. От тогдашнего Нью-Йорка это место, деревню Фордхэм, отделяло более тринадцати миль, и вся земля вокруг была занята яблоневыми садами.
– Дом построили на этом самом месте? – спросил Майк.
– В то время дом стоял через улицу, рядом с овальной эстрадой в конце авеню. В 1913 году бывший начальник полиции Тедди Рузвельт решил сохранить дом По и передвинуть его на это место. Здесь По жил три года. И умер он по дороге сюда, в этот домик – в Балтиморе.
Пригнув голову, я прошла за Кэтлин в следующую комнату – она оказалась немного просторнее и немного строже. Большой камин, окрашенный голубой краской, у окна позолоченное зеркало, перед камином кресло-качалка. У стены – маленький стол с двумя свечами. На нем лежала раскрытая книга.
– Это, очевидно, комната, где работал По, – сказала Кэтлин.
– Вы знаете, что он написал, когда жил здесь? – спросила я.
– Многие произведения, – уклончиво ответила она. – Думаю, вы знаете, здесь произошла трагедия. Вирджиния умерла в первый год их проживания здесь.
Майк прошептал мне на ухо:
– Ей было бы лучше в педиатрической больнице.
– Сколько ей было лет? – спросил Мерсер.
– Всего двадцать пять. Легочная чахотка – тогда по так называлось. Туберкулез. Некоторые из самых знаменитых поэм По созданы за этим столом – "Аннабель Ли", "Улялюм", "Колокольчики".
Я вспомнила знакомые строки. Каждая из них пела О любви мужчины к умершей женщине.
Я был дитя, и она дитя
В королевстве у края земли…
Из-за тучи безжалостный ветер подул
И убил мою Аннабель Ли.
– А здесь, – Кэтлин отошла в сторону, давая возможность заглянуть в дверной проем, – здесь Вирджиния умерла.
За дверью была комнатка, где помещалась только кровать с маленьким круглым столиком и стул. Полупустое помещение было меньше любой тюремной камеры, какую мне только приходилось видеть. Тяжело было думать о том, как мучительно протекали здесь последние дни молодой Вирджинии. Становилась попятной огромная тоска беспомощного поэта по умирающей жене.
– Здесь даже нет камина, – сказала я. – Как здесь вообще можно было перезимовать?
– Сохранились письма друзей, которые навещали По в те месяцы. Эдгар заворачивал ее в свое пальто, накрывал сверху тонким покрывалом и простынями. Сильный мороз, должно быть, ускорил ее смерть.
Позади меня, в углу, находился бронзовый бюст Эдгара По, точно такой же стоял в Галерее славы. На стене, рядом со статуей, висел список уроженцев Бронкса, которые помогли сохранить домик. Имя Джино Гвиди, выделенное крупным шрифтом, возглавляло список. Здесь значились также люди, неплохо известные за пределами квартала: от дизайнеров Ральфа Лорана и Калвина Кляйна до известнейших судей и адвокатов.
От двери на второй этаж вела узкая лестница.
– Вам придется подниматься по одному, – предупредила Бейли. – Втроем вы там не поместитесь.
Я поднялась первой и осмотрела еще две маленькие комнаты – в одной из них спал сам По, когда не бодрствовал у постели жены, в другой жила мать Вирджинии – сначала с ними вместе, а потом и после смерти обоих. Покатые потолки были низкими, свет попадал сюда через единственное окно вверху, выходившее в парк. Держась за перила, я спустилась вниз. Майк и Мерсер ждали у передней двери, я подошла к ним, не отставая от нашего гида.
– Несмотря на его успех, они были весьма бедны, это верно? – спросила я.
– Очень бедны, – подхватила Бейли. – В одном из писем он жаловался другу на нищенскую жизнь – у него не было денег даже на ботинки…
Душераздирающий крик оборвал ее. Это был кто-то в конце парка.
– Помогите! Помогите! – Ребенок или подросток.
