- Ой, да разве их поймешь? Вроде с одной стороны он Сашин еще со школы друг, а только каждую свободную минутку около Алисы торчит. Он вообще мне очень нравится, Петечка этот. Неказистый, правда, зато Алиску хорошо понимает и любит, только в рот ей и смотрит. Ей бы такого мужа, Алиске-то. Чтоб поводку своему сам радовался. А что? Так ведь не бывает, чтоб все сразу. Чтоб и красивый был, и рядом на поводке шел. У красивых мужиков свои придури. А она этого не понимает никак - подавай ей обратно Сашу, и все тут. Что делать, если она такая вот выросла - никому своего не отдаст. Что к ней в руки попало, то при ней и остаться должно. А что - тоже принцип. Вся она в деда пошла, такая же упертая.
- Ну да. Только принципы у них разные получились. Прямо противоположные.
- Ну так она ж все-таки женщина… Она все для семьи старалась! Ой, да для любого мужика такая жена - просто подарок настоящий!
- Ну да. Подарок… Конечно же, подарок… - задумчиво поддакнула ей Надежда.
- Так и я о том же говорю! И все так думают! Один Саша у нас самый умный оказался, видишь ли! Ушел он! Жену бросил! Да разве таких жен бросают, скажите?
- Не знаю. Нет, наверное.
- А я вот все никак не спрошу… вы с Алиской в институте вместе учились, да? Смотрю-смотрю на вас, никак припомнить не могу?
- Нет, не учились…
- Работали вместе?
- Нет, и не работали.
- А… А кто вы тогда?
Надежда так и не успела рассказать Алисиной матери, кто она есть такая и что привело ее в этот дом. Хотела правду рассказать, да не успела. В прихожей громко хлопнула дверь, и нежно-властный женский голосок, продолжая, видимо, еще начатую за дверью фразу, поник звонким колокольчиком к ним на кухню:
- … А я говорю, что он у тебя тогда свою куртку оставил! Именно у тебя! Он не помнит, а я помню! И именно она, эта куртка, оказалась рядом с дедом!
- Да не было у меня никакой куртки, Алис! Ты что-то путаешь! - виновато пробубнил в ответ звонкому колокольчику знакомый Надежде голос. Вскоре и обладатель этого голоса нарисовался в кухонном проеме, возник нелепым колобком, уставился на нее удивленно.
- Ой, Петечка! Вы уже пришли! А вас тут вот гостья дожидается…
- Кто там пришел, мам? - выглянула из-за спины стоящего в дверях Пита Алиса. Отодвинув его небрежно, как тумбочку на колесиках, в сторону, она прошла на кухню, начала молча рассматривать гостью. Надежда тоже не отказала себе в любопытстве, уставилась на Алису оценивающе. Что ж, и правда, красивая. Правда, необычная. Легкая и прозрачная, как весеннее облачко. Летучие светло-рыжие колечки кудрей спутаны красиво и вроде бы небрежно, но за небрежностью этой столько изыска прячется, что так и тянет их рукой потрогать, ощутить их ласковую упругость. И кожа на лице необыкновенная, будто золотом светится. И косметики - никакой, лишь губы сияют перламутром, светло-рыжим, под цвет волос. Даже ресницы не накрашены, и оттого большие зеленые глаза в окружении их густых белесых пушинок кажутся будто странной дымкой подернутыми, совершенно прозрачными, как у холодной царевны-Несмеяны из детской книжки. Хотя и есть в этих глазах что-то такое… злобное. Обволакивающее, как белый горький дым от костра. Или как липкая паутина, в которую попади только, и назад уже не выберешься. Запутаешься в ней и зачахнешь, и выбраться уже никогда не сможешь…
- А вы кто? - первая нарушила взаимное разглядывание Алиса.
- А это и есть та самая Надежда, между прочим, о которой я тебе говорил, Сашкина спасительница со скалкой, - пояснил ей Пит, выскочив на полшага вперед с того места, куда определила его властно-небрежным жестом Алиса, - видишь, я прав оказался - наш пострел везде поспел…
- Пострел - это я? - улыбнулась ему беззлобно Надя. - Или Саша?
