- Да какие к черту семейные! - вдруг сердито проговорил Саша, пытаясь подняться с пола. - Он же унижает тебя с садистским удовольствием, а ты сидишь, извиняешься неизвестно за что, будто и впрямь в чем виновата…
- А что, что он мог еще подумать, тебя увидев? Он и решил, что мы… что я…
- Да ну, слушать тебя противно… - махнул он в ее сторону рукой и побрел в ванную, осторожно держась за стеночку.
- А ведь он прав, Надька, - проводив его взглядом в спину, тихо произнесла Ветка. - И в самом деле - слушать тебя противно.
- Да почему?!
- Ну не дурак же он, твой Витя, в самом-то деле! Застал он нас на месте прелюбодеяния, видишь ли! Честный обманутый муж! Что он, очевидных вещей не замечает? Здесь же сыростью пахнет, и дверь открыта, и дети у тебя спать уложены… Все он увидел прекрасно, что к чему и как! Да и вообще… Это же он тебя сам бросил! Если б ты и в самом деле развлекалась на всю катушку - имела бы право! А он пришел тут проверять, видишь ли, соблюдает ли ему брошенная жена верность… Это неправильно, Надь, это действительно унижение, Саша прав…
- Прав, конечно, - подал голос из коридора Саша. Зайдя на кухню и усевшись на свое прежнее место, помотал мокрой головой из стороны в сторону, потом в упор уставился на Надю, помолчал немного. - Ты и сама понимаешь, что я прав. Нельзя так себя унижать. Надо выдирать себя из собственного рабства, а не искать ему всяческие оправдания. Иначе прорастешь в нем корнями, потом не выберешься.
- Ну почему - рабство? - Тихо-виновато возразила ему Надежда. - Это не рабство, это семья. Это терпение, это мудрость, в конце концов. Многие так живут. Да все почти!
- Ага. Многие вот так и убеждают себя, попадая в рабство. Еще и алиби себе для успокоения придумывают - любовь, мол. Если, мол, любишь - все вытерпишь. А только любовью в таких отношениях и не пахнет. Нету ее. Кураж власти есть, унижение есть, а любви - нету. Хотя внешне все красиво бывает - ни к чему не придерешься. Заботятся о тебе усиленно, целуют-обнимают, милым-дорогим через каждое слово называют…
- … Птичьи перышки себе, идеально-трезвому, милостиво почистить разрешают… - вставила свое ироничное слово и Ветка, стрельнув хитрым глазом в Надю. - А почему бы и нет? Почему бы и не потешиться, не полюбоваться своими сомнительными достоинствами? Очень же удобно! Да и приятно, наверное, когда по твоей дурацкой прихоти женщина себя голодовкой изводит, по салонам бегает, чтоб сделать из себя глупую куклу Барби. А когда захочется - и пнуть ее можно, к другой уйти. Но так, чтоб обратно ждала, чтоб волновалась, придет-не придет…
- Ну хватит! - рассердилась Надежда, стукнув ладошкой об стол. - Чего ты несешь такое, Ветка? Хватит!
- Чего, чего… Правду тебе несу, вот чего. А самое противное, Надя, знаешь в чем? Он ведь к тебе действительно вернется скоро. Вот увидишь - обязательно вернется. Потому что он слабый и злой, ему рабыня нужна. Кураж нужен. Саша прав…
Они замолчали неловко, сидели, уставившись в столешницу. Надя изо всех сил сдерживала слезы, проглатывала их в себя большими порциями, шмыгала изредка носом. Не хотелось ей при Саше плакать. И с Веткой спорить не хотелось. Хороша же подруга - разнесло вдруг ее на откровенность! При Саше-то зачем…
- Ладно, девчонки, поеду я домой. Там костюм мой подсох уже. Спасибо, - поднялся из-за стола Саша, - мне утром вставать рано. Поспать хоть немного надо.
- Спасибо тебе, Саш, за помощь… - подняла на него глаза Ветка.
