Мы переехали через мост и остановились перед каменным зданием в два этажа, покрытым плющом. Кто-то тщательно восстановил эту конструкцию начала девятнадцатого века.
Я вышла из машины в тишину заснеженного леса и услышала, как где-то внизу с шумом бежит река.
Фелпс открыл задние дверцы фургона и по трапу скатил кресло Зельдина. Втроем мы прошли за ними к темно-зеленой деревянной двери. Она вела к задней части здания старого завода, выходившей к реке. Там был еще один, третий, подвальный этаж, невидимый со стороны дороги. На стальной петле висел цифровой замок. Фелпс открыл его, пропустил нас и включил свет.
– Администрация пока не решила, как использовать здание, – заговорил Зельдин. – Откровенно говоря, я полагаю, это жемчужина всего комплекса – следующая по значительности после оранжереи. Пока верхний этаж используется как библиотечное хранилище. Но Фелпс помог мне приспособить это место для сообщества "Ворон".
Половина подвала представляла собой большое открытое пространство. Здесь стояли несколько больших диванов и кресел – они выглядели так, словно их привезли с барахолки Армии спасения. С другой стороны располагался ряд комнат, устроенных как небольшой офис. По всей стене висели полки. Вороны всех форм и размеров – чучела, фарфоровые и вырезанные из черного дерева – занимали здесь все мыслимые горизонтальные поверхности.
– Вы здесь проводите встречи? – спросила я.
– Редко. Но это хранилище всех наших документов и исследований. Некоторые члены сообщества приходят сюда, чтобы просто побыть в такой обстановке. Посидеть в удобном кресле, посмотреть на лес и почитать хорошую книгу.
– Они приходят и уходят, когда захотят? – спросил Мерсер.
– Нам повезло, что Фелпс живет здесь.
– В этой табакерке? – удивился Майк.
– Нет, ну что вы, – произнес смотритель угодий. – Вы не заметили, когда мы проезжали мимо зданий старых конюшен? Я живу в одном из них.
Я обратила внимание на три сооружения – меньше, чем завод, но все в том же старом стиле с деревянными фронтонами над дверью и окнами.
– Разумеется, люди могут приходить сюда лишь в те дни, когда открыты сады, – проговорил Зельдин, – потому что весь парк по периметру обнесен забором. Они открыты почти круглый год, за исключением основных праздников. Члены сообщества могут приходить и уходить, когда им захочется.
Он заехал в один из кабинетов и махнул нам оттуда рукой, приглашая войти. Потом он взялся за край стола и приподнялся из кресла. Несколько минут у него ушло на то, чтобы открыть картотеку и достать документы. При этом он держался за стол.
Майк и Мерсер уставились на него, прикидывая на глаз силу ног и широту движений. Нам хотелось иметь хоть какое-то представление о том, мог ли Зельдин участвовать в одном из последних преступлений. Но Зельдин успел приземлиться раньше, чем мы оценили его подвижность.
– Вот то, что вы просили, детектив. Это список наших членов, – сказал он. – Можете взять этот экземпляр – я верю вам и надеюсь на ваше понимание.
Майк положил бумаги на стол и начал читать. Я присоединилась к нему. Страницы были разделены по городам. Я пробежалась по ним глазами, высматривая иногородних людей и надеясь наткнуться на знакомую фамилию, однако не нашла ни одной. Балтимор, Бостон, Филадельфия, Ричмонд – большинство из них жило там, где когда-то проживал По. Остальные обитали в Нью-Йорке.
Я расстроилась – все фамилии, кроме Зельдина, оказались для меня незнакомыми.
Майк открыл последнюю страницу, озаглавленную буквами "ПНГ". Мы оба замерли, уставившись на внезапно открывшееся нам имя.
– Пожалуйста, объясните, что это такое, – попросил Майк. – Кто эти люди?
