- Откуда я знаю, что дает нам основания, а что нет, - развел руками Мышкевич. - У бывшего сержанта ППС Недоволина в семейной жизни тоже, между прочим, полная лажа. Супругу угораздило на краткосрочный роман, а он возьми да пронюхай. Отмутузил ее по первое число. Но простил, назначил испытательный срок на неопределенный… срок. Теперь она у него по одной половице ходит, в рот заглядывает, желания предугадывает. А что ей делать? - работать не приучена, умеет только сидеть у мужа на шее, если выставит ее за порог, она же пропадет, поскольку делать ничего не умеет. Откуда я знаю, имеет это отношение к убийствам или нет? А то, что Недоволин в бытность свою милиционером беглого зэка пристрелил - это имеет отношение? Но данный факт в трудовой биографии прилежно отражен. Две тысячи четвертый год, бежали зэки из колонии под Благодатным, ментов и внутренних войск нагнали аж из нескольких районов. Обложили беглецов в сторожке лесника, давай выкуривать. Один по крыше вздумал уйти, сиганул в стог - и к опушке. Недоволин за ним. А тот как заяц бегал, не догонишь. Сел на колено и снял меткой очередью, когда тот уже в кусты влетал. Три пули в теле и все смертельные. Парня потом на допросы затаскали - мол, какое право имел стрелять на поражение, если не было угрозы собственной жизни? Чуть из ментуры не поперли, хотели дело уголовное завести, да начальство заступилось - спустили на тормозах, пришлось перевестись в параллельное ведомство.
- Уникум ты у нас, Эдик, - похвалила Эльвира. - Мне всегда интересно, где ты добываешь информацию. Ведь тебя отовсюду гонят.
- Талант не пропьешь, - скромно отозвался Мышкевич. - Не скажу я тебе, Эльвира, мы не в Америке. Это там по закону журналисты не имеют права сохранять в тайне свои источники информации. Оксана Гэльская - нынешняя секретарша в прокуратуре - между прочим, едва не стала проституткой. Пару лет назад ее увез к себе в особняк некий новый русский. Пару недель ее вообще не было ни видно, ни слышно, потом вернулась домой - к папе с мамой, а неделю спустя ОМОН из Москвы при поддержке местных товарищей взял особняк штурмом. Оказалось, там с размахом организован притон - что-то вроде пансиона для богатеньких буратин. Приезжают господа из обеих столиц отдохнуть и поразвлечься, к их услугам природа, банька, рыбалка, прекрасные девы, согласные выполнить любой причудливый каприз. Причем устроено все было так грамотно, что предъявить хозяину особняка было абсолютно нечего, кроме неуплаты налогов. Их и предъявили - насмотрелись, видимо, фильмов о Капоне. Попутно выяснилось, что в особняке держали несколько похищенных заложников - незадачливых бизнесменов, трудились рабы - узбекская рабсила, а в подвале снимали задорные порнофильмы. Оксана чудом выпуталась - ее имя не всплывало, но факт, согласитесь, интересный. Теперь она паинька.
- Ну, все, Эдик, уважа-аю, - протянула Эльвира. - Если сам не сочинил, конечно.
- Да больно надо, - фыркнул Мышкевич. - Самая достоверная информация. Горячая, как пирожок.
- Может, ты и на прокурора что-то нарыл? - осторожно осведомился Турецкий. - Давай же, Эдик, повествуй. Здесь все свои, не смущайся.
- Прокурор у нас тоже живой человек, - уверил Мышкевич, - со всеми слабостями и пороками. В принципе, сказать о нем что-то откровенно порочащее трудно. Так, мелкие грешки… В ноябре, например, он поддерживал в городском суде дело о взяточнике из городской администрации, который за хорошие деньги отстегивал приезжим земельные участки. И с треском его проиграл. "Неподкупный" судья Иванов посчитал, что никаких доказательств преступной деятельности обвинением предъявлено не было. А где их взять, если обвиняемый выписал из Москвы лучшего адвоката? Оправданный чиновник в ту же ночь устроил в своем загородном доме праздничную вечеринку, а наутро его нашли мертвым в постели - внезапная остановка сердца. Бывает.
- А при чем здесь прокурор?
- А я знаю?
