Он прокрутил ей три фрагмента записи. Антонина Андреевна убрала со лба полотенце, наморщила лоб. Он прокрутил повторно. Для пущего восприятия включил на третий раз.
- Не надо больше, - помотала головой женщина. - Это запись номер три. Та самая женщина. Судя по всему, она пыталась изменить голос, говорила официальным тоном, но изменить тембр не смогла… Это точно она, молодой человек, уж поверьте, я за свою жизнь наслушалась голосов…
- Вы уверены, Антонина Андреевна? - настаивал Турецкий. - Нужна гарантия.
- Она, - кивнула женщина. - Вы заметили, что я избегаю всевозможных "может быть", "вероятно", "напоминает" и так далее? Поверьте, молодой человек. Вам будет трудно поверить, но до сорока лет, пока не вышла замуж за главного инженера завода токарных станков, я преподавала в музыкальной школе и до сих пор имею идеальный музыкальный слух и звуковую память.
- Вы позволите войти, Евгения Владимировна? - вкрадчиво осведомился Турецкий, сооружая ледяную улыбку. Следователь Ситникова попятилась, побледнела, запахнула отвороты халата.
- Вы в своем уме, Александр Борисович? Уже двенадцать часов ночи… - ее голос дрогнул, завибрировал на отчаянной ноте, когда вместе с Турецким в прихожую втиснулись майор Багульник и несколько оперативников в штатском.
- Мы просим нас покорно извинить, - Турецкий иезуитски улыбался, - но, к сожалению, обстоятельства складываются так, что мы не можем терпеть до утра.
Женщина отступила, прижалась к холодильнику, испуганно смотрела на вторгшуюся компанию.
- Здравствуйте, Евгения Владимировна, - буркнул Багульник, отводя глаза. - Ради бога, простите, но наш уважаемый друг из Москвы настаивал на этом визите…
- Нужно прояснить один вопрос, Евгения Владимировна. Для пущей ясности, так сказать, - произнес Турецкий. - Только не отпирайтесь, хорошо? Примерно год назад генерал Бекасов Павел Аркадьевич пришел в районную прокуратуру, где имел продолжительную беседу с прокурором Сыроватовым. Визит был связан с одной строительной московской фирмой, приобретшей контрольный пакет акций местного комбината строительных материалов. Произошла какая-то неприятная история - поговаривали о рейдерском захвате, да еще так некстати случилась смерть директора предприятия, решительно выступавшего против московских "партнеров". Но смерть, разумеется, естественная - банальный сердечный приступ. Рьяные следователи из прокуратуры стали копать, и это, естественно, не понравилось добропорядочным и законопослушным товарищам из Москвы. Генерал выполнял благородную миссию - всех помирить. Не хочу обвинять уважаемого господина Сыроватова в коррупции, да и не мое это дело… в общем, после долгой и продолжительной беседы с Павлом Аркадьевичем прокурор отдал приказ подойти к уголовному делу с… несколько обратной стороны. Разумеется, расследование должно быть тщательным, непредвзятым, но стоит ли на нем зацикливаться? Виктор Петрович свел вас с Павлом Аркадьевичем…
- Послушайте, ерунда какая… - Ее голос задрожал от возмущения. - Павел Аркадьевич всего лишь два раза пригласил меня в ресторан… Но ведь не я одна вела это дело! Мы с ним несколько раз разговаривали, но эти беседы были всего лишь… - она замялась.
- Понимаю, - улыбнулся Турецкий. - Спали полгода, но общались мало.
- Да как вам не стыдно… - Она покраснела, как помидор, и сразу сникла. - Какие полгода, о чем вы говорите? Разок, другой… Этот человек не в моем вкусе. Я пришла к прокурору и стала просить, чтобы меня сняли с этого дела. Сказала, что, если он этого не сделает, я уволюсь. Я еще удивилась, что Виктор Петрович не стал возмущаться, назначил другого следователя. Дело не афишировалось, и, насколько знаю, через неделю-другую его закрыли. Больше к этой теме не возвращались…
Турецкий иронично посмотрел на майора, который с каждой минутой становился все угрюмее.
- Ну что ж, Владимир Иванович, мне кажется, все понятно.
