- Ладно, - откашлялся Меркулов, - будем считать, что недоразумение разрешилось. Теперь ты убедился, что правоохранительные органы Мжельска работают на всю мощность.
- Лучше бы они вообще не работали, - проворчал Турецкий.
- Тебя не успели обидеть?
- Нет, но они пытались…
- Хорошо. Привет прокурору, - Меркулов снова развеселился. - А убивец Звонарев, на которого разосланы ориентировки по всем прилегающим к столице регионам, действительно местами смахивает на тебя. Такой же элегантный плейбой, и ростом природа не обделила. Если где-нибудь увидишь, то хватай и вяжи. Правоохранительные органы тебе за него, конечно, премию не выпишут, но если ты его сдашь митинским ребятам - а у них "горячий телефон доверия" в развлекательном центре "Олимпия" на Варшавке, - то отхватишь за него баксов сто. Я имею в виду, в тоннах - после отчисления НДС и в пенсионный фонд.
- Да иди ты, - буркнул Турецкий и вернул трубку прокурору.
- Простите, ради бога, Александр Борисович, - бормотал побелевшими губами Сыроватов. - Произошло роковое недоразумение…
- Так просто не отделаетесь, Виктор Петрович, - погрозил пальцем Турецкий. - Что с воза упало, не вырубишь, как говорится, топором. Ваше счастье, что у меня есть чувство юмора. Действуйте, не век же мне сидеть на вашей шконке!
- Кретины безмозглые, кого вы взяли?! - завопил прокурор, выскакивая из камеры. - Только не говорите, что успели сообщить в Москву!
Турецкий засмеялся, забросил руки за голову, вытянул ноги. Коротковата была шконочка. Он повернул голову, приоткрыл один глаз. Сконфуженный охранник на цыпочках удалился из камеры. Отлип от стенки второй, сделав сложное лицо, убрался вслед за коллегой. Дверь осталась открытой. В коридоре бушевала буря. Оправдывался Багульник, уверял, что непременно накажет "отличившихся", что все исправит, обычная милицейская работа…
- И как с такими работать? - пожаловался на "поднадзорных" Сыроватое, вновь возникая в камере. Сел на краешек полки, достал платок, вытер взопревший лоб. - Простите еще раз, Александр Борисович, недоглядели, каемся, исправим, все сделаем для вас в лучшем виде…
- Приступайте, Виктор Петрович, к ликвидации последствий этого карнавала, - лениво пробормотал Турецкий. - Надеюсь, мои справедливые требования вас не шокируют? Мне нужна моя машина. Через час она должна с заклеенными шинами и полным бензобаком стоять перед парадным входом. А лучше полностью заменить колеса на равноценные - предпочитаю резину фирмы "Бриджстоун". Это не слишком накладно для городского бюджета?
- Да, да, разумеется, Александр Борисович, - прокурор кивал, как китайский болванчик. - Это наша ошибка, мы ее немедленно исправим. Взыщем с оперативников. Я позвоню в городской автосервис - у них есть дежурная смена…
- Лучший номер в местной гостинице - со всеми, разумеется, удобствами… можно без девочек. И лично вас на беседу - со всей информацией об обстоятельствах преступлений, о проделанной работе и соображениях, если таковые, конечно, есть. Рабочий день продолжается, Виктор Петрович. Сделали из мухи слона - так кормите его. Надеюсь, мои требования не чрезмерные?
- Что вы, конечно, конечно, все будет, - заволновался Сыроватов. - Насчет гостиницы я давно распорядился. Это наша внутриведомственная гостиница… Насчет ужина тоже не беспокойтесь. Можете выходить, Александр Борисович, вас никто не задержит. Получите веши, подождете меня у входа, хорошо? Мне нужно забежать в одно место…
Прокурор выкатился колобком, а Турецкий закрыл глаза. Он уже практически забыл, зачем сюда приехал…
Дежурный, тщательно пряча глаза, выдал личные вещи. Попросил пересчитать наличность, чтобы у выходящего на свободу (с чистой совестью) не было претензий к органам. Турецкий рассовал пожитки по карманам, прохладно распрощался с дежурным, направился к выходу. Из-за поворота вырулил озабоченный лейтенант Извеков, хмуро глянул на Турецкого, демонстративно отвернулся.