Майк и Мерсер бросились к выходу. Кэтлин Бейли последовала за ними и, спустившись со ступеней, побежала к игровой площадке – там уже собралось человек пять. Я колебалась, потому что дом оставайся незапертым и без присмотра.
Прохожие собирались на тротуаре. Некоторые шли в том же направлении, что и Майк с Мерсером, другие, наоборот, уводили детей.
Сделав несколько шагов по дорожке, я остановилась у ворот и наблюдала со стороны. Нужно было присматривать за домом, хотя я могла бы чем-нибудь помочь детективам.
И в этот момент, когда Мерсер еще не добрался до игровой площадки, я заметила подростка. Он пробежал за качелями, за овальной эстрадой и метнулся через Кингзбридж-роуд поперек движения.
– Хватайте его! – надрывался кто-то.
Я даже встала на цыпочки, чтобы разглядеть в толпе своих ребят. За спиной я вдруг тоже услышала шум, но повернуться не успела – меня чем-то огрели по голове сзади. Все потемнело.
Глава 31
Боль была настолько сильной, что, даже придя в сознание, я не отважилась открыть глаза. Я попыталась вдохнуть, надеясь хотя бы при помощи воздуха унять страшную боль, но оказалось, что во рту торчал кляп.
Страх заглушил боль – я оказалась в коробке теснее гроба. Зрение здесь было не нужно – спиной и боками я чувствовала доски. Я догадывалась, что надо мной места тоже нет и голову нельзя поднять.
Прежде всего нужно было восстановить дыхание и сохранить оставшийся кислород. Но я была скована паникой и не могла ничего сделать.
Медленно я все же открыла один глаз. Лоб пронзила острая боль, брызнули искры. Сверху действительно оказалась доска, точнее, доски, а между ними рейки, и сквозь щели сочился дневной свет.
Это было не подземелье. Меня не спрятали в грунте. По крайней мере, не воплотились мои два главных ужаса.
Я дышала носом. Воздух оказался промозглым, а доски подо мной сырыми и холодными. Я снова закрыла глаза. Светлые полоски перед глазами превращались в янтарные капельки и плыли поперек век.
Уличный шум, казалось, был рядом. Шуршали машины, выли полицейские сирены. Но от сирен было мало толку, они были слишком далеко. Рядом разговаривали женщины. Целая группа говорила по-испански. Они шли по тротуару прочь от моего временного гроба.
Снова послышались голоса. На этот раз мужские. Они шли с противоположной стороны. Мерсер Уоллес. Он звал меня по имени, хлопал дверьми. Должно быть, я находилась где-то в доме По.
Конечно, они с Майком вспомнят эти жуткие рассказы о замурованных заживо, один из которых вывел нас на след убийцы. "Глухой и быстрый стук сердца", – говорилось в том рассказе. Мне он казался оглушительным. Конечно, они перероют здесь все, прежде чем уйти из этого несчастного домишки. Как По описывал этот звук, не дававший убийце покоя? Похожий на стук часов, обернутых в хлопчатобумажную ткань.
Голоса и шаги по тротуару приближались. Я лежала на спине, кисти рук были связаны под бедрами чем-то мягким. Видимо, это был мой шерстяной шарф. Руки распухли от недостатка крови. Не было никакой возможности освободить их или хотя бы пошевелиться. Тогда я дернула правой ногой, стараясь коленом постучать по деревянной крышке. Но пространства оказалось недостаточно: я смогла поднять ногу всего на пару дюймов – колено потерлось о доски, не издав никакого шума.
Зато в голове шум стоял очень сильный, а шея напряглась. Я билась головой в доски, но волосы смягчали удар, и казалось, что он не сильнее стука сердца.
– Что там?
Это был голос Майка, и я чуть не рассмеялась от облегчения. Как же глупо с моей стороны поддаваться панике, когда рядом мои друзья.
– Ничего, – ответила Кэтлин Бейли. – Просто подвал.
