Он пристально посмотрел мне в глаза и не произнес ни слова.
– Сережа! Мне так плохо! – я заревела и уткнулась мокрым лицом ему в грудь.
– Пойдем, – сказал он решительно.
– Куда?
– Выйдем отсюда.
– Мне из этого подъезда уходить нельзя.
– Это еще почему? – изумился он.
– У крыльца машина стоит. Шофер все мужу скажет.
– Даже так, – усмехнулся он.
– Сережа! – отчаяние нарастало во мне, как снежный ком, – Сережа…
– Что?
– Пойдем к моей маме. Она сейчас на работе. А ключи у меня остались… с прежних времен.
– Ты уверена, что хочешь этого? – спросил он, вглядываясь в мое зареванное лицо.
– Уверена, – тряхнула я решительно головой.
Мы спустились в квартиру моей матери и проговорили до самой темноты.
Сережа по-прежнему любил меня. Он простил мне жестокую обиду. А я… я не могла без него жить! Какое счастье снова видеть его! Слышать его голос! Дышать с ним одним воздухом! Время пролетело абсолютно незаметно. Мне нужно было возвращаться домой. Не дай Бог, шофер встревожится и поднимется в Ленкину квартиру.
Мы договорились встретиться через два дня, когда моя мать снова будет на дежурстве.
Так мы начали встречаться снова. Никто ни о чем не догадывался. Время от времени мне приходилось подниматься к Ленке и выслушивать ее болтовню, делая вид, что возобновление дружбы со старой подругой искренне радует меня.
Ленка жила одна. Ее родители с двумя младшими сыновьями переехали в новую четырехкомнатную квартиру. Оказывается, отец Ленки преуспел в жизни и теперь был владельцем нескольких мини-магазинов. Дочери он ни в чем не отказывал, и Ленка жила в свое удовольствие. Для меня оставалось загадкой: почему ее так обрадовало мое меховое пальто? Может быть, дело было не в цене подарка, а просто подруга не ожидала от меня подобной щедрости…
Болтать о своих приключениях Ленка могла без перерыва целыми часами. Меня спасало одно – у Ленки была уйма поклонников и друзей-приятелей.
К общению с девушками Ленка особенно не стремилась. И было не ясно, почему она сделала исключение для меня. Она была красивой и даже очень, но я ведь тоже далеко не дурнушка. По каким-то известным ей одной причинам Ленка конкуренции с моей стороны не опасалась.
Марина глубоко вздохнула и снова полезла в сумку за сигаретами, но, опомнившись, отбросила ее на кресло, стоящее рядом.
– Ленка была не только красавицей, но и умницей, – сказала она с грустной усмешкой. – Очень скоро подруга догадалась, что служит прикрытием для моих встреч с Сергеем.
– Ты думаешь, твой муженек ни о чем не догадывается? – однажды невинно обронила она.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я громче, чем следовало.
– Ладно, не темни. Я о твоих отношениях с Сергеем. Думаешь, я такая дура?
– Что ты, Лена, конечно, нет!
– Тогда почему ты мне с самого начала ничего не сказала, а использовала в темную? – ее губы пренебрежительно скривились.
– Прости, но я не решалась.
– Рано или поздно твой муж обо всем догадается, – заявила она.
– Что же мне делать?! – вырвалось у меня.
– Ну… я могу дать тебе один совет… – протянула она загадочно.
– Какой совет? – спросила я машинально.
Ленка усмехнулась и ленивым движением взяла со стола коробку шоколадных конфет.
– Угощайся, успокаивает.
Она положила в рот сразу две конфеты и, продолжая улыбаться, подмигнула мне густо накрашенным глазом.
– Не боись, Лена добрая. Лена поможет.
Я затаила дыханье и молча смотрела на нее.
– Ведь у вас с Сережкой фамилии одинаковые, – заметила она небрежно, – помнишь, вас в школе женихом и невестой дразнили?
– Помню, конечно, – ответила я, не понимая, куда она клонит.
