- Вы уже разобрались. Гляньте на него. Вот он, на экране!
Гляньте на него? Разве это не… Ой. Пенумбра наклоняется поближе, и до меня доходит, что я допустил распространенную ошибку: для меня все старики на одно лицо. У контурного портрета на экране нос Пенумбры, а вот рот - будто крошечный выгнутый лук. А у Пенумбры прямой и широкий, хорош для усмешек и ухмылок.
- Как вам это удалось? - спрашивает он.
Он так горд, будто я его внук, и мне только что случилось выбить хоум-ран или придумать лекарство от рака.
- Я должен увидеть ваши записи. Вы использовали метод Эйлера? Преобразование Брито? В этом нет ничего стыдного, так устраняются многие неясности на раннем…
- Мистер Пенумбра, - перебиваю я торжествующим голосом, - я отсканировал старый дневник.
Тут я понимаю, что такое заявление подразумевает некоторые объяснения, и потому, запнувшись, признаюсь:
- Ну, я взял один старый дневник. На время. Попользоваться.
В уголках глаз Пенумбры появляются морщинки.
- О, я знаю, мальчик мой, - говорит он без недовольства.
Помолчав, продолжает:
- Ваша имитация очень уж пропахла кофе.
Ну так вот.
- Я взял старый дневник, мы отсканировали его…
Лицо Пенумбры меняется, внезапно он встревожен, как будто вместо того, чтобы вылечить рак, я им заболел.
- …ведь в Гугле есть такой аппарат, он суперскоростной, и Хадуп, он враз - ну, то есть тысяча компьютеров, только так!
Я щелкаю пальцами для выразительности. Не думаю, что Пенумбра понимает хоть слово.
- В общем, смысл в том, что мы просто извлекли данные. Автоматически.
У Пенумбры дрожат микромышцы. Видя его так близко, я вспоминаю, что он правда глубокий старик.
- Гугл, - шепчет он.
Потом длинная пауза.
- Как интересно.
Он выпрямляется. У него весьма странная мина: эмоциональный эквивалент странницы с ошибкой 404. Обращаясь больше к самому себе, он говорит:
- Надо будет сообщить.
Погодите, куда сообщить? Мы говорим о сообщении в полицию? Кража в особо крупных размерах?
- Мистер Пенумбра, что-то не так? Я не понимаю, почему…
- Ах, да, понял, - сухо говорит он, сверкая на меня глазами. - Теперь сообразил. Вы сжульничали - будет такое определение справедливо? И в итоге абсолютно не ведаете, что у вас получилось.
Я опускаю глаза. Да, такое определение будет справедливо.
Подняв глаза, вижу, что взгляд Пенумбры смягчился.
- И все же… вы это сделали, как ни крути.
Повернувшись, он идет к Дальнеполочникам.
- Как интересно.
- Кто это? - неожиданно спрашиваю я. - Чье это лицо?
- Это Основатель, - отвечает Пенумбра, ведя длинной ладонью вдоль полки.
- Тот, кто скрывается и ждет. Новичков он мучит годами. Годами! И вот вы обнаружили его за - сколько?
Всего месяц?
Не совсем:
- Ровно за один день.
Пенумбра шумно вздыхает. Вновь сверкает глазами. Они широко раскрыты и, отражая свет из окна, вспыхивают ярко-голубым; прежде мне такого видеть не доводилось. Он вздыхает:
- Невероятно.
Новый вздох, еще глубже. Пенумбра кажется ошеломленным и будто подвыпившим: строго говоря, он выглядит слегка чокнутым.
- Меня ждет работа, - говорит он. - Мне нужно спланировать. Ступай домой, мальчик мой.
- Но…
- Ступай. Понимаешь ты это или нет, сегодня ты сделал кое-что важное.
Он поворачивается и шагает в глубину темных и пыльных стеллажей, тихонько беседуя сам с собой. Я собираю ноут и котомку и выскальзываю за дверь. Колокольчик издает едва слышный звон. Я бросаю взгляд назад сквозь высокие окна, и там, за изгибами золотых букв, Пенумбры уже не видно.
За что вы так любите книги?
На следующий вечер, придя на работу, я вижу такое, чего не видал здесь прежде, и замираю на месте, открыв рот: в магазине мистера Пенумбры темно.