Разумеется, я заметила эту покатую крышу небольшой пристройки справа от входа. С той стороны тоже была дверь. Она выходила на соседнюю улицу, где мы перед этим кружили на машине, чтобы припарковаться. Сооружение казалось не больше кукольного домика. Неудивительно, что по обе стороны от меня теперь были доски. Поперечины, державшие на себе пол.
Дверь надо мной открылась, света сделалось больше. Я мычала с кляпом во рту, но звук оказался слишком тихим. Разговор Майка и Кэтлин окончательно заглушил меня. Кто-то на мгновение заглянул, потом закрыл дверь и довернул задвижку.
– Она просто дура, – сказал Майк. – Увидела пацана и помчалась за ним. Пойду к патрульной машине – может, она в полицейском участке.
Шаги удалились. Майк отправился к полицейским, чтобы те связались с участком и разыскали меня там.
– Кажется, она выходила из дома следом за мной, – сказала Бейли. – Она могла выбежать за ворота. Но я не видела…
Низкий голос Мерсера еще доносился до меня. Он звал к себе Майка.
– Алекс быстро плавает, но я не поставил бы на нее в забеге по пересеченной местности, – озабоченно говорил он. – Подобные гонки не для нее.
"Не бросай меня, Мерсер, – молилась я. – Смейтесь надо мной, но это же все как у По – слово в слово! Полицейские стоят над спрятанным телом и шутят. Издеваются над моим кошмаром и ничего не слышат".
Я изгибалась в деревянной коробке. Одежда терлась о старые доски. Здесь это звучало как гром, но почему-то никто снаружи его не слышал. Я попробовала грызть кляп. От недостатка воздуха сразу же закружилась голова. Я приказала себе лежать спокойно, пока кто-нибудь снова не подойдет к подвалу. Я приказала себе поверить, что кто-нибудь подойдет.
Сырость пропитала брюки. Меня колотило. Я стала двигаться, пытаясь высвободить левую руку из-под бедра. Она вышла примерно на дюйм и попала во что-то скользкое, жирное и холодное. Это что-то ползло.
"Это подпол, – говорила я себе. – Я дотронулась до слизня".
Но это был подпол Эдгара По, и, скорее всего, это был тот самый червь-завоеватель, ждущий меня в могиле.
Почему меня затолкали в эту дыру? И что со мной сделают, когда полиция уберется отсюда?
На этот раз послышались звуки из смежной комнаты наверху.
– Проверьте все, – я слышала, как говорит Мерсер. – Откройте каждую дверь.
Несколько пар ног застучали по дому. Хлопали двери, гремела мебель.
Закрыв глаза, я подумала про кухонный сервант и попыталась представить комнаты, но не смогла вспомнить ни одного платяного шкафа ни в кабинете, ни в спальне.
– Камин, – сказал Майк, – потайные двери. Они сзади?
Кто-то стал подниматься по узкой лестнице на второй этаж. Я могла сэкономить им время – наверху иголку негде было бы спрятать.
Кэтлин Бейли помогала чем могла. Отвечала на вопросы. У нее спрашивали, не случалось ли здесь подобное раньше.
– Никогда. Ничего подобного.
– Как насчет фундамента? – спросил Майк.
Его голос словно бы доносился со стороны крыльца, от входа.
– Эта сторона из сплошного камня, – сказал Мерсер. – Я проверю решетку слева.
Я услышала несколько ударов, затем треск древесины. Скорее всего, Мерсер решил заглянуть под крыльцо.
– Ты смотрел здесь?
Незнакомый, но долгожданный голос был рядом со мной. Человек открывал задвижку на двери подвала. Я снова заерзала. Наверняка раздавила червяка. Стала мычать.
– Там уже проверяли, – ответил кто-то. – Пусто.
Дверь, которую почти открыли, снова захлопнули.
Все небо был истерто – от попыток избавиться от кляпа. При глотании чувствовался привкус крови. Майк и Мерсер теперь находились с другой стороны, рядом со ступеньками парадного крыльца.