– Вот и скажи мужу, что он твой брат.
– Что?! – я буквально подскочила на месте, – что ты такое несешь?
– Подумай хорошенько, – заметила Ленка, поедая, наверное, десятую по счету конфету.
– Лев Наумович знает, что у меня нет никакого брата! Одна я у матери! Одна!
– Не ори! Я же не говорю, чтобы ты представила его родным братом, а скажем, двоюродным.
– Но…
– Никаких но. Двоюродных братьев и сестер у любого человека – завались, не говоря о троюродных. Просто в наше время родню игнорируют. И, кстати, зря.
– Лена, я не знаю.
– Тут и знать нечего. Фамилии у вас одинаковые. Вот и скажи, что его папаша и твой тятенька – родные братья.
– Но ведь ни у Сережи, ни у меня отца…
– Вот и прекрасно. Уличить во лжи некому. А так… – она бросила на стол опустевшую коробку от конфет, – твой папик рано или поздно вас накроет.
– Он не папик! Сколько раз тебе говорить!
– Ладно, не кипятись. Я пошутила. Конечно, не папик, а уважаемый супруг. Не считая рогов, конечно, которые вы с Серым ему презентовали, – не смогла она удержаться от сарказма.
Как ни странно, но Ленкин авантюрный план запал мне в голову. Чем больше я думала о нем, тем более приемлемым он казался, и, в конце концов, я уцепилась за него, как утопающий за соломинку.
Сережу не пришлось долго уговаривать. Видно, он сильно любил меня, раз на все согласился.
Оставалось уговорить мать. После долгих ссор и моих слез, она согласилась молчать, но участвовать в чем-либо наотрез отказалась.
Глава 3
Морис знал, что разговор в кабинете детектива может длиться не один час. Обычно Волгина не ставила вопрос ребром, предпочитая выслушивать излияния клиента.
Миндаугас не помнил, чтобы интуиция подвела ее хоть раз. Морис догадывался, что Замятина Марина Ивановна заинтересовала Мирославу. Однако чего она хочет от детектива? Делами о разводе Волгина не занималась. Следовательно, можно предположить, что клиентку шантажируют, либо дело обстоит еще печальнее…
Морис посмотрел в окно.
Еще недавно сияющее голубое небо заволокло тучами. Густой снег крупными хлопьями засыпал сад, завороженный тишиной.
Дорожка, расчищенная вчера вечером, снова становилась непроходимой…
Чуткий слух Мориса уловил, как без единого скрипа отворилась дверь в приемную. Он обернулся. Кот Дон, высоко подняв голову и хвост, гордо прошествовал по ковру, издал короткий звук приветствия и запрыгнул Морису на колени.
– Так, его величеству стало скучно в одиночестве, – тихо проговорил Морис и стал нежно гладить породистую голову кота и выгибающуюся спину.
Дон приподнялся на задних лапах и ткнулся мокрым носом в подбородок Морису.
Морис улыбнулся. Он обожал кота и ценил его привязанность, хотя поначалу их отношения складывались нелегко. Избалованный хозяйкой кот не хотел никого признавать, тем более, пускать в свой дом.
Но Морису Миндаугасу было не занимать терпения и упорства, поэтому кот, незаметно для себя, сдался на милость победителя.
А вот Мирослава…
Миндаугас вздохнул. С Мирославой все было гораздо сложнее.
Зачем литовца может занести в Россию?! Тем более, после распада Союза?
Он должен быть сумасшедшим!!!
… Или романтиком…
Для себя Морис выбирал второе.
Миндаугас запустил длинные сильные пальцы в густую шелковистую шерсть кота.
Мурлыканье Дона по громкости и интенсивности напоминало воркование голубя.
Он щурил свои янтарные глаза и терся пушистой щекой о плечо Мориса.
… В глазах Миндаугаса плескалось море. Он видел перед собой песчаные дюны и высокие сосны. Ему вспомнилось, как стоял он на берегу моря, смотрел на волны, набегающие на берег, и строил планы на будущее.