– ПНГ? Персона нон грата, мистер Чэпмен. Не все в нашей группе знают историю организации, как знаю я, детектив. Возможно, есть люди, которые захотят повторно вступить в сообщество, когда не станет таких старожилов, как я. Этот список нужен для того, чтобы определенные люди не смогли больше попасть к нам.
Майк взял стул и сел.
– С этого я и хотел бы начать, если вы не возражаете. Почему Ной Торми в этом списке? – задал он свой вопрос.
Глава 29
– Мы познакомились с Ноем лет двадцать пять назад, – принялся вспоминать Зельдин. – А может быть, и больше. Весьма умный молодой человек, считал себя ученым, хотя я бы не расщедрился на подобное определение. Он тогда только окончил Нью-Йоркский университет и преподавал на кафедре английского языка. Он пришел ко мне одолжить несколько книг для своей диссертации – тираж давно разошелся.
– Он пришел к вам сюда, в Ботанический сад?
– Разумеется, нет. Тогда я был простым библиотекарем. Но меня хорошо знали в литературных кругах из-за моего собрания произведений По – у меня были его работы, включая биографию и критику. Он пришел ко мне домой, туда, где вы были вчера.
Недурная квартирка для "простого библиотекаря", подумалось мне. Он словно почувствовал мои мысли и пустился в объяснения:
– Квартира принадлежала моей матери, мисс Купер. Я унаследовал квартиру после ее смерти. Большую часть своей жизни она собирала редкие книги, включая По. Благодаря состоянию ее семьи – а это все швейная нить, простая хлопковая швейная нить, которую производил мой прадед, – я смог отдаться своим двум страстям – садоводству и литературе.
– Выходит, вы подружились с Ноем? – спросил Майк.
– Он был интересным парнем. Я бы не сказал, что мы были близки, но он звонил, когда ему что-то было нужно. И если эта книга у меня была, я был рад одолжить ему.
– А вы беседовали с ним? Говорили о чем-то, кроме науки?
– Только о девятнадцатом веке, детектив. Ни о женщинах, ни о современных событиях, ни о личной жизни, если вы это имеете в виду.
– А про сообщество "Ворон"?
– Кажется, говорили. Да, я уверен. В конце концов Торми стал упрашивать меня, чтобы я позволил ему вступить в сообщество. Я уверен в этом.
– А вы уже туда входили? – спросил Майк.
– Да, я вступил довольно рано – группа как раз расширялась, а мои познания в отношении По были хорошо засвидетельствованы. Мне было, думаю, лет двадцать пять, когда меня приняли.
– Тайное рукопожатие? Или вы хлопали локтями по-птичьи? Или поклялись, что никогда не будете смотреть передачу "Мальтийский сокол" и читать детективы Рекса Стаута?
Зельдина шутка Майка совсем не позабавила. Он продолжал:
– Я представил на рассмотрение некоторые свои письменные работы. Так я продемонстрировал участникам, что основательно знаком с его творчеством. И моя коллекция первых изданий, уверен, сделала меня привлекательным кандидатом.
– Что же случилось с Ноем Торми? Почему ему достались черные шары?
– Несомненно, он знал работы По, как и большинство из нас. Но тогда Торми напечатал статью в одном из литературных обозрений. Она была великолепно проработана и хорошо написана, – рассказывал Зельдин.
Я сразу же подумала об Эмили Апшоу, которая писала некоторые работы Торми.
– Проблема заключалась в том, – повысил голос Зельдин, – что в статье говорилось о мелких давних обвинениях, и сопровождалось все это впечатляющей документацией.
– Вы говорите о личных качествах, про которые нам сегодня рассказывали? – спросила я. – Разве они могли иметь значение для ученых?
– Вовсе нет, мисс Купер. Там говорилось о плагиате По.
– О чем? – удивился Майк. – А что он украл? Зельдин вздохнул. Потом подозвал смотрителя угодий.
Синклер Фелпс вошел в офис из соседней комнаты.
– Слушаю вас.
– У этой стены, третий ящик снизу. Достань, пожалуйста, папку с фамилией Торми.
Фелпс подал ему папку и вышел.