Дело неладно. Магазин всегда открыт, никогда не спит, будто маленький маяк на этом нехорошем куске Бродвея. Но теперь лампы погашены, а к двери изнутри прилеплен аккуратный листок бумаги. Голенастым почерком Пенумбры на нем написано:
ЗАКРЫТО (AD LIBRIS)
Ключа от магазина у меня нет, ведь он никогда не был нужен. Мы передавали вахту из рук в руки: Пенумбра Оливеру, Оливер мне, я Пенумбре. Сначала я злюсь, эгоистично негодую. Какого черта? Когда он откроется? Разве не надо было сообщить мне по электронке или как-то иначе предупредить? Полная безответственность со стороны нанимателя.
Но потом меня накрывает тревога. Наш утренний разговор - крайне необычное происшествие. А вдруг он так взбудоражил Пенумбру, что того хватил микроинсульт? А то и обширный инфаркт? Вдруг Пенумбра умер? А может, он хлюпает носом где-то в одинокой квартире, где его никогда не навещают родные, потому что дедуля чудной и пахнет книгами? Волна стыда катится у меня по венам, пополам с гневом, и они, булькая, смешиваются в плотный суп, от которого мне нехорошо.
Я захожу в винный на углу купить чипсов.
Следующие двадцать минут я стою на тротуаре, тупо жуя чипсы и вытирая руку о штанину, не понимая, что теперь делать. Идти домой и прийти завтра? Отыскать Пенумбру в телефонном справочнике и позвонить? Ну, это явно нет. Я знаю заранее, что его в справочнике не будет, а кроме того, не представляю, где такой справочник взять.
Стою, пытаясь родить какой-то умный план, и вдруг замечаю знакомую фигуру, плывущую по улице. Это не Пенумбра - он не плавает. Это… это мисс Лапен. Я ныряю за мусорный бак (зачем, собственно, я нырнул за мусорный бак?) и наблюдаю, как она спешит к магазину и, приблизившись и обнаружив его необитаемость, разевает рот, бросается к дверям, встает на цыпочки и читает объявление "закрыто (ad libris)", прижавшись носом к стеклу и, несомненно, извлекая из этих трех слов глубокий смысл.
Потом она бросает опасливый взгляд направо и налево, и, когда бледный овал ее лица поворачивается в мою сторону, я вижу на этом лице тщательно сдерживаемый страх. Развернувшись, Лапен уплывает в обратную сторону.
Я выкидываю чипсы в бак и трогаюсь следом.
Лапен сворачивает с Бродвея на дорожку, уводящую к Телеграфному холму. Скорости она не уменьшает, даже когда рельеф под ногами начинает вздыбливаться: чудаковатый паровозик, который смог. Я уже чуть ли не задыхаюсь, торопливо шагая на квартал позади, и едва успеваю за ней. Высоко над нами на вершине холма пронзает небо шпиль башни Койт, серый контур на фоне густой темноты небосвода. Где-то на середине узкой улицы, выгибающейся вверх по контуру холма, Лапен исчезает.
Я бросаюсь со всех ног к тому месту, где она только что стояла, и обнаруживаю узенькую каменную лестницу, врезанную в склон холма, будто переулочек между домами, круто уходящую вверх под сетчатым пологом ветвей.
Лапен как-то умудрилась подняться уже до половины.
Пытаюсь окликнуть ее: "Мисс Лапен!", - но я запыхался, и выходит только хрип. Кашляя и хрюкая, наклоняюсь ниже к ступеням и бегу за ней.
На лестнице тишина. Свет падает только из узких окошечек, прорезанных высоко в стенах домов по обе стороны от нее; он разбрызгивается над моей головой по ветвям, отягощенным темными сливами. Впереди раздается громкий шорох и разноголосые вопли. В следующую секунду стая диких попугаев, вспугнутых с насеста, лихо проносится сквозь образованный деревьями тоннель на простор ночного неба. Кончиками крыльев они задевают меня по макушке.
Выше раздается сухой щелчок, потом скрип, и вот узкая полоска света разворачивается в широкий квадрат. Тень моей жертвы на миг заслоняет его, и он тут же исчезает совсем. Розмари Лапен дома.
