Олег скептически относился к разговорам по поводу болезни Кушнарева, обострившейся почему-то именно в зале суда. Бывший мэр и экс-губернатор активно занимался спортом, пил очень мало, за здоровьем следил и мог дать фору на футбольном поле многим своим толстым товарищам по партии. Но в то же время Сахно именно как работник милиции не раз и не два наблюдал ситуацию, когда внешне здоровые люди, попав неожиданно для себя за решетку, резко начинают сдавать. Видимо, сначала не выдерживают нервы. Все-таки уважаемому человеку оказаться в тюремной камере – всегда шок. Как известно, все болезни от нервов. Сдают нервы – сдает и весь организм. В первую очередь начинает прыгать давление.
Так что если Кушнарев спортсмен и мужчина отменного здоровья, это еще не значит, что в тюрьме или зале суда он должен чувствовать себя спокойно и хорошо.
Но теперь Олег Сахно допускал и другое объяснение. Если на человека влияют таким образом, как предполагает Альбина Синявская, даже самое крепкое здоровье вполне может оказаться подорванным. Защитные функции организма под воздействием таких влияний могут ослабнуть, а человек этого даже не заметит. И проявится эта слабость только в критической ситуации. Такой ситуацией для Евгения Кушнарева вполне могла быть – и однозначно стала! – тюрьма.
Не поленившись вернуться к началу своих рассуждений, Сахно выстроил в голове цепочку. Потом достал из ящика стола лист серой бумаги, которую он выдавал, чтобы свидетели писали свои показания, а подозреваемые – чистосердечные признания, и нарисовал квадратик. Значит, пускай это будет тот, кого он окрестил Колдуном. До его появления рядом с Кушнаревым у губернатора все шло нормально. Дальше – Олег провел от квадратика стрелочку и пририсовал к ней еще один квадратик – началась революция, и Кушнарев принял в ней активное участие. Даже слишком активное. В результате – стрелочка от этого квадратика перешла к следующему, третьему по счету, – он потерял свой пост, свое общественное положение, оказался под следствием. Дело его возникло как раз в результате того, что произошло… вот здесь: Сахно аккуратно заштриховал второй, "революционный", квадратик.
Все, что сейчас вырисовывалось, напоминало Олегу какую-то сложную оперативную комбинацию, которую спланировали, разработали и реализовали люди, определенно имеющие связь с некими мистическими силами. Ведь слишком уж невероятной выглядела логика произошедшего.
Выступление на митинге – тюрьма – резкие внезапные проблемы со здоровьем – гибель в Изюмском лесничестве, одной из причин которой стало общее ослабление организма. Все эти звенья слишком плотно цеплялись друг за друга.
Еще одна стрелочка. Еще один квадратик. Немного подумав, Сахно крест-накрест перечеркнул все, скомкал лист и бросил его в пластмассовую корзину для мусора.
5
– Запомни, Олежек: если есть загробная жизнь, то этот слишком уж високосный год нас к ней готовит, – изрек Никита, пожимая Сахно руку.
– С чего ты взял?
– Две тысячи восьмой год – генеральная репетиция или конца света, или пекла во всех его проявлениях. Что у нас только за последнюю неделю? Сорокаградусная жара, наводнение в Западной Украине и война в Грузии. Когда за такое короткое время случалось на шарике столько дерьма сразу?
– Не знаю, – пожал плечами Олег.
Он привык к тому, что его приятель из Службы безопасности изъясняется достаточно сложно, витиевато и многоступенчато. Ему, с отличием закончившему философский факультет Харьковского университета, это было простительно.
– А ты вспомни, что было в этом году плохого лично у тебя. Причем не просто плохого, книга жизни любого человека не состоит только из приятных страниц. И у господина Ахметова проблемы бывают, и Билл Гейтс тоже плачет. Но ведь было же что-то такого в этом году, чего ты для себя никак не мог ожидать, скажи?
Подумав, Сахно согласился. Вслух не высказался, просто кивнул.