- Убивать тебя надо, Эдик, - убежденно заявила Эльвира. - Ты взрываешь изнутри наш сонный городок. Сеешь недоверие, нервозность.
- А еще у прокурора недавно племяш попал в дорожную переделку, - не слушая ее, гнул Мышкевич. - Гнал как ошпаренный на "девятке" по Рижскому шоссе и врубился в дальнобойщика, который из-за этого съехал в кювет и чуть не загорелся. Несколько человек пострадали - к счастью, без летальных исходов. Так мгновенно на место происшествия примчался Виктор Петрович, забрал родственника, а когда его вежливо попросили оторвать того от сердца, чтобы сунуть в каталажку, так и не отдал. Сказал, что накажет своей властью. Видимо, в угол поставил. Крайним оказался водитель бензовоза, который уснул за рулем и едва не выбросил на встречную полосу мирно ползущую со скоростью сто семьдесят километров "девятку". Александр Борисович, - Мышкевич вскинул голову, шмыгнул носом, - вам, несомненно, нужен помощник. Сами вы с расследованием не. справитесь.
- Да ты что? - поразился Турецкий. Эльвира засмеялась.
- Вы ничего не знаете о нашем городе. Ей-богу, вы должны понимать, что только совместными усилиями…
Мышкевич замолчал. Эльвира склонила головку и с интересом уставилась на сыщика. А тот неторопливо размышлял. Скомпрометировать себя, связавшись с сомнительным типом? Мало того, что пронырливый, бесцеремонный, неприятный, так еще и известный всему городу…
- Я подумаю, Эдуард. Но только при условии, что ты никогда больше не будешь сидеть в кустах и гипнотизировать мои окна. Напиши мне свой телефон. - Мышкевич бодро закивал, выхватил из кармана ручку, стал что-то корябать на салфетке. - А теперь иди домой.
- Как домой? - опешил журналист и на глазах превратился в сморщенную грушу.
- Я сказал - домой, - повторил Турецкий. - Не прощаясь. И не вздумай прекословить. Время спать. Возможно, завтра ты мне понадобишься.
- Я понял, - обрадовался Мышкевич, сгреб свой фотоаппарат, пулей вылетел из номера.
Эльвира озадаченно смотрела на захлопнувшуюся дверь. Как-то недоверчиво помяла кончик носа - видимо, чтобы не расхохотаться.
- А был ли мальчик? - пробормотал Турецкий.
- Надеюсь, вы не собираетесь всерьез связываться с этим недоразумением?
- Да ну его, - отмахнулся Турецкий. - А как бы иначе я его выставил? Спасибо вам, Эльвира, что потратили на меня кучу своего времени.
Она засмеялась, но как-то странно. Смотрела на него внимательно, с какой-то грустинкой. Потом встала с кресла, замялась.
- Я тоже, пожалуй, пойду, Александр Борисович. Засиделась у вас что-то…
- Вы можете еще посидеть, - смутился Турецкий. - Смею уверить, ваша компания меня не напрягает.
- Не стоит, - она покачала головой. - Вам сейчас жена, наверное, звонить будет. А мне еще надо выспаться, завтра снова на работу.
Он проводил ее до двери. Она взялась за ручку, задумалась, подняла голову. Стоит ли создавать проблемы полузнакомому мужчине? Мелькнуло что-то в женских глазах. Она смотрела на него не мигая, прямо и открыто. Турецкий чувствовал, как в желудке образуется вакуум. Собрался что-то сказать, мол, время еще детское, а если уж девушка так торопится, он мог бы ее проводить - машина в трех шагах, особенно если воспользоваться окном… Она улыбнулась загадочной улыбкой, подняла руку, коснулась двумя пальчиками его щеки, засмеялась - тихо, совсем не по-милицейски, стала обыкновенной, но очень интересной женщиной - уязвимой, беззащитной, одинокой. Раскрыла дверь и вышла. А он стоял, всматриваясь в черноту за проемом, тщетно пытаясь вернуться в реальный мир…
Наутро им овладела жажда деятельности. Явилась горничная, заявила, что хочет навести порядок. Он усомнился - действительно ли она горничная? Оставил номер открытым, сказал, что девушка может заниматься чем угодно (из ценных вещей в номере оставались только диск и зубная щетка), и побежал к машине. Планы были поистине грандиозные - поесть в "Рябинке", посетить Лебяжье озеро, заглянуть в Корольково, где проживал Регерт, познакомится, наконец, с семейством генерала Бекасова. Истина стара: не надо ничего планировать, действуй экспромтом! Не успел он завести двигатель, как распахнулась дверь со стороны пассажирского сиденья, и в машину плюхнулся тяжело дышащий "пассажир". Фотоаппарата при нем не было, зато он крепко обнимал сумку, набитую, надо полагать, разнообразным шпионским оборудованием (включая и фотоаппарат).
