- А у меня теща… - вздохнул мужчина. - Зачем вы с сумкой? Там хорошо кормят.
- Я знаю, - усмехнулся Глеб. - Но хочется домашнего, да и самому есть надо. Вот и хожу по магазинам, кругом очереди, в одном нет того, в другом этого.
- Такая проблема?
- Вы сами в магазины ходите когда-нибудь? Или получаете паек?
- Мне некогда ходить по магазинам, - ответил мужчина. - Я очень много работаю.
- Я тоже много работаю, - Глеба понесло. Он наконец получил возможность высказать все одному из владельцев обдававших его грязью автомобилей. - Но вынужден ходить по магазинам, поскольку мне спецпаек не положен. Не вошел в число избранных, не могу каждый день жевать баночную ветчину, крабов и заедать их сосисками из спеццеха. Я еще совсем юным был на встрече секретаря Ленина с комсомольцами. Интересные вещи она рассказывала. Оказывается, пайки ответственным работникам попросил давать сам Ленин. Правда, тогда царили голод, разруха, даже нарком продовольствия Цюрупа падал в голодные обмороки. Голод давно прошел, в обмороки никто не падает, а пайки остались.
- Слушайте, женитесь, я вам советую, - повернулся к Глебу мужчина. - Станете менее желчным, и будет кому ходить по магазинам. Вы, как я понял, холостяк?
- Допустим, я женюсь, но это не выход! Ваша жена не стоит в очередях, так? Значит, необходимо ликвидировать пайки, тогда супруга быстро разъяснит вам вечером, что почем, и заставит принять меры, чтобы все было на прилавках. У всех все будет, а не у некоторых, как сейчас.
- Примитивно мыслите, - процедил сквозь зубы мужчина.
- Значит, примитивно мыслили первые коммунары, говоря о равенстве, свободе и братстве? А какое же братство и равенство между мной и вами? Представьте, я не первый раз иду по этой дороге, но вы первый, кто предложил подвезти. Спасибо!
- Выходит, не все одинаковы? - оживился мужчина.
- Выходит, - согласился Глеб. - Но партия призывает к тому, чтобы коммунисты, независимо от занимаемого поста, были одинаково внимательны по отношению к людям, помня, что наш Союз - государство рабочих и крестьян, а не чиновного аппарата. Федор Глинка, участник войны 1812 года, сказал: "Многие, входя в свет, выходят из людей!" К сожалению, определенные категории работников аппарата тоже образовали некое подобие "света" и "вышли из людей". К еще большему сожалению, мы стали прямо говорить об этом только в последние годы.
- А вы максималист, - хмыкнул хозяин персональной "Волги". - И не боитесь так высказываться первому встречному?
- Надоело бояться. Вы считаете максимализмом обычную человеческую откровенность? Куприн говорил: "Я не червонец, чтобы всем нравиться!"
- Интересная позиция…
Глеб жалел о затеянном разговоре: что изменишь, высказав хозяину черного автомобиля то, о чем говорят и думают многие люди, таких автомобилей не имеющие, но зато имеющие возможность постоянно наблюдать со стороны жизнь "ответственных работников аппарата"?
Машина подкатила к воротам больничного парка и остановилась. Глеб еще раз поблагодарил и вышел. Хозяин персональной "Волги" только сухо кивнул в ответ.
Шагая следом за Глебом к проходной, хозяин персонального автомобиля Николай Евгеньевич Филатов укорил себя за проявленную слабость. Не взял бы в машину этого ершистого парня, не испортил бы себе настроение. Насмотрятся фильмов вроде "Покаяния" или "Забытой мелодии для флейты", начитаются статей в газетах, и давай - круши, ломай, - будто до них никто ни о чем не думал, не проявлял государственной мудрости, четко определяя, кому что положено. Главное - парень уже не сосунок, лет под сорок, значит, сдвинулось нечто в сознании людей, если сорокалетние начинают такие разговоры. Неужели действительно приходит пора переосмыслить, пересмотреть привычную позицию?
XI
Сидя у широкой кровати, Глеб ласково гладил мамину руку - родную, ласковую, много потрудившуюся на своем веку и такую до боли любимую. Самый родной для него человек лежал здесь, в этой палате.