Именно этим летом и именно в их микрорайоне водопроводная труба умудрилась так лопнуть, что воду отключили сначала на три дня, потом – еще на четыре, и вот уже почти месяц подают только с позднего вечера до раннего утра и только холодную. Лифт, который не ломался вообще, сколько Сахно помнил себя в этом доме, именно в это же время вышел из строя наглухо. Семья Сахно жила на восьмом этаже, а за стеной у них жили молодожены с маленьким ребенком. Воду в баллонах они таскали пешком по нескольку раз в день.
И это если в бытовом плане. А если брать глобально… Нет, лучше не брать.
– Ты к чему этот разговор завел?
– А к тому, что если хочешь пройти что-то вроде курса молодого бойца в пекле, пользуйся моментом. Этот год закончится, и больше такой возможности не представится.
– Жарко тебе – так и скажи. Рассказываешь тут мне свои теории, – отмахнулся Сахно, не любивший беспредметного трепа.
– Тут не в жаре дело. Хотя от нее мозги плавятся у тех, у кого они есть. Хорошо хоть здесь кондиционер. По кофейку?
Олег подозвал официантку, сделал заказ. Он специально выбрал не слишком приметное, но и не самое затрапезное заведение в центре. Существовала негласная и неписаная инструкция, ограничивающая контакты сотрудников милиции и СБУ, если того не требовала служебная необходимость. Совместные оперативные мероприятия, например. Офицеры обоих ведомств не питали друг к другу особых личных симпатий. Но это не значит, что не было исключений.
С Никитой Николаенко, которого Олег для себя обозначил Чекистом, опер пересекся лет пять назад. Тогда в СБУ обратился местный бизнесмен, который попал в любопытную историю: ему позвонил неизвестный, пригласил на встречу и сказал, что его наняли этого самого бизнесмена убить. Но он готов за более высокий гонорар сдать заказчика. Условие – хитрому киллеру дают уйти. Бизнесмен был не против раскошелиться, ему в данной ситуации важнее было знать своего врага. Не доверяя ментам, он пошел к чекистам. Которые все равно пришли с этой проблемой в милицию. Так Николаенко и Сахно пересеклись в первый раз. Комбинация, придуманная ими, сработала на все сто процентов, бизнесмена объявили убитым, а заказчика, оказавшегося не только его партнером по бизнесу, но и любовником жены, взяли во время передачи второй половины денег. Дальше им уже занималась милиция. История закончилась тем, что заказчика посадили. А жена бизнесмена, вставив новый зуб вместо выбитого, регулярно ездит к любовнику в зону на длительные свидания.
Отношения Никиты и Олега после той истории стали приятельскими и не прервались. Иногда они пропускали по коньячку в нерабочее время, но чаще Сахно обращался к Николаенко за неофициальной помощью в получении неофициальной информации, которую трудно было раздобыть по милицейской линии. Он не злоупотреблял, Чекист понимал это и ценил, потому и помогал товарищу из смежного ведомства информацией, а иногда и просто добрым советом, что в наше время ценится намного выше.
Сейчас Олегу Сахно нужен был именно добрый совет.
– Сколько у тебя времени? – спросил он.
– Как всегда – его нет. Здесь курят?
– Нет, блин.
– Слава богу, хоть не будешь меня травить своим отвратительным дымом. Ты хоть бы на другие сигареты перешел, ароматизированные, что ли…
– Бабские? Ага, щас!
Мужчинам принесли кофе. Николаенко бросил в чашку три маленьких сахарных кубика, Сахно предпочитал вообще без сахара.
– Давай, что там у тебя, – перешел к делу Никита.
– Кушнарев.
– Оп-па! Каким боком покойный Евгений Петрович заинтересовал ваше ведомство?
– Наше ведомство он, насколько я знаю, никогда не интересовал. Я – опер из районной управы, какое мне дело до того, что делалось или творится там? – Сахно многозначительно поднял глаза к потолку. – Если вокруг людей такого масштаба возникает какая-то нездоровая канитель, они начинают интересовать как раз вашу контору. Скажи мне, Никита, только честно: до революции Кушнарев попадал в поле зрения конторы?
