Усов вежливо проводил Соломатина, доверительно взяв под руку, снова предложил не беспокоить Нину Николаевну, просил звонить по любому вопросу, вздохнул, отпирая замки и вышел на площадку лестницы, словно желая удостовериться, что Глеб не будет стоять под дверями квартиры, а спустится на лифте вниз и уйдет, освободив и его, и Филатову от своего присутствия.
- Всего доброго, Глеб Николаевич, - раскланялся Усов.
- И вам, Борис Иванович, - ответил Глеб.
Сегодня он был собой недоволен.
X
Вечером, когда Борис Иванович уже погулял с собачкой и сидел в кабинете за пасьянсом, телефон на его письменном столе тихонько заурчал.
- Борис Иванович?
- Я, - вздохнул в ответ Усов.
- Отчего так печально? Жизнь прекрасна и удивительна, - заверил знакомый баритон. - Или что-нибудь не так?
- У нас всегда что-нибудь да не так, - язвительно откликнулся Усов. - Вы когда-нибудь видели, чтобы все было так?
- Редко, но бывает, - хохотнули в трубке. - Какие новости?
- Сыщик приходил к Нинке, - уныло сообщил Борис Иванович. - Любопытный… и - не из местного отделения.
- Зачем?
- И мне хотелось бы знать. Она, правда, увильнула от разговора, но эти бульдоги могут не успокоиться.
- Фамилию знаете? Надо принять меры.
- Примем, - пообещал Усов. - Мальчик где?
- Найдется! Работайте спокойно.
- Ага, все спокойно вокруг… - хмыкнул Борис Иванович. - Что вы меня, как беременную девочку, уговариваете?!
- Выпейте на ночь валокордин, - посоветовал баритон. - В вашем возрасте вредно волноваться по пустякам.
- Хорошенькое дело, - обозлился Усов, - теперь это называется пустяком? Не знал…
- Сделанного не воротишь, - философски заметил обладатель бархатного баритона, - а на нервах только напортачишь. Перестаньте трястись, все будет нормально.
- Ах, сколько раз мне это уже обещали!
- Но ведь выполняли? Выполняли! Люди стараются.
- Хорошо. Спокойной ночи.
Положив трубку, Борис Иванович несколько минут задумчиво перетасовывал колоду карт. Так тепло и покойно ногам, поставленным без тапочек на спину верной собачки, тихо и мирно светит настольная лампа; за стеной, в спальне, уже постелила постель драгоценная Таисия Романовна, а за темным окном огромный город, в котором где-то, наверное, не спит приходивший сегодня к Нинке сыщик. Тоже, может быть, сидит и думает. Вроде недалекий мужичок. Хорошо, если так.
И где-то бродит по темным улицам проклятый мальчишка, сунувший нос не в свои дела. Борис Иванович не знал ни его имени, ни фамилии - к чему обременять память? - но хотел успокоиться, а для этого надо, чтобы мальчишку разыскали.
XI
Сегодня Соломатин отправился на кладбище. Если не получилось с одного конца, надо попытать счастья с другого. В разговоре Фомин упомянул кличку Могильщик. Среди клиентов Глеба, обладавших богатым уголовным прошлым, никто такой клички не слыхал, и Соломатин решил съездить к Вите Купину, знакомому кладбищенскому работнику…
Перед воротами кладбища ряды торговавших цветами старух, как всегда, закрытый цветочный магазин, припаркованные машины, два похоронных автобуса, группы людей, одетых в темное и, у самых ворот, знакомая фигура в синем халате и беленькой кепочке, надвинутой на брови - Витя Купин.
- Здоров! - дождавшись, когда Глеб подойдет, сунул ему крепкую мозолистую ладонь Виктор. - Чего вдруг надумал?
- Понадобилось, - уклончиво ответил Соломатин.
- Ладно, пошли ко мне, ежели у тебя дело.
Он повел Глеба по тенистой аллейке, мимо разноцветных оград, за которыми кое-где стояли окрашенные серебрянкой кресты, но больше памятники из камня.
- Все тут будут, - кивнул на могилы Виктор. - Сейчас суетятся, а потом притихнут и - сюда, в бессрочный отпуск от земных забот. Чаще надо людям кладбища посещать, меньше друг дружку грызть станут.