– Это просто молодой человек, который хотел утвердиться в научном мире, – назидательно произнес Зельдин.
Открыв папку, он извлек номер журнала и подал его Майку, добавив:
– Молодой По, о котором Ной писал, просто пытался нащупать свой путь. В этой работе есть несколько примеров.
Мы принялись за чтение и одолели несколько страниц. Здесь были строки, позаимствованные, в немного измененном виде, у малоизвестных поэтов – никогда раньше они мне не попадались. Приводились строфы из стихотворения По:
Я в день венчанья увидал,
Как вспыхнула ты жарко.
А ниже – поэма Джона Лофланда, опубликованная годом раньше:
Вас увидал я в брачный день,
Когда пожар красот блеснул…
Только вчера я слушала, как Торми читал лекцию о литературных биографиях. Теперь, в работе, которую дал мне Зельдин, он цитировал Кольриджа и его классическое определение поэзии, "которая противополагается научным работам, имея своей непосредственной целью наслаждение, а не истину".
Рядом с цитатой Кольриджа он поместил слова По о том, что "стихотворение, по моему мнению, противополагается научным работам, ибо ставит себе непосредственной целью наслаждение, а не истину".
Наименее приятным для Зельдина и его сторонников были следующие строки. Они относились к знаменитому "Ворону". Сначала была приведена цитата из Элизабет Баррет Браунинг. Вряд ли она могла быть названа малоизвестной поэтессой, если По заимствовал ее строки: "С шелестящим движением, неясным в воздухе, пурпурная штора…"
А затем знаменитая строка По: "И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет".
Я протянула эссе обратно Зельдину.
– Мистер Торми в пух и прах раскритиковал По, как вы оба только что могли убедиться, большинство моих коллег не смогли отнестись к этому спокойно. Чтобы продемонстрировать свою способность к исследованию, он показал, как Эдгар даже в примечаниях к собственным работам использовал вторичные источники, порой просто списывал прямо из энциклопедий – слово в слово, как школьник.
– А при жизни По сталкивался с подобными обвинениями? – спросила я.
– Обвиняли ли его за несоблюдение норм литературной этики? – перефразировал мой вопрос Зельдин и тут же ответил: – Это стало еще одной причиной его отчаяния. Когда критики обвинили По в плагиате, ему был закрыт вход в ряд важнейших литературных заведений Нью-Йорка.
– Неудивительно, что герои в его рассказах так часто прибегают к мести, – сказала я. – Несчастный По, наверное, сам частенько об этом мечтал.
– Вы правы. Конечно, в отместку он отыгрывался на других авторах, мисс Купер. Он все воспринимал как личную обиду. Вы когда-нибудь читали литературную критику По?
– Нет, не читала.
– Он опубликовал довольно много критических работ. И своих современников преследовал беспощадно.
– Каких именно? – спросила я.
– Он глубоко презирал Лонгфелло. Ненавидел его за то, что тот женился на богатой наследнице, что позволяло ему печатать свою посредственную поэзию. Потом – Уильям Кален Брайант и Вашингтон Ирвинг. Я могу продолжать очень долго.
Я подумала о Галерее славы. Если бы она при нем уже существовала, По мог бы использовать бюсты вместо мишеней в тире и расстреливать своих соперников.
– А что до этого сообществу "Ворон"? – спросил Майк. – Если и раньше вы слышали подобную критику.
– Наши участники приходят восхвалять Цезаря, а не хоронить его, если вам угодно. Мы собираемся, чтобы отдать дань гениальности, самобытности По, которая с лихвой перевешивает несколько неосмотрительных поступков в молодости. Мы в высшей степени единодушны и очень восхищаемся мастером. И мы совершенно не хотели, чтобы Торми вновь ворошил эту тему. Не знаю, мог ли кто-нибудь за это убить молодого профессора…
Зельдин не закончил свою мысль:
– Я не должен был так говорить в вашем присутствии, ведь вы примете мои слова всерьез. Им просто не хотелось видеть Торми в своем кругу. Он знал поэзию, но не любил поэта так безоговорочно, как его любим мы.