– До какой революции? Девятьсот пятого года или одна тысяча девятьсот семнадцатого?
– Старик, не включай дурака, ладно? Ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
– Не-а, – Николаенко покачал головой. – Не имею ни малейшего понятия, почему тебя, обычного, как ты сам говоришь, опера из районного управления вдруг заинтересовала личность покойного Кушнарева, да еще и в частном порядке.
Сахно почему-то был уверен: Никита со своим философским складом ума понял бы, о чем идет речь, если бы Олег рассказал ему о банкире Синявском и о человеке, которого он прозвал Колдуном. Но в таком случае их разговор, как подсказывало ему оперское чутье, сразу перестал бы носить приватный и доверительный характер.
– Давай так: когда созрею для такого разговора – обязательно тебе расскажу, лады? А пока я задам тебе несколько вопросов, ладно?
– Не ладно. Дело Кушнарева, между прочим, до сих пор не закрыто. И я не хочу, чтобы ты влез неизвестно куда и непонятно зачем. Скажу тебе по секрету: с января прошлого года таких любопытных, как ты, уже было несколько человек. Контора старается в таких случаях вмешиваться – для блага самих же не в меру любопытных.
– Хорошо, – вздохнул Сахно. – На самом деле меня интересует не сам Кушнарев, а один тип, который, как выяснилось совсем недавно, крутился в его окружении.
– Ближайшем? – уточнил Николаенко.
– Во всяком случае, по моей информации, он был вхож в рабочий кабинет тогда еще губернатора. Но к сотрудникам его аппарата не принадлежал. Потом он исчез, а сейчас всплыл в другом месте. – Олег решил немного приврать: – Тип скользкий, всегда крутится возле известных и влиятельных людей, и на него есть кое-какая оперативная информация.
– Засланный казачок?
– Возможно. Поэтому мне и нужно кое-что узнать о Кушнареве, чтобы сопоставить кое-какую информацию.
Никита Николаенко легонько постучал ложечкой по краю кофейной чашки.
– Ты что-то темнишь, старик. Из того, что ты сказал, я мало что понял. Ни одной фамилии, кроме Кушнарева, не назвал, а туману уже напустил. Узнать тебе нужно "кое-что", информация есть "кое-какая". Детский сад какой-то, согласен?
Сахно молчал. Чекист был совершенно прав, но сказать ему больше, чем уже сказано, Сахно не мог, открывать комитетчику, пускай и давнему приятелю, все свои карты он не собирался. Не получится разговора – и не надо.
– Извини… – Олег достал потрепанное портмоне. – Зря я тебя сдернул. Забудем этот разговор… Я расплачусь и…
– Подожди, – теперь в голосе Николаенко звякнул металл, – обиделся? Не надо. Я, кстати, уже рассказал тебе больше, чем операм из районного управления положено знать, понял меня?
– Не понял…
– Если у тебя есть что-то, пускай даже очень незначительное, по делу Кушнарева, лучше будет, если ты сейчас поделишься информацией со мной, чем когда тебя побеспокоят мои коллеги. А они, старичок, обязательно тебя побеспокоят.
– У меня нет дополнительной информации. – Сахно тоже сменил тон. Теперь в кафе беседовали не двое приятелей, а всего лишь сотрудники смежных ведомств, один из которых был явно сильнее и имел больше возможностей надавить на другого.
– Хорошо, – чуть ослабил нажим Никита. – Допустим, в окружении Кушнарева появился подозрительный человек. О том, что он подозрителен, ты догадался только сейчас. Поезд ушел, и если бы кто-то хотел что-то доказать, это было бы очень сложно. Практически невозможно. Ты понимаешь это?
Сахно молча кивнул.
– Ладно. Тогда зачем тебе сейчас заниматься данной историей?