- Философствуешь? - улыбнулся Соломатин.
- А чего? Все могильщики - философы, еще Шекспир отмечал. Теперь название сменили, называют рабочим по благоустройству кладбища, но суть не меняется: все та же лопата. Я только территориально при кладбище состою, гранитным участком, но такого насмотрелся. Во! - он показал на огромный камень, возвышавшийся над остальными памятниками, - обратно пойдешь, полюбопытствуй. Торговому работнику поставили и написали: "от родных и друзей", будто подарок сделали. И здесь хотят выделиться. А земле, ей все одно, кем ты был: героем, трусом, торговым работником или милиционером. Согласен?
- Земле - может быть, а людям?
- Все правду ищешь, - распахивая перед Соломатиным дверь конторы, ехидно заметил Купин. - Добиваешься социальной справедливости ценой собственного спокоя? Давай, хватай за руку жуликов и убийц, волоки в кутузку, дери глотку с начальством за правое дело. Только не забывай, сколько правдоискателей раньше времени полегло.
Глеб посмотрел в окно на ряды могил, березки, кресты, памятники. Где-то далеко заплакали трубы, оборвав мелодию траурного марша на высокой, щемящей ноте.
Скинув беленькую кепочку, Виктор уселся за старенький письменный стол, сдвинул в сторону ведомости и отчеты, достал две чашки.
- Выкладывай, какая печаль? - разливая чай из электрического чайника, спросил он. - Не зря же ноги бил в такую даль? В кино поглядеть, так сыщики на машинах, да еще с радиотелефонами, а ты до подполковника дослужился и на "одиннадцатом номере" пиликаешь. Или так ближе к народу?
- Ага, ближе, - решил не заводиться Глеб. Чего с Витькой спорить? - Ты братию кладбищенскую хорошо знаешь. Скажи, слыхал такую кличку - Могильщик?
- Могильщик? - приглаживая рукой вихры, переспросил Купин. - Да их тут почитай каждый день меняют: одни спиваются, другие приходят. Народ мрет, хоронить надо, а это деньги. Самое дорогое дело, говорят, родиться и помереть - везде плати. Когда даровые червонцы в руки идут, как не запить? Родня в скорби, жаться неудобно, да и некогда особо, вот и пиратствуют господа могильщики, вымогают денежки с населения.
- Я не про то, - терпеливо объяснил Глеб. - Есть такой человек, его Могильщиком прозвали, понимаешь? Думаю, на кладбище работал или работает.
- Какой из себя?
- Да не знаю я! - с досадой ответил Соломатин. - Если бы знал, зачем к тебе тащиться, время тратить?
Купин ненадолго задумался, потом вскочил, приоткрыл форточку и крикнул проходившему мимо рабочему:
- Эй, Петро, пришли ко мне Ай-яй-яй! Да быстро! - усевшись на стул, пояснил. - Если Толик Ай-яй-яй не знает, то больше никто не скажет.
- Это прозвище, Ай-яй-яй?
- Ну да, - ухмыльнулся Купин, - у него в башке винтиков немного не хватает. Чего морщишься? Думаешь, у меня здесь известный по всей стране производственный комплекс? Дудки! Иди попробуй, пополируй камушки или постучи по ним, набей буковки. Летом еще ничего, а зимой, а осенью? И украсть нечего - камень, не сволокешь! Если из левого гранита памятник поставил, то не спрятать. Кто есть, с теми и работаю… Заходи, Толик, - поощрительно и радушно улыбнулся он вставшему в дверях рослому парню.
Вертя в больших руках защитные очки, Толик Ай-яй-яй с потерянным видом переводил глаза с Купина на Глеба. Он явно не понимал, зачем его оторвали от дела.
- Садись! - хлопнул ладонью по свободному стулу Виктор. - Приятель вот мой, - он кивнул на Соломатина, - интересуется, ты такого Могильщика не знаешь?
Толик сел, обстоятельно устроил на краю столешницы свои очки, положил руки на колени.
- У нас нету, - неожиданно густым басом сообщил он.
- А на других кладбищах?
