Таким образом, законы о сохранении ресурсов следует рассматривать и как способ наделения монопольными привилегиями. Примечательным примером является политика американского правительства, которое с конца XIX в. осуществляет "резервирование" значительных участков "общественной собственности", т.е. государственных земельных владений. Резервирование означает, что государство оставляет землю в своей собственности и отказывается от прежней политики гомстеда, при которой у переселенцев была возможность занимать участки и обращать их в свою собственность. В частности, государство зарезервировало за собой леса, явно исходя из соображений сохранения. А к чему приводит изъятие из хозяйственного оборота значительных лесных участков? Возникает монопольная привилегия и основанная на ограничении цена на лесные участки, оставшиеся в частной собственности, и на получаемые с них лесоматериалы.
Мы видели, что ограничение предложения рабочей силы ведет к повышению уровня заработной платы у привилегированных групп рабочих (а рабочие, потерявшие работу из-за чрезмерной величины ставок зарплаты, установленной по требованию профсоюзов, иммиграционных ограничений или лицензирования, должны искать менее оплачиваемую и менее производительную [value-productive] работу в других местах). С другой стороны, монопольные или квазимонопольные привилегии для производителей инвестиционных или потребительских товаров создают условия для назначения монопольных цен только при определенной конфигурации кривых спроса на продукцию отдельных фирм, а также их издержек. Поскольку фирма может по желанию сокращать или расширять свое предложение, она делает это, понимая, что, уменьшая производство для достижения монопольной цены, она одновременно должна снизить общий объем проданных товаров. Рабочему не приходится обременять себя такого рода соображениями (если не считать ничтожных колебаний спроса на продолжительность рабочего дня каждого отдельного рабочего). А что можно сказать про землевладельцев, оказавшихся в привилегированном положении? Достижима ли для них цена, основанная на ограничении, или монопольная цена? Главная характеристика земельного участка заключается в том, что никаким трудом его нельзя расширить, а если бы это оказалось возможным, мы имели бы дело с капитальными товарами, а не с земельным участком. То же самое верно и в случае труда, предложение которого приходится считать неизменным (если не учитывать очень дальней перспективы). Поскольку ресурсы труда нерасширяемы (если, как было отмечено, не увеличивать продолжительность рабочего дня), вводимые государством ограничения - на использование детского труда, труда иммигрантов и пр. - обеспечивают повышенный (за счет ограничения) уровень заработной платы для остальных работников. Производство инвестиционных или потребительских товаров может быть увеличено или уменьшено, так что наделенной привилегиями фирме приходится считаться со своей кривой спроса. Но земля нерастяжима, и создание ограничений на вовлечение земли в хозяйственный оборот поднимает цену оставшихся в эксплуатации земель выше цены свободного рынка. То же самое относится к невозобновляемым природным ресурсам, которые рассматриваются наравне с землей как ресурсы, запасы которых невозможно увеличить. Если государство выводит за пределы рынка какую-то часть земель или природных ресурсов, оно тем самым снижает объем рыночного предложения и неизбежно создает возможности для получения монопольного выигрыша и повышения за счет ограничения цен на землю (или ресурсы) остальных владельцев земли и ресурсов. Законы о сохранении ресурсов, помимо всего прочего, выводят из оборота удобные для обработки земли и вовлекают в оборот субпредельные участки. Это ведет к понижению предельной производительности труда, а значит, к общему падению жизненного уровня.
Вернемся к государственной политике резервации лесных участков. Это обеспечивает цену, основанную на ограничении, и монопольный выигрыш для участков, оставшихся в пользовании. Рынки на земельные участки специфичны и не так сильно взаимосвязаны, как рынки труда. В силу этого особенно сильно возрастают цены на участки, конкурировавшие или способные конкурировать с "зарезервированной", т.е. выведенной из оборота, землей. В случае американской политики консервации земельных ресурсов особенно выиграли: а) железные дороги западных штатов, которые безвозмездно получили от государства значительные земельные наделы; б) владельцы лесных участков. Железнодорожные компании получали от государства земельные наделы, намного превышающие потребности собственно железнодорожного строительства: "полоса отчуждения" составляла по пятнадцать миль с каждой стороны от железнодорожного полотна. Государственная политика резервации общественных земель сильно повысила доходы железных дорог от продажи этих земель новым переселенцам. Таким образом, железные дороги получили еще один подарок от государства, на этот раз в форме монопольного выигрыша за счет потребителей.