Он обожал город, в котором родился и вырос, любил свою мать, гордился отцом. Даже в страшном сне ему не могло привидеться, что он надолго покинет свой край и родных; что судьба занесет его в город, в котором не было моря, но была река, которой русские гордились и величали не иначе, как Волга-матушка.
Когда Морис впервые увидел Волгу, он был разочарован.
Может быть, река когда-то и была великой, но теперь грязная серая река печально вздыхала в своих берегах, точно взывала к людским сердцам, все еще надеясь на их милосердие.
Но до сих пор ее мольба оставалась не услышанной.
К грязной воде прибавилось новое бедствие – прекрасную набережную, гордость города, точно полчища кочевников, оккупировали кафе, шашлычники и биотуалеты.
Запах жареного мяса сомнительного качества и прочие дурные запахи беззастенчиво заглушали нежный аромат сирени по весне, благоухание жасмина и липы в начале лета. Ни розы, ни фонтаны, ни ночные душистые табаки и петунии не могли соперничать с дикой беспощадностью современного капитализма.
Мирослава как-то рассказывала ему о набережной своего детства, о долгом любовании Волгой, о чистом песке, о свежевыкрашенных скамейках и свободном пространстве вдоль чугунной ограды, в просветы которой врывались солнечные лучи и залетал, резвясь, прохладный ветерок.
Слушая Мирославу, Морис представлял другую Волгу, другой парк и чуточку жалел, что не увидел город раньше.
Но, может быть, все поправимо? Исчезнет запах кухни, освободится для прогулок оккупированная палатками набережная и будет властвовать аромат цветов, ветра и воды…
Морис ловил себя на том, что надеялся увидеть все это. А ведь когда-то он приехал в город ненадолго, просто погостить у давнего друга.
Родители Мориса, как могли, отговаривали сына от поездки в Россию.
Мама Миндаугаса – преподаватель и переводчик с французского, пыталась внушить сыну, что отдыхать надо в Европе. И познавательно, и безопасно. Отец был полностью с ней согласен.
От мамы Морис унаследовал живость восприятия окружающего мира, способность к языкам, любовь к искусству, умение ладить с людьми, глубину и яркость эмоциональных переживаний. От отца – огромную работоспособность, хладнокровие и проницательный ум.
В глубине души Миндаугас гордился своей родословной, тянувшейся из глубины веков от древнего рода свободолюбивых и гордых литовских князей.
Под холодной внешностью Миндаугаса скрывалась пылка душа. Но навряд ли кто-нибудь, кроме… Дона, догадывался об этом. Может быть Мирослава? Но она не раз подчеркивала, что ценит в нем проницательный ум и… хладнокровие.
Мирослава. В первый раз он увидел ее на вечеринке, которую устроил его друг.
Молодая женщина с римским профилем и длинными русыми волосами сразу привлекла его внимание.
Его заинтересованный взгляд не остался не замеченным верным другом, который тотчас посоветовал ему держаться подальше от зеленоглазой красавицы во избежание личной драмы.
– Она так опасна? – улыбнулся Морис.
– Очень, – кивнул друг.
– Хотя бы скажи, кто она?
– Мирослава Волгина. Частный детектив.
– Даже так? – удивился Морис, – и что, есть клиенты?
Приятель кивнул.
– Работы хватает. На нее можно положиться, как на гранитную скалу. Не подведет, не предаст и не продаст, что особенно актуально в наши дни. Но, учти, это в делах, в дружбе.
– А дальше? – улыбнулся Морис.
– Что – дальше?
– Расскажи еще что-нибудь о ней.
– Увы, достоверными сведениями о месте ее рождения не обладаю, – попытался отшутиться друг.
– Ты не хочешь, чтобы я с ней знакомился?
– Не хочу.
– Жаль… – задумчиво обронил Миндаугас.
– Морис, я предупредил тебя. Для нее мужское сердце, что яблоко на ветке. Сорвет, надкусит и бросит.