- Мне приснился дивный сон, - улыбнулась мама. - Будто я с твоей бабушкой ходила на ярмарку в пору яблочного Спаса. Шумно, весело. Качели, орехи в золотой фольге, яблоки "Белый Кальвиль", печатные пряники с медом. Сейчас продают печатные пряники?
- Поищу, - пообещал сын.
- Не надо… - мама ласково погладила его по щеке. - Не рвись. Ты так устаешь. Подожди немного, я поправлюсь, приду помогать. Как твои сердечные дела?
- Сам не знаю, - пожал плечами Глеб. - Похоже, девушка серьезно больна эгоцентризмом и равнодушием.
- Если ты не ошибаешься, это плохо. Трудно тебе с ней будет.
- Не знаю, будет ли с ней что-нибудь вообще, - криво усмехнулся сын и перевел разговор на другую тему, начав выспрашивать, что еще маме привезти, кому из ее старых подруг позвонить…
Выходя из проходной больницы, он увидел черную персональную "Волгу" - рядом с водителем уже сидел "хозяин", сделавший вид, что не замечает своего недавнего попутчика.
"Все правильно, - подумал Глеб, привычно шагая по пустому шоссе к автобусной остановке. - Поговорили, он вроде как "в народ сходил". Теперь опять можно руководить… Так где искать печатный пряник на меду?"
XII
Фомин доедал поздний завтрак, когда позвонил Славка.
- Привет, - сказал он масляным голосом. - Михал Владимыч приглашает сегодня в физкультурно-оздоровительный комбинат с баней!
- Ладно, - буркнул Юрка. По крайней мере будет возможность поговорить с доцентом. Расклейка расклейкой, но тот обещал и в институт помочь, и с работой…
После парилки сидели за самоваром, прихлебывая из чашек ароматный чай - заварку доцент принес с собой.
- Размялся… - блаженно отдуваясь, говорил он. - Для человека умственного труда гиподинамия губительна, и живот растет, будь он неладен. Я спортом не занимался, не мышцы, мозги качал. Ага, вот и Александр Михайлович! Припозднился, мы уже кейфуем, - пожимая руку Сакуре, засмеялся Икряной. - Сходи попарься, мы не торопимся.
- Нет желания, - отмахнулся Александр Михайлович. Рядом с пышнотелым Икряным он выглядел поджарым мальчишкой. - Окунулся в бассейн - и пошел вас искать. Пиво баночное привез. Слава, распорядись, - приказал Сакура.
Славка достал банки с пивом, воблу, ловко очистил. Такой роскоши Юрка не видел давно. Пожалуй, сейчас, когда Икряной в благорасположении, стоит завести с ним разговор.
- Михаил Владимирович! - начал Фомин. - Как насчет работы и института?
- Молодой, торопится, - улыбнулся доцент. - Ничего, все правильно. Я тебе списочек документов подготовил, начинай собирать. Сам в приемную комиссию отдам. А с работой пока хуже: место еще не освободилось, придется подождать месяц, два… - Икряной отхлебнул пива и похлопал Юрку по колену. - Не тужи, мои дела хуже. Сезон кончается.
- Да, уплывут Митрофанушки до будущей весны, - заметил Александр Михайлович, обсасывая ребрышки воблы. - Кооператоры сейчас поболе твоего снимают.
- Там все фанерой выстелено, - вставил Славка.
- Какой фанерой? - непонимающе уставился на него Юрка.
- Дурная привычка к жаргону, - засмеявшись, пояснил Сакура. - Фанера - это деньги, понимаешь? Славик хотел сказать, что дали хорошие взятки. Рассудим: кто открывает кооперативы? Бывшие директора ресторанов, главные повара и прочий люд, уже успевший снять на работе все пенки. Голенькому кооператив открывать не на что! - он выразительно потер указательный и большой палец друг о друга. - Дотация от государства - просто прикрытие темных дел. Мы взяли, а теперь вроде как отдаем.
