Точно: фонд Нила Ша для женщин-художниц. Налоговое убежище, открытое по рекомендации ушлого бухгалтера из Силиконовой долины. Нил попросил меня сделать временный сайтик, чтобы все выглядело более-менее официально, и этот сайтик поныне остается вторым по депрессивности из моих творений. (На верхней ступеньке по-прежнему ребрендинг "НовоБублика" под Старый Иерусалим.)
- Так найди режиссера, - говорю я.
- Вот ты и найди, - парирует Нил.
Ну точно в шестом классе. Потом в его глазах вспыхивает какая-то мысль:
- Вообще-то… точняк. Да. В обмен на финансирование этого приключения, Клеймор Краснорукий, я прошу тебя об этой услуге.
И низким голосом владыки подземелий:
- Ты найдешь мне режиссера.
Мой телефон выводит нас к нужному дому в Дамбо. Это тихая улица, идущая вдоль реки, рядом с огороженной площадкой, заставленная трансформаторами высокого напряжения. Здание темное и узкое, даже хуже, чем у Пенумбры, и куда менее ухоженное. Судя по виду, недавно здесь был пожар: от дверного проема тянутся вверх длинные черные ожоги. Дом выглядел бы заброшенным, если бы не две детали. Во-первых, широкий виниловый баннер, криво растянутый на фасаде и сообщающий: "Пирожки на ходу". Во-вторых, тянущийся откуда-то теплый запах пиццы.
Внутри полный бардак - да, пожар определенно был, - но воздух плотный и ароматный, напичканный углеводами. У входа садовый стол, на нем щербатый кассовый аппарат. А дальше стайка краснощеких подростков суетится в наскоро обустроенной кухне. Один неловко крутит над головой тесто; другой шинкует помидоры, лук и перец. Еще трое просто стоят, болтают и смеются. Позади них высокая печь для пиццы, голый покореженный металл с широкой синей полосой посередине. У печи есть колеса.
Из пластиковых колонок гремит музыка: какие-то щелкающие трели, мелодия, которую, я подозреваю, слышало не больше тринадцати человек во всем мире.
- Что для вас приготовить, ребята? - кричит сквозь музыку один из подростков. Впрочем, на самом деле он, возможно, и не подросток. Вся здешняя команда пребывает в безусой переходной поре: наверное, ходят в художественный колледж. Наш собеседник одет в белую футболку с Микки-Маусом, вооруженным автоматом Калашникова и устрашающей миной.
Ладно, теперь бы не ошибиться.
- Один особый Хогвартс, - кричу я в ответ.
Микки-партизан коротко кивает.
Я добавляю:
- Но без грибов.
Пауза.
- Грибов не надо.
Пауза.
- Пожалуй.
Но Микки-партизан уже отвернулся, советуется с товарищами.
- Он тебя услышал? - шепчет Нил. - Мне пиццу нельзя. Если нам в итоге правда всучат пиццу, то миссия по ее употреблению ляжет на твои плечи. Не давай мне ни кусочка. Даже если я буду просить.
Он замолкает.
- А я, наверное, буду.
- Привяжи себя к мачте, - говорю я. - Как Одиссей.
- Или капитан Кровавые Ботфорты, - добавляет Нил.
В "Хронике поющих драконов" ученый гном Кочедыга убеждает экипаж "Звездной лилии" привязать капитана Кровавые Ботфорты к мачте, когда тот попытался перерезать горло поющему дракону. Так что да. Капитан Кровавые Ботфорты.
Микки-партизан возвращается с коробкой. Что-то быстро.
- С вас шестнадцать пятьдесят, - объявляет он.
Погодите-ка, я что-то сделал не так? Или это розыгрыш? И Бурчала отправил нас искать ветра в поле? Нил подымает брови, но вынимает хрустящую двадцатку и подает малому. Взамен мы получаем коробку для пиццы размера супермакси, с расплывшимся синим штампом "Пирожки на ходу".
Коробка не горячая.
За порогом на улице я вскрываю ее. Внутри аккуратные стопки толстого картона, все длинные плоские выкройки с прорезями и язычками, где они должны соединяться. Это Бурческоп, в разобранном виде. Края дочерна обожжены. Эти листы кроили лазерным резаком.