- В данном конкретном случае это вы, конечно. Сашино поведение мы с вами, как вы сами понимаете, обсуждать не будем. Да и кто вы такая вообще? И чего сюда приперлись, интересно? Что вам здесь надо?
- Да теперь уже ничего, собственно. И так все ясно. Ладно, извините, мне пора. Спасибо за чай…
Мать Алисы кивнула ей молча, испуганно перевела глаза на дочь. И тут же будто съежилась под взглядом дымчатых паутинистых глаз, тихо вздохнула-всхлипнула:
- Ой, Алисочка… Я ж думала, это подружка твоя какая…
- Мам, ты что… - будто сдерживая снисходительное раздражение, насмешливо проговорила Алиса. - Нельзя быть такой простодушной, ей богу, тем более в твоем возрасте. Пускаешь в квартиру неизвестно кого. Надеюсь, ты с нашей гостьей подробности моей интимной жизни не обсуждала? Хватило у тебя ума? Или наша гостья не мной, а моим мужем интересовалась?
- Да нет… Я только… Нет, Алисочка… - залепетала виновато мама, стрельнув в Надежду сердито глазом.
- Ладно, понятно. Не удержалась, значит. Опять поносом общения мучилась. Что ж у тебя за потребность такая, мам, перед всеми наизнанку выворачиваться?
- Да мы просто поговорили, чайку еще вот попили, и все. Мне же скучно, Алисочка. Все дома да дома. Ты ведь и не поговоришь со мной никогда…
Надежда поднялась со стула и направилась было в прихожую, но Алиса легко придержала ее за локоток, взглянула своими глазами-паутинками, улыбнулась вежливо:
- Да вы погодите, девушка… И впрямь, чего вы приходили-то? Спасибо вам, конечно, за Сашино алиби… Наверное, он с вами рассчитаться забыл, да? Он у нас вообще такой, очень рассеянный. Все в облаках витает. Мы сейчас в ссоре с ним, но это ненадолго, я думаю. В облаках, знаете ли, долго продержаться тоже невозможно, когда-то и на землю нашу грешную спускаться приходится. Это очень хорошо, что вы прямо ко мне пришли. Не стесняйтесь, скажите - сколько вы хотите?
- А я за спасение людей денег не беру, знаете ли. Тут я с вашим дедушкой совершенно и полностью согласна. А приходила я так - на вас посмотреть…
- И что, посмотрели?
- Ага.
- И каков результат? Понравилась?
- Очень… Вы очень красивая, Алиса. Всего вам доброго. Прощайте.
Она прямо взглянула в ее глаза и слегка отшатнулась даже. Лучше бы не смотрела. Вблизи они оказались совсем, совсем некрасивыми. Горел в них темный недобрый огонь душевной муки и злобного будто отчаяния, или болезненной страсти какой, а может, и обиды неутоленной. Настасьи Филипповны глаза, ни дать ни взять. Достоевщина. Чур меня, чур…
Она высвободила локоть из ее цепких тоненьких пальчиков и торопливо выскочила за дверь, каким-то чудом справившись со сложным замком, застучала каблуками по лестнице. Почему-то поскорее хотелось на воздух, хотелось уйти подальше от этого дома, от этих тягуче-злобных бездонных глаз в обрамлении светлых ресниц, будто тянулась из них за ней вслед тонкая крепкая паутинка. Догонит сейчас, схватит за горло и начнет душить, как глупую муху… Давешняя бабулька так и сидела на скамеечке, уткнувшись в свое вязание. Проходя мимо, Надежда мысленно попросила у нее прощения за несправедливые подозрения в старческом маразме - немцы-то действительно в этой семье были! И немцы, и дедушкина квартира, и убийство…
Выйдя со двора, она тихо пошла по улице, рассеянно вглядываясь в нежную зеленую дымку деревьев. Над городом, в празднично-свеженьком небе плыли белые вольные облака, равнодушные ко всему здесь, на земле, происходящему. Почему-то представилось ей, как с одного из них падает Саша. Падает и летит прямо в руки к своей хрупкой и властной женушке, такой необычной, такой красиво-прозрачной, такой на первый взгляд золотисто-нежной… Она вздохнула жалобно и кротко, невольно потрогала себя за талию. Хотя можно было и не трогать, и так все понятно, чего там… Она-то уж точно никогда такой празднично-худой да прозрачной не станет. Складочка на талии уже достаточно прочно обосновалась на своем законном месте, выползла неприятным раздражающим бугорком. Куда ей, коровушке толстомясой. Что делать, раз организм непослушный все время еды требует, не продержишься же всю жизнь на этой проклятой голодовке! Ну вот почему, почему одним дает матушка-природа эту хрупкость-стройность за просто так, а других таким счастьем обделяет? Несправедливо же!