- Ненадолго это, - лениво возразил Икряной. - Сейчас хорошие деньги, пока кооперативов мало и народу туда любопытно ходить. Потом надо новую жилу разрабатывать, а если бороться за малое число кооперативных кафе, то никакой фанеры не хватит, чтобы перекрыть пути получения разрешений всем конкурентам.
- Кстати, о конкурентах, - повернулся к Юрке Сакура. - Расскажи нам о Куликовом побоище.
- Славка наболтал? - смутился Фомин.
- Скромничает, - подмигнув доценту, засмеялся Сакура. - Молчит, как один на шестерых пошел.
- А что такое? - уставился на них Икряной.
- Да тут, подвалили к нам шестеро на мотоциклах, - начал рассказывать Славка. - Один мне шлемом по башке треснул. А Юрка их как понесет, как понесет!
- Вы не очень там, - допивая пиво, с напускной строгостью пригрозил Икряной. - В милицию начнут таскать, а Юрий нигде не работает.
- Пристроить надо, - значительно сказал Александр Михайлович. - Юра, паспорт получил? Дашь мне, я тебя оформлю в одну контору. Надо же где-то числиться, пока места ждешь…
Потом Сакура рассказал пару пикантных анекдотов, развеселив компанию, выпил чаю и начал собираться, попросив Фомина проводить. На улице, взяв Юрку под руку, Александр Михайлович повел его по набережной в сторону здания Совмина РСФСР, сахарно белевшего на фоне голубого неба.
- Пройдемся, заодно поговорим без чужих ушей…
Далеко не пошли - Сакура облюбовал лавочку на тихой тенистой аллее.
- У меня к тебе, брат Юра, несколько неожиданная просьба. Побудило меня обратиться именно к тебе ваше ночное приключение.
- Да ну… Что вы, в самом-то деле, - смутился Фомин.
- Скромность не всегда прибыльна, - усмехнулся Александр Михайлович. - Мой хороший знакомый - человек не из бедных, но добрейшая душа, любит давать в долг. Люди нуждаются, он им не отказывает, а потом с трудом собирает собственные деньги: то у должников нету, то тянут. Просил помочь. Широкий мужик, не обидит. Возьмешься?
- Чем я могу ему помочь? Дать взаймы? - засмеялся Юрка. - Пока на объявлениях прирабатываю, и то на хлеб.
- Причем неплохой! - подхватил Сакура. - По скромным подсчетам - до трех сотен в месяц! А здесь, за помощь, сразу стольник. Дело пустяковое - взял один взаймы и не отдает, подлец. Мой знакомый ему на слово поверил, тот уж так плакал, что ребенка оперировать грозятся, а есть знахарки на Украине, надо поехать. Вот приятель мой и дал, дурень, без всякой расписки, а теперь должничок выставляет за дверь. А если с поддержкой к нему зайти, то вести себя будет по-человечески.
- Много должен? - поинтересовался Фомин.
- Много, - огорченно вздохнул Сакура. - Около трех тысяч. Порядочных людей мало осталось, но всем хочется в них верить. Правда?
- Правда, - согласился Фомин. Ничего страшного в предложении Сакуры не видел: ну, не отдает, и что? Отдаст! В школе тоже вышибали долги друг у друга. Правда, те долги были копеечные, но вернуть их - дело святое. Иначе зачем брал? И обещанные сто рублей не помешают.
- Спасибо тебе заранее! - горячо пожал ему руку Александр Михайлович. - Я позвоню завтра утром…
XIII
Николай Евгеньевич сидел, уставившись в точку, затерявшуюся в пространстве темнеющего неба за окном. Вновь и вновь мысленно возвращаясь к недавно состоявшемуся разговору с супругой - разговору неприятному, оставившему у него брезгливое ощущение собственной нечистоты, словно жил и живешь в выгребной яме, а не в квартире улучшенной планировки, в окружении любящей семьи. Любящей? Это просто бред. Все они только себя любят и даже пальцем не шевельнут ради другого, кто бы это ни был - брат, сестра, мать, отец, муж… Если и засуетятся, то только чтобы им самим не стало хуже, не исчез привычный источник и гарант их благополучия, позволяющий жить в удовольствие. Сегодня он ясно это понял, поговорив с женой.
Телефонный звонок отвлек от размышлений. Филатов взял трубку.