Железные дороги отлично понимали, какие выгоды сулят им законы о сохранении природных ресурсов. Фактически именно железные дороги финансировали все движение за охрану ресурсов. Пеффер пишет: "Были несомненные основания обвинить железные дороги в том, что они были заинтересованы в отмене [различных законов, обеспечивающих быструю передачу общественных земель в собственность частных поселенцев]. "Национальная ассоциация ирригации земель", которая оказывала самую пламенную поддержку движению за пересмотр законов о земле, в значительной степени финансировалась трансконтинентальными железными дорогами и железными дорогами Рок-Айленда и Барлингтона (при общем годовом бюджете 50 тыс. долл. она получала от железных дорог 39 тыс. долл.). Требования этой ассоциации и железных дорог, озвучивавшиеся Джеймсом Д. Хиллом [видным железнодорожным магнатом], почти всегда шли дальше, чем требования [виднейших деятелей движения за консервацию природных ресурсов]".
Владельцы лесных участков также понимали, какую выгоду принесет им "сохранение" лесов. Сам президент Теодор Рузвельт объявил, что "именно крупные лесопромышленники являются застрельщиками движения за сохранение лесов". Как заявил один из исследователей проблемы, "производители пиломатериалов и владельцы лесосек… уже к 1903 г. нашли полное взаимопонимание с Гиффордом Пинчотом [лидером движения за сохранение лесов]… Иными словами, государство, запретив хозяйственное использование общественных лесов, помогало поднять стоимость частных лесосек".
3.3.14. Патенты
Патент - это монопольная привилегия, даруемая государством первооткрывателю какого-либо изобретения. Некоторые защитники утверждают, что патенты - это вовсе не система монопольных привилегий, а просто права собственности на изобретения или даже на "идеи". Но в либертарианском праве (своде законов свободного рынка) любые права собственности защищаются безо всяких патентов. Если кто-то придумал идею или совершил открытие, которое потом было украдено из его дома, это акт воровства, наказуемый в соответствии с законом. С другой стороны, патенты нарушают права собственности тех, кто независимо повторил уже сделанное кем-то открытие или изобретение. Закон запрещает этим запоздавшим изобретателям и новаторам разрабатывать собственные идеи и пользоваться своей собственностью. Более того, в условиях свободного рынка изобретатель может продавать свое изобретение, снабжая его собственным знаком "авторского права", что сделает перепродажу этого продукта или его копии незаконными.
Таким образом, патенты представляют собой скорее посягательство на права собственности, нежели их защиту. Фальшивость аргумента, что патенты защищают авторские права на идеи, доказывается тем фактом, что не все, а только определенные типы оригинальных идей, определенные типы нововведений признаются заслуживающими патентования. Множество новых идей считаются недостойными патентной защиты.
Другой распространенный аргумент в пользу патентов заключается в том, что "общество" просто заключает с изобретателем договор о покупке его "тайны", так что "общество" сможет воспользоваться его изобретением. Но, во-первых, "общество" могло бы выдать изобретателю субсидию или просто купить его изобретение; совсем не обязательно мешать всем последующим независимым изобретателям извлекать пользу из собственных похожих изобретений. Во-вторых, в свободной экономике никто не мешает любому частному лицу или группе лиц купить тайну изобретения непосредственно у автора. И никакие патенты для этого не нужны.
Среди экономистов самый популярный аргумент в пользу системы патентования носит утилитаристский характер: нужна патентная защита изобретений в течение ряда лет, чтобы стимулировать вложение достаточных средств в изобретение и разработку новых процессов и видов продукции.
Это весьма странный аргумент, потому что немедленно возникает вопрос: каковы количественные критерии того, что вложения в исследования "слишком велики", "недостаточны" или достаточны? Ресурсы общества ограничены и могут быть использованы для достижения бесчетного числа альтернативных целей. Каковы критерии, позволяющие заявить, что расходы в таком-то направлении "избыточны", в таком-то "недостаточны" и т.п.? Некто замечает, что инвестиции в экономику Аризоны незначительны, а в Пенсильвании очень велики. Тем самым он утверждает, что Аризона заслуживает "бóльших инвестиций". Но каковы критерии, позволяющие это утверждать? У рынка есть рациональный критерий: максимальный доход и максимальная прибыль, потому что они всегда являются наградой за наилучшее удовлетворение потребителей. Этот принцип наилучшего удовлетворения потребителей управляет внешне таинственным механизмом рыночного распределения ресурсов: сколько выделить одной фирме или другой, сколько вложить в одну область или в другую, в производство одних товаров или других, в производство для настоящего или для будущего, в исследования или в другие направления капиталовложений. У наблюдателя, критикующего этот механизм распределения, не может быть рациональных критериев для критики; он по необходимости исходит из произвольных и субъективных принципов. Это особенно верно по отношению к критике производственных отношений в отличие от вмешательства в потребление. Кто-то распекает потребителей за то, что те слишком много тратят на косметику, и в этой критике - верной или надуманной - может быть свой резон. Но думающий, что таким-то образом следует использовать не столько-то ресурсов, а больше или меньше, или что компании "слишком велики" или, напротив, "недостаточно велики", или что на исследования и разработки расходуется слишком много или слишком мало, заведомо не располагает никакими рациональными критериями для такого рода суждений. Короче говоря, бизнес производит для рынка и ориентируется при этом на оценки потребителей. Внешний наблюдатель, если ему угодно, может критиковать оценки потребителей - хотя при попытке изменить структуру потребления он непременно принесет им потерю полезности, - но у него нет разумных оснований для критики методов распределения факторов производства, обеспечивающих достижение целей, наиболее желанных для потребителей.
