- Тринадцать… долларов…
Лапен убийственно медленно ведет пером по бумаге, но, должен признать, почерк у нее безупречный. Четкий, округлый, почти каллиграфический. Она разглаживает чек и подписывается: "Розмари Лапен".
Подает его мне, заполненный, и в самом низу бланка строчка мелким шрифтом сообщает мне, что Лапен состоит в членах кредитного общества "Телеграф-Хилл" с - ого! - 1951-го года.
Боже. Почему я злюсь на старушку из-за собственной придури? У меня внутри что-то смягчается. Маска спадает, и я улыбаюсь Лапен - искренне.
- Доброй ночи, мисс Лапен, - говорю я. - Заходите почаще.
- О, я работаю на предельной скорости, - отвечает она и тоже наделяет меня дружеской улыбкой, от которой ее щеки округляются, как бледные сливы.
- Festina lente.
Она сует свое Дальнеполочное сокровище в сумку вместе с постыдным удовольствием. Они торчат наружу: тускло-коричневое и вопиюще-красное. Дверь звякает, и Лапен с ее павлиньим перышком исчезают.
Посетители иногда говорят эти слова. Они говорят:
Festina lente.
Я кидаюсь к экрану. Включаю звук; Кэт и Тревор по-прежнему увлеченно болтают. Он теперь рассказывает про другое, про экспедицию с целью ободрения каких-то впавших в депрессию пингвинов, и история, видимо, уморительная. Кэт смеется. Из динамиков льется ее заразительный смех. Тревор, очевидно, самый умный и обаятельный мужик во всем Сан-Франциско. Оба сейчас вне поле зрения камеры, и, я думаю, она прикасается к его руке.
- Эй, ребята, - зову я. - Ребята!
До меня доходит, что они меня тоже заткнули.
В один миг понимаю, какой я дурак, и ясно вижу, насколько ужасной была эта идея. Весь смысл попасть домой к Кэт на вечеринку был в том, чтобы я был парнем, который рассказывает смешную историю, и чтобы именно моей руки она касалась. В этом свете, фокусы с телеприсутствием не имеют никакого смысла, и все там наверняка хихикают надо мной и корчат ноуту рожи вне поля зрения камеры. Мое лицо пылает. Видно ли это им? Приобрел ли я на экране странный красноватый оттенок?
Я поднимаюсь и отступаю за пределы видимости камеры. Мозг затапливает усталость. Два часа я старательно играл роль, как до меня только что дошло, скалящегося петрушки в алюминиевом райке. Какой провал!
Прижав ладони к широкой витрине магазина, я смотрю на улицу сквозь клетку высоких золотых букв. Шрифт Gerritszoon, все верно - осколок привычного изящества в этом всеми забытом месте. Изгиб буквы "R" прекрасен. Стекло туманится от моего дыхания. "Держись, как ни в чем не бывало, - приказываю я себе. - Вернись и держись, как ни в чем не бывало".
- Эй? - доносится из динамиков. Кэт.
Я возвращаюсь за стойку.
- Привет.
Тревора нет. Кэт одна. И вообще она в каком-то совсем другом месте.
- Это моя комната, - просто говорит она. - Нравится?
Обстановка спартанская, почти ничего, кроме кровати, письменного стола и тяжелого черного чемодана. Похоже на каюту океанского лайнера. Нет: на модуль космического корабля. В углу виднеется белая пластиковая корзина для белья, а вокруг разбросано - недолет - около дюжины одинаковых красных футболок.
- Так я и думал, - говорю я.
- Ага, - отвечает Кэт. - Я решила, что не хочу тратить свои мыслительные ресурсы… - Она зевает. - …каждое утро раздумывая, что надеть.
Ноут кренится, изображение на экране плывет, и вот мы на ее кровати, Кэт подпирает голову рукой, и мне виден изгиб ее груди. Сердце у меня внезапно начинает колотиться как сумасшедшее, будто я рядом с ней, вытянувшейся в ожидании, а вовсе не сижу один в полумраке своей книжной вахты все в тех же штанах в турецкий огурец.
- Было весело, - тихо говорит Кэт. - Но лучше бы ты пришел на самом деле.
Она потягивается и жмурится, словно кошка. Я не знаю, что сказать, поэтому просто подпираю голову рукой и смотрю в камеру.
