- Как же болтовня, товарищ старший лейтенант? Краснова-то убили, стало быть, осталось ему теперь вдову из ее дома выгнать, и дело - в шляпе. Можно полковнику вселяться. Справа - свой, а слева - своя. Разве не так? Вот и будет тогда называться эта улица - Крохалевской. Или Сутягинской, на выбор, кому как нравится, - Гордеев сказал это таким тоном, чтобы слова его сошли за шутку.
Но в смехе молодых офицеров милиции Юрий Петрович расслышал другие интонации: заметно было, что им определенно не нравилось то, что происходит у них в отделе. Выходит, у Крохалева и оппозиция есть, не всех, значит, он прижал здесь к ногтю.
- Не знаю, как про улицу, - дежурный сердито насупился. - А вы, если у вас дело к Прыгину, так и идите. А если своего искать собираетесь, то езжайте в Дорогобуж. Там изолятор, наверное, туда и отвезли. Мы не в курсе. У нас изолятора нет, есть "обезьянник", но там сейчас пусто. До вечера.
- А по вечерам бывает людно? - засмеялся Гордеев, чтобы разрядить обстановку.
- Как везде, - ответили оба милиционера. - Мелочевка с автовокзала… Бомжи, карманники…
- Неужто даже карманников ловите? - адвокат удивленно поглядел на "молодежь". - Ничего себе, так это ж самый "трудный" преступник! Только за руку и можно взять! Ну, мастера, молодцы, примите мое поздравление. Я - в прошлом следователь Генеральной прокуратуры, знаю, почем с ними фунт лиха.
- В Генеральной прокуратуре? - теперь удивился "младший". - А чего ж ушли? Или того, поперли? - он смешно ощерился.
- Нет, мужики, я их сам послал, было такое время в стране, когда она еще страной была, вы уже не застали его, слава Богу. Разгоняли всех, кто умел работать. А многие сами ушли. Кто в адвокатуру, кто в охранники, а кто в частные сыщики.
- Было! - усмехнулся второй. - Будто сейчас не то!
- Васин, ты бы шел работать! - дежурный с осуждением высунулся из окна. - Чего стоите-то? Двигайте на свою "землю"!
Те повернулись и ушли, не прощаясь. Понял и Гордеев, что ему дальнейшие разговоры тоже ни к чему. Главное он уже узнал. Поблагодарил дежурного и отправился к лестнице.
Василий Захарович Прыгин ростом был с Гордеева, но худой и узкоплечий, как жердь. Мундир с погонами майора юстиции висел на нем, а не "сидел", как положено выглядеть форме. Про таких говорят: верста ходячая. Лицо узкое, со втянутыми серыми щеками и высоким лбом. Очень злыми бывают такие люди, ибо знают, что не вызывают уже одним своим видом теплых чувств у окружающих. Не вызвал он "теплоты" и у Юрия Петровича, но совсем по другой причине.
Он представился и протянул следователю договор с Красновой В.Б., заключенный им от имени московской адвокатской конторы № 10. Прыгин, не предлагая сесть и сам не садясь, прочитал, демонстрируя свою дальнозоркость, документ, лежащий перед ним на столе, помолчал, глядя в окно, и только потом предложил сесть. И сел сам. Посмотрел с ожиданием на адвоката. Гордеев достал свое удостоверение и протянул следователю. И это посмотрел Прыгин, кивнул - От меня-то чего хотите? Дело спущено в архив. За отсутствием доказательств и улик для рассмотрения иных версий, кроме самоубийства. А у вас иное мнение?
- Иное. Там, на месте преступления, произошло убийство.
- И что же, факты имеете? - Прыгин неприятно усмехнулся.
- Имею, как вы догадываетесь. Во-первых, имеется акт судебно-медицинской экспертизы, в которой категорически отрицается версия самоубийства. Там даже указано примерное расстояние, с которого был произведен выстрел. Да и поза тела покойного противоречит версии о самоубийстве. Никак не получатся, Василий Захарович.
- Интересно, и где ж вы взяли такой акт? Что-то я не припомню, чтобы подобное было в деле.