Запас капитала, подобно запасам всех других видов ресурсов, ограничен, и его приходится распределять между разными направлениями использования, в том числе и на проведение исследований. Участники рынка устанавливают объем расходов на нужды исследований с учетом расчетов предпринимателей на максимальную будущую прибыль. Субсидирование научных расходов ограничивает возможности производителей и потребителей получать удовлетворение.
Многие защитники патентной системы убеждены, что сама по себе рыночная конкуренция не создает достаточных стимулов для освоения новых процессов и что в сфере инноваций нужна поддержка и направляющая воля государства. Но рынок принимает решения о темпе внедрения новых процессов точно так же, как о темпах индустриализации новых географических районов. Собственно говоря, этот аргумент в пользу патентов очень схож с аргументом "младенческой отрасли", нуждающейся в таможенной защите. Смысл обоих аргументов в том, что рынок не справляется с процессом создания и освоения новых технологий. Ответ тот же: люди должны сами находить баланс между более высокой производительностью новых процессов и издержками их внедрения, в составе которых нужно учитывать и отказ от возможностей, предоставляемых старыми, уже освоенными процессами. Создание особых привилегий для нововведений ведет к преждевременному списанию уже существующих ценных производств и оказывается дополнительным бременем для потребителей.
Нельзя считать самоочевидным даже то, что патенты стимулируют абсолютный рост расходов на исследования. Зато можно с определенностью утверждать, что система патентной защиты искажает распределение ресурсов между различными направлениями проводимых исследований. Верно, что первооткрыватель получает выгоду от патента, но бесспорно и то, что все его конкуренты оказываются на многие годы исключенными из исследований в сфере, покрываемой патентом. А поскольку на полученном патенте можно "строить" все новые и новые, покрывая целую область деятельности, это окончательно отбивает у конкурентов охоту работать в данной отрасли. Более того, даже обладатель патента может надолго потерять интерес к дальнейшим исследованиям в этой области, потому что привилегия, гарантирующая, что никакие конкуренты не смогут вторгнуться в его владения, позволяет ему весь срок действия патента почивать на лаврах. В силу отсутствия конкуренции исследования могут просто заглохнуть. Получается, что расходы на исследования чрезмерны на ранних стадиях, пока еще ни у кого нет патента, и слишком малы в период после получения патента. К тому же некоторые изобретения считаются патентуемыми, а другие нет. Система патентной защиты искусственно стимулирует проведение исследований в областях, считающихся патентуемыми, и столь же искусственно их ограничивает в областях, считающихся непатентуемыми.
Арнольд Платт подытожил проблему конкуренции в сфере исследований и разработок: "Невозможно предположить и то, что, если предприниматели утратят монополию на использование изобретений, изобретатели останутся без работы. Сегодня бизнес использует их для получения непатентуемых изобретений, и причина здесь не только в прибыли, обеспечиваемой технологическим превосходством. В ситуации активной конкуренции… никакое предприятие не может допустить отставания от конкурентов. Репутация фирмы зависит от ее способности держаться впереди, первой выдвигать на рынок плоды технических усовершенствований и первой предлагать более дешевые товары".
Наконец, сам рынок предлагает простой и эффективный способ действий для тех, кто считает, что определенное направление исследований финансируется недостаточно: всякий волен взять эти расходы на себя. Тот, кто желает, чтобы делались новые изобретения, может объединиться с единомышленниками и оплатить разработки в любой интересующей их области. Поступив таким образом, они в качестве потребителей увеличат финансирование исследований. При этом им не придется принуждать других потребителей жертвовать чем-либо, наделяя изобретателей монопольными правами и искажая размещение рыночных ресурсов. Их добровольные расходы окажутся частью самого рынка и помогут выразить конечные оценки потребителей. Более того, при таком подходе не перекрывается путь для позднейших изобретателей в этой области. Сторонники прогресса и изобретательства смогут достичь своих целей, не обращаясь к помощи государства и не возлагая дополнительные тяготы на массы потребителей.