- Николай Евгеньевич? - осведомился долгожданный баритон. - Не помешал отдыху?
- Нет. Я ждал вашего звонка. - Филатов решил не крутить, пора брать быка за рога - и делу конец. - Сидел и прикидывал: позвоните еще или нет? И решил: непременно позвоните. Я вам нужен. Так? Или будете хитрить?
- Не буду, - грустно вздохнул баритон. - Зачем? Вы человек деловой, я тоже. Давайте поговорим?
- Насчет чего? - Николай Евгеньевич пожалел, что не подключил к телефонному аппарату магнитофон, но сейчас заниматься этим уже поздно. - Насчет предложения о взаимовыгодном деле?
- Прогресс! - засмеялся незнакомец. - Прошлый раз вы были полны негодования. А теперь заинтересовались?
- Решил исправить свою ошибку, - заверил Филатов.
- Ладно, не буду мелочным. Дело простое: хочу попросить вас помочь сущим пустяком - спустить дополнительные фонды.
- Кому и какие?
- Ай-яй-яй, Николай Евгеньевич! Опять бежите с факелом впереди паровоза. Нехорошо!
- Помилуйте, но как я буду решать и соглашаться, не зная, кому и какие фонды спускать? И вообще, зачем мы обсуждаем по телефону? Давайте встретимся.
- Во встречах нет необходимости, - сухо отрезал баритон. - Я хочу получить принципиальное согласие, а потом обещаю представить полную калькуляцию: кому, что именно, и в какие сроки.
- Вот так вот, да? - усмехнулся Филатов. - А я что буду с этого иметь? Хотя бы с принципиального согласия?
- Вопрос по делу. Будете иметь приличную премию.
- Какую премию? - не унимался Николай Евгеньевич.
- Я сказал: приличную, - терпеливо пояснил баритон. - И кредиторы ваши уймутся, особенно молодой человек с бриллиантовым колечком.
- Надо понимать, вы знаете того молодого человека?
- Как хотите, так и понимайте, - равнодушно ответили Николаю Евгеньевичу. - Не накликайте на себя новых неприятностей. Это совет.
- Я подумаю…
- Это полезно, - хмыкнули на том конце провода. И не делайте необдуманных шагов. Кстати, не рекомендую подключать к телефонному аппарату магнитофон. Всего доброго…
Николай Евгеньевич на мгновение испытал суеверный ужас: откуда баритон мог знать о его мыслях насчет магнитофона? Но тут же успокоил себя - сейчас все читают приключенческие романы, смотрят западные фильмы. Вполне естественно на всякий случай пугнуть своего собеседника.
Да, поговорили. Но делать что-то надо: судя по всему, баритон - мужик настырный и не отвяжется. Заявить на него в милицию? А что там сказать? Звонит, мол, неизвестный дядя и предлагает спустить кому-то дополнительные фонды за приличную премию? Кому и сколько? Но я, граждане милиционеры, этого не знаю, так же как не знаю, кто дядя и почему звонит?
Ну, а делать-то что? Согласиться и посмотреть, что за этим последует? Вдруг назовут руководителей управлений или трестов - станет яснее, откуда ветер дует? Но баритон уклоняется от встреч, ничего прямо не говорит и может просто продиктовать: что и какому управлению дать дополнительно. Потом сиди и гадай, а приличная премия - дело весьма эфемерное: сейчас манят ей, словно наживкой, а после покажут кукиш из-за угла.
И вдруг осенило: Борис Иванович! Вот кто может дать дельный, действительно дружеский совет - иронично-циничный Борис Иванович Усов, всегда удивительно правильно судивший обо всех делах, непревзойденный предсказатель служебных катаклизмов, друг и приятель многих высокопоставленных людей, да и сам человек заметный, всегда даривший Филатова благорасположением, приглашавший его на дачу и домой, не отказывавший в поддержке. Вот с кем надо переговорить.
XIV
Усов ждал у подъезда, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и зябко передергивая плечами под накинутым на домашнюю куртку темным плащом. Увидев "жигули" Филатова, Борис Иванович подошел, открыл дверцу и тяжело плюхнулся на сиденье рядом с Николаем Евгеньевичем. Тот резко тронул с места.