– Остановимся на том, мог ли кто-то затаить на него обиду, – сказал Майк. – Вы еще те ребята. Вы слышали что-нибудь о Торми в последнее время?
– Нет, совсем ничего.
Утренние газеты не слишком распространялись насчет вчерашней стрельбы в Галерее славы. Дело было в Бронксе, а для криминальных репортеров это почти то же, что Сибирь. Максимум, что могло получить тройное убийство в этом районе от прессы, – один абзац в "Таймс" и небольшая публикация в бульварной газете. Вряд ли Зельдин слышал об этом нападении.
– Значит, все люди на этой последней странице – те, которых вы не приняли, – они все не приняты по подобным причинам? – спросил Мерсер.
– Более или менее, детектив. Некоторые совсем далеки от науки, некоторые не могут позволить себе платить взносы. А что? О чем вы подумали?
Мерсер медлил с ответом.
– Опасны ли они? Вы это имели в виду? Вы думаете, что тот, кто убил женщину в Гринич-Виллидж, может быть одним из нас? – спрашивал Зельдин и сам же отвечал: – Скорее всего, это не так. Единственный раз, когда мы были хоть как-то близки к настоящему преступлению, это было… Фелпс, ты там?! – воскликнул он. – Помнишь, та стрельба?
Смотритель угодий снова возник на пороге и прислонился к дверному косяку.
– За главными воротами? Это было, по-моему, лет десять назад.
– Какое это имело отношение к сообществу? – спросил Майк.
– Какой-то детектив, с которым я несколько раз говорил по телефону. Не помню, как его звали. Ему очень хотелось встретиться со мной.
– Насчет сообщества?
– Не думаю, что он знал о его существовании. Его очень интересовала Рациоцинация.
– Что-что? – переспросил Майк.
– Дедуктивное мышление. Для вас и мистера Уоллеса это, должно быть, вчерашний день. Но когда По писал свой первый рассказ о логическом мышлении – "Убийство на улице Морг", – слово "детектив" еще не использовалось в английском языке. Первое профессиональное отделение полиции в мире было создано в Лондоне всего лишь двенадцатью годами ранее.
– Чего хотел тот полицейский? – спросил Майк.
– Он хотел поговорить со мной о детективах По. Вероятно, рассчитывал воспользоваться архивами. Я подумал, что будет интересно, если он выступит перед сообществом с рассказом о современных методах работы полиции на фоне детективных рассказов По. Ведь именно у По мы впервые встречаем некоторые современные приемы – анатомическое вскрытие, обсуждение баллистики, тайны запертых комнат.
– Вы говорили, что рядом с садом была стрельба.
– Да, это было ужасно. Детектив заявил, что какие-то молодые люди пытались ограбить его прямо у наших ворот, когда он шел на встречу со мной. Один из молодых людей, как оказалось, подрабатывал у нас в саду. Ты помнишь какие-нибудь подробности, Фелпс?
– Все было так, как вы сказали, сэр. Убитый мальчишка был нормальным парнем – по словам тех, кто его знал. Его застрелили в спину с приличного расстояния. Вот основное, что я помню.
– Поэтому теперь мы так тщательно проверяем каждого, кто пытается приблизиться к сообществу. Нам не нужно лишнее внимание, нам не нужны скандалы. После этого случая я не звонил тому полицейскому. Он был чертовски хороший стрелок, скажу я вам.
– Хорошо, – сказал Майк, протягивая руку Зельдину, – благодарим, что уделили нам время. Мы сообщим, если нужно будет еще раз поговорить с вами.
– Хотите, я покажу вам загородный дом По, раз уж вы здесь? – спросил тот.
– Да, конечно, – произнесла я.
Майк одновременно со мной выпалил:
– Спасибо, нет. У нас ведь полно работы, Куп, – сказал он мне. – В следующий раз.