- Было бы хорошо, если бы ты был здесь, - бормочет Кэт. И засыпает. Я один в магазине, смотрю через весь город, как она спит, освещенная лишь слабым мерцанием ноута. Потом засыпает и ноут, и мой экран гаснет.
Оставшись один, я принимаюсь за домашнюю работу. Я сделал выбор: осторожно вытягиваю с полки журнал номер VII (старый, но не слишком) и делаю для Мэта снимки оригинала: дальние планы, крупные планы, я щелкаю их на телефон под самыми разными углами, фиксируя один и тот же широкий и плоский тускло-шоколадный кирпичик. Я старательно запечатлеваю закладку, переплет, бледно-серый обрез и глубоко оттиснутую надпись NARRATIO, красующуюся на обложке над символом магазина, и к приходу Пенумбры телефон возвращается в мой карман, а снимки улетают в почтовый ящик Мэта. Отправка каждого сопровождается тихим пшиком.
Актуальный журнал я оставил на стойке. Так и буду теперь делать. Ну то есть зачем его каждый раз совать на полку? Прямой путь к радикулиту, если хотите знать мое мнение. Если повезет, этот обычай закрепится и отбросит новую тень нормальности, в которой я смогу спрятаться и затаиться. Так ведь и делают шпионы, правильно? Они каждый день заходят в булочную и покупают булку - абсолютно нормальная вещь - а в один прекрасный день вместо булки покупают батон урана.
Марка и модель
В последующие дни я провожу больше времени с Кэт. Осматриваю ее квартиру без помощи технологий. Мы играем в видеоигры. Мы целуемся.
Однажды мы пробуем приготовить ужин на ее продвинутой плите, но в середине процесса признаем дымящуюся капустную слизь несъедобной, и Кэт достает из холодильника симпатичный пластиковый контейнер острого салата с кускусом. Кэт не может найти ложек, и потому подает к нему лопатки для мороженого.
- Сама готовила? - спрашиваю, поскольку сомневаюсь в этом.
Салат прекрасен.
Кэт качает головой.
- Это с работы. Я в основном приношу еду оттуда. Бесплатно же.
Кэт большую часть жизни проводит в Гугле. В Гугле работает большинство ее друзей. Вокруг Гугла крутится большая часть ее разговоров. Как выясняется, б о льшую часть калорий она тоже получает от Гугла. Это приводит меня в восторг: она и умна, и искренне увлечена работой. И в то же время беспокоит, поскольку моя работа - не сияющий хрустальный замок, населенный улыбающимися всезнайками. (Так я представляю себе Гугл. Ну, плюс куча смешных шапок.)
Наши отношения с Кэт в ее внегугловское время всерьез страдают из-за банальной нехватки этого самого времени, а мне, кажется, хочется большего. Мне хочется заслужить пропуск в ее мир. Увидеть принцессу в ее замке.
Мой билет в Гугл - это журнал номер VII.
Следующие три недели мы с Мэтом кропотливо ваяем дублера-двойника для семерки. Обложка - это конек Мэта. Он взял кусок новой кожи и затемнил его кофейным отваром. Затем приволок из своего гнезда под стрехой старинные туфли для гольфа: я втиснул в них ноги и два часа маршировал по куску кожи взад и вперед.
Потроха журнала потребовали отдельного исследования. Поздно вечером в гостиной Мэт колдует над своим лилипутским городом, а я сижу с ноутом на диване, старательно гугля и зачитывая вслух подробные руководства по изготовлению книг. Мы учимся брошюрировать. Разыскиваем торговцев пергаментной бумагой. Находим ткань цвета потемневшей слоновой кости и толстую черную нить. Покупаем на И-Бэй книжный блок.
- А у тебя хорошо получается, Дженнон, - говорит мне Мэт, когда мы окунаем пустые страницы в клей.
- Что, книгопечение?
(Мы делаем это на кухонном столе.)
- Нет, импровизация. Это вот как мы на работе. Не то что дети компьютеров, понимаешь? Они-то просто каждый раз делают одно и то же. У них это всегда пиксели. А для нас все задачи разные. Новые инструменты, новые материалы. Каждый раз все новое.