- Извиняться, стало быть, не надо, - не сдержался Турецкий.
А вот Извеков сдержался. Собрался что-то выпалить из всех стволов, но скрипнул зубами, молча проследовал мимо. Зарплата у них тут маленькая, догадался Турецкий, за такие деньги положено не только не работать, но и немножечко вредить. Он посмотрел на часы. Девять вечера, рабочий день давно закончился. Скоро новый начнется.
- Послушайте, любезный, - он обернулся к дежурному и кивнул на коридор, - если я пойду туда, опять попаду в тюрьму?
- Попадете, - согласился лейтенант. - Здание старое, состоит из двух корпусов. В одном изолятор временного содержания, в другом - районное управление. Если хотите попасть на улицу, идите вон туда, - дежурный некультурно ткнул пальцем.
- Вы столь любезны, - раскланялся Турецкий.
Над крыльцом горел фонарь, а вокруг него уже роились первые майские мошки. На улице стремительно темнело. А ведь это не Москва, констатировал Турецкий, воздух здесь другой, не московский. Словно поднялся на невысокую гору - плотность воздуха практически та же, но уже без копоти, свинца, прочих гнетущих составляющих. Где-то далеко прокукарекал петух - сигнал к отбою в курятнике. Перед зданием районного управления стояли несколько машин - два "Уазика" и смешной доисторический "РАФ" - на борту в свете фонаря поблескивала надпись "Передвижной пункт милиции". В нескольких кабинетах на втором этаже горел свет. Что-то трещало у дежурного, в открытую форточку было слышно, как монотонно бубнит мужчина. Турецкий прислонился к круглому столбику, достал сигаретную пачку. В паре метров расположился стенд "Их разыскивает милиция". Подходить туда не хотелось - милиции надо, пусть сама и разыскивает…
- Прикурить позволите? Или табачок теперь врозь? - прозвучал насмешливый женский голос. Турецкий вздрогнул. Он не заметил, как из здания вышла женщина в просторном брючном костюме и с тряпочной сумочкой на плече. Она возникла в свете фонаря, потянулась к его горящей зажигалке. Он машинально дал ей прикурить, подождал, пока займется плотно скрученный табак. Она подняла на него блестящие глаза. Половина лица пряталась в сумраке, по другой плясали электрические отблески. Она была аккуратно коротко пострижена, щекастое личико, маленький нос-пуговка, смешливый взгляд. Ногти без маникюра. Красоткой эта дамочка, определенно, не являлась, но обаянием могла похвастаться.
- А мы знакомы? - поинтересовался Турецкий.
- Сейчас, подождите. - Женщина откашлялась, настроилась и вдруг исторгла неприятным высоким голосом: - Ну, что, красавчик, развлечемся?
- О, черт… - Он чуть не оступился с крыльца. - Так вот вы какая в жизни, девочка с картины Пикассо… Браво.
- Зубы вкривь, глаза вкось, рыжая, как апельсин… - она сдержанно рассмеялась. - А какие они, Александр Борисович, - девочки с картины Пикассо?
- Ну… - Турецкий замялся. - Скажем так, весьма своеобразны. Вроде того, что вы сказали - зубы, глаза, прическа… Вам славно удалась роль невезучей проститутки. Однако, с моей дилетантской точки зрения, вы немного перегнули.
- Но у вас же не возникло сомнений? - Она лукаво склонила головку. - Приняли меня за первую клюшку двора, осваивающую новые просторы?
- Да уж не за первую ракетку мира. - Он негромко, но с удовольствием рассмеялся. Женщина подхватила.
- Что поделать. Весь мир - театр, вся жизнь - борьба за роли. Эльвира Буслаева, - она протянула руку. Рукопожатие оказалось твердым, в сущности, даже не женским. - Младший лейтенант, оперуполномоченная местного отделения уголовного розыска. Прошу прощения, Александр Борисович, за все, что я сегодня натворила.