- Фу, еле успел, Александр Борисович. Можно ехать, заводитесь.
Турецкий остолбенел. В первое мгновение даже не нашелся, что ответить.
- Давайте, Александр Борисович, заводите, поехали, - торопил Мышкевич.
- Куда, Эдик?
- Как куда? - поразился журналист. - Вы же сами вчера обещали. Будем объединять свои усилия. Я чувствую, что еще немного, и мы это дело, к полному неудовольствию нашей милиции, раскроем!
- Ну, ты и наглец, - покачал головой Турецкий. - Эдик, у меня свои дела, свои планы. Ты собираешься постоянно волочиться за мной? Я еду в прокуратуру, тебя туда не пустят.
- Я вас подожду. Мы обязательно должны съездить в Горелки - именно там все начиналось!
- Ты же говорил, что Горелки подождут.
- Я ошибался. Долго думал и… в общем, ошибался. Работать нужно по обоим направлениям.
- Знаешь, - разозлился Турецкий, - вообще-то я собирался поесть. Давай-ка выметайся из машины. Когда придет необходимость, я тебе позвоню.
- Уже пришла, - нахально заявил журналист. - Вы не понимаете, Александр Борисович, одному вам не справиться. Нужны непредвзятый взгляд и умение абстрактно мыслить. Вы не волнуйтесь, я не буду вам мешать завтракать. Послоняюсь где-нибудь в сторонке… Вы же в "Рябинку" собрались, правильно?
Турецкий чуть не двинул его локтем по челюсти. Откуда этот тип все знает? Он запустил двигатель, резонно рассудив, что лучше не распускать руки, а остановиться где-нибудь у магазина, попросить Мышкевича сбегать за сигаретами, а самому в это время улизнуть.
- Ну, хорошо, напарничек, поехали, - процедил он, включая зажигание.
Пока он плутал по дворам, Мышкевич возбужденно ворковал, что по семейству Бекасовых он уже нарыл много ценной информации, но идеальной его работу пока не назовешь, потому что много белых пятен. Он повернул на Большую Муромскую - в северном направлении, решив в это утро обойтись без "Рябинки". Перекусить, если особо не всматриваться в качество предлагаемой пищи, можно в любом придорожном заведении. Их как грязи на трассе, ведь это дорога на Селигер, где вечное паломничество туристов. Телефон зазвонил, когда он переходил на четвертую передачу, видя перед собой прямую дорогу. Проблемы полезли без очереди!
- Доброе утро, Александр Борисович, - поздоровалась Эльвира. - Не знаю, заинтересует ли вас эта новость… В данный момент мы стоим, исполненные мелодраматизма, перед трупом Лыбина…
- Как?! - взревел Турецкий. Мышкевич съежился, втянул голову в плечи. Машина неслась с приличной скоростью.
- Да что же вы так кричите… - пробормотала Эльвира. - В восьмом часу утра соседка, выходящая из квартиры напротив, обнаружила приоткрытую дверь. Постучала, никто не ответил. Она всунулась в прихожую, а там погром. Сунулась дальше, обнаружила труп. Что вы делаете, Александр Борисович?
- Машину разворачиваю! - Следующая слева старенькая "Волга" испуганно шарахнулась на встречную полосу - благо в этот час там никого не было. Он резко вывернул рулевое колесо, машину потащило совсем не туда, куда он планировал, он чуть не снес задним бампером будку с надписью "Сапожная мастерская", съехал с тротуара, встал на обочине.
- Вы чего, это делаете? - пробормотал позеленевший Мышкевич.