- А его, наверное, и не было. У вас, по всей вероятности, оказалась фальшивка, подложный документ, который и передал вам полковник Крохалев. А подлинник - он другой. Я с удовольствием предъявлю его вам. Только позже, а пока - копию. Но есть и оригинал, можете быть уверены. А то я ведь хорошо знаю, как иногда совершенно неожиданно для окружающих, буквально сами по себе, исчезают документы из возбужденных уголовных дел.
- И кем же подписан этот ваш… акт? - с сарказмом спросил следователь.
- Тем, кто был на месте преступления и проводил экспертизу. Судебным медиком Авакумовым Игорем Федосовичем. Тайны тут никакой. Просто, я думаю, господину Крохалеву потребовалось подтверждение его собственной версии, вот он и надавил на честного врача, пригрозил даже. А сам продиктовал свое заключение секретарше главного врача и потребовал, чтобы Игорь Федосович подписал его. А затем вручил акт вам, тем самым сознательно введя вас в заблуждение. Я тоже следователь, только бывший, и уж нам-то с вами, Василий Захарович, отлично известно, как такие подлоги совершаются. Разве не так? Впрочем, имеется еще ряд серьезных обстоятельств, которые категорически отрицают даже намек на самоубийство. - И, не давая Прыгину очнуться от неприятной новости, Гордеев продолжил тем же дружелюбным тоном: - Так вы советуете мне отправиться в Дорогобуж? Что ж, я так и сделаю. Только вы уж, как положено, черкните свое разрешение в архив прокуратуры. Вы ж ведь прекращали дело, я не ошибаюсь? А то ведь набегут со всех сторон, уговаривать станут, чтоб не тревожил прах покойника. Как там у вас районный прокурор, по-прежнему всех боится? - Гордеев усмехнулся понимающе. - В самом деле, Василий Захарович, не к Сердюку же с такой мелочью обращаться? Это ж только представьте себе, мне прямо от вас придется в Москву звонить, в Генеральную прокуратуру, оттуда станут звонить Борису Петровичу, а он с вопросами - к районному прокурору, а тот - опять к вам… Так зачем нам гулять по кругу. Все равно ведь достану дело, просто и вашего времени жалко. Да и выводы в конечном счете могут оказаться нехорошими.
- А я разве возражаю? - нейтральным тоном заявил Прыгин. - Охота вам копаться, валяйте, только все ваши догадки…
- Да не догадки, Василий Захарович…
- А я сам расспрошу Игоря Федосовича, - с угрозой произнес следователь.
- Не советую, чисто по-дружески. На вас же, я знаю, уже и вчерашнее дело повесили, а там опять та же история повторяется.
- Вам-то откуда известно?! - почти зарычал вдруг следователь.
- Да все от того, кто позже был задержан полковником, Василий Захарович, - улыбнулся в ответ Гордеев. - Мне теперь и к нему допуск нужен.
- Так обвинение против предполагаемого убийцы еще не выдвинуто, куда вы торопитесь?
- А если не выдвинуто, на каком основании задержан?
- А это вы можете выяснить у тех, кто производил задержание.
- Что ж, мне ясна ваша позиция, Василий Захарович. Значит, вы ничего не решаете, а решает тут у вас только один человек, который считает себя вправе распоряжаться чужими судьбами. В таком разрезе у нас, очевидно, и состоится беседа с вашим смоленским прокурором, ведь должен же он узнать, как в его епархии относятся к соблюдению норм закона его сотрудники. Вы согласны со мной?
- Слушайте, чего вы от меня-то хотите? Все, что вам потребовалось, вы получили!
- Нет, не все. Я - адвокат задержанного вами без всякого предъявления обвинения сотрудника уважаемого охранного предприятия, с которым, извините, не гнушается работать даже Генеральная прокуратура…
- Послушайте, господин адвокат! Вы мне уже надоели со своей Генеральной прокуратурой!