- Вы считаете, это она? - Майор нахохлился, выразительно кивнул оперативникам. - Простите, Евгения Владимировна, но нам придется вас задержать. Действуйте, ребята.
Следователь Ситникова стала стремительно зеленеть. Попятилась в комнату.
- Да что за бред, Владимир Иванович? Я ни в чем не виновата, я никого не убивала… да что с вами происходит?
Мрачный оперативник перекрыл ей путь к отступлению, Татарцев грубо схватил даму за локоть, чтобы не вырвалась. Дама тяжело и страстно задышала. Турецкий почувствовал вполне понятную неловкость. Возможно, он переборщил. Русская душа вообще отходчива.
- Но мы же не повезем ее в таком виде? - засомневался оперативник. - Товарищ майор, видимо, ей нужно переодеться?
- Стоп-стоп, ребята! - Турецкий выдвинулся на передний план. - Женщина не виновата, к чему такое усердие?
- Вы издеваетесь? - взревел, багровея, Багульник. - Но вы же сами сказали…
- Я сказал, что мне все понятно. Но я не говорил, что эта женщина убила пятерых и еще троих покалечила. Татарцев, да отстаньте вы от нее!
Татарцев сплюнул, злобно покосился на Турецкого, оставил женщину в покое. А та, точно хамелеон, продолжала менять раскраску. Теперь из зеленой она становилась бледно-розовой. Она сглотнула, сделала попытку улыбнуться.
- Я выяснил все, что хотел, - виновато улыбнулся Турецкий. - В официальной кабинетной обстановке Евгения Владимировна ни в чем бы таком не призналась. Не стану испытывать ваше терпение, господа милиционеры. Мы покидаем этот дом и едем к настоящему убийце. А дама нас простит. - Он подошел к женщине, шепнул ей на ухо: - Знаете, в чем секрет счастья, Евгения Владимировна? Сделать человеку плохо, а потом - как было.
Работники милиции, ворча под нос, покидали скромное жилище. Турецкий задержался.
- А вы жестокий, Александр Борисович, - пробормотала Ситникова. - Отомстили, да?
- Ну, разве самую малость, - Турецкий смущенно улыбнулся. - Хочу вас предупредить, Евгения Владимировна, в ближайшие полчаса не стоит совершать никаких телефонных звонков - это все прекрасно проверяется. Ложитесь спать - и приятных вам снов. Кстати, скажите по секрету - так, для общего образования, - кому, все же, Виктор Петрович передал дело по беспределу на строительном комбинате?
Он предупредил, что преступник может быть вооружен, а еще он очень хитрый, умный, изворотливый, и не мешало бы заблокировать всю территорию. А также обезопасить невиновного в доме. Однако все, естественно, пошло кувырком. Была глухая ночь, но следователь Шеховцова еще не спала. К моменту прибытия группы она находилась не в доме, а на летней кухне. Бог ведает, чем она там занималась, возможно, вспоминала в одиночестве свою неудавшуюся жизнь, но явление ее произошло очень некстати. Скрипнула дверь, и спустя мгновение взорам учиняющих засаду милиционеров предстала сутулая фигура, идущая по дорожке между грядками. Кто-то из милиционеров не успел присесть. Скрипнула штакетина. Женщина вскинула голову. Таиться дальше смысла не было.
- Извиняемся за ночной визит, Анна Артуровна, - громко сказал Турецкий, - но надо бы поговорить.
И тут ее нервы сдали полностью. Она ожидала чего-то подобного, она оттягивала этот момент, верила в него и не верила, а возможно, подсознательно ей именно того и не хватало. По тону Турецкого она поняла, что это конец. Взыграли противоречия в мятущейся женской душе. Она побежала в дом.
- Анна Артуровна, стойте, не надо этого делать! - крикнул Турецкий. - Давайте просто поговорим!
Но она уже взлетела на крыльцо, промчалась через веранду, хлопнула дверь, ведущая в дом. Милиционеры растерянно помалкивали.
- Ребята, вы неуклюжи, - заметил Турецкий. - Ну что ж, приступаем, как говорится, к плану "Б". У нас имеется план "Б"?