Вспомнился ей тут же давний разговор с Веткой на эту тему. Как всегда, у той был свой взгляд на Надину проблему, абсолютно неординарный.
- … Да ты просто перестань, Надька, ритуальные пляски вокруг холодильника устраивать, вот и все! Думать о еде перестань, как таковой!
- Да как же перестать о ней думать, Ветка. Кушать очень уж хочется…
- Ну, не знаю… Мне кажется, это вообще несколько обидно - о еде думать. Приплясывать над ней, колдовать там чего-то со специями, силы душевные во всякие вкусности вкладывать…
- Ну почему - обидно? Это ж, между прочим, культура! Это ж наука целая - вкусно готовить! Кулинария называется.
- Ну если ты все это безобразие уважительно наукой называешь, тогда толстей на здоровье! А то захотела сразу и рыбку съесть, и все другие удовольствия заодно получить! Так ведь не бывает, Надька.
- Да то-то и оно, что не бывает. Я ж не виновата, что эта рыбка очень уж вкусная…
- А я бы, знаешь, слово "вкусно" вообще к еде не присобачивала. Пусть еда будет только едой, и все. А вкусным будет чего-нибудь другое. Хорошая книжка, например, или дельная мысль. Или любовь. А что? Ты вслушайся, как звучит хорошо - вкусная любовь! Да в мире столько всего этого вкусного есть, а ты вокруг какой-то там еды танцы танцуешь…
Надежда и сейчас тихонько рассмеялась про себя, вспомнив этот их забавный диалог. Все-таки интересная она женщина, ее подруга Ветка. И чем-то неуловимым, кстати, на Алису похожа. Если Ветку приодеть, пару раз в салон дорогой сводить, то очень даже вполне… Такая же изысканно-хрупкая, тот же неуловимый взгляд, зеленый, нежно-дымчатый… Только без всяких паутинок, конечно же. В Веткиных глазах не паутинки, в них что-то другое есть. Доброе, любящее, искрящееся. В них правда есть, своя, Веткина. Нет, не похожа она на Алису, совсем не похожа… И вообще, хватит уже об этой Алисе думать. Вот же черт, так и лезет теперь в голову!
Хотя как, как это о ней не думать? Как раз думать ей сейчас об Алисе и надо. Она ведь не для того к ней пошла, чтоб красотой ее любоваться. Даша она Васильева или кто? Значит, надо рассмотреть эту Алису сейчас под лупой, как очередного фигуранта субъективной стороны преступления. Итак, что мы с этого имеем, уважаемая Даша Васильева? Был интерес у Алисы дедушку убить? Был, и еще какой. Квартира-то дедушкина могла вот-вот из рук уплыть, а она этого очень не любит, когда из рук чего уплывает… А Сашу подставить интерес был? Тоже был. Хотя и сомнительный. Саша как объект собственности мог запросто кануть в небытие, за убийство Уголовный кодекс ой как по головке не гладит… И еще что-то было там такое, очень важное… Что-то Алиса сказала такое… Что они временно поссорились, и он к ней вернется? Нет, не то… Думай, Надежда, думай… Ты же Даша Васильева, вот и думай… А, вот! Вспомнила! Они же про куртку Сашину с Питом говорили, когда в квартиру вошли! Алиса утверждала, что Саша ее у Пита забыл, а тот изо всех сил отпирался… А что, если и правда он ее у Пита забыл? Тогда же все очень просто получается, до ужаса просто! Пит убил деда, бросил рядом бутылку с Сашиными пальчиками, немножко поодаль его куртку… А сначала Сашу довел, как говорится, до нужной кондиции. Может, и в стакан ему какой-нибудь гадости подсыпал, и выбросил из машины где-нибудь на окраине. Он же не предполагал, что дружок его так быстро очухается, что дом перепутает, что я ему дверь открою да скалкой по голове ошарашу! Да, все так, все в одну цепочку складывается. Вот если б Саша еще сам вспомнил, когда он у Пита свою куртку оставил - цены бы ему не было. Тогда бы можно было и к дознавателю со всем этим хозяйством идти. А может, как-то помочь ему все самому вспомнить? Только как? Может, снова на обед напроситься? Хотя обед в кафе - это не та совсем обстановка…