- Я думаю, вы не правы, Василий Захарович, - спокойно парировал Гордеев. - Неужели вы считаете, что вправе держать в тюрьме задержанного, а затем, по истечении трех суток, не найдя решительно никаких доказательств его виновности, поскольку у него есть железное алиби, которое почему-то совсем не заинтересовало господина полковника, отпустите Агеева со своими извинениями, и этого всем нам будет достаточно? Ошибаетесь, уважаемый. И ошибаетесь вдвойне, если думаете, что подобное самоуправство сойдет и вашему Крохалеву с рук. Могу вас уверить, что мы постараемся доказать, какими мотивами пользовался полковник милиции, совершая откровенное беззаконие. Можете прямо так и передать мои слова ему.
Юрий Петрович знал, что примерно в это время, или чуть позже, у патологоанатома будет Турецкий, который проведет с доктором "душеспасительную беседу", чтобы обрисовать общую картину расследования и заполучить того в союзники.
Филя докладывал, что Игорь Федосович - человек честный, но, как все честные люди, окруженные со всех сторон недоброжелателями, имеет иногда свою точку зрения на пути и способы достижения справедливости. Но ведь может он и не захотеть вступать с Крохалевым в открытую конфронтацию: мол, вот вам подлинный акт медэкспертизы, и идите от меня прочь!
Турецкий выехал из дома раньше, поскольку Гордеев задержался, чтобы максимально подробно расспросить Катерину Ивановну обо всех событиях, коим она была непосредственной свидетельницей. Вера знала все-таки из вторых рук. Александр Борисович звонил адвокату и сказал, что посещение компании "Ника" было удачным, и высказался насчет самой Ники. Во всяком случае, считал Турецкий, этим "открытием", а также принадлежностью домов, окруживших Красновых, семейству Крохалевых-Сутягиных вполне уместно оперировать как фактами, уличающими полковника в неправомерных действиях. Разговоры вокруг этих "открытий" совсем не помешают новому расследованию. Хотя и обозлят Крохалева, а это и нужно. Вспыхнет и - сорвется… с резьбы. С рельсов сойдет…
Одним словом, разговор закончился тем, что следователь Прыгин не возражал, о чем и написал в архив прокуратуры, а затем и в следственный изолятор Дорогобужа, разрешая адвокату встречу с задержанным Агеевым. Гордеев, словно сменив гнев на милость, искренне того поблагодарил, уселся в свой джип и отбыл в Дорогобуж. Он знал, конечно, что молва о его приезде достигнет ушей полковника прежде, чем адвокат объявится в архиве или в изоляторе. Но прямого столкновения Крохалев, вероятно, постарается избежать. А вот какова будет реакция его - неизвестно.
Начать Юрий Петрович решил не с архива с делом Краснова, а с Агеева. В следственном изоляторе дежурный долго рассматривал, чуть ли не на просвет, разрешение, подписанное Прыгиным, а затем ушел куда-то, предложив посетителю подождать. Вероятно, звонил: проверял или перепроверял, неизвестно, но явился мрачный и выписал разрешение для беседы с задержанным в следственном кабинете.
Филипп пришел, не скрывая ухмылки, подмигнул и пожал руку. Сели за стол друг напротив друга. Вид у Агеева был бодрый и свежий, будто он не в тюрьме находился, а в санатории с привлекательными медсестричками и покладистыми горничными на этажах. Ах, где же ты, "безбашенная" юность!..
- Рассказывай, - сказал Гордеев. - На кой тебе хрен нужна была эта самодеятельность?
- Юра, да иначе же их на чистую воду и не вывести. Они должны совершать ошибки, что и делают, пытаясь доказать недоказуемое. - Он наклонился к Гордееву и почти прошептал: - Не волнуйтесь, ребятки, я все сделал абсолютно чисто. У них - ни малейших зацепок. Зато у меня уже есть кое-что на них… Тут такой спектакль разыграли, впору диву даваться…
Работая одно время - после увольнения из армии - в московском уголовном розыске, Филипп, естественно, не только задерживал, но и беседовать ему приходилось с сидельцами, да хоть в тех же "Петрах" - следственном изоляторе на Петровке. И он прекрасно знал, как положено вести себя новичку, впервые оказавшемуся в камере, где содержались не простая публика, типа карточных "кидал", карманников и хулиганов, но и особая публика - вплоть до воров в законе. Есть свой порядок и ритуал, есть старший по камере, обычно "смотрящий" - один из самых уважаемых уголовников, без совета или разрешения которого в камере ничего, по существу, не делается.