Я добираюсь до площадки и сажусь на ступеньку перевести дух. У этой леди нехилая выносливость. Может, она легкая, и у нее кости как у птицы. Может, она умеет левитировать. Я оборачиваюсь на путь, который мы прошли, и сквозь кружево черных ветвей вижу городские огни далеко внизу.
В домах звякает и брякает посуда. Я стучусь в дверь мисс Лапен.
Повисает долгая настороженная тишина.
- Мисс Лапен? - окликаю я ее. - Это Клэй, который… э… из магазина. Продавец. Мне вас надо кое о чем спросить.
Ага, или обо всем.
Все та же тишина.
- Мисс Лапен?
Я вижу, как полоску света под дверью пересекает тень. Она на миг замирает - затем клацает замок, и Лапен выглядывает.
- Привет, - любезно здоровается она.
Ее жилище - это нора хоббита-библиофила: потолки низко, стены близко, и все забито книгами. Маленький дом, но не сказать чтоб тесный; сильно пахнет корицей и немножечко - травкой. Перед чистеньким камином - кресло с высокой спинкой.
Лапен в него не садится. Она отступает в угол кухоньки, похожей на корабельный камбуз: подальше от меня, насколько позволяет место. Думаю, она выскочила бы в окно, если бы могла туда забраться.
- Мисс Лапен, - говорю я, - мне надо связаться с мистером Пенумброй.
- Может быть, чаю? - говорит она. - Да, чаю, а потом уж бегите.
Она возится с тяжелым медным чайником.
- У молодых людей по вечерам столько дел: всюду успеть, со всеми встретиться.
- Вообще-то, я должен быть на работе.
Ее руки на краю плиты вздрагивают.
- Ну конечно, ясно, но не волнуйтесь, есть много работ…
- Я не ищу работу!
И уже помягче я добавляю:
- Мисс Лапен, я серьезно. Мне нужно связаться с мистером Пенумброй.
Она смолкает, но лишь на миг.
- Профессий много. Можно стать пекарем, таксидермистом, капитаном парома.
Она поворачивается и, кажется, в первый раз смотрит прямо на меня. Глаза у нее серо-зеленые.
- Мистер Пенумбра уехал.
- А когда он вернется?
Лапен не отвечает, молча смотрит на меня, потом не спеша оборачивается к чайнику, который уже побрякивает и побулькивает на махонькой плитке. Искрящийся коктейль любопытства и ужаса пропитывает мой мозг. Пора брать быка за рога.
Я вынимаю ноутбук - вероятно, самое передовое из всех технических устройств, когда-либо пересекавших порог этой берлоги, и ставлю на стопку толстых томов, все из Дальнеполочного фонда. Новенький макбук выглядит будто растерянный пришелец, пытающийся затеряться в толпе широкоплечих землян. Я распахиваю его - светящиеся потроха пришельца наружу! - и запускаю свою визуализацию, пока Лапен идет через комнату с двумя чашками на блюдцах.
Ее взгляд падает на экран и, узнав на трехмерке магазин Пенумбры, она со стуком ставит блюдца на стол. Сцепив руки под подбородком, наклоняется к экрану и наблюдает, как обретает форму контурное лицо.
- Вы нашли его! - хрипло шепчет Лапен.
Она разворачивает на столе, освободив его от книг, широкое полотнище тонкой, почти прозрачной бумаги. Теперь моя очередь открыть рот: на бумаге интерьер магазина, вычерченный простым карандашом, и на нем тоже проведены линии, соединяющие книги на полках. Но ее схема не завершена: честно сказать, едва начата. Видно выступ подбородка, линию носа, но больше ничего. Эти черты, яркие и уверенные, окружены куделью стертых - многослойная история линий-призраков, раз за разом рисуемых и стираемых.
Давно ли, спрашиваю я, Лапен работает над своей схемой?
У нее все написано на лице. Щеки трясутся, будто она вот-вот расплачется.
- Вот почему, - говорит она, бросая взгляд на мой экран. - Вот почему мистер Пенумбра уехал. Но что вы сделали? Как у вас это вышло?
- Компьютеры, - отвечаю я. - Мощные компьютеры.
Лапен вздыхает и наконец усаживается в кресло.
- Это кошмар, - говорит она. - После стольких трудов.