Зельдин выехал в главную комнату.
– Фелпс отвезет вас к вашей машине. Сообщите мне, когда вам будет удобно заехать. Дом открыт пять дней в неделю, но если вы предпочли бы частную экскурсию, то я просто позвоню мистеру Гвиди в офис, он все устроит.
Майк был поражен не меньше меня.
– Гвиди? Джино Гвиди?
– Вы его знаете?
– Я слышал это имя, – ответил Майк. – Инвестиционный банкир – это он?
– Парень из Бронкса – это не шутка, мистер Чэпмен. Да, это наш Джино Гвиди.
Глава 30
– Я не видел здесь его имени, – сказал Майк, разворачивая копию списка членов сообщества.
– Здесь вы его не найдете, – объяснил Зельдин. – Возможно, его имя встречалось вам на страницах газет в разделе бизнеса. Он сделал состояние на Уолл-стрит, но, к счастью для нас, он возглавляет коллегию "Исторического сообщества Бронкса". Они наблюдают за содержанием дома.
– Он тоже любитель По?
– Насколько мне известно, нет, детектив. Мы встречались на благотворительных мероприятиях здесь, в оранжерее, но никогда не говорили о литературе.
Майк подмигнул мне.
– А с другой стороны – что такое полчаса? – не унимался библиотекарь. – Хотите взглянуть на дом? Может, заедем в наш кафетерий и выпьем по чашке кофе…
Упоминание о Гвиди наверняка обострило аппетит Майка.
– Ваша машина припаркована рядом, – твердил Зельдин. – Дом обычно закрыт по будням до часу дня. Я прослежу, чтобы вас кто-нибудь сопроводил и все показал. Это крошечное местечко, мистер Чэпмен. Даже если растянуть прогулку, у вас не уйдет больше пяти минут.
Фелпс высадил нас у кафе. Мы втроем отправились выпить по чашке кофе, определиться с планами работы на ближайшие несколько дней. Но прошел почти час, прежде чем прозвенел мой сотовый и Зельдин сообщил, что нас ожидают.
В одиннадцать тридцать мы выехали из Ботанического сада и направились к пересечению Гранд-Конкорс и Кингзбридж-роуд. Фермы восемнадцатого века давно уступили место импозантным квартирным домам начала двадцатого столетия, которые теперь сменились мрачными жилыми зданиями с решетками на окнах и дверях – это так характерно для стран третьего мира. Волны иммигрантов заселяли это место. Они надеялись начать в городе успешную жизнь. Здесь все было на испанском, начиная от PEPITO'S PAYAYAS до MIGUEL'S FRITAS. И над всем этим висел большой рекламный щит с улыбающейся Дженнифер Лопес в ее самых последних, самых обтягивающих джинсах.
Неподалеку от Конкорс, окруженный забором из кованого железа, располагался небольшой островок длиной в два городских квартала. В дальнем конце виднелась беседка на возвышении и красивое открытое сооружение с колоннами – они поддерживали позеленевшую медную крышу. Рядом – игровая площадка с горками и постройками для детей – по ним можно было лазить сколько захочешь. Эти сооружения были окрашены в ярко-красный цвет и казались особенно веселыми на фоне окружающих серых фасадов.
Мы оставили машину у парковочного счетчика, рядом с воротами. Под словами "Парк Эдгара По" висел квадратный знак департамента парков со знакомым логотипом в виде кленового листа. Тут же висела рамка с увеличенной подписью писателя.
Я пошла впереди Майка и остановилась на черной дорожке, лицом к лицу к зданию, которое казалось полной противоположностью окружающим нас городским джунглям. Это был белый загородный домик. Когда-то стоял один среди полей. Теперь его простенькая деревянная обшивка, тонкое крыльцо, темно-зеленые ставни и маленький сарай, примыкающий сбоку, выглядели потерянными во времени, посреди асфальта и кирпичей.
Дверь отворилась. Молодая женщина помахала нам с крыльца.
Мы подошли и поздоровались.