- Как монстр из джунглей.
- Именно. Мне пришлось за сорок восемь часов стать мастером бонсай.
Мэт Миттельбранд не знаком с Кэт Потенте, но я думаю, они бы поладили: Кэт, которая так свято верит в возможности человеческого мозга, и Мэт, который за день может освоить любое дело. Думая об этом, я начинаю разделять убежденность Кэт. Если дать Мэту проработать тысячу лет, он вполне сможет построить новую вселенную.
Завершающий штрих и самая трудная задача нашей подделки - это тиснение на обложке. У настоящей книжки в кожу глубоко впечатано слово NARRATIO, и, тщательно изучив его на увеличенных снимках, я обнаружил, что оно тоже набрано старым добрым шрифтом Gerritszoon. Это плохая новость.
- Почему? - не понимает Мэт. - По-моему, у меня этот шрифт есть на компе.
- Там просто Gerritszoon, - хмыкаю я, - он годится для переписки, книжных рецензий и резюме. А это, - я указываю на укрупненную надпись NARRATIO на экране ноута, - Gerritszoon Display, который используют для билбордов, журналов и, по-видимому, обложек оккультных книг. Смотри, тут засечки острее.
Мэт мрачно кивает.
- Засечки реально острые.
Еще в "НовоБублике", рисуя дизайны меню и плакатов и (простите за напоминание) отмеченного призом логотипа, я узнал все о рынке компьютерных шрифтов. Больше нигде нет такого дикого курса бакса к байту. Смотрите: электронная книга стоит примерно десятку, так? Текста в ней обычно примерно на мегабайт. (Для сравнения: вы больше перекачиваете за одно посещение Фейсбука.) С электронной книгой вы видите, за что платите: слова, абзацы, скучноватая, пожалуй, витрина цифровой коммерции. Так вот, оказалось, что и компьютерный шрифт весит примерно мегабайт, но стоит он не десятки долларов, а сотни, а то и тысячи. Абстракция, практически невидимая - тонкий конверт с формулами, описывающими начертание букашек-буковок. Такое соотношение оскорбляет потребительский инстинкт большинства людей.
И, конечно, люди пользуются пиратскими шрифтами. Я не такой. В школе у меня был курс типографики, и нам для курсовой нужно было разработать свой шрифт. Я взялся с большим рвением - назвал свой шрифт Telemach, - но предстояло нарисовать слишком много букв. Мне не хватало времени. В итоге я сдал только прописные: шрифт для броских плакатов и каменных скрижалей. Так что будьте спокойны, я знаю, сколько сил вложено эти символы. Типографы - это дизайнеры; дизайнеры - это мое племя: я всегда на их стороне. Но вот FontShop.com сообщает мне, что Gerritszoon Display, поставляемый нью-йоркской словолитней ФЛК, стоит 3 989 долларов.
И я, разумеется, попытаюсь украсть этот шрифт.
Электрический импульс зигзагом летит через мозг. Я закрываю вкладку с FontShop и вместо этого иду в библиотеку Бурчалы. У него там не только пиратские книжки. Есть помимо прочего и шрифты - контрабандные шрифты всех размеров и форм. Я листаю список: Metro, Gotham и Soho - все бесплатно. Myriad, Minion и Mrs Eaves. А вот и он, Gerritszoon Display.
Загружая его, чувствую легкий укол совести, но, правда, совсем легкий. Словолитня ФЛК - это, наверное, какая-нибудь дочерняя компания "Тайм Уорнер". Gerritszoon - старый шрифт. Автор, давший ему свое имя, давно умер. Какое ему дело, как используется его творение и кем? Мэт пишет слово над тщательно скопированным рисунком клубного символа - две ладони, раскрытые, будто книга - и вот наш дизайн готов. На следующий день в Ай-Эл-Эм Мэт вырезает всю композицию из металлического лоскута плазменным резаком - в его мире плазменный резак столь же обычная вещь, как ножницы, - и мы наконец вдавливаем ее в искусственно состаренную кожу с помощью струбцины-переростка. Надпись бесшумно врастает в переплет, три дня и три ночи лежа на кухонном столе, и когда Мэт снимает струбцину, обложка выглядит идеально.