- Да ладно, чего там… - махнул он рукой, выходя из кухни. Потом обернулся к Надежде, посмотрел на нее внимательно. И вдруг улыбнулся широко и коротко, так, что слезы ее, с трудом сдерживаемые, тут же и пропали куда-то. - Надь, мы созвонимся? - Спросил как ни в чем не бывало. - Работу-то мы тебе еще не нашли…
* * *
Утром Надежда проснулась с ощущением чего-то очень хорошего, происходящего в ее жизни. Хотя чего в ней было такого хорошего? Кругом одни сплошные трагедии. Не знакомство же идиотское с Сашей - это хорошее? Да и чего ей от этого знакомства? Подумаешь - работу он ей искать помогает. Это ж он из благодарности просто… Да и вообще - на что она может рассчитывать… Она ж далеко не красавица, как жена его, Алиса неведомая. Вот посмотреть бы на нее, на эту Алису, живьем…
Хотя отчего бы и не посмотреть? Женщина она теперь свободная, на кого хочет, на того и смотрит. И опять же частное расследование на месте стоит, которое она затеяла. Она ж нынче Даша Васильева, как это она забыла? И потому должна встретиться со всеми, так сказать, фигурантами. Надо вставать с раскладушки, кормить Артемку с Машенькой завтраком, сдавать Ветке на руки и вперед…
Дело оставалось за малым - адресок этой Алисы узнать. Можно, конечно, у Саши спросить, только неловко как-то. Да и не скажет он ей, начнет опять пытать, зачем да почему… Хотя у нее же домашний его телефон есть! Пит, помнится, в страшном находясь раздражении, все его телефоны сгоряча выдал. Если только она бумажку ту не потеряла…
Бумажка нашлась в сумке. Надежда уселась перед телефоном, вдохнула-выдохнула резко и набрала номер, с замиранием сердца стала слушать длинные нудные гудки.
- Алё… - возник наконец в трубке милый девчачий голосок.
- Ой, здравствуйте! Вы знаете, я знакомая Алисы, Сашиной жены, я ее срочно разыскиваю… - торопливо затарахтела Надежда в трубку, не переводя дыхания и от волнения полностью проглатывая букву "р", проклятущую и коварную, делающую ее голос по-детски смешным и несерьезным. - Будьте добры, подскажите мне, пожалуйста, где она живет. Мне очень, очень нужно!
- Ой, а я не знаю… - растерянно протянул милый голосок. - Я не знаю точного адреса, если визуально только… Мы с мамой один раз всего у них дома были, давно, еще перед их свадьбой…
- Ну, хотя бы визуально расскажите. Где это?
- А это угол улиц Белинского и Красина, там дом такой, серая пятиэтажка, и кафе на углу какое-то. Я не помню названия… А этаж, по-моему, третий. Или четвертый… А вы кто? Я вроде всех Алисиных приятельниц знаю. А ваш голос мне не знаком…
- Хорошо. Я найду. Спасибо вам!
Надежда быстро положила трубку, вздохнула с облегчением. Кто бы ты ни была, обладательница милого голоска, спасибо тебе. И прости, что назвалась подругой Алисы. Так вот и приходится нам, бедным Дашам Васильевым, всячески изворачиваться. Зато теперь визуальный адрес у нас есть…
Она быстро оделась, спустилась с детьми на первый этаж, позвонила в Веткину дверь.
- Надь, а ты куда? - спросила Ветка, моргая спросонья глазами. - Тебе ж не на работу! Давай кофе попьем?
- Нет, Ветка, некогда мне. Дела ждут, - передавая ей в руки Машеньку, протараторила Надежда. - Ты их не корми, они завтракали. Все, побежала я…
- Надь, постой! - окликнула ее Ветка в спину. - Ты на меня не обиделась за вчерашнее, нет? А то я полночи не спала.
- Да брось, ты что? Какие обиды?
- Да? Ну ладно. Иди тогда. Счастливо тебе.
- Ага, пока…
Выйдя из троллейбуса на улице Белинского, она медленно пошла в сторону улицы Красина, наслаждаясь теплым и нежным майским утром. Наверное, только в мае по утрам бывает так пронзительно-прозрачно небо, так нежна зеленая дымка деревьев, так неожиданно свеж и чист городской воздух. Впереди лето с его жарой, дождями, дачами, праздными отпусками… А май - радостное всего лишь предчувствие этого праздника, но что может быть лучше этого предчувствия-предвкушения? Все, все еще впереди, и до зимы еще так далеко, и, кажется, целая жизнь пройдет, пока она вновь придет со своими унылыми холодами…
А вот и она, серая пятиэтажка. А на другой стороне улицы - кафе. Надежда неторопливо вошла в тенистый двор, осмотрелась. Хорошо у них тут, тихо. Вон и бабулька какая-то на скамеечку со своим вязанием выползла. Из тех как раз бабулек, которые наверняка все и про всех знают. Что ж, Даша Васильева, просыпайся, приступай к своим основным обязанностям…
- Бабушка, а вы, может, знаете, в этом доме девушка живет, ее Алисой зовут?