- Выметайся из машины.
- А что, какие-то новости? - Журналист вцепился в приборную панель, сообразив, что сейчас к нему применят силовое воздействие.
- Удивляюсь, почему ты не узнал об этом раньше других. Убили Лыбина.
- Лыбина… - Мышкевич наморщил лоб. - A-а, это тот охранник… Ну, ничего себе закруточка! А он тоже в теме?
- Выметайся, говорю, - повысил голос Турецкий. - Я еду на место преступления, тебя туда все равно не пустят.
Мышкевич начал митинговать, пришлось его просто вытолкнуть из машины. Он несся как на пожар, игнорируя знаки и запрещающий сигнал единственного городского светофора. Заголосила милицейская машина за спиной, косноязычно взревел динамик, предлагая черной "Ауди" с таким-то номером прижаться к обочине и остановиться. Он глянул в зеркало - куда уж старенькой "жульке" тягаться с заморским чудовищем! Но милиция старалась изо всех сил, гаишная машина неслась за ним не отставая, лихо обходила повороты, прыгала через колдобины. Матюгался "матюгальник". На подъезде к "Катюше" пришлось снизить скорость - он бы вдребезги разбил подвеску на стиральной доске. Милиционеры с ревом обошли его, стали прижимать к обочине. Он вильнул в ближайший переулок, зрительная память не подвела, а погоня промчалась мимо, он слышал, как противно визжали тормоза. Они нагнали его, когда он въехал во двор трехэтажного дома и встал практически там же, где стоял вчера вечером. Выскочил из машины - наперерез уже бежали, размахивая зачем-то полосатыми палками, двое сотрудников ГИБДД. Он выхватил из кармана удостоверение частного сыщика, махнул перед носом затормозившего сержанта.
- Следственная группа из Москвы, остынь, сержант! Раскрытие преступлений государственной важности!
Такая злоба была нарисована на его лице, что гаишник не решился залезать в бочку, растерянно смотрел на две милицейские машины у подъезда, на капитана милиции, выкрикивающего в адрес подчиненных злобные заклинания. Были тут и гражданские "аборигены", пенсионеры заинтересованно вытягивали шеи, на площадке рядом с домом крутились гуляющие с мамами и бабушками дошколята, грозно гавкала дворняжка, раздраженная наплывом публики. Кучка у подъезда расступилась, нахмурился сержант, имеющий приказ не пускать в подъезд посторонних. Он сунул ему под нос удостоверение. Сержант пошевелил губами, хмуро уставился на "предъявителя сего".
- Вспоминай быстрее, - заторопил Турецкий. - Не препятствовать, оказывать всемерное содействие…
Часовой неохотно посторонился. Он обернулся, прежде чем войти в подъезд. То ли взгляд поймал недружелюбный, то ли что другое… Гаишники, почесывая палками фуражки, о чем-то расспрашивали сотрудника ППС с автоматом, косились на подъезд. Несколько штатских… одни-то точно штатские, а другие - "в штатском". Вроде ничего подозрительного.
В дверях он столкнулся с выходящим Извековым. "Вот только тебя тут не хватало, - красноречиво поведал взгляд старлея. - Понаехали на нашу голову!.."
- Явились, частный сыщик? - неласково проскрипел Извеков. - Мимо гуляли? До вашего приезда, между прочим, все спокойно было…
В квартире работали криминалисты, болтались без дела опера. Труп лежал в проходе между кухней и комнатой - ногами в комнате, головой на кухне. Переодеться после беседы с Турецким Лыбин не удосужился, так и погиб - в джинсах, шлепанцах, футболке. Под телом, небрежно прикрытым простыней, расползлась и уже застыла лужа крови. Недалеко от трупа на колченогой табуретке сидел помощник прокурора Лопатников и набитой рукой строчил в протоколе. Поднял голову, рассеянно уставился на прибывшего.
- Не буду говорить "доброе утро", - пробормотал Турецкий тихо. - Здравствуйте.
- Здравствуйте, - кивнул Лопатников. - Вот… - Он виновато посмотрел на покойника. - Работку подкинули с утра пораньше. Прямо из дома… и сюда.
- Как его? - кивнул на мертвого Турецкий.
- В спину. Что-то вроде шила.