– Проедусь по району, – сказал Майк. – Ясно, что ее здесь нет. Наверняка проводит воспитательную работу с маленьким психом, который набросился на девчонку на детской площадке.
– Я не поеду, – сказал Мерсер. – По мне, лучше перевернуть этот чертов парк вверх тормашками. Она не ориентируется в Бронксе. Говорю тебе, она никуда не убегала.
– Тогда что с ней могло случиться? – горячился Майк. – Нас не было меньше десяти минут. Она заводится с полоборота, но я не знал, что она настолько нетерпеливая…
– Делай, как хочешь. Только оставь здесь хотя бы двоих в форме.
"Останься со мной, Мерсер, – молила я. – Пожалуйста, останься со мной…"
Я услышала, как Майк уходит.
– Если нужна собака, дай знать. Или сам обнюхай полы в поисках ее чертовой "Шанели", или чем там брызгается.
Полы. Вот о чем ему надо подумать. Прекратить свои дурацкие шутки и вытащить меня.
Я насчитала пять ступенек, когда Мерсер поднимался к передней двери. Казалось, пауки и черви уже ползли у меня по брюкам.
Минуты тянулись, и холодная влажность пробирала теперь до костей. Вот опять несколько человек вышли на крыльцо, разговаривая между собой. Потом один из них стал спускаться по ступеням, и заговорила Кэтлин Бейли.
– Вообще-то мы его не используем, – послышался ее голос. – Там слишком сыро, чтобы хранить вещи. Там пусто уже многие годы.
Кто-то опять подошел и остановился у входа, потом пригнул плечи и вошел внутрь. Вероятно, это был Мерсер, но сквозь щель виднелась лишь подошва большого ботинка и темные брюки.
Я уперлась плечами в пол и толкнулась бедрами. Я помнила, что замок "молнии" моей лыжной куртки был расстегнут до пояса, когда мы вошли в дом, и я стала тереться о доски животом. Едва слышный царапающий звук. Я рыдала с кляпом во рту.
Человек, стоящий над моей головой, замер и прислушался. Потом повернулся, опустился на колени и приложил ухо к доскам надо мной. Я снова стала ворочаться и мычать, давясь слюной вперемешку с кровью.
– Я нашел тебя, Алекс, – проговорил Мерсер. – Держись, сейчас я тебя вытащу.
Глава 32
Медбрат отодвинул огромную крышку томографа. Она покрывала меня полностью.
– Теперь можете открыть глаза. Вы хорошо перенесли процедуру?
Перед этим я уперлась при одной мысли, что опять попаду в замкнутое пространство. Клаустрофобия не отпускала меня. Я согласилась на процедуру скрепя сердце.
– Сколько сейчас времени? – спросила я.
В приемном покое ушло много времени на обследование и рентгеновские снимки, прежде чем было рекомендовано это обследование.
– Почти шесть часов вечера.
– Я могу быть свободна, когда вы закончите?
– Доктор Шрэм положил вас в больницу, мисс Купер.
Я села и завязала больничный халат.
– Но со мной все в полном порядке. Головная боль почти прошла.
– Было бы неразумно отпускать вас ночью и без наблюдения, – ответил он и указал на инвалидное кресло. – Вы же не знаете, чем вас стукнули по голове. Даже слабое сотрясение мозга требует наблюдения.
С ним спорить бесполезно. Он передал мои данные пожилому джентльмену. Похоже, его единственной обязанностью было катать мое кресло по огромной университетской больнице. Майк и повез меня задом наперед через двойные двери.
– Послушай, прости… – заговорил Майк.
– Сегодня я не хочу тебя видеть, мистер Чэпмен. Убери руки с моего кресла, я тебе не доверяю даже довезти меня отсюда до кафетерия. Поверить не могу, что ты уехал и оставил меня умирать. О чем ты думал? Где Мерсер?