Что ж, наконец, мой выход. Наступает вечер. Я сменяю за стойкой Оливера Гроуна и приступаю к дежурству. Сегодня я использую свой шанс получить пропуск в мир Кэт. Сегодня я подменю журналы.
Но оказывается, что шпион из меня хуже некуда - я никак не могу взять себя в руки. Перепробовал все: читал длинные журналистские расследования, играл в компьютерную версию "Ракет и Магов"; бродил между дальними стеллажами.
Наконец я возвращаюсь за стойку, но меня все равно колбасит. Если бы все это время вместо попыток успокоиться я редактировал Википедию, то уже полностью переписал бы статью о чувстве вины и перевел ее на пять языков.
Вот и без четверти шесть. С востока потянулись тоненькие побеги рассвета. В Нью-Йорке народ начал потихонечку твиттить. Я вымотан до изнеможения, поскольку протрясся всю ночь.
Настоящий журнал под номером VII - у меня в котомке, но он едва в нее помещается и самым, на мой вкус, нелепейшим в мире образом изобличает меня. Как у этих африканских змеюк, которые заглатывают добычу целиком, и видно, как она бьется, продвигаясь по пищеводу.
Фальшивка стоит в компании своих сводных братьев. Сунув ее в стойку, я заметил, что она оставила предательскую дорожку в пыли на краешке полки. И сначала запаниковал. Потом отправился в Дальнеполочные глубины, нагреб там пыли и подсыпал ее перед моей фальшивкой, пока идеально не сравнял с окружающей по глубине и зернистости.
Я заготовил дюжину объяснений (с ветвящимися сюжетами) на случай, если Пенумбра заметит разницу. Но надо признать: фальшивый том виртуозно играет роль. А моя пыльная ретушь прямо-таки уровня Ай-Эл-Эм. Все смотрится естественно, и я бы, пожалуй, не задержал там взгляда, но вот звякает колокольчик…
- Доброе утро, - приветствует меня Пенумбра. - Как прошла смена?
- Нормально хорошо отлично, - отвечаю я.
Слишком быстро. Не гони. Помни: тень обыденности.
Прячься в ней.
- Знаете, - продолжает Пенумбра, стягивая плащик, - я тут подумал. Нам надо отправить этого парня на пенсию.
Он двумя пальцами постукивает по макинтошу.
- И приобрести что-нибудь посовременнее. Не слишком дорогое. Думаю, вы могли бы посоветовать марку и модель?
Марка и модель. Никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь так говорил о компьютерах. Макбук можно купить любого цвета, например, металлик.
- Отличная идея, - говорю я. - Конечно я наведу справки мистер Пенумбра может подержанный АйМак думаю они ничем не хуже новых.
Я выдаю все это на одном дыхании уже на пути к дверям. Меня поташнивает.
- И, - нерешительно продолжает Пенумбра, - может, с ним вы могли бы заняться созданием веб-сайта.
У меня сейчас сердце лопнет.
- У магазина должен быть сайт. Давно пора.
Все, сердце лопнуло, и еще несколько мелких органов порвались, но я упорно продолжаю путь - прямиком к телу Кэт Потенте.
- Ого, шикарно, мы обязательно должны заняться я люблю делать сайты но мне надо бежать мистер Пенумбра всего хорошего.
Помолчав, он с кислой улыбкой прощается:
- Хорошо. Удачного дня.
Через двадцать минут я уже в поезде на Маунтин-Вью, прижимаю к груди свою раздувшуюся котомку. Вот странно - ведь что я, в сущности, нарушил? Кому на свете есть дело, куда на жалкие шестнадцать часов переместится старый журнал посещений из сумрачного обшарпанного книжмага? Но я чувствую себя совсем иначе. Будто я, один из двух человек в мире, на кого Пенумбра вроде бы может полагаться, на самом деле предал его доверие.
И все это ради того, чтобы покрасоваться перед девушкой. Поезд мерно потряхивает, и я проваливаюсь в сон.
Паук
Радужный знак у платформы, указывающий путь в Гугл, подвыцвел на солнце Силиконовой долины. Следуя по бледной стрелке, я шагаю по извилистой дорожке, уставленной эвкалиптами и гребенками для великов. Впереди за поворотом видны широкие лужайки и низкие здания, а между деревьев мелькают краски бренда: красный, зеленый, желтый, синий.