Вот и Филя, провожаемый мордоворотами в камеру, не стал нарушать существующего на этой территории жизни закона. Войдя, первым делом громко поздоровался с присутствующими, а их было десятка полтора на довольно тесное, старое помещение, пожелал здоровья и удачи, а затем спросил, к кому может обратиться. Такое обращение понравилось, но далеко не всем. Посыпались реплики, типа того, что спрашивать он может у своего начальника в ментовке, и вообще, чего надо в камере "гнилому менту"? Значит, уже предупредили, что придет именно он, с которым надо устроить серьезный и жесткий "разбор". Поучить, место у параши указать, как самому последнему "опущенному", и на его угрозы никакого внимания не обращать. Ничего нового, одно и то же. Да и публика тут такая, которой не "западло", получается, исполнять указания начальника милиции, то есть не чтит она старых воровских законов, запрещающих честным ворам якшаться с ментами. Что ж, тем хуже крикунам. Их и было-то трое, похожих на братков, которые обычно попадаются на откровенном рэкете. Сила есть, ума не надо.
Но Агеев не обратил внимания на крикунов и смотрел выжидающе, молча и сохраняя свое достоинство. А те между тем, не слыша ответной реакции, наглели. Молчал, с интересам рассматривая тщедушного новичка, и лысый пожилой человек в углу, на нижней койке. Был он без рубашки, в майке, и привлек внимание Агеева замысловатой татуировкой на обоих плечах и руках. Он наверняка и есть старший. Подождем, решил Филя, пока соизволит слово сказать.
А наглая троица продолжала "базлать" между собой, ожидая, когда новичок хоть как-то отреагирует. И чем дольше молчал Филя, тем смелее они становились. Наконец один, высокий, в старой ковбойке, потертых джинсах и сандалиях на босу ногу, встал со шконки и направился с победным видом к Филиппу, потирая руки от предвкушения потехи. Агеев не обращал на него внимания. А когда тот подошел совсем близко, на расстояние вытянутой его длинной руки, и лениво замахнулся, чтобы припечатать "мелкого", Агеев сделал почти неуловимый выпад в его сторону, подсечку, и тот, перевернувшись через Филино плечо, всем телом с треском "впечатался" в бетонный пол камеры. Да так и остался лежать. А Филипп оглядел камеру, перешагнул через лежащего и спокойно, будто ничего не произошло, спросил:
- А что, на этой хате теперь, как в дорогобужской "ментуре", полный беспредел? Всех уже, что ли, загнал Крохалев под свою задницу? И как, ничего, братва? - он посмотрел на тех, двоих. - Вам нравится, и не воняет? - Он присел боком на шконку, посмотрел на лежащего, ткнул его носком ботинка и внятно произнес: - Хватит притворяться, вставай, это я тебя в четверть силы приложил. Вот если б в полную, тогда б ты не встал. Но я тебя-дурака, прихвостня Крохалевского, курочить не стану, не дорос еще, сопливый. Поднимайся и вали от меня… А я думал, тут - честная компания…
- Правильно думал, - глухо сказал пожилой в углу. - Давай сюда… - И когда Агеев подошел, кивнул и присел напротив, спросил: - С чем явился? За какие грехи?
- Не поверишь, отец, - признал его старшинство Филя. - Шьют "мочилово", только - вот им, - он сделал известный жест. - Зарвался Крохалев. Кипятком мочится.
- От тебя, что ли?
- И от меня тоже.
- Так ты - мент?
- Нет, отец, я - сыщик. Людей охранять приходится от таких вот ментов. И это дело у меня получается, потому я им и мешаю. А к милиции я никакого отношения не имею. Частная контора. - Филипп вдруг засмеялся: - Ревнивым женам и мужьям уличить друг дружку в изменах помогаем. А тут человека убили и пытаются списать на самоубийство. Чтоб всем сразу его имуществом завладеть: делом, домом, машиной и молодой женой. Во как живут! Вот вдова и пожаловалась на полный беспредел милиции. В Москву приехали, помочь просили найти настоящего убийцу, а он - вот же, рядом ходит, при погонах полковничьих. Этих вон, - Филипп повернулся и указал пальцем на троих в противоположном углу, куда двое перенесли того длинного, - молодых дураков с пути истинного сбивает, а они - наверняка его стукачи.