– Лицо, о котором я тебе говорю, в данный момент находится в нашей оперативной разработке, – выдавил из себя Олег. – Большего, в том числе фамилию и имя, я тебе сказать не могу. Ты порядок знаешь: как только у нас поймут, что это дело и этот гражданин попадают под юрисдикцию вашей конторы, мое начальство связывается с вышестоящим руководством. А то руководство, в свою очередь, звонит твоему руководству. И очень может быть, что в дальнейшем все материалы придется передавать именно тебе. Так что давай пока соблюдать хотя бы некоторые правила игры.
Сейчас Сахно блефовал. Никакой оперативной разработки не существовало. Был только частный коммерческий заказ, который выполняется в обход руководства. Что само по себе уже не просто должностное преступление, а должностное преступление в квадрате. Только Олегу почему-то казалось: Никита не станет проверять его слова и удовлетворится сказанным.
– О’кей. – Чекист откинулся на спинку стула, и по выражению его лица опер понял: он выбрал верную линию поведения и пока действует правильно. – Согласен, пусть пока каждый занимается своим делом. Чем я могу, в таком случае, тебе помочь?
– Кушнарев, – повторил с легкой улыбкой Олег. – Я прокачал ситуацию и пришел вот к чему: с появлением рядом с ним некоего сомнительного типа Кушнарев начал совершать не совсем логичные поступки. Мы с тобой харьковчане и знаем его, во всяком случае – думаем, что знаем. Четыре года назад, в конце ноября, он вдруг подставляется под удар. Который ему наносят уже через полгода. Обвинения, уголовное преследование, освобождение. Потом он возвращается в политику, идет на очередные парламентские выборы с Партией регионов, что уже само по себе, как я узнавал, не очень хорошо для имиджа. Но ведь тогда черная полоса в его жизни не закончилась, верно? Говорили и писали о покушениях. Мимо вашей конторы вся эта информация пройти не могла. Она меня интересует. В общих чертах, конечно.
Сахно высказался и замолчал, ожидая реакции собеседника. Николаенко выдержал его взгляд, отбил дробь пальцами правой руки на поверхности стола.
– Ты считаешь, что все это – следствие какой-то деятельности человека, фамилию которого упорно не хочешь называть?
– Пока не знаю, – признался Олег. – До сих пор причинно-следственная связь складывалась в логичную цепочку. Хочу соединять звенья и дальше, если они, конечно, есть.
– Ладно, – согласился Чекист. – В принципе, ничего секретного я тебе не расскажу. Так или иначе, об этом писали газеты и говорили по телевизору. Просто ваше ведомство эту информацию не анализировало и не систематизировало. У меня есть еще двадцать минут, закажи еще кофе.
6
Евгению Кушнареву в течение две тысячи шестого года угрожали несколько раз.
– У нас были сигналы, – говорил Николаенко. – Правда, сам он никогда к нам не обращался. Во всяком случае, заявлений не было. Возможно, он не считал все это достаточно серьезным делом после той идиотской угрозы изюмского бизнесмена. Помнишь, я рассказывал? Ну так вот…
По данным Чекиста, звонки с угрозами поступали даже на домашний телефон, и Кушнаревы вынуждены были сменить номер. Однако в конце того года произошел странный случай. Евгений Кушнарев торопился в аэропорт, ехал на "мерседесе", и по дороге в машину врезалась какая-то "газель". Никто не пострадал, сработали подушки безопасности. Но виновника аварии так и не нашли.
В принципе, это все могло быть банальным ДТП, от которых не застрахованы многие известные люди. Например, в свое время в дорожную аварию попала машина Юлии Тимошенко. Произошло это в Киеве, на днепровской набережной, и после той истории заговорили о попытке покушения. Тимошенко среди украинских политиков вообще является лидером по количеству нереализованных, хотя и ожидаемых покушений.