- Знаю. А ты кто ей такая будешь? Зачем это она тебе понадобилась? - с удовольствием вступила в диалог бабулька, глянув на Надежду заинтересованно поверх старомодных толстых очков.
- Да мы с ней раньше работали вместе, подружками были. А потом она замуж вышла, уволилась и потерялась из виду. Вот, хочу найти.
- Да уж, вышла-то вышла… - грустно вздохнула бабушка. - А только недолго, смотрю, замуж этот ее продлился. Опять уж у матери живет. И чего вы такие нервные нынче, девки? Нас вот по молодости как замуж отдавали, так уж на всю жизнь. А вы все нынче вертихвостки! И Алиска твоя такая же! Видела ее тут недавно - не поздоровалась даже. Идет, волосюки свои рыжие распустила, ни на кого не смотрит…
- А в какой квартире она живет, не подскажете?
- Да вон, во втором подъезде, третий этаж, сразу направо. Я мать-то ее хорошо знаю, Алискину. И деда знавала, пока он тут, с ними жил. А потом уехал дед-то. Квартиру, говорят, свою купил. А недавно, слышь, его убили, деда-то. Совсем народ с ума сошел…
- И что, он сам себе вот так взял и купил квартиру? - присела на скамеечку к ней Надежда. - Он что, такой богатый был?
- Да нет, какое там… Рубаха с перемывахой, вот и все его богатство. Немцы, говорят, квартиру ему купили.
- Какие немцы?
- Да откуда я знаю - какие? Фашисты, наверное. Они ведь шибко об этом не рассказывали! Это мне их соседка потом посплетничала, что приезжали к нему какие-то немцы, много их было, а потом квартиру купили…
- Ладно, бабушка, спасибо. Пойду я, - заторопилась Надежда. С информацией получался явный перебор. Наверное, с головой у старушки не все в порядке, бывает такое к возрасту. Маразм называется. Немцев каких-то приплела, фашистов…
Двери ей в квартире на третьем этаже открыли сразу же, будто ждали ее прихода. Женщина околопенсионного возраста улыбалась приветливо, рассматривала Надежду виновато и доброжелательно, будто извинялась за что-то. Показалось даже, будто мучается она некоторой неловкостью. Так бывает, когда поздоровается вдруг с тобой на улице незнакомый человек, и идешь потом, и плечами пожимаешь - неловко как-то…
- Здравствуйте, я к Алисе… - тоже улыбнулась ей Надежда.
- Ой, а ее же дома нет! Да вы проходите, проходите, она вот-вот подойти должна. Идите на кухню, я как раз чай села пить! - обрадованно затараторила женщина. - Проходите сюда… забыла, как вас зовут…
- Меня зовут Надежда.
- Ну да! Правильно, Надежда! Вы ведь Алисочкина приятельница, да? Вы знаете, всех Алисиных подружек перезабыла, когда она от меня уехала! Теперь неловко так… Целый год прожила тут одна, одичала совсем…
- А Алиса, значит, теперь снова с вами живет?
- Ну да… - вздохнула горестно женщина. - Со мной… Пока папину квартиру на себя не оформит, тут будет жить… Она бы и сейчас там осталась, да опечатали ее, квартиру-то.
А папу убили. Такое вот у нас горе. Похоронили недавно… Да вы, наверное, и сами все знаете…
- Да, знаю. Примите мои соболезнования. Значит, это ваш папа был…
На чистенькой светлой кухне она уселась за стол, приняла от хозяйки чашку с чаем. Что ж, героиня детективов Даша Васильева тоже с фигурантами всегда чаи распивает. И ничего тут плохого нет. Подумаешь, чай. Нормальные человеческие отношения. Так и должно быть, наверное.