Молва сегодня гласит, что Гугл сейчас, как и вся Америка: пока еще самая крупная компания в отрасли, но неизбежно и безоговорочно в упадке. И Гугл, и Америка - супердержавы с колоссальными ресурсами, но обе их подпирают быстро крепнущие соперники, которые в итоге их затмят. Соперник Америки - Китай. Соперник Гугла - Фейсбук. (Это я почерпнул из техносплетен в блогах, так что не принимайте на веру слепо. Там еще пишут, что стартап под названием MonkeyMoney на будущий год раскрутится в топы.) Но есть разница: перед лицом неизбежности Америка платит военным подрядчикам, чтобы те строили авианосцы. Гугл платит виртуозным программистам, чтобы те творили, что в голову взбредет.
Кэт встречает меня у синей стойки администратора, выправляет мне гостевой бейджик с моей фамилией и именем пригласившего, оттиснутыми красным шрифтом, и ведет в свое царство. Проходим огромную стоянку, где асфальт плавится на солнце. Машин тут нет: вся стоянка занята белыми контейнерами, установленными на невысоких сваях.
- Это все кусочки Большого Ящика, - поясняет Кэт, указывая на них.
К дальнему концу стоянки подъезжает, тарахтя и шипя, грузовичок. Кузов ярко выкрашен в красный, зеленый и синий, на буксире грузовик тащит один из белых контейнеров.
- Это как Лего, - продолжает Кэт, - только в каждом кирпичике жесткий диск, с огромной памятью, процессоры и все, что надо, плюс подведены вода, электричество и интернет. Мы собираем их во Вьетнаме и развозим повсюду. Они все автоматически коннектятся друг к другу, где бы ни находились. Вместе они образуют Большой ящик.
- Который что?..
- Который все, - отвечает она. - Все процессы в Гугле происходят там.
Загорелой рукой Кэт указывает на контейнер с высокими зелеными буквами WWW, нарисованными на его боку.
- Вот там копия всего веба.
YT:
- Все видео на Ютубе.
MX:
- Вся твоя почта. Вся почта вообще.
Пенумбрины стеллажи больше не кажутся мне такими уж высокими.
Через центр технопарка вьются широкие пешеходные дорожки. Там есть полоса для велосипедистов, и гугловцы проносятся мимо на углепластиковых гоночниках и фиксерах с аккумуляторами. Пара аксакалов едут на рекамбентах, а высокий чел с синими дредами катит на уницикле.
- Я забила время на книжном сканере на полпервого, - сообщает Кэт. - Поедим сперва?
Показалась гугловская столовая, широкая и низкая: белый навес, будто для садового пикника. Фасад распахнут, над входами откинуты брезентовые пологи и на лужайке видны недлинные очереди из гугловцев.
Кэт останавливается, щурится. Прикидывает.
- Вон туда, - наконец решает она и тащит меня к крайней слева очереди.
- Я довольно неплохой стратег по очередям. Но здесь не так-то просто…
- Потому что в Гугле каждый - стратег, - предполагаю я.
- Именно. Потому иногда кто-нибудь блефует. Вот этот чувак, например, - говорит Кэт, пихая локтем гугловца прямо перед нами. Он высокий, рыжеватый и похож на серфера.
- Привет, я Финн, - говорит он, протягивая мощную лапу с длинным пальцами. - Первый раз попали в Гугл?
Он выговаривает "гю-гелл", с маленькой паузой посередке.
Ты прав, мой неопределенно-европейский друг. Я завожу светский разговор:
- Хорошо кормят?
- О, бесподобно. Шеф-повар - знаменитость…
Он замолкает. Что-то соображает.
- Кэт, ему надо в другую очередь.
- И правда. Вечно забываю, - говорит Кэт и поясняет: - У нас меню индивидуальное. Витамины, естественные стимуляторы.
Финн азартно кивает.
- Я экспериментирую с уровнем калия. Сейчас съедаю в день до одиннадцати бананов. Хакинг организма!
Его лицо расплывается в широкой усмешке. Постойте, а в салате с кускусом тоже были стимуляторы?
- Извини, - говорит Кэт, хмурясь. - Очередь для гостей вон там.