На внутренней стороне крышки толстым маркером начертано послание от Бурчалы, его ли собственной рукой или кем-то из его бруклинских вассалов, я никогда не узнаю:
SPECIALIS REVELIO
На обратном пути мы заглядываем в полупиратскую лавку электроники и прикупаем две дешевые цифровые мыльницы. Оттуда бредем пешком в "Нортбридж" по улицам Нижнего Манхэттена. Нил несет коробку, а я - пакет с двумя фотоаппаратами. У нас есть все, что нужно. Мануций будет нашим.
Город соткан из световых пятен машин и рекламы. Под светофорами, переключающимися на желтый, сигналят такси; очереди покупателей, позвякивая, двигаются вверх и вниз по Пятой. На каждом углу небольшое столпотворение, смех, сигареты, прилавок с кебабами. Сан-Франциско хороший город, и он прекрасен, но в нем никогда не бывает столько жизни. Я вдыхаю поглубже - воздух прохладный и терпкий, с запахом табака и мяса неизвестного происхождения - и вспоминаю, как Корвина говорил Пенумбре: можешь тратить оставшееся время где-нибудь еще. Боже мой. Бессмертие в выложенных книгами катакомбах под землей или смерть здесь, среди всего этого? Я выбираю смерть и кебаб. А что Пенумбра? Он тоже, как ни странно, кажется скорее человеком мира. Я вспоминаю магазин, его широкие витрины. Вспоминаю первую фразу, с которой Пенумбра обратился ко мне: "Что вы ищете на этих полках?" - произнесенную с широкой приветливой улыбкой.
Корвина и Пенумбра когда-то были друзьями: я видел фотографию-свидетельство. Корвина, видимо, был тогда совсем другим… на самом деле, буквально другим человеком. В какой момент ты осознаешь этот рубеж? Когда именно приходится давать человеку другое имя? Прости, нет, ты больше не можешь оставаться Корвиной. Ты теперь Корвина 2.0 - сомнительный апгрейд. Я вспоминаю молодого человека на старом фото, подымающего большой палец. Неужели он исчез насовсем?
- Серьезно, лучше бы режиссер был женщиной, - говорит Нил. - В самом деле. Нужно больше вливать в этот фонд. Я выдал только один грант, и то своей двоюродной сестре Сабрине.
Он умолкает, потом продолжает.
- А это, думаю, незаконно.
Пытаюсь вообразить Нила через сорок лет: лысого, в костюме, совсем иного. Пытаюсь увидеть Нила 2.0 или Нила Ша бизнес-наставника - Нила, с которым я больше не смогу дружить, - но просто не могу такого представить.
Вернувшись в "Нортбридж" я с удивлением обнаруживаю Кэт и Пенумбру, сидящих на низких диванчиках и увлеченно беседующих. Кэт вдохновенно жестикулирует, а Пенумбра, улыбаясь, кивает, его синие глаза горят.
Подняв на нас взгляд, Кэт улыбается.
- Пришло новое письмо, - объявляет она.
И замолкает, но по ее лицу пробегают судороги, будто она не в состоянии держать все в себе:
- ПМ расширяют до ста двадцати восьми человек, и я среди них!
Ее микромускулы вибрируют, и она почти выкрикивает:
- Меня выбрали!
Мой рот слегка приоткрывается. Кэт вскакивает и обнимает меня, я отвечаю на ее объятие, и мы танцуем, описывая небольшой круг по ультрамодному лобби отеля.
- Ну и что это вообще означает? - спрашивает Нил, кладя коробку для пиццы.
- Наверное, то, что наш побочный проект получит теперь кое-какой административный ресурс, - говорю я, и Кэт вскидывает руки вверх.
Отпраздновать победу Кэт вся наша четверка усаживается у барной стойки, облицованной квадратиками матово-черных микросхем. Мы седлаем высокие табуретки, и Нил заказывает всем по стаканчику. Я потягиваю какой-то коктейль под названием "Синий экран смерти", который и в самом деле ярко-синего цвета, с ярким светодиодом, моргающим внутри одного из ледяных кубиков.
- Так, значит, теперь ты, собственно говоря - одна сто двадцать восьмая Президента Гугла? - спрашивает Нил.