- Отъедем в сторонку. Не хочу торчать у подъезда…
Усов бросил на него испытующий взгляд и засопел:
- Газводишь таинственность… - Борис Иванович страдал дефектом речи, и часто вместо "эр" у него получалось "гэ".
- С чего ты взял? - Выбрав полутемный закоулок, Филатов остановил машину, достал пачку сигарет.
- Коля, не крути, выкладывай, что там у тебя? - Усов плотнее запахнулся в плащ, словно в машине тянуло сквозняком.
- Борь, я знаю, что ты с моей Нинкой жил, - глядя на лениво свивающиеся в невесомые ленточки струйки дыма сигареты, неожиданно для самого себя признался Филатов.
Борис Иванович, сидевший нахохлившись и глядевший прямо перед собой, не вздрогнул, не изменил позы.
- Ты приехал выяснять отношения? - тусклым голосом поинтересовался он. - Решил на старости лет мне морду набить?
- Ох, Боря, - горько усмехнулся Николай Евгеньевич, - если выяснять отношения со всеми, с кем она спала, боюсь, жизни не хватит. Тем более, я уже не мальчик, не на ярмарку, так сказать. Просто вырвалось. А может, не просто, может, хотел напомнить, что и тебе Нина не чужая?
- Ты объяснишь, наконец, что происходит? - повернулся к нему Усов.
- Борис! Мне не с кем посоветоваться, а дело серьезное, - Филатов примял в пепельнице сигарету, тут же вытащил из пачки новую, прикурил и начал рассказывать. Ему хотелось выделить в рассказе о событиях последних дней нечто самое существенное, только никак не получалось, и от этого Филатов сбивался, повторялся, перескакивал с одного на другое.
Усов слушал не перебивая. Когда Филатов закончил, Борис Иванович изменил, наконец, позу, слегка помассировал узловатыми пальцами затекшую ногу.
- Болячки, - вздохнул он. - Ты уверен, что этот друг, который названивает, действительно выполнит обещание? Может, стоит пойти в милицию? Поговоришь, там тоже люди есть, не все милиционеры того…
- Милиция! - фыркнул Филатов. - С чем идти? С рассказами про телефонные звонки и реальными долгами? Нинка дура, столько делов успела натворить! Грязи нароют, потом не отмоешься, все потеряешь. Послал Господь наказание.
- Положеньице, - крякнул Борис Иванович. - Думаешь, этот, ну, твой баритон, и вправду грозится?
- Откуда я знаю? Судя по тону, не шутит, а проверить, правда или нет, у меня желания не возникает. Черт знает, что эти люди могут сделать. Если тебя начнут везде топить, дочь изнасилуют, а сына покалечат, будет никак не легче, даже с милицией. Они же ко всем нам охрану не приставят…
- Ну это ты брось! - завозился на сиденье Борис Иванович. - Слава Богу, не в Чикаго живем, гангстеров здесь нету. Не думай даже о таком, а то спать перестанешь и наглупишь. Этому другу от тебя чего-то надо по твоей должности, я так понимаю. Зачем же калечить? Они вряд ли заинтересованы сводить знакомство с милицией, иначе уже было бы что-нибудь.
- И так есть. Давят меня, Боря, понимаешь? Давят!
- Психуешь! - отмахнулся Усов. - Если бы хотели просто задавить, а то сам говоришь: предлагают сделку. А ты потяни, посмотри, что будет, пообещай. Позвонят еще раз, проси в обмен на помощь расписку дочери. Ты же руку знаешь, так? Фальшивку не подсунут. А насчет фондов… Я бы в такой ситуации дал: шут с ними, пусть жрут! Но обязательно на легальных основаниях. Найди законные предлоги и дай в обмен на расписку и еще с них обязательств потребуй, гарантий оплаты. Понял?
- А как наверху? Вдруг не утвердят?
- Придется помочь, что поделаешь? - вздохнул Борис Иванович. - Сам говорил, что не чужие… Ну ладно, ладно, все между нами и похоронено. Давай подвези меня поближе к дому, поздно уже, устал я.