- Говорят, его наркоманы убили какие-то. А сначала - ужас! - на Сашечку подумали, на Алисиного мужа. Папа мой странным, конечно, человеком был, не все с ним умели ладить, но чтоб убить… Тем более, Сашечку он очень уважал! Можно сказать, только из-за него и пустил их к себе пожить. Да и то - что ему в такой большой квартире одному-то?
- А как она у него оказалась, эта квартира? - успела вставить свой вопрос в короткую паузу Надежда.
- Ой, вы разве не знаете эту историю?
- Нет, не знаю…
- Ну как же! Об этом даже в газетах писали десять лет назад… Хотя да, вы десять лет назад газет не читали, наверное. Ему немцы эту квартиру купили.
- Какие немцы? - настороженно подняла на женщину глаза Надежда. Господи, и эта тоже про немцев…
- Понимаете, мой папа, он всю жизнь был такой… необычный очень. Всегда за какую-то особую правду боролся, за справедливость, за истину… Ой, сколько у нас с мамой из-за этого неприятностей было! Он медик был, папа наш. Фельдшер. Медицинский техникум как раз перед войной закончил. Потом всю войну прошел, от звонка до звонка. А после войны направили его в Сибирь, в больничку поселковую, на лесозаготовки. Туда, где пленных немцев целыми лагерями держали. Папа рассказывал, как их даже в самые лютые морозы на работу гнали. Оно и правильно, конечно, по тем временам было. А папа в больничке офицерский состав лечил, ну и семьи их, конечно. И местных жителей тоже. А ночами тайком к пленным немцам бегал, болячки им обрабатывал, которые от обморожения образуются, лекарства давал всякие. Не было особо тогда лекарств-то. Да чего там - тогда даже и йод с бинтами в дефиците был. И своим не хватало, какие уж тут пленные. А папа считал, что раз он медик, для него все люди одинаковы. Страдают-то они одинаково! Человек, мол, что русский, что немецкий - для медика все равно человек. И такой он во всем был, всю свою жизнь на твердых этих принципах стоял…
- А если бы узнали? Что тогда? - тихо спросила Надежда, завороженная рассказом своей собеседницы. - Вот если бы поймали его с этим йодом да бинтами?
- Ой, что вы! Расстреляли бы на месте! И даже разбирать бы не стали никакие такие принципы! Что вы…
- Значит, он жизнью своей ради пленных немцев рисковал?
- Не ради немцев, а ради больных людей, говорю же вам! Для него все они были люди! Он, кстати, много пленных так вот от гибели спас. Я уж не знаю, каким таким образом, в истории не сильна, но некоторым даже удалось потом из этих лагерей домой вернуться. Отец уж и забыл напрочь об этой сибирской истории, как вдруг десять лет назад вот в этой самой квартире звонок раздался. Я дверь открыла, смотрю, люди какие-то странные стоят, не по-нашему лопочут. Потом один, который помоложе, выступил вперед, спросил по-русски, здесь ли герр Макарофф проживает… А нас тогда здесь ютилось - как сельдей в бочке! И я с мужем, и папа, и Алиска, и сестренка моя тоже с мужем да с ребенком…
Папа к ним вышел - ничего понять не может! Они, эти немцы спасенные, оказывается, его сами разыскали да приехали с благодарностями… Правда, из бывших пленных там двое старичков всего было, остальные все молодые, дети да внуки тех самых, которым отец йод да бинты тайком таскал. Поглядели они, видно, на наши условия да и купили отцу хорошую квартиру. Тоже из благодарности, значит. Уж как он отказывался! Кое-как мы его только уговорили. Потом все же переехал туда, чтоб молодым не мешать… Мы, правда, если по-честному, схитрить с сестрой хотели, разменять ту немецкую квартиру на две, да он не дал. Тоже из принципа. Раз, говорит, мне купили, я там и жить должен. Иначе обман получается. Мы уговаривали - он ни в какую. Ужас, как уперся. Представляете, как нам с сестрой обидно было? Вот такой он и был во всем, мой папа…
Всхлипнув тихонько, будто приличия ради, она утерла пальчиком слезу из уголка глаза, тут же улыбнулась и подвинула Надежде вазочку с вареньем:
- А вы пейте чай, пейте! Может, вам горяченького подлить?