- Не совсем так, - отвечает Кэт. - Президент у нас тоже есть, но Гугл слишком сложная машина, чтобы управлять ею в одиночку, так что выручает Проектный Менеджмент. Ну, знаешь… нужно ли выходить на тот рынок, нужно ли покупать вот эту фирму…
- Чувак! - обращается к ней Нил, соскакивая с табурета. - Купи меня!
Кэт смеется.
- Не уверена, что трехмерные сиськи…
- Да не только сиськи! - восклицает Нил. - Мы делаем все тело. Руки, ноги, дельтовидные, все что хочешь!
Кэт молча улыбается и прихлебывает свой напиток. Пенумбра крутит в руках широкий стакан с тяжелым дном, на палец наполненный золотистым скотчем. Оборачивается к Кэт.
- Дитя мое, - спрашивает он, - как вы думаете, через сто лет Гугл еще будет существовать?
Кэт секунду молчит, затем уверенно кивает.
- Думаю, будет.
- Знаете, - продолжает Пенумбра, - один довольно знаменитый член нашего братства близко дружил с молодым человеком, основавшим компанию с подобным уровнем притязаний. И он говорил точно так же.
- Какую компанию? - любопытствую я. - Майкрософт? Эппл?
А вдруг Стив Джобс путался с неразрывниками? Не потому ли шрифт Gerritszoon установлен на каждом маке…
- Нет, нет.
Пенумбра качает головой.
- Это была компания Стандарт Ойл.
Он улыбается: поймал нас. Болтает виски в стакане и говорит:
- Вы сумели пробраться в сюжет, который развивается уже очень долго. Иные из нашего братства сказали бы, что ваша компания, дитя мое, ничем не отличается от остальных, создававшихся прежде. А некоторые сказали бы, что за пределами Каптала никто и никогда не был нам нужен.
- Некоторые типа Корвины, - замечаю я.
- Да, Корвина, - Пенумбра кивает. - И другие тоже.
Он окидывает взглядом нашу троицу - Кэт, Нила, меня - и тихо продолжает:
- Но я рад, что на моей стороне вы. Не знаю, понимаете ли вы, насколько это будет историческое дело. Методы, разработанные нами за столетия, в союзе с новейшими инструментами… Я верю, у нас получится. Я это чувствую.
Втроем - Нил читает инструкции с моего ноута, а Пенумбра подает детали - мы в первый раз собираем Бурческоп-3000. Части вырезаны из гофрированного картона, и когда щелкаешь по нему пальцем, получается довольно громкий хлопок. Сцепленные, как предусмотрено, они образуют необъяснимо прочную конструкцию. Она состоит из наклонной подставки для книги и двух стрел над ней, в каждой - хитрое гнездо для фотика - по одному на каждую страницу книжного разворота. Аппараты присоединены к моему ноуту, на котором сейчас запущена программа "Бурческан". Программа, в свою очередь, сбрасывает изображения на винчестер, матово-черный терабайтник, встроенный в тонкую коробочку для игральных карт. Коробочка - элегантная озорная деталь от Нила.
- А кто, напомни, придумал эту штуку? - спрашивает он, прокручивая инструкцию.
- Чувак по прозвищу Бурчала. Он гений.
- Я бы его взял на работу, - замечает Нил. - Хороший программист. Выдающееся чувство пространственных соотношений.
Я открывают свой "Перечень птиц Центрального парка" и укладываю в сканер. Конструкция Бурчалы не очень похожа на гугловскую - тут нет паучьих манипуляторов для листания, и эту часть работы приходится выполнять вручную, как и нажимать фотоспуск - однако она работает. Ширк, пых, чпок. Миграционный маршрут странствующего дрозда улетает на замаскированный винчестер. Потом я разбираю сканер обратно на плоские картонки, а Кэт засекает время. Сорок одна секунда.
С этой приблудой за плечом я сегодня чуть за полночь вернусь в Читальный Зал. Он будет целиком в моем распоряжении. Со всей возможной поспешностью и скрытностью я отсканирую не одну, а две книги, и покину место действия. Декл предупредил, чтобы я управился и смылся, не оставив следов, до первого света.