- Принимается, Эльвира… - Он засмущался, почувствовал, как заалели уши - ведь она еще не выпустила его руку. - Вы-то в чем виноваты?
- Вина исключительно моя и больше ничья. Мы работали по наркопритону в Зубатове. Нельзя сказать, что мы тут совсем ничего не делаем. Отсюда и костюм. Собиралась домой, а тут - вы на автозаправке. Вспомнила вчерашнюю ориентировку. Что бы там ни говорили, но вы, Александр Борисович, - вылитый Звонарев. Забросила удочку, вроде похож. Машина - "Ауди", та самая, из ориентировки. А тут еще ваша Рига, будь она неладна. Неудачно пошутили? Что мне оставалось делать? Связалась с руководством, сказала, что тип, похожий на Звонарева, движется по шоссе в сторону Мжельска. Схватила первую попавшуюся машину, пристроилась вам в хвост. Такая вот история. А что вы здесь стоите, Александр Борисович? Податься некуда?
- Прокурора жду. Вы домой?
- Да, хватит уж на сегодня. До подушки доползу, а утром снова в бой. Ночь, как всегда, пролетит незаметно. До встречи, Александр Борисович. Вы же не уедете из нашей дыры просто так?
- Пока побуду. Еще встретимся. Можете подождать, Эльвира. Сыроватов божился, что пригонит мою машину. Отвезу вас домой.
- Сами ждите, - фыркнула девушка. - Мне тут пару кварталов. А у вас еще беседа с прокурором - ведь так?
- Так, - признался Турецкий, - А вы правда считаете, что Рига в Эстонии?
- А где? - Эльвира звонко засмеялась. - Может, в Литве?
Девушка спрыгнула с крыльца, зацокали каблучки, и вскоре темнота поглотила женскую фигуру. Турецкий покосился на кусты, чернеющие за парковкой. Пока курил, из здания удалились еще несколько человек. Завелся "УАЗик", вернее, сделал попытку завестись, водитель вылез из кабины, пнул в сердцах по колесу:
- Ломается, зараза, как девочка… Ладно, завтра посмотрю, - и пешим ходом пустился за своими.
Минут через пятнадцать во двор въехала легковая машина. Водитель встал недалеко от кустов, погасил фары. Турецкий с умилением опознал родные формы. Выбросил сигарету, зашагал к машине. Водитель выбрался, придирчиво уставился на него.
- Это ваша машина?
- Моя, - признался Турецкий. - Все сделали?
- Да, я с автосервиса. Поставили новый "Бриджстоун", к сожалению, не успели отбалансировать, но при езде почти не чувствуется… Вы Турецкий?
- Так точно. Александром Борисычем мама назвала. Если хотите, могу показать документы.
- Не надо, Виктор Петрович описал вас, держите ключи. С вентилятором у вас что-то не в порядке…
- Переживу. Спасибо.
Он прошелся вокруг машины, попинал новую резину. Нет худа без добра. Хотя колеса могли бы и поплотнее надуть. Он сел в машину, завел двигатель, послушал его размеренную работу, включил в салоне свет, нагнулся, отодвинул коврик, забрался в скрытый от взора постороннего тайничок под коробкой передач. Тайничок ему варганил мастер на все руки в гаражах за Измайловским парком, уверял, что ни одна собака отыскать его не сможет. Не зря уверял. Он выключил свет, извлек, затаив дыхание, из тайничка девятимиллиметровую "Беретту" с магазином на девять патронов. Всякий раз, когда он брал ее руки, испытывал двоякое чувство. С одной стороны, ты уже не один, а с другой… Он спрятал пистолет, закрыл тайник, вышел из машины. Здание милиции погрузилось в темноту, как в воду. Свет оставался только в дежурке, да еще за шторой в угловом окне второго этажа - засиделся какой-то трудоголик. Он приблизился к кустам. Они стояли плотной стеной сразу за бордюром. Пакостное ощущение, что кто-то там сидит и пристально на тебя смотрит…
Кому там не нужна публичность? Он потряс головой, прогоняя наваждение. Какой дурак спрячется в кустах рядом со зданием милиции?