А она вот что сделает - она на ужин его к себе пригласит! Имеет право, в конце концов! После вчерашнего инцидента с Витей, надо полагать, вообще можно считать себя женщиной совершенно и окончательно свободной… Так, решено. На сегодняшний вечер назначается ужин с бывшим подозреваемым, и с одной только конкретной благородной целью - сделать из этого несчастного подозреваемого абсолютно праведного потерпевшего-обвинителя…
Приободрившись, она быстро зашагала в сторону автобусной остановки. Дел впереди - невпроворот. Надо зайти в магазин, прикупить что-нибудь вкусненькое для ужина, и свечи можно купить, чтоб создать спокойную обстановку, и вино… Интересно, что там еще полагается для домашнего ужина с мужчиной? Жаль, опыта нет. Как-то не устраивала она раньше романтических ужинов. С Витей все было гораздо проще. Вите эти ужины да свечи вообще были по фигу, ему чистота в доме нужна была, вкусная еда в холодильнике да ее блондинисто-худой презентабельный вид ко всему этому впридачу. И все. Только непонятно, почему к другой ушел - она все его капризы с покорностью овцы ежедневно, можно сказать, даже ежечасно исполняла. Только вот до уровня нужного так и не дотянула, поди ж ты… Да и бог с ним. Ушел и ушел. Некогда ей о нем плакать. У нее романтический ужин на носу, а в холодильнике дома - мышь повесилась…
* * *
Стол она накрыла очень красиво. Можно сказать, изысканно. И даже шампанское в ведерко поставила - взяла напрокат у Ветки. Откуда у нее взялось это ведерко, Ветка и сама не помнила. Держала там свою портняжную мелочь вроде пуговиц да замочков-крючочков всяческих, и вот надо же, по назначению пригодилось. Хотя Ветка ее насквозь с этим ведерком обсмеяла. Ты бы, говорит, еще скатертью бархатной стол накрыла да лакея с ливреями напрокат взяла…
Саша, конечно, удивился поначалу ее приглашению, а потом ничего, даже обрадовался. А может, ей показалось, что обрадовался. Или она просто очень хотела, чтоб он обрадовался… Позвонил в дверь ровно в семь, из минуты в минуту, она едва успела переодеться. И цветы ей вручил. Пять больших свежих роз в хрустком целлофане. Все, как в кино. И начался их ужин тоже как в кино - шампанское по бокалам, салатики по тарелочкам, чокнулись-пригубили, в глаза друг другу глянули бархатно… Только вот разговор потом пошел не киношный, уж больно не терпелось ей ситуацию с курткой этой дурацкой прояснить, так и подпрыгивала на месте, как лихорадочная. Вот Даша Васильева, та никогда от нетерпения не подпрыгивает, у нее все чинно-важно происходит, будто в замедленном каком действии. И вопросов неожиданных Даша Васильева тоже в лоб не задает. И ответов на них срочных не требует…
- Саш, ну вспомни, пожалуйста! Все до мелочей, что в тот день было, вспомни! Ты сам Питу позвонил, или он тебе?
- Ну да, он в обед мне позвонил… Сказал - настроение хреновое, давай, мол, посидим где-нибудь. Я согласился - почему нет? Машину оставил на стоянке, в тот бар, куда он сказал, пешком пришел. А почему ты спрашиваешь об этом, Надь? Зачем тебе?