Черная дыра
Едва пробило полночь. Я торопливо шагаю по Пятой авеню, разглядывая темную массу Центрального парка на той стороне дороги. Деревья - черные силуэты на фоне серо-багровых разводов неба. Из машин на улице - только желтые такси, уныло кружащие в поиске седоков. Одно из них моргает мне фарами, я отрицательно мотаю головой.
Деклов ключ звякает у входной двери Festina Lente, и вот я внутри.
В темноте мигает одинокий красный огонек, но я получил вводную от Декла: это беззвучная сигнализация, связанная с пультом в одной сугубо частной охранной фирме. У меня учащается пульс. Только тридцать секунд есть на блокировку, и я спешу ввести код: 1-5-1-5. Это год, когда умер Альд Мануций - или, если вы подписываетесь на версию Неразрывного Каптала, год, когда он не умер.
В холле темно. Я вынимаю из сумки налобный фонарик и прикрепляю его на голову. Налобный фонарь вместо карманного посоветовала Кэт.
- Сможешь спокойно переворачивать страницы, - сказала она.
Луч света выхватывает логотип на стене, прописные буквы отбрасывают четкие тени. Меня посещает мысль о кое-какой внеплановой диверсии - вдруг получится стереть их базу книжных пиратов? - но я решаю, что и главная моя миссия уже достаточно рискованна.
Я крадусь сквозь безмолвные пространства внешнего офиса, обшаривая лучом налобника кабинки слева и справа. Холодильник бормочет и жужжит; многофункциональный принтер одиноко мигает; по мониторам пляшут скринсейверы, озаряя комнату слабыми голубыми отсветами. Больше никакого движения, никаких звуков.
В кабинете Декла я не утруждаю себя переодеванием и не думаю вынимать из кармана мобильник. Слегка нажимаю на книжный стеллаж и удивляюсь тому, как легко расходятся и вращаются полки, плавно и бесшумно.
Эти тайные двери и впрямь отлично смазаны.
Дальше сплошная чернота.
И внезапно мое предприятие видится мне совсем иным. До этой секунды я представлял себе Читальный зал, каким он был вчера днем: ярким, оживленным, и если не приветливым, то хотя бы хорошо освещенным. А теперь я смотрю, можно сказать, в черную дыру. Это космический объект, откуда не могут выскользнуть ни материя, ни энергия, и я сейчас спущусь прямо туда.
Я направляю фонарик вниз. Придется не спешить.
Надо было спросить Декла, где выключатель. Почему я не спросил, как зажечь свет?
Мои шаги отдаются тягучим эхом. Выхожу из коридора в Читальный зал, там кромешная темень, самый черный вакуум, какой только мне приходилось видеть. Еще и лютый холод.
Я делаю шаг и решаю направлять луч вниз, а не вверх, потому что, когда я смотрю вниз, свет фонарика отражается в гладком камне, а когда смотрю вверх, просто рассеивается и исчезает.
Я хочу отсканировать мои книги и поскорее свалить отсюда. Сначала нужно найти тот самый стол. Столов десятки. Но это не составит особого труда.
Я обхожу комнату по периметру, ведя пальцами вдоль полок, прыгая по кочкам корешков. Второй рукой я ощупываю пространство вокруг, как мышь усами.
Надеюсь, мышей тут нет.
Вон там. Луч фонарика выхватывает край стола, и тут же я вижу массивную черную цепь и книгу, которая ею скована. На обложке высокие серебряные буквы, ярко блеснувшие в свете налобника: МАНУЦИЙ.
Первым делом я извлекаю из сумки ноут, затем разобранный каркас Бурческопа. Сборка в темноте идет труднее, я бесконечно долго вожусь с прорезями и язычками, боясь поломать картон. Потом я достаю фотики и на пробу щелкаю одним. Молния вспышки на яркую микросекунду освещает все подземелье, и я тут же досадую на себя, поскольку зрение мое чуть не отключилось, в глазах плывут крупные фиолетовые кляксы. Я моргаю и жду, и думаю о мышах, и/или рукокрылых, и/или минотавре.
Мануций поистине гигант. Даже если бы он не был прикован, не знаю, как можно такую книгу отсюда вынести. Чтобы затащить книгу на сканер, мне приходится неуклюже взять ее в охапку. Страшно, что картон не выдержит нагрузки, но физика сегодня на моей стороне. Бурчала придумал прочную конструкцию.