- На других? - задумался Толик. - Ай-яй-яй, других-то много! Но я почти везде работал. И на Митинском, и на Калитниках, и на Востряковском… Всех знаю. Разные есть. Хоккеист, например. Ай-яй-яй, как раньше шайбу гонял. Классно! Или Женька Гитлер. Похож очень, - с извиняющейся улыбкой объяснил он, повернувшись к Глебу. - Просто вылитый.
- Нет, Гитлера не надо, - уныло ответил тот.
- Тогда не знаю. Нет среди кладбищенских такого.
- Иди… - махнул рукой Купин. - Видал? - спросил он Глеба, дождавшись, пока стихнут тяжелые шаги Толика, - вот тебе и кадр. Но если он говорит, что нет, можешь не сомневаться. Что, иной мир, дорогой подполковник? Непривычный?
- Есть маленько, - вынужден был признать Соломатин.
- Пошли, провожу, - встал Купин, надевая кепочку.
Шагая рядом с Глебом к кладбищенским воротам, Виктор сказал:
- Вот ты на Ай-яй-яй поглядел и грустным стал, а я тут каждый день на таких любуюсь. Полагаешь, приятно? Не возражай, не надо. Ты думаешь, кладбище там? - он махнул рукой в сторону длинных рядов могил. - Нет, друг мой, кладбище у меня на участке. Кладбище судеб. Из Толика скульптор не вышел, теперь он буковки на надгробиях набивает, из другого хреновый доктор получился, потому как в институте он больше спортом и общественной работой занимался да в колхоз на картошку ездил и потом залечил одного человека до смерти. Нет бы разобраться, почему так учили, а его вышибли в зад коленкой из всех членов и под суд. Теперь отмотал и у меня истопником трудится. Да я и сам неудавшийся архитектор. - Купин помолчал, потом тронул Глеба за рукав. - Слышь, я, честно говоря, думал ты из-за камня приехал.
- Из-за какого камня?
- Не знаешь, стало быть, - вздохнул Виктор. - Камень на кладбищах начал левый появляться, похоже, строительный идет.
- А учетные номера как же? - покосился на него Глеб.
- Я этими делами не занимаюсь, - сделал на своем лице отрешенное выражение Купин. - Ты власть, ты и мозгуй. Только я тебе не говорил ничего. Все, привет!
Пожав Глебу руку, он ушел.
XII
Мирон ввалился к Рунину, тяжело переводя дыхание.
- Один?
- Как всегда, - недоуменно пожал плечами Виктор Степанович, запирая за ним дверь. - Проходи, отдышись.
Войдя в комнату, гость буквально рухнул в кресло. Виктор включил большой вентилятор, поставил на столик бутылку боржоми, стаканы. Мирон молча выпил стакан воды.
- Маячок через Моисея организовал? - спросил Рунин.
- Какой маячок? - неожиданно взорвался Мирон. - Организовал, сидят, ждут! Только чего? Пока всех повяжут?!
- Тихо, тихо! - остановил его Виктор Степанович. - Не шуми. В чем дело?
- Мужик-то этот с пустым ведром, помнишь? - и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Сегодня его мои парни до работы проводили. Знаешь, где он изволит работать? Прямо в главную ментовскую контору пришлепал утречком, как редкое животное, показал постовому красную книгу, а тот под козырек. Все, я ухожу! - Он встал, бросил на стол деньги, разлетевшиеся по полированной крышке разноцветным веером. - Тут все, что осталось.
- Белье дать сменить? Не обделался с испугу? - не предвещавшим ничего хорошего тоном осведомился Виктор Степанович. На брошенные деньги не обратил внимания.
- Дурак ты, Витя! - с горьким сожалением сказал Мирон.
Договорить не успел. Быстро шагнув вперед, Рунин коротко и точно ударил его в челюсть. Рухнувшего на пол гостя подхватил подмышки и легко перетащил в кресло. Налив в стакан воды, плеснул в лицо. Мирон замычал и открыл мутные глаза.