– По-моему, ты преувеличиваешь, – засмеялся Морис.
– Поверь мне на слово. А, вот и она…
Мирослава села напротив Мориса, даже не взглянув на него.
Миндаугасу это не понравилось. Однако, скрыв разочарование, он представился, – Морис.
– Мирослава, – ответила она, едва посмотрев на него.
– Это правда, что у вас частное детективное агентство?
– Откуда вы знаете?
– Говорят…
– Кто говорит?
– Неважно.
– У вас что – проблемы с трудоустройством? – неожиданно колко спросила она, – или в клиенты напрашиваетесь?
– Не напрашиваюсь, интересуюсь, – губы Мориса дрогнули в улыбке, – может быть, у вас найдется работа для меня?
– А… – протянула она, – найдется. Мне нужен секретарь.
Не обращая внимания на изумленные взоры присутствующих, Морис сказал:
– Хорошо.
По всей видимости и для самой Мирославы его согласие было полной неожиданностью.
Морис прочитал удивление в ее взгляде и, обнажив в улыбке сверкающие белизной зубы, спросил:
– Когда приступать к работе?
– Завтра в девять, – коротко бросила она.
Мирослава не сомневалась, что скоро спесь слетит с бывшего соотечественника и нынешнего иностранца. Однако через некоторое время ей уже трудно было представить, как она могла раньше обходиться без него. Морис легко управлялся с бухгалтерскими делами, компьютером, налоговой инспекцией. Он встречал клиентов и вел документацию.
Покинув дом приятеля, Морис снял квартиру, в которой и жил некоторое время. Вскоре Мирослава предложила ему перебраться в агентство. Он согласился.
Детективное агентство находилось в большом красивом доме. Особняк был окружен дивным садом. Цветники и пруд делали его еще более прекрасным. Все это было личной собственностью Мирославы Волгиной.
Как-то она призналась Морису, что мечтала о таком доме с детства. Мечта осуществилась, но какое-то время Мирослава почему-то продолжала жить в квартире, которая досталась ей от дедушки и бабушки.
Еще одной особенностью детектива было то, что имея новый "БМВ", она продолжала ездить на старой "Волге".
Самым же главным сокровищем Мирославы был кот Дон. Дональд. Пожалуй, ни один король не был столь высокого мнения о своих достоинствах, как этот огромный кот с черной шелковистой шерстью и удивительными глазами.
У всякого, кто являлся к Мирославе, создавалась иллюзия, что кот видит его насквозь. И если хозяйка о чем-то случайно не догадается, то уж кот-то, без сомнения, выведет каждого на чистую воду.
Морису пришлось приложить немало усилий, чтобы завоевать доверие кота.
Теперь они втроем жили в этом райском уголке.
Морису очень хотелось завести собаку, но он об этом пока даже и не заикался.
Мирославе, возможно, его идея и понравилась бы… Но как посмотрит на это Дон?..
Особняк Мирославы был трехэтажным, если третьим этажом можно считать светлую мансарду. За порядком в нем следила приходящая домработница Клавдия Ивановна Рукавишникова, которая жила недалеко в собственном доме. Частенько наводить чистоту ей помогала внучка Ксения.
Клавдия Ивановна боготворила свою работодательницу и с искренней любовью относилась к Морису. Дона она баловала, как и все остальные.
Родители Мориса были далеко. У Мирославы же их не было вовсе. Ее вырастили и воспитали бабушка с дедушкой, память о которых она бережно хранила в своем сердце.
Из близких родственников у Мирославы были две родные тетки – Виктория и Зая, вернее, Зоя и двоюродный брат, которого Морис еще не видел.
У тети Виктории был муж. У тети Зои муж погиб, как тогда говорили, при исполнении интернационального долга. Брат Мирославы, кажется, пошел по стопам отца, хотя, может быть, и не совсем так.
Морис знал, что после защиты диплома Мирослава какое-то время работала следователем. Однако она быстро отказалась от этой затеи по трем причинам, как сама объяснила Морису.