- Миссис Лапен, - спрашиваю я, - а над чем вы работали? Что это все значит?
Лапен закрывает глаза и отвечает:
- Мне запрещено об этом говорить.
Одним глазом она украдкой бросает взгляд на меня. Я спокоен, смотрю приветливо и стараюсь выглядеть как можно безобиднее. Она вздыхает.
- Но вы были по душе мистеру Пенумбре. Он вас очень хвалил.
Мне не нравится, что она говорит в прошедшем времени. Лапен тянется к чашке, но не достает, так что я беру блюдце с чашкой и подаю ей.
- И так приятно об этом поговорить, - продолжает она. - После стольких лет чтения, чтения, чтения.
Умолкнув, она прихлебывает чай.
- Вы никому не расскажете?
Я качаю головой. Никому.
- Хорошо, - говорит она.
Глубоко вздыхает.
- В братстве Неразрывного Каптала я новичок. А оно существует больше пятисот лет.
Добавляет, с важностью:
- Сколько существуют книги.
Ого. Лапен таки новичок? А ей ведь, наверное, лет восемьдесят.
- А как вы туда попали? - спрашиваю я.
- Магазин, - отвечает Лапен. - Я покупала там лет шесть, ой, или семь. И вот как-то рассчитываюсь за книгу - я так ясно помню тот день, - а мистер Пенумбра смотрит мне в глаза и говорит: "Розмари…" - Она похоже изображает Пенумбру. - "Розмари, за что вы так любите книги?" И я сказала: "Ну, я не знаю".
Она оживляется, почти ребячится.
- "Наверное, я люблю их за то, что они молчат, и я могу брать их в парк".
Она прищуривается.
- Он глядит на меня, ни слова не говорит. Тогда я сказала: "Ну, вообще-то я люблю книги за то, что это мои лучшие друзья". Тут он улыбнулся - у него чудная улыбка - пошел, забрался на стремянку и полез туда, в высоту, куда при мне ни разу не лазил.
Ну ясно. Я уловил.
- Он дал вам книгу из Дальнеполочников?
- Как вы сказали?
- Ой, из… ну, с тех дальних стеллажей. Зашифрованные книги.
- Это codex vitae, - поправляет Лапен, четко выговаривая слова. - Да, мистер Пенумбра дал мне одну из этих книг и ключ для расшифровки. Но он сказал, что никаких ключей, кроме этого, больше не будет. Следующий мне придется искать самой, и потом следующий.
По ее лицу пробегает легкая тень.
- Он сказал, что в непереплетенные я попаду быстро, но мне пришлось очень трудно.
Постойте-ка.
- Непереплетенные?
- Есть три ступени, - объясняет Лапен и перечисляет, разгибая тонкие пальцы. - Новичок, непереплетенный и переплетенный. Чтобы стать непереплетенным, нужно разгадать Загадку основателя. Это, вы поняли, магазин. Идешь от книге к книги, расшифровываешь каждую, ищешь ключ к следующей. Они расставлены специальным образом. Это как будто запутанная нить.
Я понимаю.
- Это и есть загадка, которую я разгадал.
Она отрывисто кивает, хмурится и отпивает чай. Потом, будто внезапно вспоминая: "А знаете, я когда-то была программистом".
Не может быть.
- Но тогда компьютеры были огромными и серыми, как слоны. О, работа это была нелегкая. Мы были первопроходцами.
Очуметь.
- А где это было?
- В "Пасифик Белл", там, на Саттер-стрит.
Она показывает пальцем в сторону городского центра.
- …еще тогда, когда телефон считался сложнейшей техникой.
Лапен усмехается и театрально хлопает ресницами.
- Я была очень современной девушкой, знаете ли.
О, я верю.
- Но уже столько лет прошло с тех пор, как я занималась такими машинами. Мне и в голову не приходило поступить, как придумали вы. Ох, ведь это…
Она машет рукой в сторону груды книг и бумаг.
- …было такой каторгой. Брести от книге к книге. Некоторые были интересные, но некоторые…
Она вздыхает.
С улицы слышится топот, всполошенный птичий хор, а потом раздается нетерпеливый стук в дверь. У Лапен расширяются зрачки. Стук не прекращается. Дверь трясется.