- Не тошнит? - заботливо кладя ему на лоб мокрую салфетку, спросил хозяин. - Ладно, будем считать инцидент исчерпанным. Челюсть цела, сотрясения мозга нет, а за поруганную честь получишь полста. Теперь слушай! - он пододвинул стул, уселся. - Если пацан на ментов работал, то заложил бы нас всех давным-давно. Случайность это, понимаешь? Глупая, дикая, ужасная, но случайность. Поэтому Фомина надо разыскать как можно скорее, осознаешь? Да ты вообще слышишь, что тебе говорят или нет?
- Слышу, - поморщился от не отпускавшей боли в голове Мирон. Наградил Господь Витю кувалдой вместо кулака. За это, что ли, его Оракул любит?
- Сейчас налаживай парней на дело, пусть пошустрят. Хату Фомина смотрели?
- Нету там никого.
- Деньги взяли? - прищурился Рунин. Мирон нехотя кивнул. Виктор Степанович удовлетворенно рассмеялся. - Молодцы, не зря ходили. Чего куксишься?
- Челюсть болит, - трогая лицо рукой, признался гость. Он уже пожалел, что вгорячах кинулся с новостью к Рунину. И что получил: кувалдой по морде! Но куда от Вити денешься, как не вертись, все на него наткнешься.
- Дело превыше всего! - назидательно произнес хозяин, поднимаясь со стула. Подошел к буфету, вынул пачку купюр, бросил Мирону на колени. - Держи, на непредвиденные расходы. И вырой мне мальчишку хоть из-под земли. А насчет милиционера… Я иногда задумывался: почему в стране, где все на благо человека, постоянно приходится доказывать, что ты тоже не животное? Мало доказывать, еще и бороться за право называть себя человеком. Сидишь, смотришь на меня и думаешь: рехнулся Витя! Нет, голубчик! И милиционера нейтрализовать можно, заставить и его доказывать, что он человек, тогда для другого у него времени не останется. Понял?
Мирон, не отвечая, тяжело встал с кресла, спрятал в карман деньги и направился в прихожую.
- Звони три раза в день, - выходя за ним следом, напомнил хозяин. - И поактивней, живей давайте. Только не трогать, когда подцепите.
- Гуманист! - бросил как оскорбление Мирон.
Рунин молча открыл ему дверь и на прощанье похлопал тяжелой ладонью по плечу:
- Кто старое помянет… Звони, я жду.
Закрыв за гостем дверь, он, сгорбившись, прошаркал в комнату, опустился в кресло и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза. Сплошные осложнения в последнее время, как нарочно! Не одно, так другое, и теперь еще эта прелестная новостишка!
Виктор Степанович со злым нетерпением ждал звонка Оракула и, когда тренькнул телефон, тут же снял трубку.
- Как дела? - осведомился знакомый баритон.
- Хреново, - Рунин не отказал себе в маленьком удовольствии выдержать паузу. - Милиционер появился.
- A-а, моя милиция, - хихикнул Оракул. - Знаю…
- Народ нервничает. Надо меры принять.
- Примем, - заверил Оракул и зевнул. - Простите, не выспался. Знаете, чем хороша наша система? Развитой бюрократией! Где мальчик?
- Пока не нашли. Думаете, бюрократы нам помогут? - язвительно спросил Рунин.
- Может быть, - пропустил его колкость мимо ушей Оракул. - По крайней мере, когда ищут двое - я имею в виду вас и милицию, - шансы повышаются. Но соседство не очень приятное. Поэтому примем меры. Успокойте и поторопите исполнителей.
- Они делают все возможное и невозможное.
- Им за это платят. Работайте, я позвоню. Надеюсь дождаться наконец хороших вестей.
Услышав короткие гудки, Виктор Степанович сердито бросил трубку - не бегать же ему самому по улицам, высматривая пацана? Найдется паршивец, только вот когда?
XIII
Филатова сидела в машине напротив здания института, где училась ее дочь. Днем можно девочку не встречать, но сегодня надо ехать к портнихе на примерку. Дел столько, что остается лишь вертеться белкой в колесе. Николаю теперь все равно, ему уже ничего не надо, в отличие от оставшейся на грешной земле его жены, то есть вдовы. Вдовой, оказывается, быть тяжело. Раньше Нина Николаевна не задумывалась над этим - какой уж у ее Коли возраст, а тут… Сразу навалилась масса тягостных процедур - хорошо еще, Боря помог. Появилась необходимость постоянно думать о деньгах, имеющих отвратительную способность вдруг исчезать: вчера еще были, а сегодня их уже нет. И новых поступлений ждать неоткуда.