Группа захвата просочилась на территорию. Двое побежали в обход здания, взяли под контроль окна, двое встали у крыльца, пятый задумчиво уставился на крышу.
- Дьявол… - выругался Багульник. - Ну что ж, по крайней мере, уже понятно, что совесть у этой дамочки не чиста.
- И нервы ни к черту, - хмыкнул Турецкий. - Очень, знаете ли, майор, меня волнует вопрос, есть ли у нее оружие.
События снова выходили из-под контроля. Функции спецназа оперативникам провинциальной милиции были чужды в принципе. Пока они мялись - лезть ли в дом, или куда-нибудь позвонить, чтобы приехали ребята с навыками, - в доме происходили события. Кто-то завопил. Потом распахнулась дверь, и следователь Шеховцова вытолкнула за порог своего больного мужа. Мужчина сопротивлялся, умолял ее не делать этого, хватал за руки. Она ему что-то объясняла, плакала, потом просто толкнула, захлопнула дверь.
- Ну, слава богу, - пробормотал Багульник. - Хоть в заложники не стала брать собственного мужа.
Мужчина ухватился за косяк, сполз, завыл от боли и отчаяния. Татарцев бросился на помощь, помог ему спуститься с крыльца. Мужчина тяжело дышал, глотал слезы. Он плохо понимал, что происходит.
- Кто вы такие? - бормотал он. - Что вам нужно от моей Аннушки? Она золотая душа, что вы делаете, ироды?!
Сумбурный допрос пребывающего в прострации мужчины выявил, что у "золотой души" в руках был пистолет (он даже не знал, что в доме есть оружие) и выглядела она так, что лучше с ней не разговаривать. Он очень устал за день, примерно в девять вечера попил с женой чай, после чего его совсем разморило, он кое-как дополз до кровати…
- Могу представить, сколько снотворного она извела на мужа за эти годы, - шепнул Турецкий Багульнику.
- Вы знаете, что надо делать? - тот был растерян и сбит с толку. - Тупо штурмовать?
- Можно подождать, пока у нее кончатся продукты, - Турецкий пожал плечами, - и через месяц-другой возьмем, как миленькую. Пойду поговорю с ней.
- Постойте, вы куда, это опасно… - зашипел майор. Но Турецкий уже поднялся на веранду, отстранил растерянного оперативника, постучал. Нет у него больше времени. Опасно - это то, что сейчас думает родная жена в Москве.
- Анна Артуровна, стоит ли заниматься подобными глупостями? Пощадите себя и нас. Нам известно все, отпираться бессмысленно, не усугубляйте свою вину. Не хотите сдаваться, откройте дверь, я войду один, мы просто поговорим. Если вам надоест мое присутствие, я уйду.
Он ждал несколько минут, гадая, что бы еще банального сказать, на всякий случай отодвинулся от двери. Потом сработала задвижка, дверь приоткрылась, из полумрака прозвучал глухой голос:
- Входите один. Запритесь за собой. Держите руки так, чтобы я их видела.
Он сделал все, как она просила. Желание женщины - закон для джентльмена. Медленно вошел, тщательно заперся, вытер ноги, прошел через темную прихожую, остановился на пороге перед квадратной комнатой, где освещения было немного, но хватало. Окна были задернуты шторами, горела тусклая лампа. Женщина сидела в углу, в непритязательном кресле. Одна половина ее лица была освещена, другая не очень. В глазу блестела слеза, кожа на лице была стянута, отливала синью. Маленький пистолет смотрел своей дырочкой в лоб Турецкому. Кожа на лбу тут же зачесалась. Шансов провернуть что-то героическое у него точно не было. Даже уйти тем же путем…
- Справа от вас тумбочка, - тихо проговорила Шеховцова. - Медленно достаньте пистолет и положите на нее.
Он повиновался: медленно достал и положил. Она нахмурилась.
- Нет, не так. Выньте обойму, оставьте на тумбочке. А пистолет бросьте на кровать.
Он вновь повиновался: вынул, оставил, бросил.
Пистолет в руках следователя не изменил своего положения.