- Не боишься ответить? - пожилой с интересом посмотрел на Филю.
- Не боюсь. Я, отец, в спецназе воспитан.
- Оно и заметно, - усмехнулся тот и отвернулся. А потом посмотрел еще раз внимательно и сказал, показывая на шконку напротив себя, на которой боком присел Агеев, - вот тут спать будешь. В очередь. Не "Метрополь".
- Ясно, спасибо. Тут такое дело, скоро адвокат подъедет. Так если по его части чего надо, скажи, я передам или у него спрошу.
- Посмотрим, - ответил тот и отвернулся, потеряв всякий интерес…
Гордеев выслушал недлинный рассказ Фили и улыбнулся. Нечто подобное, в смысле, о похожих ситуациях, он уже слышал не раз - от своих, кстати, клиентов, и подумал, что в тюремной камере само понятие справедливость иной раз звучит, да и воспринимается, гораздо естественнее, чем в той же милиции. Однако ничего хорошего в этом нет. Это называется: дожили. Или, как прикалывается нынешняя молодежь: "Картина Репина "Приплыли"…
- Как у тебя сейчас? - спросил Юрий Петрович, не увидев каких-либо заметных изменений ни во внешности, ни в характере Фили.
- Нормально, - без раздумья ответил тот. - Братва ночью не приставала, правда, и я не спал. А они, возможно, ждут дальнейших указаний. Но. если вы не будете чесаться, а загоните полковника в цейтнот, указаний от него и не последует. Что я - ему, когда у него у самого в заду смола скоро станет плавиться! Вы только не спите, действуйте. А Сан Борисыч пускай за домом вдовы все-таки присматривает, раненый зверь бывает опасным. А обо мне не беспокойтесь, ну, не посплю еще ночку - велика беда, днем отосплюсь. Днем-то они не полезут. Вы, главное, не тяните, работайте! И обязательно - зайдите к Авакумову, он, вероятно, и по второму делу будет проводить судебно-медицинскую экспертизу, там время смерти важно определить поточнее, вряд ли кто-то из них после полуночи к ростовщику этому приходил, хотя я, покидая дом, оставил дверь незапертой. Но это они его, скорее всего, утром "приделали", а у меня на этот случай имеется твердое алиби.
- Ты тут, я смотрю, полностью освоился, - Гордеев улыбнулся. - Так скажи мне, кто, по-твоему, мог убить этого ростовщика? Сам полковник?
- Вряд ли, он играет в интеллигента: не матерится, брани не переносит, пытается быть вежливым даже, когда руки чешутся в морду дать. Он свои руки марать не станет, он кого-нибудь заставит… - Филипп задумался. - А знаете что? Возьмите-ка за бока того парня, ну, вечного помощника - Лешку Захарикова. Он трус и подлец. Потрясите его маленько, пусть Сан Борисыч грозно посмотрит на него и рявкнет, как это у него хорошо получается. Да еще "ксиву" с генеральскими погонами в нос ткнет, тот и вскинет лапки. И расскажет, что там и как было. Можете ему и магнитофонную запись продемонстрировать, чтоб он понял - у нас сидит на жестком крючке. И полковник его не помилует за эти признательные показания. А Игорь Федосович может просто перечислить тех, кто оказался возле трупа, когда приехала опергруппа. Вот и делайте выводы. Только не опоздайте с тем Захариковым. Если полковник уж начнет зачистку, он станет убирать всех, кто был задействован им в операциях. Я видел его мордоворотов, а потом еще и с одним охранником фабрики чуть не познакомился, как говорится, "в натуре", и не хотел бы повторения. Чисто по-человечески, как говорится. Это тот случай, когда без жертв не обойдется, ребятки у этого Крохалева, по-моему, натасканы по всем правилам. Имейте это в виду и будьте сами осторожны.