– Я здесь, Алекс, – произнес тот. Он возник за коляской и взял меня за руку. – Ты же знаешь, Майк не такой бессердечный сукин сын. Просто не такой профессионал, как я. Возможно, его надо отправить в академию на курсы повышения квалификации детективов. Другой не оставил бы меня одного в парке.
– Какая у тебя палата, дорогая? – спросил Майк.
– Шестьсот тридцатая. Лифт прямо впереди, – подсказал "водитель".
– Мне нужно выпить.
– Не сейчас, малыш. Спиртное нельзя мешать с таблетками.
– Почему я не могу принять лекарство и пойти домой?
– Потому что тот, – сказал Майк, – кто пытался продырявить твой крепкий череп, поставил тебе здоровенную шишку. Если она будет расти, понадобится наносить перекись водорода. Я всегда знал, что в конце концов мы с тобой поиграем в доктора.
Я взглянула на Мерсера.
– Я не шучу. Я серьезно не хочу видеть его перед собой всю ночь. Я не хочу даже, чтобы он был рядом. Он плохо действует на мое давление.
– Хочешь извинений, блондинка? Ты этого хочешь?
– Я хочу побыть одна, – я сказала это тоном Греты Гарбо.
Лифт поднял нас на шестой этаж. Все это время Майк не умолкал ни на минуту.
– Хочешь, чтобы я напялил власяницу и бичевал себя? Раз не догадался, что тебя упрятали под доски и закрыли на замок? Это только подтверждает мою теорию, что этого не случилось бы, набери ты немного веса.
– Пусть он заткнется, Мерсер.
– Толстяков сложнее похищать. Вы не согласны, мистер Уоллес? Действительно. Вы же никогда не слышали, чтобы жертва похищения весила триста пятьдесят фунтов. Похищают всегда худых девиц, это факт, и тебе стоит задуматься об этом, молодая леди. В общем, дело поправимое.
Мы ехали мимо медицинского поста. Майк вдруг остановил кресло, поднял букет цветов со стола и рухнул передо мной на колени – в присутствии врачей, медсестер и обычных посетителей.
– Куп, клянусь, пока живу, я больше никогда тебя не оставлю. Я больше никогда не буду критиковать твои духи, каблуки, цвет волос, темперамент…
Я убрала тормоза, посмотрела на указатели номеров и покатилась к себе в палату подальше от любопытных глаз.
– В следующий раз, если я тебя потеряю, буду смотреть под кроватью, в шкафу, выверну пол, – раздавалось позади.
– С моей анонимностью покончено, – сказала я Мерсеру, который взялся везти меня вместо сопровождающего. – Теперь все поймут, кто я такая, если до этого не знали.
Медсестра зашла за нами следом.
– Вам помочь лечь? – спросила она, забирая мою диаграмму у озадаченного сопровождающего. – Стэнли Шрэм звонил. Он будет на обходе сегодня вечером.
Она дождалась, пока я усядусь в кровати спиной к подушке, потом подняла металлические перила по бокам кровати. После этого она и сопровождающий вышли.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Мерсер.
– Лучше. Безопасно, тепло и чисто. Сказать, что хорошо, язык не поворачивается.
Майк вновь появился в дверях. Должно быть, перед этим он останавливался у каждой палаты и выпрашивал у больных цветы. В руках у него была дюжина видов. Их только что вынули из ваз, и вода капала ему на одежду и на пол.
– Я просто идиот с хорошими намерениями, – запел он, подходя к кровати. – Господи, пойми меня правильно.
Он бросил влажные цветы на белоснежную простыню у меня в ногах.
– Внебрачный, заблудший. – бормотала я. – Женоненавистник. Еще и бестолочь.
Я посмотрела на Мерсера. Тот стоял у подоконника.
– Единственный человек, который знал, что мы будем в том доме, – Зельдин. И Фелпс, этот смотритель угодий, наверняка слышал, что тот нам предлагал. И Джино Гвиди. Возможно, всего три человека на земле. Разве это не сдвигает нас с мертвой точки?