- Это конец, - пошутил Турецкий. - Где же пистолет? Повторяю, Анна Артуровна, все кончено. Вижу, у вас сдали нервы, и вы повели себя неадекватно - что нам, собственно, на руку. Все, что было собрано против вас, являлось косвенными уликами, но после того, что вы учудили в последние десять минут…
А ведь это не тот пистолет, из которого были убиты люди на озере, - отметил Турецкий. Тех убили из "беретты". А у дамы что-то… дамское.
- Что вам известно? - тихо вымолвила она.
- У вас была любовная связь с генералом Бекасовым. Вы учинили кровавую бойню на озере. У вас была связь с охранником Лыбиным - хотя, возможно, это была не связь, а одностороннее влечение к вам со стороны Лыбина, чем вы, естественно, воспользовались. Вы убили Регерта. Вы дважды покушались на меня позавчера - у вас нешуточно сдали нервы, вы всего боялись, особенно вас впечатлили слова, что я знаю имя убийцы. Ничего я не знал, Анна Артуровна. А вот теперь знаю. Вы стойкая женщина, но после всего, что произошло, вы уже не могли быть такой стойкой. У вас рухнула крыша. Стремление избавиться от меня стало навязчивой идеей. Затем вы затеяли эту бойню в гостинице полтора часа назад? Слава богу, все остались живы, хотя работница милиции в крайне тяжелом состоянии. Простите покорно, Анна Артуровна, но вы настоящая маньячка.
Слеза побежала по щеке. Она утерла ее свободной рукой.
- Вы многого не понимаете, Александр Борисович… Я потеряла дочь четыре года назад. Мне незачем было жить. Но после того, как я встретила Павла Аркадьевича… во мне все изменилось…
- Понимаю, - кивнул Турецкий. - Вы познакомились с ним, когда Виктор Петрович приватно попросил вас спустить на тормозах дело о строительном комбинате.
- Я любила его страстно, как никого прежде не любила… я любила его каждой клеточкой тела… это было какое-то наваждение… Проходил месяц, другой, полгода, год - я любила его все сильнее… Он стал смыслом моей жизни, мы встречались украдкой - в каких-то гостиницах, мотелях, пару раз я приезжала в Москву - только для того, чтобы с ним встретиться… Это было какое-то непрекращающееся наваждение… Я готова была сделать для него все, что он попросит…
- Павел Аркадьевич платил вам взаимностью?
- Да… - женщина бледно улыбнулась. - Я понимаю, возможно, его чувство не было таким сумасшедшим, он, прежде всего, прагматическая личность…
- Анна Артуровна, мы никуда не торопимся. Расскажите мне все, а я посмотрю, что мы сможем для вас сделать. Суд учтет смягчающие обстоятельства.
Она тихо засмеялась.
- Да бог с вами, какие смягчающие обстоятельства?.. Хорошо, будет вам исповедь, присаживайтесь, только медленно, и продолжайте держать руки так, чтобы я их видела. Можете позвонить начальнику милиции, стоящему за дверью, - скажите, чтобы пока повременили со штурмом…
Она закончила минут через двадцать, перевела дыхание. Слезы на глазах уже высохли, она печально смотрела на "благодарного" слушателя.
- Спасибо вам, Александр Борисович. Вы умеете не только интересно говорить, но и с интересом слушать. А сейчас, если вам не трудно, выйдите из дома.
Турецкий беспокойно шевельнулся.
- Вы обещали сдаться, Анна Артуровна.
- Александр Борисович, выйдите из дома, - повторила женщина. - Дайте мне несколько минут побыть одной. Потом я выйду и сдамся. У вас же нет вариантов, согласитесь? К сожалению, у меня уже нет смысла вас убивать… Неторопливо поднимитесь, возьмите обойму, пистолет, только не соединяйте их, умоляю, в одно целое - просто рассуйте по карманам. И уходите, уходите, дайте мне побыть одной.
Вариантов действительно не было.
- Вы не наделаете глупостей, Анна Артуровна?
- Да идите уж, - она раздраженно отмахнулась. - Больше, чем я наделала глупостей, уже не наделаю. Встретимся на улице, Александр Борисович.
Он вышел с горящей головой. На скрип двери взметнулись стволы.
- Господи, с вами все в порядке, - пробормотал Багульник. - Чем вы там занимались - один на один, с женщиной, ночью?