Господи, сколько проблем сразу! Чего стоит одно нездоровое любопытство милиции - приходят, выспрашивают, вынюхивают, считая себя в полном праве бесцеремонно вмешиваться в чужую частную жизнь. Еще раз спасибо Усову, взял на себя тяжкую обязанность говорить с бульдогом из уголовного розыска. Как она боялась, что в разговоре упомянут письмо, найденное у покойного мужа в столе, - вдруг Боря не выдержит, скажет. Но обошлось. Пока обошлось, а дальше?
Увидев дочь, выходившую из подъезда институтского корпуса, Нина Николаевна прищурилась, пытаясь разглядеть идущего рядом с ней мужчину: наверное, новый преподаватель?
Но тут она узнала его… Проклятый сыщик! Что ему здесь надо? Почти не помня себя от охватившей ее ярости, Нина Николаевна выскочила из машины, перебежала дорогу.
- Моя мама… - заметив ее, представила дочь Нину Николаевну.
- Мы знакомы, - слегка поклонившись, ответил Соломатин и улыбнулся. Его улыбка подействовала на Филатову, как красная тряпка на быка.
- Что вам надо? - она жалела, что не может стать выше ростом и поглядеть на него с презрением сверху вниз, уничтожающе, высокомерно. - Почему вы постоянно вторгаетесь в нашу жизнь, почему не даете нам покоя?! Отвечайте!
- Помилуйте, - развел руками Глеб. - Разве запрещено разговаривать с вашей дочерью?
- Вам - да! - отрезала Филатова. - Вы не разговариваете, вы допрашиваете, или как там у вас это называется?!
- Ваш муж покончил с собой при достаточно странных обстоятельствах, - осторожно подбирая слова, начал Соломатин. - У нас есть основания для некоторого беспокойства…
- Какие основания? - быстро перебила его Филатова.
- Послушайте, - Глеб начал сердиться, но сдерживал себя: зачем затевать с нервной и взбалмошной дамочкой спор на улице? Да и стоит ли ей говорить правду? - Настораживает отсутствие посмертной записки и ваш отказ от вскрытия тела. Наш долг разобраться…
- Вы? - Нина Николаевна побледнела. - Хотите сказать, что я сама угробила мужа? А вы ничего, с фантазией! - зло рассмеялась она, отступая на шаг от Глеба и меряя его презрительным взглядом. - Разобраться, помочь… Грош тебе цена вместе с твоей службой! Вы умные и прекрасные только в кино и книжечках, а в реальной жизни? Как защитите нас в случае опасности? Поставите пост, дадите телефон, по которому надо позвонить, когда придут убивать?
- Если не хотите, чтобы мы помогли, то мы не сможем помочь вовремя. Понимаете?
- Оставьте нас, - устало сказала Филатова, взяв дочь за руку. Они пошли к машине. Соломатин смотрел им вслед.
Усевшись за руль, Нина Николаевна спросила:
- Что ему надо?
- Не знаю, - помолчав, ответила дочь. - Он рассказывал о Николае Евгеньевиче.
Раньше Ирина всегда называла покойного Филатова папой, и "Николай Евгеньевич" неприятно резануло слух матери.
- Что же он рассказывал?
- Многое. Как работал, с кем дружил… Такое впечатление, что он прекрасно знает всю его жизнь. Лучше нас.
- Глупости, - отрезала Филатова. - От тебя он чего хотел конкретно?
- Ничего, - Ирина пожала плечами. - Оставил номер телефона.
- Дай сюда эту бумажку… - Нина Николаевна, держа руль одной рукой, требовательно протянула другую к дочери. - Ну?!
- Я его запомнила, - отвернувшись, ответила та.
- Тогда выбрось из головы! - приказала мать. Проклятый бульдог, задурил-таки девчонке голову. Как же, представитель романтической профессии, моложавый подполковник с интересной сединой.
- Мама, я не понимаю, что он сделал плохого? Разве мы виноваты в случившемся? Он мне объяснил, милиция имеет право…