Резкий шум отвлек его от праздного созерцания. Загремело железо - словно шаман яростно затряс ведро с болтами и гайками. Сверкая фарами, к зданию милиции подкатил разлаженный "жигуленок". Из машины выбрался прокурор Сыроватов, засеменил к крыльцу. Взлетев на ступени, встал как вкопанный, извлек сотовый телефон, задумчиво на него уставился.
- Виктор Петрович? - Турецкий материализовался из темноты, прокурор попятился как от нечистой силы. Шумно вздохнул, опустил руки.
- Склероз не жена, Виктор Петрович, к другому не уйдет, - упрекнул Турецкий.
- Да нет, я помню про вас, Александр Борисович, еще как помню, - забормотал прокурор. - Закрутился, неприятность у нас на спасательной станции… Машину привезли? Вот и славно. - Замордованный делами прокурор стал усиленно растирать лоб. - Насчет гостиницы я уже договорился, администратор ждет…
- Вы страшно заняты, - подметил Турецкий. - Не терзайтесь, обойдусь без поводыря. Объясните, как проехать, а закончите с делами - милости просим.
- Да, правда? - обрадовался Сыроватов. - Простите, Александр Борисович, действительно закрутился…
Он долго и путано объяснял, как проехать к гостинице. Похвастался, что местный постоялый двор расположен почти на берегу Волги и с третьего этажа открывается чарующий вид на Мжельск и его окрестности. Потом, впрочем, поправился, что жить командированному придется на первом этаже, потому что в здании ремонт, и наслаждаться окрестностями Мжельска он будет в другой раз, если появится, конечно, желание приехать сюда вторично. Схватил зачем-то его руку, потряс и исчез в здании.
И откуда что берется? Опять ничем не обоснованное чувство, что из глубины кустарника за ним с интересом наблюдают. Он пересилил желание немедленно погрузиться в машину и врезать по газам. Закурил сигарету, наступил на бордюр, пристально уставился в темноту. Чепуха, не может быть. Это просто смена обстановки, удаление от дома, прочая паранойя, связанная с известными событиями… Он затаил дыхание, превратился в тонкий слух. И сразу услышал, как где-то далеко проехала машина, в дежурке надрывается телефон, ветер дует порывами, болтается раскрытая форточка. Шорох в кустах, зашуршали лапки, что-то пискнуло…
Продолжаем деградировать, Александр Борисович? Вам срочно нужно выпить. Вы уже со вчерашнего дня ничего не пили…
Из путаных объяснений прокурора явствовало, что главной улицей в городе является Большая Муромская. Она делит город на западную и восточную части. А Волга, протекающая примерно посередине, расчленяет его еше пополам - на север и юг. Северная часть так и называется Северной, а южная - Токаркой, благодаря наличию на ней скончавшегося в девяностые годы завода по производству токарных станков. На южной стороне городские прелести, включая магазины, парочку ресторанов и прочие более-менее пригодные для обитания кварталы, сосредоточены вокруг знаменитого памятника "катюше", который власти худо-бедно поддерживают в "товарном" виде. А на северной - вокруг Центрального рынка, местного форпоста цивилизованной жизни. Здесь же - парк культуры и отдыха, краеведческий музей, кинотеатр, который несколько лет назад пытались отправить на слом, но закончились деньги и весь этот хаос отдали коммерсантам, которые устроили в кинотеатре полигон для игры в пейнтбол. Здесь же находились городская администрация, прочие властные структуры, включая милицию. Гостиница же дислоцировалась в тех краях, где улица Большая Муромская встречалась с Волгой-матушкой (правда, здесь великая река больше напоминала детеныша). Турецкий сделал круг почета по главной городской площади, украшенной каменными мутантами в касках, особенно зловеще смотрящимися в лучах подсветки. Покатил на юг по Большой Муромской, свернул налево перед въездом на мост. Машин почти не было - после десяти вечера в этом городке просто некуда было ехать. Влево, вправо, плутал среди бесформенных строений, вырулил к безвкусной трехэтажной коробке, единственной гостинице в райцентре (не требующей, в этой связи, даже названия), которая и имела пристройку - так называемый "постоялый двор высшего разряда".