Лапен тяжело поднимается с кресла, поворачивает ручку, и перед нами Тиндэлл, глаза дикие, волосы растрепанные, одна рука у головы, вторая в воздухе, занесенная для стука.
- Он уехал! - вопит Тиндэлл, врываясь в комнату. - Вызван в библиотеку! Как это так?
Он обходит комнату быстрыми кругами, словно пытаясь таким образом успокоиться. Бросает взгляд на меня, но не останавливается и не сбавляет ходу.
- Он уехал. Пенумбра уехал!
- Морис, Морис, остынь, - призывает его Лапен.
Она усаживает его в свое кресло, и он валится на сиденье, ежась и дрожа.
- Что будем делать? Что мы можем? Как поступить? Без Пенумбры…
Тиндэлл смолкает, затем, склонив голову набок, смотрит на меня.
- А вы можете управлять магазином?
- Э, погодите-ка, - говорю я. - Он же не умер. Он просто… вы же только что сказали, что он поехал в библиотеку?
На лице Тиндэлла написано другое.
- Он не вернется.
Тиндэлл качает головой.
- Не вернется, не вернется.
Знакомый коктейль - но теперь больше ужаса, чем любопытства - просачивается мне в желудок. Неприятное ощущение.
- Я слышал от Имберта, а тот от Монсефа. Корвина в ярости. Пенумбру сожгут. Сожгут! Для меня это конец! И для вас!
Он тычет пальцем в Розмари Лапен. У нее сильно трясутся щеки.
Я не понимаю ни слова.
- Как это мистера Пенумбру сожгут?
- Не его самого, - поясняет Тиндэлл, - а книгу - его книгу! Но это не лучше, даже хуже. Лучше бы плоть, чем слово. Сожгут его книгу, как Сондерса, Моффата, Дона Алехандро, врагов Неразрывного Каптала. Он, ему, Гленко, самое ужасное - у него десяток новичков! И все брошены, потеряны.
Он смотрит на меня мокрыми безнадежными глазами и выпаливает:
- А я почти уже закончил!
Да, я всерьез вляпался в какой-то культ.
- Мистер Тиндэлл, - говорю я бесстрастно. - А где это? Где находится эта библиотека?
Тиндэлл качает головой.
- Я не знаю. Я всего лишь новичок. А теперь и не смогу, не стану… если только…
Он подымает голову. В глазах у него проблеск надежды, и он опять задает тот же вопрос:
- Вы можете управлять магазином?
Я не могу управлять магазином, но могу им воспользоваться. Спасибо Тиндэллу, я знаю, что Пенумбра где-то попал в беду, и знаю, что по моей вине. Как и почему, не имею понятия, но это безусловно из-за меня Пенумбра отправился в дорогу, и я не на шутку о нем беспокоюсь. Этот культ, похоже, придуман специально для того, чтобы облапошивать стариков-книголюбов - сайентология для образованных пенсионеров. Если так, то Пенумбра уже крепко запутался в паутине. Словом, хватит терять время и строить догадки: я обыщу круглосуточный книжный магазин мистера Пенумбры и постараюсь найти нужные мне ответы.
Но сперва туда нужно проникнуть.
Середина следующего дня, я стою на Бродвее, ежась и созерцая витринные стекла, и вдруг рядом со мной откуда ни возьмись появляется Оливер Гроун. Бог мой, такой крупный мужик и так бесшумно ходит.
- Что случилось? - спрашивает Оливер.
Я окидываю его взглядом. А если Оливера уже вовлекли в этот культ?
- Ты чего тут стоишь? - спрашивает он. - Холодно же.
Нет. Он, как и я: посторонний. Но, может, хотя бы посторонний с ключом?
Оливер качает головой.
- Дверь никогда не запиралась. Я просто заходил и сменял мистера Пенумбру, понимаешь?
Правильно, а я сменял Оливера. Но теперь Пенумбры нет.
- Вот, теперь торчим тут.
- Что ж. Можно попробовать пожарный выход.
Через двадцать минут мы с Оливером пускаем в ход лазательные навыки, натренированные на сумрачных стеллажах Пенумбры. У нас монтерская стремянка, купленная в хозмаге за пять кварталов отсюда, и мы установили ее в узком проходике между нашим книжным и стрип-клубом.