- А Пит? Он на машине туда приехал?
- Не знаю. Не помню. Может, и на машине. Я пришел, он уже там сидел, меня ждал.
- А потом?
- А что потом? Посидели, поболтали, водки попили. Только я почему-то сразу отключился, не помню ничего. Правда, не помню! Со мной впервые такое было, полнейший провал в памяти.
- А тебе не показалось это странным?
- Да ничего мне тогда уже не казалось! Говорю же - будто сознание потерял. Выпал, провалился куда-то. Потом очнулся на газоне, за скамейкой. От запаха, наверное. Голова рядом с урной лежала, из нее так воняло мерзко… Я поднялся и снова упал, голова закружилась. Вернее, она не кружилась, а будто пространство передо мной туда-сюда двигалось, на части расслаивалось. Странное такое ощущение… Потом, помню, я шел и не узнавал ничего - где я, что я… А потом показалось, что я в свой родной двор вошел. Кстати, ваш двор действительно наш чем-то напоминает, и дом тоже похож… Кто-то из подъезда как раз выскочил, ну, я и вошел. А дальше ты уже знаешь…
- Да, знаю. А утром за тобой уже пришли. Ведь так?
- Нет, не утром, ближе к вечеру. Я дома спал.
- А ты не удивился, почему за тобой так быстро пришли?
- Нет. Я еще в себя не пришел. Мне, помню, про деда говорят, про убийство, про бутылку с отпечатками, а я не понимаю ничего, только головой трясу… Да, еще мне куртку показали - ваша, мол?
- А ты что?
- А что я? Ответил, что она моя, только я ее потерял давно. Они еще посмеялись, что вроде пить меньше надо. Что потерял я ее совсем недавно, всего лишь этой ночью. И в очень хорошем месте - рядом с убитым. Вот тут и пришлось им рассказать, что ночь я провел здесь, в твоей квартире…
- Понятно. А когда ты свою куртку потерял? Вернее, при каких обстоятельствах?
- Ой, да не помню я! Потерял и потерял. Правда, Алиса все время ворчала, что я ее потерял. Она мне ее из Испании привозила, якобы бешеные деньги на нее там потратила. Всего меня, помню, изгрызла. Терпеть не может, когда ею самой купленное пропадает куда-то. Прямо физически страдает.
- А как эта куртка могла попасть на место преступления, ты не задавался вопросом?
- Да, я думал об этом, конечно. Да и спрашивали меня потом… Только этого теперь никто уже не узнает. Убийство деда все равно на наркоманов спишут, я так понял.
- Спишут-то спишут, это им раз плюнуть… Вопрос в другом - где ты ее мог оставить? Ведь кто-то же прибрал ее к себе! И прибрал именно с определенной целью! И этот "кто-то" из числа твоих знакомых. Так что вспоминай, Саша, где ты ее оставил! Или лучше - у кого оставил. Вспоминай! Очень тебя прошу!
- Нет, не помню. И вообще - отстань от меня с этой курткой. Тебе-то она зачем?
- А ты, случайно, не у Пита ее оставил? А что? Бывает же. Пришел в куртке, ушел без куртки… Я вот, например, иногда долго какую-нибудь вещь ищу, а потом она у Ветки оказывается, лежит себе преспокойненько…
- Это ты к чему сейчас про Пита спросила? Ты хочешь сказать, что это он, что ли, мою куртку туда подкинул? И деда убил, да? Ты что, Надь?
- А что я? Алиса вот, например, тоже считает, что именно у Пита ты ее и оставил…
- Откуда ты… Ты что, ходила к Алисе?!
- Ну да, ходила.
- Зачем?!
- Затем! Затем, что очень выяснить хочу, кто тебя так жестоко и бездарно пытался под убойную статью подвести!
- Господи, да Пит-то тут при чем? Он же мой друг!
- Ну да. Он еще и Алисин друг по совместительству. И влюблен в нее с детства. И на тебя обижен жутко, что ты ее бросил. Так что у него куча мотивов, как видишь.
- Надь, ты хоть понимаешь, какую чушь ты несешь?