Что ж, начинаю сканировать. Ширк, пых, чпок. Книга точно такая же, как и все, что я видел на Дальних полках: плотная таблица шифрованных букв. Ширк, пых, чпок. Вторая страница такая же, как первая, и такова же и третья, и седьмая. Я впадаю в транс, переворачивая одинаковые широкие страницы и считая их про себя. Ширк, пых, чпок. Мрачные литеры МАНУЦИЯ - это все, что существует во Вселенной; между фотовспышками я вижу только стену зернистой темноты. Страницы нахожу наощупь.
Вдруг толчок. Здесь кто-то есть? Стол отчего-то тряхнуло.
И опять. Пытаюсь сказать: "Кто здесь?" - но слова застревают в горле, которое и без того пересохло, и выходит только тихий скрип.
Опять толчок. В следующий миг, не успеваю я додумать ужасающую мысль о Рогатом Страже Священной Читальни - очевидно, оборотне Эдгаре Декле в зверином обличье, - тряска нарастает, и вот уже вся пещера дрожит и рокочет, а сканер приходится держать руками, чтобы не упал. Меня отпускает: я понимаю, что это поезд метро, катится за стенкой сквозь скальный массив. Шум, отражаясь, усиливает сам себя и превращается в низкий рев во мраке пещеры. Наконец, поезд проезжает, и я вновь берусь за дело.
Ширк, пых, чпок.
Проходит много минут, а может, и не минут, и меня охватывает тоска. Наверное, дело в том, что я не обедал, и мой сахар в крови упал до минимума, а может, в том, что я стою один в ледяной кромешной темноте подземного склепа. Но в чем бы ни заключалась причина, эффект налицо: я остро чувствую глупость всей нашей затеи и этого абсурдного культа. Книга жизни? Да это вообще и книгой едва ли можно назвать. "Хроники поющих драконов: том III" будет получше книга, чем это вот.
Ширк, пых, чпок.
Хотя, конечно, я не могу ее прочесть. Сказал бы я то же самое о книге на китайском, корейском или иврите? Громадные Торы в еврейских храмах смахивают на этого Мануция, верно? Ширк, пых, чпок - плотная сетка непостижимых значков. Может, во всем виновата моя собственная ограниченность. Моя неспособность понять, что я сканирую. Ширк, пых, чпок. А если б я мог это прочесть? Глянул страницу по диагонали, и так, знаете, ухватил шутку? Или обомлел от умело закрученной интриги? Ширк, пых, чпок.
Нет. Переворачивая страницы шифрованной рукописи, я понимаю, что мои любимые книги - сродни открытым городам, где можно бродить любыми маршрутами. А эта штука - крепость без ворот. Чтобы попасть в нее, надо взбираться по стене, цепляясь за камни.
Я замерз, устал и хочу есть. Я вообще не представляю, сколько уже здесь нахожусь. Чувство такое, что в этой гробнице я провел всю жизнь, а улицу и солнце лишь видел как-то раз во сне. Ширк, пых, чпок, ширк, пых, чпок, ширк, пых, чпок. Руки у меня - ледяные клешни, скорченные и зажатые, будто я сутки напролет резался в видеоприставку.
Ширк, пых, чпок. Это кошмарная видеоигра.
Наконец, я заканчиваю.
Я сплетаю пальцы и выворачиваю ладони, выталкивая их в пространство. Подпрыгиваю на месте, пытаясь привести кости и мышцы в какое-то подобие нормальной человеческой конфигурации. Бесполезно. Колени ноют. Спина затекла. Струйки боли текут от моих больших пальцев к запястьям. Надеюсь, это пройдет.
Я трясу головой. Мне не на шутку тоскливо. Эх, что ж я не прихватил злаковый батончик. Внезапно я понимаю, что умереть от голода в кромешной тьме подземелья - самый жестокий вид смерти. От этого мои мысли переходят к книгам жизни, которыми тут выложены стены, и внезапно у меня по спине ползут мурашки. Сколько мертвых душ расселись - в ожидании - на полках вокруг меня?
Одна душа важнее всех прочих. Пришло время заняться вторым этапом моей миссии.