Турецкий нагнулся, приподнял край простыни. Покойный лежал ничком - футболка в крови, лицо вывернуто, изумленный стеклянный глаз…
Он перешагнул через тело, вошел на кухню.
- И вы уже здесь, - меланхолично резюмировал майор Багульник. Он сидел за столом - не выспавшийся, злой, растрепанный.
- Физкультпривет, - поздоровалась Эльвира. - Быстро же вы доехали. Никого не сбили?
Багульник посмотрел на них несколько обеспокоенно - мол, что за фамильярность? Отделался молчанием, махнул рукой, поднялся, вышел, перешагнув через покойника.
- Заканчивайте без меня. Я - в управлении.
Татарцев выглянул из-за дверцы холодильника.
- Полный холостяцкий набор, - приветливо улыбнулся сыщику, - Банка майонеза, восемь банок пива и упаковка йогурта. Все.
- Зачем ему столько пива? - пожала плечами Эльвира.
- Теперь уже точно лишнее, - согласился Татарцев. - А, в общем, правильно. Мне тоже всегда кажется, что пиво кончается. А это что за замороженные вклады? - распахнул со скрежетом морозилку, вынул какой-то брусок, завернутый в целлофан. Понюхал, сморщился, сунул обратно.
- Рассказывайте, ребята.
- Соседка обнаружила тело, - напомнила Эльвира. - Проникающее ранение в область сердца, нанесенное тонким металлическим предметом типа шила. Криминалисты подозревают, что орудием убийства послужила одна из отверток слесарного набора, который лежит на полке в прихожей. Отвертка, разумеется, вымыта, отпечатки пальцев стерты, но что убийце мешало это сделать? У него был вагон времени. Отвертку криминалисты изъяли, поработают над ней - насчет мелких частиц крови, которые остаются в структуре металла и не смываются. Очень уж соответствует эта штука конфигурации ранения.
- Можете сами посмотреть, Александр Борисович, - сказал Татарцев. - Набор лежит на видном месте. Любой, идущий в прихожую, может взять оттуда все, что считает нужным. Убийца знал Лыбина, тот сам впустил его в дом. Поговорили, затем убийца сделал вид, что уходит, вооружился отверткой, нанес коварный удар в спину. Видимо, не раз бывал в квартире, знал, где что лежит. Судя по отметинам крови на полу, Лыбин какое-то время полз - почему-то на кухню, потом умер. И все это происходило на глазах убийцы. Второго удара тот не нанес, любовался на агонию. Когда Лыбин затих, проверил результат, стер следы своего присутствия, вымыл орудие убийства, положил на место и тихо удалился. Дверь прикрыл, но, видимо, от сквозняка в подъезде она приоткрылась.
- Считаю, что убийца какое-то время еще находился в квартире, - вздохнул Турецкий.
Оперативники недоуменно переглянулись.
- С чего вы взяли, Александр Борисович?
- В котором часу произошло убийство?
- М-м… - Татарцев задрал голову к облезлому холостяцкому потолку. - Эксперт полагает, что это могло произойти ориентировочно с восьми до девяти вечера. Плюс-минус полчаса или час. Это он так, наотмашь. Позднее уточнит, назовет более определенно.
- Куда уж определеннее. Не буду мутить воду, ребята. Убийство Лыбина произошло примерно в то же время, когда я у него был. Не стану запираться - дабы не усугублять свою несладкую участь.
Эффект от сказанного был сильнее, чем у Гоголя в "Ревизоре". Оперативники изумленно уставились на Турецкого. Татарцев заморгал, Эльвира приоткрыла рот, сделав широко открытые глаза. Турецкий невесело засмеялся.
- Для съемок фильма требуются лица с тупым выражением лица. Расслабьтесь, ребята.
- Александр Борисович, я прошу прощения, - скрипнул Татарцев. - Вы что же, хотите сказать, что вы вчера здесь были?
- А вот это любопытно, - произнесли за спиной со зловещими нотками, и на кухню, перешагнув через тело (а иначе войти сюда было невозможно), вошел старший лейтенант Извеков. В глазах старлея горел не предвещающий радужных последствий огонек. Он встал, скрестив руки на груди, начал буравить взглядом Турецкого.