Во-первых, Мирослава не любила выполнять приказы, предпочитая жить собственным умом.
Во-вторых, женщине в мире мужчин трудно, а в России почти невозможно, дослужиться до генеральских звезд.
А в-третьих, ей не нравилось само слово – служить.
Морис ответил на ее признание шуткой: действительно, есть служебные собаки, но кто видел служебных котов?
Мирослава пренебрежительно фыркнула. Она и впрямь была котом, вернее кошкой, которая ходит сама по себе.
– Знаешь что, – парировала она лениво, – мужчины, по-моему, в большинстве своем похожи на… собак.
– Что вы имеете в виду? – внезапно смутился Морис.
– Они хорошо поддаются дрессировке.
– Что?! – Морис собрался возмутиться, но, заметив в глазах Мирославы веселые искорки, махнул рукой.
Мирослава расхохоталась, не в силах больше сдерживать рвавшийся наружу смех.
– Вы неисправимы, – притворно вздохнул Морис.
– Это плохо?
– Не знаю, – улыбнулся он и, став серьезным, добавил: – меня лично устраивает.
– Морис! Ты прелесть!
– Неужели?
– Честное благородное!
… За окном продолжал сыпаться снег, но солнцу удавалось временами пробиваться сквозь облака и тогда снежные хлопья превращались в лепестки кремово-розовые, сливочно-серебрянные, серебристо-голубые…
Ветви деревьев и кустарников давно превратились в махровые кисти. Порой к ним прикасался ветер, и вниз летели серебряные искры снежной пыли, становясь золотыми в желтом свете фонарей.
Тончайшей морозной вязью мерцали на окне январские узоры.
Густая шуба снегопада скрыла следы на дорожке.
Дон свернулся клубком на коленях Мориса и продолжал сладко мурлыкать во сне.
Рабочий день детективного агентства "Мирослава" был в самом разгаре.
Миндаугас за все это время не пропустил мимо ушей ни одного слова клиентки.
Мысленное путешествие по прошлому не мешало ему внимательно следить за настоящим.
Стараясь не разбудить кота, Морис поднялся, переложил Дона на диван и укрыл пушистым пледом. Кот глубоко вздохнул, но глаз не открыл и царства Морфея не покинул… Может быть, ему снилось лето и разноцветные бабочки, а может – печенка, которую Морис собирается приготовить ему на ужин.
Глава 4
– Я слишком долго рассказываю, – неожиданно спохватилась Замятина, – но, понимаете, мне просто необходимо сделать это. Без предыстории вы можете понять все не так.
– Продолжайте, Марина Ивановна, – мягко сказала Мирослава.
– Спасибо. Я… Ах, да, вспомнила. Мать согласилась ни во что не вмешиваться.
Однажды мы возвращались с Львом Наумовичем из театра. У него было великолепное настроение. И я, как бы невзначай напомнила ему, что у меня скоро день рождения.
– Я не забыл, Мариночка, – откликнулся он, – ты хочешь какой-нибудь определенный подарок?
Я ответила, что дело не в этом, просто я хочу пригласить своих родных.
Лев Наумович сказал, что это мое полное право, и я могу приглашать, кого пожелаю.
В этот же вечер я позвонила Ленке и пересказала разговор с мужем.
Ленка искренне обрадовалась и попросила приехать утром.
Сначала я зашла к матери, но она наотрез отказалась принимать участие, как она выразилась, в спектакле. И мы расстались недовольные друг другом.
Я поднялась этажом выше и позвонила. Дверь распахнулась сразу, словно Ленка поджидала меня в прихожей.
Выслушав меня, подруга сказала, что если я приведу в гости одного двоюродного брата, то выглядеть это будет очень подозрительно.
Я была вынуждена согласиться с ней. Мои планы рушились, и сердце обливалось кровью. В отчаянии я заявила Ленке, что уйду от мужа.
– Ну и дура, – спокойно произнесла она, закурила и пододвинула пачку сигарет мне.