– На эту тему, – отвлекся Чекист, – даже две художественные книжки есть. Одну Рогоза написал, ее тогдашний соратник по партии. "Убить Юлю" называется. Другую – парень один из Днепропетровска, Валетов его фамилия. "Прицельная дальность", кажется, или что-то в этом роде. На кого у нас еще были объявлены покушения? В Витренко гранату кидали, Литвин в аварию попадал, Ющенко, говорят, травили. И каждый раз такую историю сопровождает мощная поддержка со стороны средств массовой информации. С Кушнаревым же происходит все с точностью до наоборот: он всячески старался не раздувать вокруг таких случаев газетной шумихи. Хотя в свете событий, которые происходили с ним на протяжении года, он тоже имел все основания объявить себя потенциальной мишенью. Помнишь тот, самый показательный случай, когда офис на Сумской подорвали?
Сахно помнил. Николаенко решил остановиться на этой истории подробнее.
Итак, во вторник, 21 марта 2006 года, за несколько дней до выборов, около 20 часов вечера возле входа в офис областного штаба Партии регионов сработало взрывное устройство. Именно в тот момент из здания выходил руководитель избирательной кампании Партии регионов Евгений Кушнарев, направляясь на теледебаты. От взрыва никто серьезно не пострадал. Кушнарева слегка контузило, и он ушиб колено при падении.
Тогда МВД настаивало на том, что имело место банальное хулиганство. Из официального заявления, сделанного милицией для прессы, прозвучало: от взрыва в подъезде дома всего лишь осыпалась штукатурка со стен, даже оконные стекла не вылетели. Следовательно, взрыв был очень слабеньким.
Однако очевидцы происшествия утверждали другое, и часть этой информации была проверена коллегами Чекиста. Оказывается, никаких окон возле черного входа в здание просто не было. Нечему было и вылетать. А вот штукатурка действительно осыпалась. И не только штукатурка. Те разрушения, которые последовали в результате взрыва, просто не могли быть вызваны, как утверждалось официально, тремя связанными петардами.
Говорили, что от взрыва сотряслась стена и среагировала сигнализация машин во дворе. Все вокруг было в дыму. Взрывом выхвачен кусок двери, от сотрясения вылетела плитка. Если бы кто-то находился в момент взрыва в дверном проеме, то он бы сильно пострадал, утверждали очевидцы. А водитель Евгения Кушнарева, который в момент взрыва находился в машине во дворе, видел огонь, вырвавшийся из дверей. Говорили, что это было похоже на взрыв от очень большого взрывпакета армейского образца. Одного из охранников спасло то, что на нем был бронежилет. Сильный удар от летящего предмета он получил в область поясницы.
Судя по всему, взрывное устройство, которое называли "тремя петардами", было радиоуправляемым. По одной из версий, запустить его мог человек, находившийся несколькими этажами выше. Фотоматериалы, которые были сделаны на месте происшествия, доказывают: взрывное устройство было начинено мелкими предметами. На фотографиях видно, что дверь посечена, как будто бы в нее стреляли мелкой дробью. Сотрудники взрывотехнической службы обнаружили в подъезде следы взрывного устройства, микроплаты и частицы его. Из этого сделали предварительные выводы: это самодельное взрывное устройство, снабженное болтами и гайками.
– Но ваше ведомство все равно открыло дело только по факту хулиганства. Уже после того, как Кушнарев погиб, ту историю начали называть не иначе как имитацией покушения. И вскоре о ней вообще забыли, – сказал Никита. – Ты помнишь, кстати, какой была тогда реакция на всю эту канитель самого Кушнарева?
Сахно покачал головой.
– Такой же, как и всегда. Он никак не отреагировал. Не созвал пресс-конференцию, не кричал о сведении политических счетов, не изображал жертву. Я тебе даже могу приблизительно процитировать. – Николаенко чуть прикрыл глаза, вспоминая. – Значит, так. Никаких версий у него нет. Ему хочется верить, что это было все-таки не покушение на убийство, а скорее попытка напугать, психологически подавить. Он не знает, связано ли это с дебатами или с избирательной кампанией в целом, пусть выясняют те, кому положено. Фигурально выражаясь – мы с тобой, старичок. Журналисты тогда еще поддели его: мол, некоторые сайты иронизируют, что взорвали как-то неубедительно. А он им: "Слава богу, что неубедительно. Если бы взорвали "убедительно", я бы с вами не разговаривал".