- Нет, спасибо. А Алиса что, тоже очень хотела дедову квартиру? Для нее он тоже ее менять не хотел?
- Да он Алиску, знаете, вообще как-то не жаловал. А почему - не знаю… Внучка ведь она ему! Хотя она у меня девушка такая - слова за просто так из себя не выпустит. И сейчас вот молчит, молчит все… Я уж и так с ней, и этак! Думаю, она переживает из-за мужа, из-за Сашечки… Да и он тоже хорош! Обиделся он, видите ли! С дедом на пару! А что, что она такого сделала-то? Для него же и старалась, чтоб достаток в семье был… Да она с этого Саши, между прочим, пылинки сдувала! Такая была пара красивая! А он…
- А что она такое сделала-то?
- Да я ж говорю - ничего особенного! Когда они с Сашей к деду переехали, нашла в его документах адреса тех немцев, что к нему приезжали, да и написала им всем письма. И ничего такого особенного в тех письмах тоже не было, голая правда одна. Что живет, мол, ваш спаситель бедно очень, хоть и в хорошей квартире, вами купленной, что пенсия у него крохотная, что лекарства дорогие… Вам, мол, носил их тогда, жизнью рискуя, а себе теперь купить не может. Все, все ведь правда это! Ну, и номер счета своего в банке сообщила. Единственную только неправду и написала, что это дедов счет…
- Ну да. Единственную, но зато какую! - тихо пробормотала себе под нос Надежда.
- Что вы говорите?
- Да ничего, это я так… И что потом? Немцы начали деньги присылать?
- Ну да… А что в этом такого? Она ж не на себя одну тратила! Она ж и деда хорошо кормила, и Сашу с иголочки одевала. Даже лучше чем себя, между прочим! Он еще все удивлялся, что жена так много зарабатывает…
- А потом что было?
- А потом деду письмо пришло. Немцы, они же дотошные! Один нашелся такой зануда и решил проверить, все ли его деньги поступили на отцовский счет… А у него никакого такого счета и отродясь не бывало! Ну, папа тоже правдолюбец еще тот был, быстренько всю правду раскопал. Кричал на Алиску так, что весь дом переполошил. И даже палкой замахивался. Пришлось ей съехать, конечно. Да еще и Саша чего-то задурил… Не буду, говорит, с тобой больше жить, и все. А вы как думаете, может, у него просто другая появилась?
- Я не знаю. Вряд ли. - Потупив взор в чашку с чаем, тихо проговорила Надежда.
- А еще Алиска очень переживала, что дед и впрямь свою угрозу исполнит и завещание на квартиру напишет. Отдаст ее государству, или тем немцам, например, вернет. А что? Он мог такое сотворить, у него б не задержалось… А еще Петечка недавно рассказывал - это друг у них такой есть, они его Питом зовут, - что вроде как и на Сашу дед собирался квартиру свою отписывать…
- А с чего он вдруг так решил, этот ваш Пит?
- Да якобы Саша ему сам об этом сказал. Он после того случая, когда дед Алиску палкой выгнал, все захаживал к нему, продукты носил, лекарства, корм для собаки, ну, и все такое прочее. Сам-то папа далеко от дома не может уходить, ноги не держат. Так только, во дворе с собакой прогуляется рано утром да вечерком…
- А вы разве ему не помогали?
- Да я бы помогала, конечно, только Алиска запретила мне туда ходить. Раз, говорит, отказался от нашей помощи, пусть сам теперь и живет, как хочет, со своими дурацкими принципами… А когда узнала, что Саша к деду ходит - ух, как сердилась! Уж зря ей Петечка об этом рассказал, наверное. Уж смолчал бы лучше. Чего ее злить-то зря? У нее и без того все наперекосяк пошло. И с квартирой этой дедовой, и муж из хомута ни с того ни с сего выпрягся, и чего ему не хватало?
- А раньше что, в хомуте ходил, что ли? Как конь?
- Ой, а то вы мою Алиску не знаете! Она ж по-другому не умеет. Мы все вокруг нее на своих поводках ходим. И я, и Саша, и даже Петечка…
- А этот… Петечка ваш, он чей больше друг, Алисы или Саши?