- Примеривал рясу священника, - отозвался Турецкий. - Не идет она мне.
- Что с Шеховцовой?
- Сейчас придет.
Хлопнул выстрел. Закричал мужчина во дворе, забился в истерике.
- Я же говорил, - пожал плечами Турецкий. - Вот она и пришла.
Он развернулся, потопал обратно в дом. Милиционеры, бряцая оружием, потянулись за ним. Ничего оригинального не произошло. Женщина по-прежнему сидела в кресле. Пистолет валялся под правой ногой. Незыблемое правило: мужчины стреляются в висок - чтобы наверняка, женщины в сердце - чтобы лицо в гробу смотрелось нормально. А оно смотрелось вполне нормально - глаза закрыты, губы плотно сжаты, слезинка, вытекшая из-под века, расползлась и блестела.
- Черт… - прошептал Багульник. - Как вы допустили такое, Александр Борисович?
- Я не мог отнять у нее оружие, - пожал плечами Турецкий. - Она обещала сдаться. Ох уж это женское вероломство… Может, и к лучшему, Владимир Иванович. Вы не слишком устали с вашими людьми? Предлагаю прокатиться до Горелок и сообщить семье покойного генерала радостное известие. Заодно и вы все услышите. А здесь пускай поработают криминалисты. Полагаю, сюрпризов больше не будет…
Этой ночью время, кажется, остановилось. Ночь не думала заканчиваться. Когда кортеж из трех машин добрался до Горелок, было только три часа ночи. Дом всполошился от резкого звонка в калитку. Примчался сонный охранник Константин, затрясся, впечатленный обилием мундиров. В дом вошли Турецкий, майор Багульник, оперативники Татарцев, Костромин - мужчина средних лет, задумчивый, неразговорчивый. Сбежала по лестнице, держась за перила, домработница Ольга в кофточке, наброшенной поверх ночной сорочки - щурилась от слепящего света, возмущалась. Турецкий отметил ее безукоризненную сексуальную привлекательность, вызванную не только пробуждением в три часа ночи. Спустилась обеспокоенная Инесса Дмитриевна в махровом халате, удачно скрывающем ее худобу, безутешная вдова Анастасия Олеговна - сильно взволнованная, со спутанными волосами, наспех одетая в шелковый домашний костюм. Спустился даже мальчик в полосатой пижаме - испуганно хлопал глазами, прятал руки в просторных карманах.
- Такой вот шум, а драки нет, - доброжелательно возвестил Турецкий. - Извиняемся за ночное вторжение, это не налет.
- Владимир Иванович, в чем дело? - Инесса Дмитриевна подбежала к майору. - Это, знаете, чересчур - врываться посреди ночи! Как вы можете идти на поводу у этого человека?
- Успокойтесь, Инесса Дмитриевна, - пробормотал майор. - Мы не с плохими новостями. Александр Борисович посчитал, что будет уместно сообщить вам уже сегодня.
- Что это значит? мать и дочь недоуменно переглянулись.
- Присаживайтесь, - разрешил Турецкий. - В этом холле удобные кресла и диваны. Не надо нервничать, Инесса Дмитриевна, Анастасия Олеговна и все остальные. Не надо чая, кофе. "А почему, собственно, не надо? - подумал он. - Ладно, переживу".
- Успокойтесь, дамы, мы нашли человека, который повинен в смерти Павла Аркадьевича, двух охранников и жителя деревни Корольково Регерта, - важно объявил Багульник. - Мы приехали лишь для того, чтобы сообщить вам об этом.
- Господи… - Анастасия Олеговна прижала руки к груди. Прихрамывая, она добралась до ближайшего кресла, села на краешек, пронзительно уставилась на Турецкого.
- Наконец-то, - выдохнула Инесса Дмитриевна, опускаясь на диван.
Нахмурилась домработница Ольга.
- Послушайте, господа милиционеры… и лично вы, Александр Борисович. Все это, конечно, очень мило, благодарим за хлопоты… но неужели приятные новости не могли потерпеть до утра?
- Вы тоже присаживайтесь, - предложил Турецкий. - И вы, Константин. Что вы мнетесь там на пороге? И вы, Леонид. Вы уже почти взрослый, можете послушать наравне со всеми.