На электрическом освещении здесь решительно экономили. Дверную ручку в тамбуре пришлось искать, двигаться мелкими шажками, чтобы не стала сюрпризом крутая лестница в холл…
Он не стал высказывать свои недовольства и пожелания. Администратором была усталая полная женщина с хриплым голосом и расплывшейся по черепу завивкой. Она представилась Антониной Андреевной и в грубоватой форме приказала следовать за ней. Да, она в курсе, что должна предоставить постояльцу лучший из пустующих номеров (а пустуют, в принципе, все), она сделала все, что было в ее силах, и пусть уши от стыда горят не у нее, а у того, кто разворовывает деньги, выделяемые городским бюджетом на поддержание в норме этого несчастного заведения.
- Спасибо, любезная Антонина Андреевна, - проникновенно поблагодарил Турецкий. - Я не привередлив. Вода течет? Стены не рушатся? Ну и славно. Давайте ключи и можете заниматься своими делами.
Он мрачно смотрел, как женщина, тяжело переваливаясь из стороны в сторону, уходит на свое рабочее место. По ее словам, до приезда Турецкого был занят лишь один номер - важным чиновником из департамента строительства областной администрации. Но проживал тот в противоположном конце коридора. Он настороженно покосился по сторонам, вставил ключ в замочную скважину. Пистолет, наверное, можно было взять с собой, не оставлять на ночь в машине. Сомнительно, что он вторично подвергнется атаке правоохранительных органов…
Он чудовищно устал за этот день. Бросил сумку на кровать, сел в кресло, стал разглядывать свои апартаменты. Номер явно не президентский. Чисто, убрано, но без изысков - обстановка в духе неприхотливых семидесятых. Квадратная кровать (с намеком на "тайный" список дополнительных услуг), миниатюрная софа, два кресла, журнальный столик, телевизор, DVD-проигрыватель. Что еще нужно для отдыха одинокому мужчине? Он задернул шторы, побрел в ванную, где имелся белый "друг человека", кафель в тон унитазу, коврик, отделанная акрилом ванна, безразмерный банный халат. С опаской посмотрел на кран. Опасения не подтвердились - кран для виду поупрямился, порычал, полилась коричневая вода, за ней желтая, потом прозрачная. Если в кране нет воды - это, стало быть, подъемный кран…
Он как чувствовал, что его подкараулят именно в ванной - взял с собой телефон.
- Ты в сознании? - поинтересовался Меркулов.
- Моюсь я, Костя…
- О, я слышу рев водопада. Ты один?
- С телефоном.
- То есть все нормально. Ну что ж, не буду тебя сегодня отвлекать.
- Все, Костя, достаточно, больше не звони, - раздраженно бросил Турецкий. - Из камеры я благополучно убыл, начинаю работу на благо отчизны и лично господина Генерального прокурора. Позвони Ирине, скажи, что у меня все в порядке… надеюсь, ты ей ничего не говорил о моем насильственном задержании?
- Каюсь, вырвалось, - смущенно признался Меркулов. - Но Ирина Генриховна сильная женщина. Она мужественно выдержала эти страшные новости. Не трусь, Турецкий, я поставил ее в известность уже после того, как все разрешилось.
- Гад же ты, - сказал Турецкий, выключил телефон и бросил его на корзину для белья.
Момент появления районного прокурора чудесно совпал с моментом засыпания. Турецкий завернулся в халат и побрел открывать, протирая глаза.
- Извините, Александр Борисович, вы уже отдыхать легли… - Прокурор мялся под дверью, держа перед собой увесистые пакеты - выглядывал из них, как из амбразуры. - Просто я решил… но ведь вы сами просили зайти.
- Не просил, а требовал. - Турецкий распахнул дверь. - Милости просим, Виктор Петрович. Поспим в другой раз.
Развалившись в кресле, он смотрел из-под прищуренных век, как прокурор выгружает на журнальный столик содержимое пакетов. Стоило признать, что не все безнадежно в здешнем королевстве. Дорогой коньяк в праздничной упаковке, нарезки мяса, фасовка груш, какие-то сыры, куриные "карачки" в кляре, складные походные стаканы.